Философские притчи и мысли о важном

Двигаясь бесшумными шагами у неё за спиной, он не видел, как менялось её лицо. Где мимика отрицания и негодования переходила в расслабленность и осмысление.

– Я же Вам даже денег не предлагаю. Прошу всего лишь оценить и выписать мне чек. Что в этом страшного?

Лена не знала, как себя вести. Ей казалось, что это какой-то тест, и она боялась его провалить. Как на экзамене. Её пугала проницательность хозяина кабинета, имя которого до сих пор не было названо.

– Цена, говорите? Ну, пусть это будет миллион долларов. Раз я выпишу чек на такую сумму, то моё богатство должно быть явно больше.

Голос приблизился и прозвучал полушёпотом возле её щеки:

– Гораздо больше. Но нам нужно будет с Вами ещё поработать. Над вашими принципами. Вам очень хочется быть богатой, но в голове у Вас стоит условие: не любой же ценой. Знаете, почему Вы отказываетесь? Как, впрочем, и большинство людей. Вам мешают принципы. Они главные редуты на пути к богатству. У вас в голове сидит упрямая мысль, что Вы хотите их заработать. Что-то суметь, чего-то достичь. Реализовать свой потенциал. Доказать миру, что Вы сильнее, и никому ничего не остаться должной.

Он опёрся руками о стол и зачем-то стал смотреть в потолок, словно говоря в невидимый микрофон:

– При этом Вы готовы недосыпать, пахать как лошадь от зари до зари, не видеть семью и детей, пожертвовать личной жизнью, но лишь бы этот процесс прошёл под Вашим контролем. Ох уж мне эта человеческая, принципиальная, утопическая идея всего добиться самому. Какая самозабвенная, идеалистическая темница для собственных возможностей!

– Что же в ней плохого? Рассчитывать лучше всего на себя. И принципиальность не всегда связана с понятием «я сама». Уверена, существует огромное количество людей, что приходят к богатству сами, но их поход был семимильными шагами по головам окружающих!

– Вы правы частично. Потому что тот, кто говорит «я сам», вряд ли наступит на голову другому. Его оковы ему не позволят. Принципы. Вот я дам Вам миллион. Вы его возьмёте?

– Так Вы дайте. Мы посмотрим.

– На сегодня всё.

– Как – всё? – ещё сильнее опешила Лена. – Разговор окончен?

– О! Нет, что Вы! Он у нас с Вами только начался. И мы ещё не раз встретимся. Но на сегодня окончен – мне пора заняться другими делами. Уверен, что сегодня Вы сделали огромный шаг вперёд. Навстречу своим истинным желаниям, которые приведут Вашу жизнь на достойный её пьедестал.

Лена встала со стула.

– Вы позвоните?

Ей очень хотелось, чтобы он позвонил.

– Безусловно. Выход тем же путём. Своих гостей я не провожаю.

Выходя из кабинета, Лена шла в лёгком трансе. Будто во сне прошёл сеанс. Именно сеанс. Гипноз или ещё что-то, но она явно была не в себе. А с другой стороны, она чувствовала себя настолько легко и свободно, столь полной сил и энергии после беседы, что готова была перевернуть землю – дай ей только кто-нибудь точку опоры.

Как только дверь за её спиной закрылась, в коридоре зазвучала музыка. Антонио Вивальди, «Зима». Одно из её любимых произведений. Странно. Ей всегда казалось, что эта музыка о тревоге. Особенно её начало. Пронзительная скрипка впивается в каждый нерв, как иголка, вызывая ощущение опасности. Так было раньше.

Сейчас же каждая нота играла по-другому. Это было перерождение. Елена с упоением и благодарностью потянулась своей, как ей показалось, душой к звукам, наполняющим коридор.

Она шла мимо фотографий, и ей померещилось, что сфотографированные на них люди ей улыбаются. Чуть ли не аплодируют. И от этого она ощутила настоящий триумф у себя в душе.

«Какая я всё же молодец, что пришла сюда. Как же мне хорошо!»

Музыка играла всё сильнее, вливаясь своими аккордами в струны её внутреннего инструмента, поднимая ощущение всемогущества, идущего изнутри, понимание полного контроля своей жизни, освобождённой от иллюзорных принципов лжи, окружавших её до этого дня.

«Как же я на самом деле тяготилась этим выбором. Как он жил и не мог освободиться? Теперь все будет по-другому!» Ей хотелось услышать свою совесть, но та молчала. «Значит, всё правильно делаю. Как же это прекрасно – освободиться от сомнений!»

В это мгновение её совесть безуспешно билась в самом далёком уголке её мира. Закрытая в темницу вновь обретённых ценностей, она кричала ей: «Нет! Не слушай его! Остановись!» Но дальше этой темницы крик не уходил. Он буквально тонул, окружённый плотным, непроницаемым мраком, стремительно вытесняющим светлое и яркое, наполнявшее этот мир совсем недавно.

Проходя мимо висящей на стене картины, она мельком глянула на неё и подумала: «Как могла Ева принять яблоко от змея, какая глупая аллегория!» После чего где-то глубоко внутри слабый, еле слышный голос шепнул: «Что-то изменилось в картине». Но на ответ, что именно, у неё времени не оставалось, поскольку она целеустремлённо шла к выходу.

Поэтому ей осталась неведома подсказка подсознания, с трудом пробившаяся сквозь новое ментальное состояние Елены, о том, что же стало не так с картиной.

Новая Елена предпочла не заметить, что змей на картине больше не смотрит на Еву. Он словно Мона Лиза развернул своё лицо и пристальным взглядом впился в спину её уходящей фигуре.

P.S.

Человек в чёрной одежде смотрел вслед уходящей лёгкой походкой Елене. На его губах играла улыбка. Всё прошло на удивление легко. Он думал, что будет сложнее. В конце концов, она слишком много отдала в мир, чтобы её мир было так легко сдвинуть. Разрушить всё то, что она выстраивала годами. Но, по всей видимости, накипело. Что же, тем лучше.

Он не знал в силу своего положения и не мог знать итог выбора человека. Не мог его видеть и предугадать. Но инструменты своего оркестра он знал настолько хорошо, что мог сыграть любую мелодию так, чтобы её напевал тот, для кого она предназначалась.

Снова посмотрев вверх, он поднял бокал вина и произнёс:

– Плюс один, мой друг, плюс один.

17. В деньгах вся сила, а не в правде, брат

Внутри каждого человека горит свой огонь желаний. От того, каким топливом он его поддерживает, зависит и то, какой человек в жизни, какие у него желания и каков сам огонь. Согревает он человека изнутри, придавая сил, или выжигает всё человеческое, оставляя лишь сухую маску.

– Они несвободны, сынок. Все живут и боятся потерять своё место. Чем они богаче, тем меньше у них свободы.

– Дед, ну чего ты ерунду говоришь. Да он пошёл уволился, и чихать ему на всех.

– Э, нет, сынок. В том-то и дело, что он себе не принадлежит и потому не может просто пойти и уволиться. Никто ему не разрешит. Потому что он часть системы. Хочешь уйти – дай за себя замену.

Данька слушал деда с полным пренебрежением. Они сидели дома за столом перед телевизором, обсуждая репортаж журналиста об огромных богатствах чиновника.

В неполные двадцать лет Данька имел своё сложившееся мнение о том, что миром правят деньги и власть. И это было то, что он поставил во главу своей первой важной жизненной цели: поступить на госслужбу, закончив академию при правительстве. Поэтому, когда журналист начал озвучивать вопросы, откуда у обычного мэра провинциального городка такие богатства, Данька презрительно сказал:

– Нереализованный, неудовлетворённый слизняк этот журналюга. Сам ничего в жизни не достиг, так теперь другим мешает. Зачем он сует свой нос к человеку? Что хочет доказать, что изменить?

Дед давно заметил крен интересов внука. Они ему не нравились, но он не представлял, как это изменить. Услышав замечание внука, он сжал ложку и заиграл желваками.

– Это что же, по-твоему, получается, что нет денег и жизнь мимо прошла?

– Дед, ты не обижайся, ну а разве нет? Разве твоя не мимо пролетела? Что у тебя кроме пенсии есть? Наплевательское отношение страны к твоим проблемам, болезням, и диабету. Очередь к врачам, за продуктами по скидочным дням ходишь! Это, что ли, жизнь? Существованием с натяжкой назовёшь. Нет, мне такая жизнь не нужна.

Я знаю, чего хочу. И начинать нужно прямо сейчас.

Его глаза горели. Он с увлечением и страстью расхаживал перед столом деда, эмоционально передавая то, во что верил.

– Власть и деньги правят миром, дед. Есть деньги – делай, что хочешь, отдыхай, получай удовольствие от жизни.

Есть власть – плюй на всех. Хочешь – пьяный за рулём или трезвый, хочешь – с документами или без них. Власть всё прикроет! Я хочу власти, хочу быть выше всех этих потребностей и условностей, хочу избавиться от этих лишений и зависимостей, окружающих твою и мою жизнь сейчас. Я хочу быть человеком, а не челядью, пресмыкающейся в вечной нужде! И я своего добьюсь! Буду землю рыть, но своего добьюсь.

Так, чтобы никакие выскочки журналюги, стремящиеся сделать себе имя на совании носа в чужую жизнь, ничего не смогли сделать. Вот, к чему нужно стремиться. Вот, в чём смысл жизни.

– Дурак ты, Данька. Ты правда думаешь, что деньги вознесут тебя с такими мыслями? Освободят твою нехватку в них? Подарят тебе финансовую свободу с таким подходом? Да, они же будут первыми кандалами на твоих руках и ногах. Деньги – это фантики, это зло, их должно быть столько, чтобы жизнь позволяла не потерять своё человеческое начало! Хочешь улучшать жизнь? Так работай! Зарабатывай деньги.

Указав ложкой в сторону телевизора, он продолжил кричать на внука:

– Они все воры и жулики, обворовывающие народ. Они рабы своих должностей. Они не смысл, они его полная противоположность! Я никогда не стремился ни к деньгам, ни к власти! Пусть моя жизнь была не такой яркой, как у других, но мне за неё не стыдно! Это был мой выбор, и я очень хотел бы, чтобы мой внук искал в жизни человеческие ориентиры, а не миражи из шелухи! Про власть такое говорить! Да мне стыдно, что у моего внука такие мысли!

– А мне не стыдно! – прорвало Даньку. – Мне стыдно жить с дедом в двухкомнатной халупе. Потому что он как ишак всю жизнь инженеришкой в своём НИИ отпахал, ни к чему не стремился и ничего не хотел.

Слюна слетала с губ Даньки с каждым брошенным в сторону деда словом. Он повернулся к нему лицом. Уже не в состоянии сдерживать свои эмоции и контролировать голос, он орал, выплёскивая в лицо своего единственного оставшегося в живых родственника всю обиду за годы жизни без родителей. Обиду за годы лишений и жизнь на пенсию деда, когда не можешь себе позволить ни хорошую одежду, ни телефон, ни в кино сходить. Орал на деда, считавшего, что это баловство и мальчишеские хотелки и что он должен быть умнее и выше этого.

– Я сыт по горло твоим воспитанием аскета. Деньги не фантики! Деньги – это зло! Работай! Зарабатывай!

Да плевать я хотел на твою работу и всё, что с ней связано! Вы все не работаете! Вы все содержите их!

Теперь рука Даньки указала на телевизор.

– Поэтому ты злишься? Потому что ничего не можешь изменить! Они короли жизни, в которой ты предпочёл занять место слуги! Я сыт этим по горло!

Деньги и власть! Я хочу быть богатым и властным! Хочу, чтобы меня боялись и я ни в чём себе не отказывал! Хочу крутить этот мир, как мне нужно!

Деньги! Ты никогда к ним не стремился, вот их у тебя и нет. А мне нужны эти фантики! В них смысл жизни! Зарабатывай и трать в своё удовольствие! Ты не представляешь, сколько я перенёс в детстве издевательств из-за твоего подхода к жизни! У всех были телефоны, и только я ходил в одной и той же одежде и без него. Я всю жизнь только и делал, что впитывал в себя твои голодранские установки честного человека! Это чушь собачья! Ты жадный, нищий, больной старик, трясущийся за свою порядочность! И меня таким хотел сделать? Никогда я не буду таким, как ты! Лучше сдохнуть в тюрьме, чем жить, как мы сейчас живём.

Он орал, вымещая злобу. Плотина уважения и какой-никакой любви к родному человеку получила пробоину от столкновения жизненных идеологий. И с каждым брошенным словом Данька понимал, что назад дороги не будет, что такая правда разрушает все нити, связывающие родных людей, и дальше его жизнь продолжится в одиночку.

Дед вскочил и бросил в него свою ложку.

– Замолчи! Не смей так разговаривать, сопляк! Уважай хотя бы возраст, если забыл про уважение к крови! Из таких, как ты, и вырастают потом такие, как он!

Рука деда дёрнулась в сторону экрана телевизора.

– Твои мысли – это отрава больного сознания! Такие, как этот чиновник, ставят себя выше других! Они как Гитлер, только армии нет! Именно они и довели страну до жизни одних впроголодь и бомжей, собирающих еду на помойках, а других в шелках, с лоснящимися рожами и свиными глазками! Они болезнь! Раковая опухоль человеческого общества, и ты уже заболел! Ты думаешь, я тебя воспитывал в строгости, чтобы ты чувствовал лишения? Я хотел, чтобы мой внук вырос мужчиной, который в лишениях найдёт силу воспитать в себе человека, свободного от красивых картинок мира! Теперь вижу, как жизнь надо мной посмеялась! Ты уже сейчас как чудовище, только в человечьем обличье! Ты…

– Заткнись, старый жмот! Сдохни в своей халупе в гордом одиночестве! Я ухожу от тебя!

Рёв. Это был в буквальном смысле ненавистный рёв. Нечеловеческий голос вырывался из горла интеллигентного вида молодого человека.

Пространство и время замерли, после чего, подчиняясь воле и желанию, устремились к человеку, изо рта которого выходила энергия его мыслей, облечённая в слова.

Для обоих находившихся в комнате людей ничего не изменилось. Однако время остановилось. Фильтр привычных красок картины мира изменился, цвета стали менее чёткими: словно мельчайшие капельки разных видов краски разъединились и зависли в воздухе.

Огромное чёрное пятно разрасталось в груди Даньки. И все краски, окружающие обстановку комнаты, будто попали в силу притяжения этой черноты, устремились к ней, размывая виды и смешивая стены, стол и образ деда. От их объёма силуэт Даньки растворился: одно сплошное чёрное пятно, впитывающее в себя цвета внешнего мира. Яркие, живые краски, формирующие силуэт деда, сопротивлялись дольше всего этим изменениям. Но и они не устояли, устремившись энергией своих потоков в черноту Данькиного силуэта.

Потом всё замерло. И начались изменения.

После того как все цвета, окружавшие место спора двух людей, смешались с чернотой, исходившей из Даньки, и потеряли свою привычную форму.

После того как все очертания предметов размазались и потеряли форму, превратившись в неясную серую массу, наступила пауза, после которой начался обратный процесс.

Неясные черты начали обретать чёткость и яркость, наполняясь формой и красками. Только в этот раз они существенно отличались от прежнего рисунка обстановки, окружавшей двух людей. Да и людей было уже не два, а один.

Не было стола и телевизора, обои изменили цвет, диван превратился в кровать. Исчез ковёр и деревянный пол, превратившись в светлый ламинат. Формы предметов обретали всё большую чёткость и цвет, пока наконец не заняли свои места. Единственным отличием всех красок от прежних было наличие маленькой чёрной точки в каждом цвете. И от каждой этой точки шла своя маленькая чёрная нить к другой точке, словно эта была новая структура, на которой держались свежесрежиссированные краски будущих изменений материи, энергии и времени. Пауза.

Но вот снова появились прежние предметы и обстановка. Они словно неясный контур проявились, подрагивая и дрожа в воздухе неясным чертежом прошлого.

Старик лежал на полу, держась за сердце. Он пытался сделать вдох, но мышцы не слушались, парализованные остановкой всех систем работы организма.

Слова внука нанесли финальный удар по нервной системе старика. Больной диабетом организм не выдержал, и старик, схватившись за грудь, повалился на деревянный пол, рухнув с громким грохотом. Секунду Данька стоял ошарашенный такой реакцией на свои слова, после чего бросился к деду:

– Дед, да я пошутил! Ты чего! Я не со зла! Дед!

Крик усилился, как только он почувствовал, как обмякло тело старика, и смерть начала растаскивать на мелкие частицы энергию жизни умершего.

Именно в этот момент картина мира изменилась окончательно. Прежние формы исчезли, чёрные точки нового рисунка материи растворились, окончательно впитавшись в цвета новых форм. Так энергия злости и желания Даньки остановила время и начала создавать для него новый мир.

Меняя энергию и материю, она вплеталась в энергетический рисунок окружающих его мест и событий, начав с ближайшего окружения. Устремилась в недалёкое будущее, формируя новые линии, на которых он строит свою жизнь, полную огромного желания денег и власти.

Энергия была столь сильная, что он ещё находился в комнате с телом деда на руках, а она уже меняла судьбы и жизни людей, вставших на его пути. Людей, чьи мысли, сила и энергия жизненных установок не имели столь сильного желания. Чьи жизни ничем не отличались от миллионов других, серых и невзрачных, и потому они были не в силах сопротивляться мощной и сильной энергии Даньки.

Он смотрел в лицо деда с закатившимися глазами и чувствовал внезапное облегчение.

Он понял, что ему нисколько не жалко старика. Что где-то внутри он давно этого хотел, а возможно, даже очень желал, но никогда не признавался себе в этом.

«Всё к лучшему. Покойся с миром, старый скряга. Твой дом – мой дом. И новая жизнь. И в ней я буду и с деньгами, и с властью»!

18. Законы мира и справедливость

Часть 1

Можно постоянно ходить грязным и не обращать на это внимание, а можно испачкаться и не находить себе места от этого пятна.

– Это невероятно. Не могу поверить. Такой талант. Такой голос. Столько поклонников во всём мире, а человек оказался сволочью.

Пациентка номер два не повернула голову от стены на слова Пациентки номер один. Она продолжила лежать на больничной койке с закрытыми глазами, и со стороны могло показаться, что она спит. Но Пациентка номер два за две недели успела выучить закрытую и неразговорчивую натуру своей соседки, поэтому считала, что может позволить себе рассуждать в слух о том, что её шокировало.

– Я под его песню парила на выпускном, выходила замуж. А тут такое. Насильник и почти садист. Как может в таком таланте сочетаться такое противоречие? Насиловал девочек. Четырнадцати–семнадцати лет. Это невероятно. Надеюсь, его посадят. Пишут, что он двадцать лет покупал молчание своих жертв. Но вот чаша переполнилась. И справедливость восторжествовала. Но почему на это понадобилось столько времени?

Наконец её соседка подала признаки жизни и повернулась к ней лицом.

– Заинтриговали, – произнесла она безжизненным голосом. – Кто это?

– Автор хита «Я верю, что могу летать». Я с ума сходила от этой песни. Она была моим свадебным танцем. Как так? Не понимаю, почему такая сволочь живёт себе припеваючи, не болеет, не страдает, а мы вот, молодые, красивые, порядочные девушки в самом расцвете сил лежим лысые в больнице, медленно умирая, ждём свой приговор. Мир несправедлив.

– Справедливость не любит скорость. Это не карма. Она любит прятаться и выходить на свет, когда её уже никто не ждёт и не надеется найти. Поэтому в нашем мире она всегда за границей восприятия.

Пациентка номер два поднялась в кровати, свесила ноги на пол.

– Я считаю, что у любого события есть своя предыстория. Не всегда она видимая. Возможно, наша история – оказаться здесь вместе, это причина для чего-то большего. А возможно, и нет. Может, мы прогневали богов и сейчас пожинаем плоды своей дерзости.

А что касается этого певца… Чем человек богаче, тем больше у него возможностей исполнять свои самые заветные мечты. И уж поверьте мне, если бы Вы знали, как власть и деньги вскрывают в человеке такое количество тайных, мрачных и просто грязных желаний, то удивляться Вы бы перестали. Этого посадят хотя бы через двадцать лет молчания, а есть такие, которые никогда не наденут тюремную робу.

Она взяла подушку, смяла её, словно собиралась прилечь, но по факту просто заняла руки:

– Почему Вы считаете, что болезнь – это случайность?

– А, – протянула её собеседница, – Вы из тех, кто верит в карму и проклятия?

– Вовсе нет. Просто я считаю, что случайности в мире неслучайны. Один человека меня этому научил. И последние годы я в этом неоднократно убеждалась. Все события тянутся от нас и от нашего близкого круга. Семья, друзья, партнёры. Все тем или иным образом оказывают своё влияние на нашу жизнь.

– По-вашему, получается, Вы заболели, потому что захотели? Или это наказание? Или это следствие вашей работы?

Пациентка номер два задумалась. Перед её глазами пронеслись мгновения жизни которые могли дать ответ на поставленный вопрос. Но она не захотела себя раскрывать этой оптимистичной горемыке.

– Я думаю, что если честно и откровенно посмотреть в колодец жизни, спрятанный глубоко-глубоко в каждом из нас, то на его поверхности можно найти ответ на Ваш вопрос. Главное, честно и без страха. Признать, что ты знаешь, почему ты здесь.

– Нет, нет, нет. Я точно не знаю. Я на это смотрю как на вызов жизни. Смогу я побороть этот этап или нет. Других вариантов у меня нет. Я люблю жизнь. У меня куча планов. И я точно не планирую умирать в двадцать восемь лет. Я хочу жить. И я смогу победить эту заразу. Вот увидите.

Девушка на кровати грустно улыбнулась, согласно кивая головой.

– Честно говоря, я завидую вашему оптимизму.

– Вы что, правда решили сдаться? Готовы умереть? У Вас семьи нет?

– Есть, и, наверное, только благодаря мыслям о ней я ещё дышу. Я не сдалась. Я просто жду. Хочу понять, что сильнее: я или мой страх. Страх больше их не увидеть и оставить одних. Страх не проснуться и не вдохнуть грудью свежий утренний воздух. Не позагорать и не искупаться и не выпить чашку кофе.

– И как Вы это поймёте?

– Наверное, как-то пойму. Что-то должно произойти, чтобы дать мне знать, кто победил.

Она нагло врала самой себе и своей собеседнице вслух. В действительности она уже знала, что проиграла. Мысленно согласилась, что из этой ситуации будет только один выход – на кладбище. Но упрямство не желало соглашаться вслух с тем, что было сказано про себя. Поэтому она так бодрилась.

Она знала, что болеет, потому что несколько лет назад на своей дороге жизни она свернула не туда. Тот поворот сделал её той, кто она есть сейчас. В этой больничной койке сидят последствия того выбора.

Размышления были прерваны неожиданным визитом гостей девушки. К ней пришёл муж, какая-то седоволосая женщина и ребёнок. В палате началась возня, связанная с приветствиями и другими подобными вещами. В результате Пациентка номер два решила снова лечь в кровать и полежать с закрытыми глазами, в который раз просматривая события своей жизни.

– Елена Александровна, мы приехали.

Елена открыла глаза. Водитель уже парковал машину среди других иномарок. Она улыбнулась. Как же всё-таки переменчив этот мир. Пять лет назад она бежала с этого выпускного в поле и кричала, почему и за что мир был к ней так несправедлив. И вот спустя пять лет личный водитель и «Роллс-Ройс». Что она испытывала от этой минуты славы? Именно в этот момент – ничего. Она просто хотела показать себя. Другую себя. Не ту, что они видели пять лет назад, а новую Елену Александровну, бизнесвумен, которой всего удалось добиться самой.

Пошли приветствия. Как же это мило. Делать вид, что ничего особенного не произошло.

Снова те же лица, улыбки и хвастовство. Но в этой раз все хотели с ней сфотографироваться. Всем нужно было обменяться с ней парочкой слов и чуток приподнять свою значимость от общения с персоной, чья компания вошла в топ федеральных аптечных сетей, чьи инновации в обслуживании клиентов и сервис получили награду в бизнес-сообществе. Она смаковала успех последний год, и эта встреча выпускников была финальной точкой её мечтаний и планов.

Главное, верить в себя и упорство. Без удачи и везения. Они следствие плотной работы над собой и своей мечтой. Они всегда идут рядом с тем, кто хочет и делает, поэтому вовремя подставляют своё плечо. Когда нужно. Потому что она так захотела.

Амбиции и желания потешить собственное эго, посыпать щепотку тщеславия на свои достижения, чтобы потом успокоиться и делать новые шаги по миру, зная, что ты всё можешь.

Можно заняться благотворительностью, как это делают все богатые и успешные, когда реализовали весь свой потенциал. Или провести жизнь в путешествиях, о чём мечтает половина человечества, наполняя этой мечтой свои маленькие жизни. Всё, абсолютно всё можно, когда у тебя есть деньги и ты на вершине мира.

Её улыбка не покидала лицо. Она была искусственная, не настоящая. Но настоящая и не нужна на этом соревновании личного счастья. Главное, быть в тренде: уверенная, сильная, красивая, стильная и желанная. О, да. На неё снова смотрели как ну ту королевы школы, когда все юные защитники родины хотели влюбить её в себя. И сейчас их взгляды стали ещё более хищными и вызывающими. Они хотели проверить на себе, так ли она сильна в личном, как в бизнесе. Устоит ли передо мной, я же крут. Пусть не так, как она, но я же мужик.