Парадокс Тьюринга

15

Обряжаться в доспехи «Кальмара» оказалось делом не только не лёгким и долгим, но и неудобным. В особенности в тенетах малогабаритного и узкого тягача. ГДО, а проще говоря, гидро – дермическая оболочка натягивалась на голое и уже влажное тело, чтоб осуществлять хороший газообменый процесс кожи и частичного компенсирования давления. Затем, Филипп помог мне влезть в неудобный скафандр средней сложности, подключить к шее дерматоды и модулятор речи, так как дыхательная жидкость практически не даст мне общаться в голосовом режиме. А так, импульсы связок будут выдавать немного примитивную, но настоящую речь. В уши вставил миниатюрные наушники полностью закрыв от попадания влаги ушные раковины. Особым герметическим воротником голова изолировалась от тела, сверху одевался гермошлем весьма схожий с космическим, и к нему подсоединялся подводимый шланг для подачи смеси. Заплечный ранец с концентрированной жидкостью крепился четырьмя замками и имел к тому же плечевые фонари. Вывод же её осуществлялся через обычный клапан в самом шлеме. Оставалось лишь самое основное и отнюдь не столь приятное – заполнить шлем и свои лёгкие смесью для дыхания. И для того, кто это делал впервые, как я, подобное занятие очень напоминает наивную попытку будущего утопленника захлебнуться в кастрюле воды засунув туда голову.

Надев наушники и подключившись, Филипп связался со мной:

– Макс, ни о чём не беспокойтесь. Постарайтесь расслабиться и не обращать внимание на жидкость. Сглатывайте спокойно небольшими глотками. Сейчас я открою вентиль. Подача отрегулирована, так что не волнуйтесь. Запаса хватит максимум на два с половиной часа. А до Разлома сбегать достаточно и часа, на туда и назад. Плюс прогулка. – Отклонившись Мерсье завозился с чем- то за моей спиной. В гермошлем шипящим звуком проник воздух с запахом резины и пластмассы. Затем послышалось родниковое журчание и шлем стал наполняться голубоватой жидкостью.

Первые момент ожидания, когда пахнущая медикаментозным набором смесь подползать к самому подбородку, очень нервировало меня и выводило из равновесия. Мерсье же спокойно ждал, положив свои руке на мои запястья и смотря внимательно на заполняющийся, подобно температурному мирителю, шлем. Дальше начался ужас, во время которого я проклял всё, от своего наивного стремления выйти наружу и прогуляться в водах чужой планеты, до безумного стремления увидеть воочию сам разлом Дюранга, заглянуть в его глубину и частично обследовать его.

Филипп держал меня весьма крепко. Что именно он говорил, я и сейчас уже не вспомню. Скорее, весьма успокаивающее и ободряющее, всё то, что говорят медикологи всем потерпевшим в аварийных ситуациях и поражённых шоковым состоянием. И лишь, когда глаза немного защипало, а жидкость лёгкими стала восприниматься, как прохладная концентрированная и плотная смесь кислорода, стало немного легче.

– Здесь, – Мерсье постукал по стеклу гермошлема, – у вас сенсорная панель данных: давление и плотность окружающего пространства, температура; объем и остаток смеси, карта прилегающего ландшафта, качество связи и эхолот. Ну, и опознавательные маяки «Носорога» и «Рифа». Остальное, вам совершенно ни к чему… Разберётесь, – закончил уверенно он.

До аварийного выхода я пытался дойти сам, но всё же пришлось прибегнуть к помощи Филиппа. Он держал меня под правую руку, будто ослабленного больного, ведя к выходу. В самой корме, около двигательного отсека, оказался напольный люк, который любезно открыл мой сопроводитель, и дублируя свои слова жестами указал на то, чтоб я спускался.

– Макс, не беспокойтесь. Я сейчас закрою люк и по вашему сигналу включу выброс. Так что, давление немного вас потреплет. Всё же аварийка, а не простой шлюз. Стойте там спокойно и ни за что не держитесь.

– Хорошо, – попытался я сказать, но вышел какой – то странный шёпот совершенно не похожий на речь.

Он поднял палец вверх:

– Понял вас, – через стекло и объём жидкости заполнившей шлем, я смутно различил на его расплывающемся лице улыбку.

И только, когда спускался по трапу попытался спокойно и логически размышлять, задаваясь разного рода вопросами. Меня начинал волновать то, от чего именно я отталкивался в своём убеждении, что Виктором Полозовым должен был быть именно Дьондюранг. Ведь моя убеждённость в этом начала формироваться с того самого вечернего разговора с Бертом, где он предоставил мне фото с Дюрангом. А его хитрая улыбка в столовой и лукавое утаивание о том, что ему известна сама личность Полозова. Да и каким сумасшедшим образом я смог, – или смог бы – оказаться на том снимке? И к чему старому биохому понадобилось это странное новое имя?

Поставив ноги на металлическую поверхность и отпустив трапп, я отрапортовал:

– Всё в порядке. Уже на месте! – в круглом колодце слабо светились жёлтые лампочки.

– Включаю!

Свет резко поменялся на красный и меня с силой выбросило наружу. Наплечные фонари тут же заработали, плюс, включилась особая функция лицевого стекла гермошлема делая окружавшую меня тьму сумрачной. Буквально через минуту ноги спокойно коснулись дна. Вывив для убедительной ориентировки показатели курсовой и топографической систем, я смог ясно понять, что находился чуть левее от векторного направления и в каких – то трёхстах метрах от Разлома. Сверившись с данными карты, я подкорректировал путь и отправился к цели своего визита.

Сейчас, постепенно приближаясь к загадочному образованию, я всё больше и чаще укорял себя за то, что так совершенно беспечно повёл себя с Дюрангом. Словно под гипнозом, полностью заворожённый образом старого биокибера я нёс какую – то чушь соглашаясь на будущую встречу, которая, – что вполне возможно, – может и не состоится теперь никогда.

При всём ещё, из головы никак не шёл тот непостижимый факт якобы моего присутствия на стародавнем снимке. Ведь я совершенно ясно и чётко помнил себя и свою жизнь. По крайней мере ту её часть, которую можно назвать сознательной и социально полезной. Но такой случай с официальной встречей попавшей в анналы «Вестника» Института, я совершенно отвергал, считая какой – то насмешкой или грубой ошибкой. Такого просто не могло быть!

Плотность воды казалась мне слишком высокой на столько, что я буквально ощущал тугое её противодействие моему движению. Тело будто продавливалось сквозь вязкий слегка остывший кисель нагибаясь, словно в ветреную бурю, всё более вперёд. В полутьме лицевого стекла были видны силуэты силовых установок и уловителей, напоминающие при всяком повороте головы расплывающиеся серые тени имеющие чётко очерченный рисунок. Я как раз проходя между ними доложил о том Мерсье. Он радостно отозвался и немного подправил направление моего движения, предупредив о возможности изменений разного рода, которые внятно и отчётливо определить не смог.

– Следите за давлением и плотностью воды, так как может варьироваться её стабильность. При этом, Макс, будьте весьма осторожны, сам Разлом начинается довольно внезапно, перед самыми монолитами…

– Что ещё за монолиты?!

– Группа менгиров, весьма грубой обработки. А возможно, – и более всего, – что это природное естественное образование, составляющее некие врата. Вернее, каменные глыбы расположены треугольником и одной из сторон образуют выходной портал. – Филип замолчал будто натужно выжидая ответа. – Старайтесь быть более внимательным: там есть пустоты и чем ближе к Разлому, тем рыхлее почва. Так что не подходите слишком близко.

– Хорошо. Возьму пробы, и если удастся пробраться – подойду к краю. Может что и увижу.

– Навряд ли! – прошелестел саркастичный смех Мерсье. – Мне, вообще, непонятно, какого лешего вас понесло туда? Все известные данные об этом образовании можно отыскать в нашем Информарии.

– То же самое говорил мне и Фаллада. Но вам же, наверное, должен быть понятен интеллектуальный зуд исследователя?

– По – видимому, уже нет. Работая тут, я уже скорее свыкся, как с самим Разломом, так и с его порождениями, «сиренами». А в вашем случае, это выглядит кошачьим любопытством, а не научным интересом. Вспомните, чем всё это закончилось для пушистого клубка шерсти?

– Ладно уж, не вредничайте. Постараюсь быть осторожным и справиться побыстрее.

Сделав несколько очередных шагов, я убедился, что Филипп был прав: словно проламывая тонкую корку льда ноги с треском погружались по щиколотку в пустоты, из которых вырывались облачка песчаных отложений. Я шёл будто великан в возникающем тумане, совершенно не имея обзора поверхности, разве что не ниже своих колен. Пришлось на несколько минут остановиться. Оглядываясь, я случайно подметил, что оказался буквально в двух – трёх метрах от неких глыб, стоящих тут, какой – то особой, правильной линией. В них, конечно же, с огромным трудом угадывались структуры прямоугольной, правильной формы. Но если сделать подробную формоскопию, то вполне можно было вывести…

– Филипп? – вызвал я своего напарника, желая озвучить посетившую меня идею. – По известным вам материалам, кто – нибудь делал…

– Макс, возвращайтесь, – спокойно перебил меня он. – Идёт повышение нейтринного фона. Пока незначительное, но меня это не успокаивает.

– Простите, Филипп, но я уже нахожусь у самого Разлома. Так что, надеюсь, мне удастся заглянуть в эту непроглядную бездну. А свои «предосторожности» оставьте для наивных новобранцев.

Посмотрев вниз, я с удовлетворением отметил, что поднятый туман осадка уже немного улёгся. Теперь стоило продолжить путь, но с осторожностью и предусмотрительностью. Сам себе я виделся неким космодесантником Даль – разведки, который с дрожью внутри и с профессиональной осмотрительностью продвигается среди просторов неизведанной планеты Дальнего Экстерра. Какой фурор и низкопробный пафос!

С сарказмом и горечью хмыкнув про себя, я продолжил двигаться дальше. Шаги выходили очень медленными. С каждым следующим движением приходилось утрамбовывать почву, пробуя её на прочность. Однако кое – что начинало радовать – плотность воды будто бы упала чуть ли не в двое, что даже появилась некоторая лёгкость и динамика в мускульных действиях. Дыхание же участилось и расход смеси увеличился.

– Макс, я не собираюсь пугать вас. Мне совершенно не до шуток. Возвращайтесь немедленно!

– Один момент, Фил. Тут ещё метров двадцать осталось – и всё будет отлично.

Я с осторожностью и непонятной дрожью провёл перчаткой по монолиту. Шершавая поверхность отдалась в ладонь странным ощущением еле уловимой вибрации. Сам же Разлом был различим рваной расщелиной в поверхности, будто кто – то крупной ножовкой решил весьма грубо разрезать неподдающийся материал. По информационным данным это образование протянулось на несколько километров. Но точной глубины не знал никто. Так что я решив не упускать удобного случая попытался испытать свою удачу и пустить миниатюрный автономный зонд в неизведанную тьму.

Пройдя предположительные Врата, я сместился немного в сторону и пошел вдоль правого края. Разлом быстро расширялся и имел небольшой наклон поверхности в глубину, пока что всего градусов около десяти. Кромки так и оставались рвано – острыми, без всяких закруглений и оплывов, какие часто встречаются возникая под постоянным воздействием воды. Здесь же всё оставалось нетронутым.

Спускаясь всё ниже, с осторожностью человека, решившего заглянуть за край пропасти, я развернулся боком и зашагал «лесенкой» горнолыжника боясь соскользнуть по увеличивающемуся наклону склона. Моё опасение с каждым шагом становилось всё более ощутимым, отдаваясь волнующим холодком адреналина в животе, так как по непонятным причинам плотность воды с проходящей глубиной всё уменьшалась. Тогда как, на сколько я знал, всё должно было происходить совершенно наоборот. Стоило ли рисковать и идти дальше, если ещё при всём брать во внимание предупреждение Филиппа – наверное, нет.

Решив, наконец, покончить с делом, я встал у края на одно колено, явно ощущая окружающую меня жидкость не более плотной, чем у поверхности пресного водоёма на Земле. Затем, увеличив яркость наплечных фонарей посмотрел в расширившийся Разлом, но ничего, кроме полной тьмы разобрать не смог. Вытащив «малька» из ножного кармана и задав ему на лицевом стекле – панели первичные функции, я запустил, словно канарейку, миниатюрный зонд в глубину. Пока тот юрко скользил красным огоньком вниз, я выломал небольшую часть от края, схожую на ракушечную наледь и положил туда, где только что находился зонд.

Теперь же стоило возвращаться. «Малёк» давал чёткий сигнал, а мониторинговая запись с него производилась «Кальмаром» автоматически. Хм, весьма странный обычай инженеров производственных комплексов создающих разного рода оборудование для работников исследовательских служб давать соответствующие названия. В этом была некая ирония – в них явно сквозила пафосная принадлежность к определённой стихии.

Я перестал беспокоиться и с уверенностью начал путь назад явно чувствуя, как вода всё более сдавливает моё тело. Ощущение становилось таким, будто переходишь из очень вязкой взвеси тумана в более плотную среду воды. Ноги при этом начали чаще проваливаться в грунт, что делало подъём весьма продолжительным и тяжёлым занятием.

– Фил, я уже возвращаюсь, – ответствовал я с радостными нотками в голосе. Молчание моего напарника скорее всего было вызвано его некоторым раздражением по поводу моего самоуправства. – Вы уж простите, пришлось немного повозиться…

Ответа не последовало. Странным показалось и то, что на мой небольшой монолог и продолжительное молчание, вообще, не было ответа. Мне пришлось немного отдышаться и позвать Мерсье вновь. Но эфир оставался пуст по-прежнему. Оказавшись уже в створе Ворот, я попытался разглядеть на расстоянии висящую тень «Носорога». Но к огромному сожалению, ничего не обнаружил. Пришлось подкорректировать дальность и градусную ширину обзора. Всё оставалось по прежнему.

Мне совершенно не хотелось верить в то, что Филипп просто сбежал, бросив меня здесь на произвол судьбы. Для подобного действия совершенно не находились, на мой взгляд, ни субъективные, ни объективные причины. Неужели, за такой весьма короткий срок могло произойти что – то из ряда вон выходящее, что Мерсье вывел мощного, но не быстроходного «Носорога» вне зоны радиофиксации. Ведь сигнал от моего костюма свободно воспринимался и на отдалённом «Рифе».

– «Риф»?! «Риф», как слышите меня?! Здесь «Кальмар»! – панически начал обращение я. – Это Макс Ковальский!.. Роллан! Фил!!

Сейчас больше всего я страшился поддаться панике, прекрасно понимая, что страх этого сам по себе охватывает меня полностью. Перебирая статистические данные на лицевом стекле, я старался подобным образом оставаться в убедительном состоянии спокойствия и ясности, в понимании того, что ситуация никак не уходит из – под моего контроля. Но некоторые цифры нарушили эту убеждённость.

Время отсчитывало неумолимо свой бег уйдя в минус на лишние умопомрачительные пять с четвертью часа. А дыхательной смеси, которой должно было хватить максимум на два с половиной часа оставалось всего на полторы минуты. Но ведь по моим ощущениям и осознаваемым действиям прошло не более часа.

Здесь что – то было не так, и я отказывался верить данным на прозрачной панели, подозревая какой –то обычный сбой в электронике глубоководного скафандра.

– «Риф», «Риф»?! Я Макс Ковальский! Жду вашего сообщения и транспорта для перевозки. Мои данные… – я продиктовал свои координаты. Потом сохранил эту запись и поставил на беспрерывный повтор. Хотя опознавательный маяк «Кальмара» должен был работать и так, давая постоянный сигнал для обнаружения.

Пытаясь не терять самообладания, я быстро сориентировался, выверив вектор на «Риф» и направился в сторону подводного бакена. Сомнений было множество, но надежда на то, что я в целостности смогу выбраться из этой непонятной истории, ещё оставалась…

16

Странные раздражающие звуки доносились со стороны. Они оборвали сон и заставили проснуться. Ощущение усталости и властвующего спокойствия всё ещё охватывали меня, удерживая и принуждая не раскрывать глаз. Вслед за тем пришёл резкий запах чего – то холодного и стерильного. Слабое понимание того, где я нахожусь, через несколько минут в конец концов разбудило меня.

– Максимилиан, просыпайтесь, – певуче протянул женский голос. – С вами всё нормально и вы уже не спите.

Жёлтый свет медленно пробрался сквозь полуприкрытые веки формируя чёткую куртину окружающего пространства. Вокруг всё отдавало какой – то подозрительной белизной и порядком.

Стараясь полностью сбросить с себя сонливость, я всё ещё пытался закрывать устало глаза и короткими взглядами осматриваться. Возникший вновь голос донёсся справа от меня. Именно в ту сторону я и повернул голову.

– Я рада, что вы, наконец, пришли в себя. Теперь всё будет нормально…

Женщина в костюме медперсонала нежно – голубого цвета повернулась, и я с удивлением уставился на неё. Это оказалась Элин Фергюсон. Только вот что – то непонятное, пока неуловимое для меня, было во всём её образе, в подвижности и обращении. Милая, естественная улыбка украшала её лицо, придавая некую женственность и спокойствие. Подобный образ создавал определённый диссонанс, который весьма нарушал сочетание с тем портретом, который запечатлелся в моей памяти после нескольких общений с ней.

– Элен?!. – медленно промолвил я.

– Узнали? – она всё ещё улыбалась. – А я думала, что ментоскопия и нейро – синаптическая корректирующая динамика полностью сотрут вашу память.

– У вас длинные волосы, – с удивлением заметил я, внимательно наблюдая за её действиями. Создавалось впечатление, что Элен выполняя свои профессиональные обязанности пытается задержаться в медотсеке подольше.

– Вам нравиться? – она на мгновение остановилась и пристально посмотрела на меня. – А Ро всё никак не может привыкнуть к ним.

– Пожалуй, он прав, – с усилием проговорил я. – Так вы выглядите весьма не естественно.

– Наверное, вы всё ещё помните меня эмоциональной неврастеничкой, когда мы были на «Медузе»? – она по – девичьи засмеялась тихим переливчатым смехом. – Думаю, понимаете, почему?

– Не совсем. – Наблюдать за действиями Элен, как медицинского работника доставляло мне сейчас какое – то эстетическое удовольствие. Я стал внимательно осматриваться по сторонам и начинал подозрительно присматриваться: подобного отсека на Станции я, признаться честно, совершенно не помнил. – Что произошло со мной?

Элен медленно развернулась и направилась ко мне. Подойдя к медицинскому боксу – капсуле, в которой я находился, она опустилась на стул рядом и мягко заговорила:

– Вы так до сих пор и не помните, что случилось?

– Последние мои воспоминания связаны с задышкой из – за окончания смеси и медленным продвижением по направлению к «Рифу». Остальное расплывается в какие – то непонятные образы… Куда делся Филипп с «Носорогом»? Почему его не оказался на месте?! И что, черт возьми, было с радиоэфиром, почему никто так и не отозвался на мои вызовы?!

Глаза Элен продолжительно и с плохо скрываемой горечью смотрели на меня.

– Мне очень жаль, Макс, что всё так вышло. Но, я даже не знаю, с чего начать… Может быть с самого последнего?

– Элен, не становитесь интригующе загадочной, пытаясь скрыть угрожающую правду. Говорите всё как есть, – откровенно высказал я.

– Чтож, может оно и лучше, – она сняла с моих рук некоторые подключенные провода. Справившись с делом, Элен вновь села. – Макс, вы сейчас не на «Медузе», а на орбитальном стационаре Медикологического центра оздоровления «Мецея – 5», рядом с Пангеей.

– Весьма… интересно, – протянул я. – Каким же образом меня сюда занесло?

– Обычной транспортировкой, в капсуле реанимационной гибернации.

– Значит, я могу с полной уверенностью предположить, что был введён в искусственное коматозное состояние, которое продлилось?..

– Три с половиной стандартных года, – губы Элен растянулись в сожалеющей мине. – В подобном процессе была очевидная необходимость. Ведь вы находились в эпицентре нейтринного потока, там, на Гекате, около Разлома. И получили смертельную дозу облучения, потеряв полностью память и функциональность сознания.

– А где же Фил?..

– Он погиб, пытаясь отыскать вас. Электроника буксира не выдержала потока и «Носорог» рухнул на Врата похоронив Филиппа среди нейтринного безумия, – она глубоко вздохнула. – Так что для многих бывших «медузовцев» так и осталось неясным, каким образом вам удалось выжить.

– Да уж, весьма странно, – попытался я, для самого себя, констатировать неоспоримые факты. Но пока всё это звучало как – то совершенно отстранённо, будто не касаясь непосредственно меня самого. – А где Берт? Надеюсь, его доставили в Институт благополучно?

– Выброс нейтрино тогда был действительно ошеломляющий. Так что весь комплекс попал под воздействие. Пришлось многое восстанавливать… – Элен опустила голову. – Я могу только теперь вспоминать, что запомнила, уж простите меня, если упущу кое какие мелочи. Тогда, кажется, аварийно остановился весь сектор жизнеобеспечения. И в основном, скрубберы, агрегаты по очистке и обеспечении станции воздухом. В тот момент ближе всех к ним оказался Августин. Он пытался что – то восстановить, отключая электролизные ванны. Но сработавшая автоматика заблокировала выходы, наполняя помещения охладительным реагентом. Необходимо было его спасать. Выбор остановили на биохоме, как на самом эффективном и простом способе. Отец даже не уговаривал его, а сам Берт вызвался с честью исполнить долг биокибера.

– Такое можно сравнить разве что с намеренным убийством основанным на трусливой жестокости.

– Знаете, Макс, тогда я думала точно так же. Но теперь…

– Разве подобные поступки могут иметь срок давности? – строго спросил я.

– Их значение, необходимость и целесообразная неизбежность. И не стоит вам сейчас искать в произошедшем моральные подоплёки, ведь биохомы, как таковые и создавались в помощь человеку. А БР – 3, вы лично воспринимаете, как собственное достояние.

– Здесь, Элен, вы абсолютно правы!

– Однако, вопрос о Берте остаётся до сих пор окончательно не решённым. – Женщина резко поднялась и подошла к панели иллюминатора скрытого за прозрачными занавесями. – Впрочем, как и личности Августина – Дюранга.

Смешок сарказма не намеренно и совершенно спонтанно вырвался из меня.

– Вы всё же узнали его?

– Для специалистов кадрового отдела УКП это не составило огромного труда. Они и передали данные после расследования инцидента для дополнительного расследования. А за неимением фактов – в архив сомнительных происшествий.

– О чём это вы?!

– Мне очень жаль, Максимилиан, что приходится огорчать вас. Но вот что парадоксально – для меня это уже в прошлом и не столь болезненно и странно воспринимается. Для вас же, наоборот, ново и обрушающе неотвратимо.

– Элен, я надеюсь, что когда – нибудь, всё же, дождусь того дня, когда вы, наконец, избавитесь от своей порочной привычки говорить загадками.

– Что делать, – кокетливо заговорила она, – я женщина, и мне хочется всегда оставаться интересной. – Она подошла к моему ложу и встала в ногах. – Что же касается Берта с Дюрангом, то они исчезли.

– Как?! – спросил я, сощурившись от непонимания услышанного.

– Просто, взяли и – исчезли. – Элен сожалеюще сжала плотно губы. – БР – 3 благополучно добрался до рабочих помещений, выключив аварийную систему прошёл во внутрь, заполненное жидким креозотом и вынес старого биокибера. Это зафиксировано видеозаписью. Но вот что стало потом и куда они делись, никому, совершенно, не известно. Даже следов не осталось, а ведь подобное не только не мыслимо, но попросту, невозможно.

– Так же, как и загадочность пресловутой личности Виктора Полозова?

– Ну почему же, – Элен лукаво усмехнулась. – Здесь как раз всё совершенно ясно.

– Неужели?

Глядя на обновлённую, какую – то иную для меня, Элен, я старался держаться совершенно естественно и спокойно. Её движения и походка, мягкая манера разговора и ненавязчивая прямота сбивали с толка и заставляли подозрительно относится ко всему происходящему. Честно признаваясь самому себе в тот момент, я боялся доверять не только ей и тому, что она говорила, но и своим ощущениям.

– Макс, вы должно быть уже догадывались тогда, на «Медузе», почему я так относилась к вам? А если нет, то предполагали возможность?..

– Честно признаться, меня и сейчас смущает та манера поведения всего персонала Станции в отношении нашего с Бертом прибытия на комплекс, – я немного приподнялся в своей импровизационной постели. – Все были, буквально, недружелюбно настроены, с явными признаками высокомерного призрения.

– И вы ни разу не задавались резонным вопросом: «Почему?!»

Тяжело вздохнув, я ненадолго задумался.

– Элен, для вас вся эта история давно уже в прошлом. И вы, как непосредственный её свидетель, отдаляетесь от неё с каждым днём на сотни прожитых гигапарсек, неосознанно теряете остроту чувств, отдалённо и приятно вспоминая лишь самые яркие и положительные моменты. Для меня же всё происходило совершенно вчера, и то, о чём вы спрашиваете оговаривалось мной и Бертом не единожды. Как ни жаль, но определённого ответа мы так и не нашли. Одни лишь догадки.