Под флагом цвета крови и свободы

– Хорошо. Хорошо… – Медленно, словно слепая, она повернулась к Винченсо Алигьери и заговорила низким, свистящим шепотом: – Прошу прощения, капитан, что мое влияние в команде показалось вам слишком значительным, чтобы позволять мне и дальше находиться рядом с людьми, которых я когда-то сама набирала вам в подчинение. Прошу прощения, что после восьми дней на необитаемом острове с умирающим другом на руках я дерзнула потребовать справедливости у того, кто славился ею прежде – что бы о нем ни говорили в других отношениях! Прошу прощения за то, что за целых семь лет я не добыла для вашей команды ни одного человека, который был бы достаточно честен, чтобы выступить вперед в эту самую минуту и раскаяться в своем предательском молчании!..

– Мисс Морено!.. – одернул ее Рэдфорд-старший, но Эрнеста мгновенно обернулась к старому пирату с такой яростью, что казалось, будто она готова была наброситься на него, как дикая кошка:

– Вы хотели извинений – вы их услышали, сэр! – а других вы от меня не дождетесь, даже если простоите здесь тысячу лет! Если же вам этого не довольно, – тяжело дыша, она перевела взгляд на Эдварда, а с него – снова на своего бывшего капитана, низко опустила голову на грудь и произнесла уже тише, начисто лишенным какого-либо выражения голосом: – Я отказываюсь от всех претензий к мистеру Винченсо Алигьери и желаю примирения с ним.

В гробовом молчании она и капитан «Кобры» пожали друг другу руки – вернее, на мгновение соприкоснулись ледяными ладонями и сразу же отдернули их. На лице мужчины при этом, как он ни старался сохранить спокойно-любезное выражение, написалась самая настоящая ненависть; Эрнеста же по-прежнему не поднимала головы, так что трудно было различить, что больше отразилось в ее глазах – ярость или боль. Едва она отступила от бывшего друга, как Джек Рэдфорд сразу же обнял ее за плечи и передал терпеливо дожидавшемуся Генри, а сам подошел к отцу и встал между ним и Эдвардом.

– Итак, дело сделано? Теперь он свободен? – настойчиво спросил он. Властитель Меланетто смерил его долгим, довольно странным взглядом – выражение его при всем желании сложно было определить однозначно – затем покосился на команду Алигьери, столпившуюся вокруг своего капитана, и махнул рукой, тем самым дав понять, что разговор окончен. Послышались облегченные и недовольные голоса, когда Дойли, осознав, что более его никто не держит, недоуменно повернулся к Джеку:

– Разве я тоже возвращаюсь?

– Разумеется. Ну же, господин подполковник, не тяните, – сжимая его локоть и выразительно косясь по сторонам, пробормотал тот. Эрнеста, уже справившаяся с собой, мгновенно оказалась рядом и втиснулась между ними, плотно прижавшись к Эдварду.

– Пойдемте отсюда, – тихо проговорила она, не поднимая головы. Джек молча взял ее за руку; Эдвард на всякий случай положил свободную ладонь на рукоять сабли – однако препятствовать им, вопреки ожиданиям никто не собирался: пираты молча давали дорогу команде «Попутного ветра», посматривая на них не слишком враждебно и даже с некоторой долей понимания. Открыто выражать свое сочувствие они не решались – слишком сильны были страх и уважение, испытываемые ими к капитану Рэдфорду-старшему – но пока Эрнеста, пошатываясь, шла к выходу, ее не раз и не два похлопывали по спине, вскакивая, дотрагивались до ее плеч и пожимали руки.

На улице уже царила глубокая ночь, хотя от яркой луны было светло, почти как днем. Оказавшись в относительной безопасности, Морено сразу же отпустила руку Джека и пошла отдельно: тихо, чуть слышно ступая и низко опустив голову, словно во сне. Пару раз Эдвард пытался взять ее за локоть, но, ловя предупредительный взгляд капитана, останавливался.

Уже начинался отлив, и по вечерам берег довольно сильно заливало, однако Эрнеста, словно не замечая этого, направилась прямиком к темной кромке воды. Добравшись до нее, она легко и привычно опустилась на мокрый песок, подтянув к груди колени – самые сильные волны моментально принялись настойчиво облизывать носки ее сапог, но девушка, похоже, даже не замечала этого. Эдвард подошел сзади, тяжело и неловко ступая. Поерзал, усаживаясь рядом, ковырнул каблуком сапог и тяжело вздохнул – видно, тоже не знал, как начать разговор. В другое время Эрнеста наверняка помогла бы ему – вызвать этого человека на откровенность было задачей не из сложных – но теперь она молчала.

– Вы не обязаны были делать это, – наконец глухо уронил Дойли, искоса наблюдая за ней. Эрнеста молчала, положив подбородок на колени. – Ваш друг наверняка был для вас намного важнее меня. Я… Я просто не знал про этот ваш дурацкий закон! А если бы и знал – что же мне еще оставалось делать? Ваш бывший капитан явно не проявил бы благородства, – все больше горячась, выпалил Эдвард и буркнул, отворачиваясь. – Но вам все равно не обязательно было выбирать меня.

– Билл мертв, – безо всякого выражения отозвалась Морено. Дойли, растерявшись, обернулся к ней:

– Что?

– Он мертв, а вы живы. Уже одно это делает вашу жизнь ценнее его памяти, – шепот Эрнесты сливался с шорохом волн, и казалось, будто на его вопрос отвечал уже не живой человек, а само море, шелестевшее у их ног. – Ничто не вернет мне Билла. Ничто не оживит моих родителей. Ничто не превратит мою команду в тех честных и верных людей, за которых я когда-то была готова отдать жизнь. – Черные глаза ее внезапно сверкнули каким-то странным выражением. – Я не могла позволить смерти забрать у меня еще и вас.

– Все мы когда-нибудь умрем, сеньорита, – пожал плечами Эдвард. – Прежде, когда я ловил пиратов и спрашивал их о том, как же они не побоялись зарабатывать на жизнь столь гнусным способом – знаете, что они мне отвечали?

– Знаю, – с невеселой усмешкой отозвалась Эрнеста. – Сама прежде частенько говорила, что вчерашний день уже прошел, сегодняшний принадлежит нам, а завтрашнего может и не быть. Это не опровергает моих слов, мистер Дойли, – вытянув тонкую смуглую руку, она по запястье погрузила ее в морскую воду у своих ног и медленно подняла обратно: в лунном свете сверкающие капли казались куда большими драгоценностями, чем многочисленные золотые кольца, тускло отсвечивавшие гранями вставленных в них камней. – Однажды это все закончится. Непременно закончится… Море всегда столь же жестоко, сколь и щедро – оно дает сегодня то, что отнимет завтра. Все мы здесь – случайные попутчики, мистер Дойли. Сегодня, когда Винченсо собирался выстрелить мне в голову, я это особенно хорошо поняла.

– И все же вы заступились за меня, – возразил Эдвард. – Вы согласились простить Рэдфорда и вернуться на «Попутный ветер». Разве случайные попутчики стоят таких жертв? Море не может забрать того, кто не желает уходить…

– Я же сказала: все это однажды закончится. И когда это произойдет, – Эрнеста внезапно накрыла его ладонь своей и крепко стиснула, – я не хочу, чтобы вы вспоминали обо мне со стыдом или отвращением. И сама не хочу… не хочу ни о чем сожалеть, – она крепче сжала его руку и искоса взглянула на спокойное лицо мужчины: – У вас есть хоть одно хорошее воспоминание обо мне, а, мистер Дойли?

Мгновение Эдвард в замешательстве глядел на нее и, казалось, колебался; затем слабая, но теплая улыбка родилась на его губах:

– Множество, сеньорита. Как и у любого, кто достаточно близко знаком с вами.

– Простите меня, – серьезно проговорила Морено, все еще не отпуская его ладонь. – Простите, что прогнала вас от себя сегодня. Впредь я не буду к вам несправедлива.

– Я нисколько не… – начал было Дойли, но, случайно заглянув в ее непроницаемые черные глаза, чем-то похожие на расстилавшееся у их ног ночное море, предпочел свернуть свою любезную, но неуместную ложь. Вместо этого он лишь крепче сжал все еще лежавшие в его ладони прохладные тонкие пальчики – до сих пор не верилось, что эти руки скрывают в себе достаточно сил, чтобы одинаково ловко управляться с веслами, парусами, канатами, оружием и еще Бог весть чем – и уселся поудобнее, давая отдых усталому телу.

Должно быть, он все-таки сошел с ума – иначе как еще объяснить то, что, сидя на грязном песке, едва не убитый по сумасшедшим законам преступников и покорно дожидающийся, пока эта полудикая пиратка соберется со своими мыслями и согласится идти дальше, он, бывший подполковник Его величества, а ныне простой подштурман Эдвард Дойли, был до неприличия, до дрожавшего в груди еле сдерживаемого смеха – счастлив?!..

Мокрый песок негромко зашуршал позади них.

– Надо идти, Эрнеста. Здесь оставаться небезопасно, – настойчиво сказал Рэдфорд – без обычного неодобрения, всегда звучавшего в его голосе, когда он вынужден был наблюдать их обоих вместе. – Мистер Дойли, прошу вас, – внезапно он протянул вперед руку, и Эдвард, подумав, ухватился за нее, вставая, после чего сам помог подняться Эрнесте.

– И ты прости меня, Джек, – неожиданно спокойно и почти кротко проговорила она, нисколько не сопротивляясь тому, как капитан осторожно поймал ее за локоть. – Я ведь слышала о том, как тебя бросили в открытом море после бунта, а потом ты опять объявился…

– Чего уж там, – отворачиваясь, пробормотал Рэдфорд; из-за его плеча светились любопытством глаза в очередной раз возникшего словно из ниоткуда Генри, но на сей раз даже Эдвард покосился на него без привычной злости, а Морено и вовсе шла дальше, лишь с рассеянной усмешкой потрепав юношу по встрепанным кудрям и отвернув его лицо в сторону:

– Не подслушивай, мелочь… Надо было мне тогда все бросать, брать Билла в охапку и идти к вам в команду. Помнишь, как мы с тобой в детстве мечтали, Джек?.. Скажи, принял бы меня тогда, а? – она снова странно улыбнулась, заглядывая в лицо Рэдфорду. – Если бы мне, а не тебе это было бы надо – принял бы?

– Куда б я делся, – хмыкнул капитан, отводя взгляд; в его голосе отчетливо слышалась глухая тоска напополам с болью. Неожиданно он незаметно почти для окружающих, но наверняка ощутимо для самой Эрнесты стиснул ее руку чуть выше локтя и вымолвил глухо, чуть слышно: – Это ты прости меня, слышишь? За то, что не пришел, когда капитан Антонио… когда он и миссис Морено… – было видно, что даже ему, бывалому пирату и далеко не трусливому человеку, трудно было произнести страшное слово, однако Эрнеста и не позволила ему закончить, ответно стиснув его пальцы своими:

– Хватит, хватит! Я все поняла, молчи!..

– Иногда я думаю, как бы все сложилось, послушай я тогда тебя… – почти шепотом проговорил Рэдфорд и умолк, с тревогой глядя на свою спутницу – словно боялся, что та внезапно разрыдается или попытается вытворить еще что-нибудь не менее глупое и бесполезное; но лицо Эрнесты осталось непроницаемым, когда она отвернулась и второй рукой крепко сжала ладонь Эдварда, ответив уже твердо:

– Что было, то было. Прошлого не изменишь.

На корабле их, несмотря на поздний час и неимоверно злого Моргана, расхаживавшего по палубе с увесистым дубовым гандшпугом в руках, ждали по меньшей мере два десятка матросов из числа забракованных Джеком при наборе народа для недавней вылазки. Когда же Эрнеста, так низко опустив голову, что распустившиеся волосы почти полностью закрыли ее лицо, следом за капитаном поднялась на борт, вокруг нее сразу же столпилась чуть ли не вся команда, на все лады принявшись выяснять, что случилось с их маленькой «мисс штурман».

– Да успокойся ты! Постой, – услышал уже собравшийся вмешаться в эту неразбериху Эдвард, даже не сразу поняв, что сказано то было не ему: капитан Рэдфорд терпеливо увещевал, очевидно, также готового броситься на помощь Эрнесте Генри. Встревоженно-внимательное выражение лица юноши сразу же родило в душе подштурмана глухую досаду.

– Чего ждать-то? Сами ничего команде прояснить не хотите? – зло отозвался он, примериваясь протиснуться между ними; однако Джек и бровью не повел, посоветовав сухо, хоть и с некоторым намеком на вежливость:

– Эрнеста сама скажет не хуже меня и лучше вас. Хотите помешать ей?

– Хочу, чтобы она… – Дойли запнулся, чудом не закончив честно: «…чтобы наконец пошла к себе в каюту и легла спать» – признаться в подобном ему было слишком стыдно даже в такой сумасшедший день, поэтому он зло выдохнул: – Чтобы она просто ушла оттуда.

Джек с сомнением и явной усмешкой поднял бровь, но, к его удивлению, промолчал, переведя взгляд обратно на палубу: там, возле грот-мачты, стояла Эрнеста, со всех сторон окруженная гомонящими матросами. Впрочем, ее это, очевидно, заботило мало; во всяком случае, ее голос звучал так же звонко и уверенно, как и всегда:

– Да тихо вы, наконец!.. Вы хотите, чтобы я сказала – так дайте мне говорить! – разумеется, гробовой тишины после этих слов на палубе не наступило, однако наиболее громогласные из присутствующих несколько поутихли. Эрнеста, очевидно, удовлетворенная этим, подняла руку: – Капитан Джон Рэдфорд, любезно приютивший нас на этом острове и давший возможность починить наше судно, решил, что нам не следует задерживаться здесь! Завтра же мы снимемся с якоря и пойдем дальше; надеюсь, тому никаких препятствий не возникнет. Что до меня, то у нас с нашим капитаном возникли небольшие разногласия, которые мы уже устранили и не желаем более вспоминать. А теперь расходитесь и лучше ложитесь спать, – чуть более тихим и заметно более серьезным тоном прибавила она. – Возможно, всем нам завтра понадобятся силы…

Глава XI. Выбрать сторону

Море сверкало на солнце так, что больно было глазам. «Попутный ветер», спущенный на воду, красуясь новой оснасткой, довольно поскрипывал и покачивался на волнах, лизавших его нагретые, заново просмоленные бока. Остров Меланетто таял вдалеке за кормой, и Эдвард, как ни пытался, не мог сдержать облегченного вздоха, когда тот окончательно растворился в серо-голубой дымке горизонта. На судне уже начиналась обычная будничная суета: сновали по снастям такелажники, подгоняемые частыми окриками Макферсона, скрипел штурвал в руках хмурого и злого с похмелья Моргана, из трюма доносился мерный гул голосов недавно сменившихся подвахтенных, а над всем этим в небе оглушительно кричали кипенно-белые чайки, словно приветствуя наконец-то вышедший в море корабль.

Лишь двоих людей, обычно не покидавших палубу в этот час, не было видно: капитан Рэдфорд, убедившись, что судну уже не грозит сесть на мель где-то возле берега, мгновенно окопался в своей каюте с ворохом каких-то бумаг – как полагал Макферсон, то были некие наводки, раздобытые им во время пребывания на острове – у Джека вообще был нюх на такие вещи. Эрнеста же вовсе не появлялась с утра на верхней палубе; Дойли лишь мельком видел ее, когда девушка, явившись к капитану, вручила ему начерченный ею маршрут и сразу же снова скрылась в трюме. Очевидно, случившееся накануне потрясло ее намного больше, чем гордая Морено желала признать – во всяком случае, ее заметно покрасневшие глаза и нарочито бесстрастное выражение лица вкупе с неровной, подрагивающей походкой едва ли объяснялись проведенной над картами бессонной ночью. Улучив благоприятный момент, Дойли, старательно не думая о причинах столь неуместной заботы, извлек из своего рундука загодя припасенную фляжку рома и постучался в дверь каюты «мисс штурман».

Эрнеста лежала в гамаке, заложив за спину руки и прикрыв глаза, хотя она никогда не спала днем – даже после тяжелых ночных вахт, когда бывалые моряки валились с ног. Зная это, Эдвард постоял и, не дождавшись никакой реакции, вошел в комнату, прикрыв за собой дверь. Морено равнодушно взглянула на него, но даже не шелохнулась.

– Так и знала, что это вы, а не Джек, – негромко и словно бы устало сообщила она. – Пришли жалеть меня?

– Пришел предложить вам выпить, – сухо отозвался Эдвард, без разрешения перетаскивая табурет от стола поближе к гамаку и усаживаясь на него. Эрнеста пожала плечами:

– На сей раз я не против.

Горьковатый, крепкий ром обжигал горло так, что впору было закашляться, но Дойли уже привык к подобному, а Эрнеста и вовсе пила его, словно воду, не морщась. Наверняка ей этот напиток был даже больше по душе, нежели настоящая, чистая пресная вода, которой пираты не видели месяцами – глядя на девушку, Эдвард невольно подумал об этом. Морено нахмурилась.

– Почему вы опять так смотрите на меня? – выждав паузу, без особого любопытства, скорее даже с некоторым недовольством спросила она, и подштурман неохотно объяснил:

– Вспомнил, когда в последний раз видел на вашем лице это выражение. Те люди и впрямь так много значили для вас, сеньорита?

– Они – моя команда. Моя семья, если говорить вашим языком, – сухо, но с каким-то неявным страданием в голосе ответила девушка, переворачиваясь на другой бок – теперь мужчине были видны лишь ее узкие темные плечи и спина, обтянутые застиранной тканью рубашки. – Знаете, когда-то очень давно я сама набирала их на «Кобру»… Тогда я ужасно хотела, чтобы все было лучше, чем у других пиратов – и добыча, и устав, и условия для матросов, и скупщики товара. Я могла не спать по два-три дня – пока Билл не отправлял меня в койку силой – и, если мне удавалось продать нашу добычу подороже или просчитать идеальный маршрут до суши, я считала, что все идет своим чередом… Как же так вышло, мистер Дойли? Неужели семь лет могут настолько сильно изменить людей?

– Нет, сеньорита. Люди не меняются, – возразил Эдвард, против воли удивление тому, насколько мысли этой девушки совпадали с его собственными прошлыми рассуждениями. – Просто раньше для них не было выгоды, ради которой стоило бы вас предать. Обстоятельства меняются, а люди остаются теми же…

– И все же люди покоряются этим переменчивым обстоятельствам, – рассеянно закончила за него Эрнеста и внезапно насторожилась, приподнявшись на локте и устремив взгляд на глухой деревянный потолок: – Вы слышите? Что-то происходит.

«Мисс штурман», как всегда, оказалась раздражающе права: всего через пару секунд прежде довольно громкий, но невнятный гомон с верхней палубы сменился оглушительным, почти истеричным звоном рынды. Эрнеста выскочила из каюты первой и сразу же бросилась на лестницу. Эдвард, решивший, что на судно внезапно напали, сгоряча метнулся в кубрик за оружием – свои саблю и пистолет он с вечера оставил именно там, а не на опердеке, как полагалось – и там же столкнулся с багровым, тяжело дышавшим Макферсоном.

– Поднимайтесь, канальи! Живо все наверх, черти безглазые! – орал обычно добродушный боцман, вытряхивая из гамаков тех матросов, кто протестовал против неожиданного аврала, и одного взгляда на него Эдварду хватило, чтобы понять, что стряслось что-то совсем скверное.

– Ты! Дойли! Сию секунду наверх, там… – прохрипел Макферсон, ухватив его за рукав, и подштурман подчинился: вызнать что-то здесь, в кубрике, все равно не представлялось возможным. Однако едва Эдвард очутился на верхней палубе, как сразу же осознал, что наихудшие его опасения не просто сбылись – они в прямом смысле слова разворачивались перед ним.

Первым, что он увидел, оказалась такелажная команда, в полном составе – казалось, в нее даже затесалось человек пять добровольцев – стремительно карабкавшаяся по снастям и разворачивавшая все возможные при крутом бакштаге паруса. На самой палубе царила не менее лихорадочная работа: подбадриваемые истошной бранью скрипевшего штурвалом Моргана матросы спешно выбрасывали канаты из бухт, тянули шкоты в помощь такелажникам, а с орудийной палубы уже вовсю слышался тяжкий лязг подкатываемых к портам пушек. Похолодев, Эдвард метнулся к правому фальшборту. У него не было с собой ни подзорной трубы, ни какого-либо оптического прибора, но он и не требовался: за кормой сразу с двух направлений – северо-востока и юго-востока – видны были силуэты трех кораблей.

– Мистер Морган, уходим на северо-запад! Надо попробовать от них оторваться, пока ветер на нашей стороне, – Джек Рэдфорд, бледный и сосредоточенный, с подзорной трубой в руке, также уже был на верхней палубе и стремительно отдавал распоряжения: – Макферсон, трюмную команду – всех сюда, не хватает людей для работы с парусами. Оставьте по два человека на один расчет, остальные все нужны здесь.

– Капитан, может, еще оторвемся? – с сомнением косясь на темные фигурки еще далеких судов, буркнул Морган. – Шхуна одна без галеонов на сближение не пойдет, а тем нас при таком ветре не догнать…

– Нет, если эта шхуна – «Кобра», в чем я не сомневаюсь, где-то должны быть еще два судна, – возразил Джек, снова приставляя к глазам подзорную трубу. – А, черт! Им даже обгонять нас не потребуется, только перекрыть все направления, подтянуть орудия и… Генри! – мгновенно на бегу перехватил он запыхавшегося юношу с охапкой мушкетов и сабель в руках. – Генри, оставь это здесь и разыщи мне Эрнесту. Срочно!

– Давайте лучше я, – неожиданно даже для самого себя предложил Дойли. Грядущая опасность подействовала на бывшего офицера благотворно, прояснив ум и заставив действовать четко и рационально. Рэдфорд нахмурился, явно не довольный такой инициативой, но спорить не стал: времени действительно не было:

– Хорошо, только быстро. Мистер Морган, четверть румба вправо!..

Генри, подхватив свою ношу, мгновенно скрылся в толпе матросов. Эдвард огляделся вокруг: Эрнесты нигде не было, и он запоздало осознал, что не имеет ни малейшего понятия, где ее нужно искать. Обычно энергичная девушка сама возникала словно из ниоткуда, стоило только возникнуть какой-то проблеме; но теперь, лихорадочно обшаривая глазами палубу, Дойли вспоминал, с какой болью реагировала «мисс штурман» на любое упоминание о предавших ее сокомандниках – несомненно, смерть ее друга на острове также играла свою роль, но все же, все же… Многие пираты из числа тех, которых Дойли ловил и вешал в бытность свою на королевской службе, утверждали, что их команда – одна большая семья, члены которой ни за что не должны нападать друг на друга; быть может, и Морено тоже не пожелала выступить против бывших соратников?

На секунду возникнув в его голове, эта мысль как-то мерзко царапнула изнутри – Эдвард попытался прогнать ее, но не вышло: ни среди работавших наверху матросов, ни в опустевшем кубрике девушки не оказалось, а искать ее теперь в трюме явно было бессмысленной тратой времени – на осмотр многочисленных темных отсеков ушел бы не один час. Чертыхнувшись, Дойли выкарабкался из трюма и уже приготовился выслушать заслуженную брань капитана, когда внимание его привлекли шлюпки, по причине нехватки шлюпбалок принайтованные прямо на верхней палубе, на корме – в обычное время в них складывали канатные бухты или парусину. Одна из шлюпок, крайняя с левого борта, находилась поодаль, скрытая за кормовыми «девятками»,, и Эдвард сперва даже не сообразил, что происходит, увидев одинокую фигурку, стоявшую на коленях возле нее и отвязывавшую найтовочные канаты. Лишь спустя пару секунд до него дошло, что именно едва не случилось прямо у него под носом.

– Сеньорита, что вы задумали? Сеньорита! – схватив за плечи, он с трудом оттащил от шлюпки отчаянно сопротивлявшуюся девушку. Едва высвободив одну руку, Эрнеста сразу же с размаху ударила его локтем в подбородок, вывернулась и бросилась обратно.

– Это все из-за меня, – хрипло выдохнула она, отвязывая найтовочный канат, как только Дойли снова очутился рядом с ней:

– Что вы задумали? Какого черта!..

– Молчите! Винченсо нужна я, – озираясь в поисках весел, отрезала девушка. – Иного пути нет. Если выдать меня, вы все сможете уйти живыми!

– Зачем? Зачем вы ему потребовались? – растерянно спросил Дойли, одновременно пытаясь оценить обстановку. С того места, где они стояли, отчетливо были видны уже четыре корабля из пяти: тяжеловесный, неповоротливый галеон на корме, значительно обгонявшая его шхуна с щегольски выкрашенными в коралловый цвет косыми парусами и два шлюпа – один с северо-запада, преграждавший им путь к отступлению, и другой – с северо-востока. Пятый корабль шел с юга – очевидно, то был тоже галеон, но, в отличие от остальных судов, шедший не на перехват, а на простое сближение с «Попутным ветром»; как подсказывала Эдварду практика, на нем должна была быть сосредоточена основная артиллерия противника.

– Всегда был мстителен, мерзавец, – сквозь зубы проговорила Эрнеста, отвлекая его от размышлений, и Дойли, опомнившись, снова схватил ее за руку.

– Нет, – с непонятно откуда взявшейся решимостью выдохнул он. – Нет, я вам этого не позволю! Должен быть другой выход…

– Другого выхода нет! У них людей в четыре с лишним раза больше, чем вас, а пушек… – договорить Морено не успела; повинуясь внезапному порыву, Эдвард с силой обхватил ее лицо ладонями, заставляя взглянуть ему в глаза.

– Ни один человек, – сам удивляясь своей уверенности, твердо заговорил он, – ни один человек на этом судне, включая меня, не согласится на это. Как бы там ни было, вы – часть нашей команды, даже если все еще не признаете этого!

– Нет, – гордая, неустрашимая Морено отчетливо дрожала, царапая ногтями его пальцы, но Эдвард даже не шелохнулся, – нет, вы не понимаете, что я не могу…

– Все я понимаю, сеньорита, это вы не хотите понимать! – против воли его голос от волнения дрогнул. – Вас уже предали однажды, а вы все еще питаете какое-то иллюзорное сочувствие к этим людям! Кто сказал, что, получив вас, они не решат расправиться с остальными? Черт возьми, вы сейчас крайне нужны нам! Если не хотите мстить за себя, то вспомните хотя бы вашего друга! – поднявшись на ноги, Эдвард выхватил у нее из рук весла и отшвырнул в сторону.