Хроники Нордланда: Тень дракона

– Видно, местным сюда далековато по нужде бегать. – Заметил Гэбриэл, заходя вслед за Кину внутрь.

– А сам ты что тут чувствуешь? – Как-то странно спросил Кину. Гэбриэл пожал плечами, оглядываясь. И почти сразу понял, что Кину спросил не просто так. Здесь все было как-то не так, как должно быть. Понятно стало теперь, что имел в виду Андрей, говоря, что здесь "страшно". Перешагнув искрошенный временем каменный порог, Гэбриэл словно очутился в ином измерении, или в гулком подземелье, захлопнув за собой дверь. Зной, запахи свежесрезанной травы и июльского полдня, стрекот кузнечиков, птичий щебет и лошадиное фырканье исчезли, как отрезанные, так, что Гэбриэл даже недоверчиво оглянулся – но нет, за дверным проемом по-прежнему были лес и кони, щиплющие траву. А здесь не слышно было даже мухи, ощущение было такое, что они в огромном, пустом и холодном зале.

– Что за фигня? – Спросил он вполголоса, и под несуществующими сводами зашептало, зашелестело вкрадчивое эхо. В тот же миг с треском и хлопаньем крыльев, с оглушительным карканьем, сорвалась и пролетела мимо них невидимая воронья стая. Гэбриэла даже обдало ветром и запахом птичьих гнезд. От неожиданности он вскрикнул и крепко выматерился, а Кину повелительно воскликнул:

– без фокусов, Юхан!

– А чем плохи мои фокусы? – Услышал Гэбриэл скрипучий голос, чуть не подпрыгнул от неожиданности, разворачиваясь и хватаясь за рукоять Виндсвааля. И лишь опустив глаза к полу, увидел карлика с маленькими слезящимися глазками, в нелепой шапке с завязками, с огромным носом и тонкими кривыми ножками. Вместо одежды на карлике было какое-то еще более несуразное, чем шапка, тряпье. К бедру, точнее, к тому месту, где у нормально существа должно было бы находиться бедро, карлик прижимал большой кошель, в котором порой что-то нежно позвякивало. Ростом он едва доставал Гэбриэлу до бедра.

– Хи-хи! – Он ткнул в бок Гэбриэла длинным узловатым пальцем. – А я знаю тебя, эфеб, хи-хи-хи!

– Какого хрена?! – Как всегда, от испуга Гэбриэл разозлился.

– Одна моя знакомая греховодница очень уж хотела заполучить тебя себе, но цена оказалась непомерной, хи-хи-хи! Коли уж идти против того, кто так силен, так не задарма же!

– Что ты несешь?! – Отстранился от него Гэбриэл. От карлика несло плесенью и гнилью, а эфебом в глаза Гэбриэла называла только дама Бель. Все это разозлило графа Валенского еще сильнее.

– Я бы объяснил, но не задаром, нет-нет, не задаром! – Задрал нос карлик. – Одно маленькое…

– Я сказал: – голос Кину стал ледяным, – оставь свои фокусы!

Гэбриэл впервые видел Кину таким разгневанным, и словно впервые до него дошло, что его родственник, спутник и наставник – не абы кто, а настоящий король, древний, как само время, величественный и властный. Карлик сбавил тон, слегка даже струхнув – это чувствовалось, не смотря на всю его браваду, – и стал даже чуть меньше размером, заметно съежившись.

– И что же угодно королю, – спросил он смиренно, но не без затаенного злорадства, – если не моих фокусов?

– Со мной Хлоринг, – сказал Кину по-прежнему холодно, – который имеет право на клад Старого Короля.

– Ах! – Красные слезящиеся глазки карлика вспыхнули злобными огонечками. – Вон, вы куда метите?! О цене напоминать излишне, король, нет? Плата Ключнику священна!

– А ты не мечтал бы наложить свою когтистую лапку на часть его сокровищ, нет? – С издевкой спросил Кину. – Вот тебе и плата.

Алчный огонек в маленьких глазках вспыхнул ярче.

– Пепельные алмазы. – Сказал он, не в силах скрыть охватившее его вожделение, больше похожее на похоть, настолько, что Гэбриэла передернуло. – Пять пепельных алмазов, пять! Маленьких, хорошеньких алмазиков! – Он облизнулся длинным, узким, ядовито-красным языком, и Гэбриэлу почудились волчьи клыки за его бескровными узкими губами. – И я, так и быть, открою тебе дверь в оплот Старого Короля!

– Один пепельный алмаз. – Возразил Кину. – И считай, что это неслыханная щедрость с нашей стороны.

– Ах, вот как?! – Зашипел карлик, и Гэбриэл увидел, что ему не показалось: во рту карлика и впрямь волчьи клыки, меж которых, в пене слюны, вращается кончик омерзительного языка. – Щедрость! Вот как, вот, значит, как?!

– Ты знаешь меня, Юхан. – Отрезал Кину. – А я знаю тебя. Не забыл? Я ЗНАЮ тебя.

– Конечно, знаешь. – Карлик весь сжался, в голосе появились одновременно и смиренные, и исполненные ненависти нотки. – Ты король трех миров, владыка Белой Башни, твоя власть велика. Один ничтожный пепельный алмазик, ОДИН, ах, это так щедро! А юный принц понимает, на что идет?.. Ах, что это я! Все в твоей власти, ты все знаешь, все предвидишь, что это я, конечно, да…

– А ничего, что я рядом стою? – Не сдержался Гэбриэл. – Я вам как, не мешаю?

– Я говорил тебе, что клад Драге Урда принадлежит его победителю, Карлу Хлорингу, или его потомкам. Это неслыханные сокровища. – Сказал Кину сухо.

– Да, я помню. – Хмыкнул Гэбриэл. – И что дело за малым: найти и взять.

– Юхан – Ключник. Он открывает двери между мирами. За оговоренную плату он откроет для тебя дверь в пещеру Драге прямо отсюда. Даже малой части золота, что там лежит, хватит, чтобы купить все корабли и всех наемников Острова пожизненно. Камни из драконьей пещеры стоят еще дороже золота. Легендарные же пепельные алмазы вообще бесценны.

– А как я их найду?

– Ты законный владелец клада… Подумай о них, позови мысленно, и они сами покажутся тебе. Драконьи камни – особые, в них особая сила. Рубин в кольце Алисы – тоже из драконьего клада.

– А насчет того, понимаю ли я, все такое… Это чего?

– Ты справишься. Я тебя знаю.

– Да-да-да… – Протянул Юхан, облизываясь. – Хорошо, когда кто-то все знает, да-а, хорошо!

– Хватит паясничать, Юхан, открывай дверь! – Приказал Кину.

– Повезло засранцам. – Узнав последние новости, заметил герцог Далвеганский, имея в виду Хлорингов. – Черт им ворожит, что ли?

– Повезло? – Нахмурилась Анастасия. – Прости, дядя, но что такого? Они в осаде, их могут убить!

– Они по всему Междуречью болтались, как два щенка лопоухих по загону с волками. – Хмыкнул герцог. – И отделались тем, что в крепости заперлись. Конечно, повезло. – О том, что один из братьев ускользнул, в остальном Междуречье не знали, корнелиты не докладывали об этом никому, осажденные – тем более. Не знал пока и герцог Далвеганский.

– А может, про Стража все правда? – Нервно поежилась Анастасия. Она, как повелось после ее драматического возвращения в Клойстергем, ужинала с герцогом. – И им ворожит он?

– Чушь. Сверхъестественное не существует, Анастейша. Призраки, духи, баньши и прочие тролли – это больная людская фантазия. Люди, ребенок, вот худшие монстры на свете! Они гораздо кровожаднее вампиров, поганее гоблинов и злее драконов.

– А эльфы?

– А что в них сверхъестественного? Что, они молочком писают или бабочками пукают? Или, напротив, огнем дышат и дым из жопы пускают? Нет, ребенок. Они всего-навсего дольше живут и иначе выглядят, но они такие же, как мы, в том смысле, что у них красная кровь и их можно убить обычным оружием, не каким-то волшебным.

По бледному, осунувшемуся лицу девушки скользнула тень усмешки. Утрата страшно подействовала на нее, по сути, смерть Вэла разметала ее жизнь в клочья. И теперь из этих клочьев на оставшуюся целой жесткую основу нарастала новая Анастасия. Ее порыв, побудивший ее все бросить и попытаться отомстить отцу, не только спас ее в минуты страшного отчаяния, но и придал ей веру в себя, даже некоторую самоуверенность. Дядя совершал остальное. Человек жесткий, умный и свободный от предрассудков, он рад был увидеть в племяннице наследственные ум, дерзость и способность действовать и смело, и рассудительно. Какой парень на ее месте сумел бы сбежать из монастыря и добраться через половину Острова в другое герцогство, не зная ни дороги, ни людей, ни мира за стенами монастыря?! А что не парень… так и что? Для герцогини и королевы это не недостаток. И Титус Сулстад, не обращая внимания на гневные попреки брата и его требования наказать "Неблагодарную" гадину, предоставил племяннице полную свободу, обедал и ужинал в ее обществе, с удовольствием убеждаясь, что Анастасия умна, беспринципна, точно так же, как и он, презирает предрассудки и готова с легкостью нарушить любое табу и поступиться любой добродетелью. Герцог Далвеганский считал эти качества признаками истинного величия, тем, что и делает человека достойным власти, ставит его на недосягаемую высоту. Он с удовольствием начал пестовать в племяннице ее нарождающуюся самоуверенность и поддерживать ее цинизм. О его малолетних любовницах она недавно узнала, но отнеслась к этому спокойно. Дядя успел так очаровать ее, что девушка уже готова была оправдать любой его грех. К тому же, это, все-таки, было не то, что грех ее отца, о котором она пока даже просто подумать не могла без содрогания.

О чем она не знала – никто не знал, – так это о том, что герцог скопец. Анастасия знала, что отвратительный человечишка, к которому она с первых секунд почувствовала глубочайшее презрение, готовит какое-то лекарство для дяди, но полагала, как и все, что это от его болезни, настигшей его совсем недавно. Его мучили одышка и изжога, часто настигали изнурительные сердцебиения; он то по нескольку дней не мог облегчиться, то начинал мучиться жесточайшим поносом. Порой его бросало в жар, охватывала слабость, тошнота и рвотные позывы, он постоянно и очень сильно потел, и запах пота стал как-то по-особому неприятным. Доктор осторожно посоветовал ему отказаться от некоторых продуктов и вообще есть поменьше, но получил только проклятия, угрозы и требование лекарств. Снадобья Доктора помогали, но ненадолго, и с каждым новым разом становилось все хуже.

Сам Сулстад считал – и был не так уж и не прав, – что всему виной то, что с ним сотворили по приказу Хлоринга. А прав он был в том, что огромный стресс, пережитый им, явился спусковым крючком для давно зревшей болезни, заставив ее развиваться со стремительной силой. И нравственные муки не ослабевали ни на миг. Поэтому он думал столько о мести… И поэтому так тянулся к Анастасии – болезнь сделала его сентиментальным, заставила тянуться к единственному родному существу, которое не осуждало и даже любило его. Анастасия искренне переживала о его здоровье, и ему это было, что ни говори, приятно.

– Все равно Хлорингам не вывернуться. – Ковыряясь в мясном рагу, вдруг заметила она. – Все против них. Ну, и что, дядя? Это ведь хорошо для Бергстремов, не для нас.

– Я бы не был так уверен насчет Хлорингов. – Герцог пососал хрящик, бросил его псу, такому же толстому старому мастиффу, который сначала долго обнюхивал подачку, и лишь затем осторожно съел. – Могут и вывернуться, и для нас, ты права, так будет лучше. Но и в другом случае мы не прогадаем. Нет, Анастейша, не прогадаем.

– Не понимаю?

– Рон женится на девчонке Еннер и станет хозяином Северной Звезды и эрлом Северного Междуречья, от Фьёсангервена до Анвила. Если Бергстремы воспользуются тем, что, как им кажется, само плывет им в руки – убьют мальчишек, и сошлются на корнелитов, – Рон Сулстад, и мы вместе с ним получим формальное право призвать их к ответу за это убийство.

– И встать на сторону Хлорингов?

– Формально – да, ребенок. Встать на сторону Хлорингов. – Герцог с самодовольным видом обгладывал очередной хрящик.

– Но, дядя… Я не понимаю…

– После смерти сыновей Гарольд Элодисский – человек конченный. Что у него останется? Бездетная сестра-королева и племянница? Да прижитая невесть от кого бастардка-внучка? И удар, который, не случись он сам по себе, можно и ускорить, у меня есть отличный медикус для этого.

– Понимаю… – Анастасия забыла о еде, охваченная восторгом от понимания. – Бергстремы избавят нас от Хлорингов, Рон – от Бергстремов… И вы женитесь на Габриэлле, и никто на свете не упрекнет вас в кознях против Хлорингов.

– Бергстремы, – герцог бросил очередной хрящик псу и шумно перевел дух, – сами вырыли себе могилу. Да еще и легли через нее, став для меня мостиком к цели. Да, у меня еще недавно планы были иные… но запомни, ребенок: ты должна и можешь строить далеко идущие планы, и это могут быть чертовски хорошие планы, но не цепляйся за них слепо и тупо. Всегда держи глаза и уши открытыми, и не пренебрегай ничем. Изучай людей, изучай ситуацию, и будь всегда готова извернуться в прыжке, как кошка. Ситуация меняется каждый день, и каждый миг вносит коррективы в твои планы, может даже в корне поменять их. Держи в голове главную цель и следи за ситуацией. Информация – вот твой бог! Быть в курсе всего и вовремя – вот главное, а не планы и интриги. Уничтожить врага – это приятно. Но куда приятнее воспользоваться врагами. И следить, хихикая, как они сами ведут себя к гибели, а тебя – к цели.

– А если Хлоринги выживут и уничтожат Бергстремов?

– Вряд ли. Но если уничтожат, это тоже прямая выгода для нас. Они избавят нас от Бергстремов, и начнут конфликт с Роном.

– Почему?

– Они не простят ему Еннеров, и не поверят в то, что их девка идет за него добровольно. Мы будем вынуждены вступиться за Рона, ведь он Сулстад.

– И тогда война?

– Да, ребенок, война. Честная, открытая, выгодная нам. У Хлорингов не будет в этой войне могущественных союзников – с Эльдебринками они и так в контрах, а если спросят напрямую Бешеного Зубра, откуда среди корнелитов анвалонские наемники – а они спросят, – этот вопрос приведет его в ярость, я хорошо его знаю!

– А у нас будут союзники?

– Будут. – Подмигнул ей герцог. – Скоро я встречаюсь с новым командором Иоаннитов. Я кое-что знаю, и это знание поможет мне договориться с Римом.

– Значит, война все-таки будет?

– да, Анастейша. Ничто и никто ее не остановит – ни Бог, ни королева и ни герой. Ее остановлю я – когда случится все то, что должно случиться. И стану королем этого Острова.

– Ты будешь хорошим королем, дядя. – Убежденно произнесла девушка, глядя на него влюбленными глазами. – Лучшим в мире!

– А эти Хлоринги-то, – сыто рыгнув, громко заметил один из посетителей сандвикенского трактира "Очаг и свеча", – братцы-чельфяки-то эти, как есть, сквернавцы, содомиты и богохульники великие! Людишки болтают, что они в Великую Ночь такое промеж собой и с эльфами вместе вытворяли, что кто видел – поседел совсем, а то и ума лишился. Теперь вот на Север убрались, а туточки нечисть вся осталася! Слышали поди, что творится-то на энтом свете, что в Пустошах-то делается? На руках волосы, и то дыбом! А с чего все началось? А с того, что братовья-чельфяки возвернулись домой. До того все здесь спокойно было!

Трактир был солидный, кого попало сюда не пускали, и хозяин с недовольством поглядывал на говорунов. Выглядели они прилично, платили щедро, но болтали такое про принцев крови, а это ведь…

– Измена это, вот что. – Прошептал его брат, вместе с которым они вот уже много лет содержали трактир. – Государственная измена. Воля твоя, ты старшой, но доложить следует. Не то иные доложат, и пойдем, как соучастники.

– Выставим, но вмешиваться и связываться не будем. – Так же тихо возразил брат. – Сам говоришь: дело государственное, за ними и нас потянут, а там докажи, что ни при чем!

– Уродцы и умертвия всякие – дела ведьмы Барр. – Недовольно произнес один из посетителей. – А сэр Гэбриэл, о котором вы скверные и изменнические речи здесь ведете, чудов этих резал, да и герцог Элодисский, едва вернувшись из-за моря, Дикую Охоту изловил и на колья посадил. Спокойно было, говорите? А Дикая Охота, по-вашему, что такое было?!

– А стоило им уехать, как ведьма и затеяла дела свои чародейские. – Поддакнул другой посетитель. – Но ничего, вернутся Хлоринги!

– Ожидайте, ожидайте. – Скривился пришлый оратор. – Если только вернутся они…

– Шли бы вы отсюда, по-хорошему. – Негромко произнес брат трактирщика, склонившись к их столу. – Чтобы не пришлось стражу звать.

– Заячьи душонки вы, вот кто! – Воскликнул говорливый гость, хлопнув кружкой по столу. – Знаете, что мы правду говорим, только королевы да стражи боитесь! В Междуречье народ-то посмелее вашего будет, поднялся да и проучил всяких-разных, а вам только и сидеть в болоте своем, да по-жабьи квакать… – Он вдруг странно крякнул, скосив глаза к переносице, где словно сам собою появился темный предмет, похожий то ли на гвоздь, толи на небольшой арбалетный болт. Не успел он упасть, а посетители – понять, что произошло и отреагировать, как в переносицу второго говоруна вонзился с еле слышным звуком второй такой же предмет. И никто даже не понял, откуда прилетел этот предмет, кто его кинул, или им выстрелил? Все оглядывались в страхе и смятении, с подозрением глядя друг на друга, и не доверяя никому. Правда, вот только на священника с приятным и невыразительным лицом, который тоже стоял и оглядывался со всеми, никто с подозрением глянуть и не подумал.

Гэбриэлу было ужасно любопытно, как будет открывать некую дверь Юхан. Ему представилась дверь в кирпичной стене, возникшая по волшебству, но все оказалось еще волшебнее: воздух прямо перед ним засеребрился, замерцал, и превратился словно бы в овальное зеркало, но отражались в нем не внутренности Дунькиной Башни, а какое-то длинное, узкое, невероятно высокое помещение, которое пронзали падающие слева и сверху косые лучи света. И в свете этом стены помещения мерцали и искрились. Карлик сделал приглашающий жест, и Гэбриэл протянул руку, ожидая встретить сопротивление холодного стекла, но рука не встретила никакой преграды. Преодолевая сопротивление всех своих чувств и инстинктов, Гэбриэл набрал в грудь побольше воздуха и шагнул в драконье логово.

Кину как-то говорил, что драконье золото образуется от трения чешуи дракона о породу, из которой сложена его пещера, а камни – от драконьего жара, когда дракон, расширяя свое жилище по мере своего роста, выжигает его своим пламенем. Не случайно среди драконьих камней так много сапфиров, чей цвет напрямую зависит от нагрева – чем горячее, тем голубее. В пещере, которая не одну тысячу лет служила жилищем старому, огромному дракону, стены были гладкими, оплывшими, как стекло, и мерцали позолотой с вкраплениями разноцветных искр. Золото и камни лежали у стен, как в иных помещениях лежат пыль и мусор. Местами Гэбриэл угадывал извилистый след драконьего хвоста – с тех пор, как Карл Хлоринг, предок близнецов, убил Драге Урда, ни одна душа не потревожила покой этого места, и здесь еще чувствовались дух и мощь его обитателя. Очарованный мерцающей красотой, Гэбриэл, забыв обо всем на свете, медленно шел вперед, хотя мог набрать золото и камни прямо здесь, пока не очутился подле драконьего ложа. Урд почивал на грудах золота и камней, среди золотых колонн, и Гэбриэл, медленно поворачиваясь вокруг себя, с благоговением рассматривал все, что попадалось в поле его зрения. Порой он замечал следы когтей и другие свидетельства драконьего присутствия, и величие, мощь древнего зверя, тишина все еще ожидавшей его пещеры начали давить на Гэбриэла, гнать его прочь – и хрен с ним, с золотом! Ему захотелось бегом броситься назад, не останавливаясь, выскочить из башни вон и умчаться в Валену. Желание было таким сильным, что Гэбриэл, борясь с ним, прикрыл глаза и представил себе брата. "Испугался? Ты?! – Не поверил Гарет. – Ты ж у меня дурилка бешеная, таких ничем не проберешь! Ну же, я же с тобой!". И Гэбриэл, чувствуя, что брат в самом деле с ним, перевел дух, подумал о пепельных алмазах и открыл глаза.

И камни отозвались! Окружающее сияние как бы померкло, зато пять темных звездочек загорелись ярче, притягивая взгляд. Это было так необычно и здорово, что Гэбриэл подумал о своем Солнышке и о камнях для свадебного убора. И тут же стал обладателем трех больших и пяти маленьких розовых алмазов. Увлекшись, он принялся искать камни для брата, для Вэнни, для Марии, для Мириэль… Мириэль достался большой прозрачный камень, названия которому Гэбриэл не знал, но, видимо, о королеве эльфов он подумал зря -0 пещера отозвалась вдруг странным, чуть слышным гулом и вибрацией. Струхнув, Гэбриэл поспешно нагреб в седельные сумки зернистого золотого песка. Алчность была ему чужда, и он не стремился набрать как можно больше, напротив, взвесив сумки и решив, что они слишком тяжелые, Гэбриэл немного отсыпал обратно. И едва он сделал это, как по пещере словно бы вздох пронесся… Подспудно ожидающий этого, Гэбриэл почувствовал, как его внутренности ошпарило одновременно и льдом, и огнем. Изо всех сил борясь со своим страхом и стараясь не бежать, он сделал пару шагов в сторону выхода, споткнулся, упал на одно колено. Пещера качнулась, Гэбриэл вдруг ощутил себя раздающимся вширь и ввысь, полным неслыханных силы и ярости. А снаружи раздался слитный рев такой мощи, что пещера задрожала сильнее, посыпались камешки… Тут уж Гэбриэл плюнул на гордость и как заяц драпанул к зеркальной "двери". Буквально выпав в Дунькину Башню, к ногам Кину и Юхана, он упал на четвереньки, и его вырвало. Все продолжало качаться, сам он – пухнуть изнутри, в ушах стоял рев драконов, сквозь который бился крик Гарета: "Младший, что с тобой?! Ты где, Гэйб, ты где?!!".

– Смотри на меня! – Кину с силой сжал его голову в ладонях. – Смотри мне в глаза, слушай меня, одного меня! В глаза мне смотри!!!

Гэбриэл, зрачки которого плясали в расширившихся глазах, становясь то вертикальными, то снова круглыми, наконец поймал взгляд Кину, сосредотачиваясь на его голосе. И постепенно бешеная пляска его зрачков утихла, гул и рев отдалились и смолкли, качка утихла.

– Вот так… – Кину отпустил его лицо, погладил по голове. – Все хорошо. Все хорошо. Держись за меня. Поднимайся.

Гэбриэл хотел спрашивать, но лишь открывал и закрывал рот, не в силах издать ни звука и в ужасе чувствуя, что забыл, как нужно говорить, не помнит ни одного слова. Цепляясь за эльфа, кое-как поднялся на дрожащие ноги, и Кину обнял его, прижимая к себе. Гэбриэла все еще мутило, внутри все тряслось, ноги подкашивались. "Что это было со мной, интересно?" – Мелькнуло в голове, и он чуть не заплакал от радости: оказывается, он помнит слова и говорить не разучился! И поймал цепкий взгляд карлика, одновременно и злорадный, и разочарованный.

– Скажи ему, король. – Проскрипел Юхан. – Скажи, не томи его!

– бери свою плату и проваливай! – Яростно огрызнулся эльф. Гэбриэл, отстранившись, достал из кармана темный алмаз.

– Что там было? – Спросил хрипло. – Я чуть не обоссался впервые в жизни от страха…

– Драконы приветствовали тебя, хи-хи-хи! – Карлик облизнулся, весь дрожа, не сводя глаз с алмаза. – Дай мне его скорее, дай! Мой хороший, хороший, МОЙ!!!

Но Гэбриэл сжал кулак, и карлик завизжал:

– Отдай! Это мое, это моя плата! Нельзя лишать Ключника платы, смерть преступнику, смерть! Скажи ему, король!!!

– Это верно. – Неохотно произнес Кину. – Лишать оговоренной платы Ключника нельзя, это закон, и он древнее самого Острова.

– Я не собираюсь его лишать платы. – Гэбриэл быстро приходил в себя и возвращал уверенность. – Но пусть скажет! Я должен понять, что произошло.

– Один маленький розовый алмазик в придачу к пепельному, – облизнулся карлик, – и я все расскажу сиятельному принцу…

– Я сам расскажу все своему племяннику. – Возразил Кину. Гэбриэл бросил Юхану алмаз, и тот вцепился в него, воркуя, облизывая, поднося его к глазам и чуть не плача от вожделения и удовлетворения. А Кину заговорил сухо, словно торопясь отбыть неприятную повинность:

– Я уже говорил, что в драконьих сокровищах заключена страшная сила. Если ты не подчинишь их своей воле, они подчинят тебя себе. И ты уже никогда не выйдешь из этой пещеры. Превратишься в низшего серого дракона, который будет сторожить эти камни и золото, пока не умрет.

– О-о-о, какое лицемерие! – Пропел Юхан. – Ни слова лжи, но какая неправда!..

– И ты меня не предупредил? – Напрягся Гэбриэл.

– Я знал, что никакой опасности для тебя нет. Ты не алчен и не труслив.

– О-о-о-о! – Закатил глазки карлик и пустился в какой-то странный, дерганый, паралитический пляс.

– Хватит! – Взорвался Гэбриэл. – Я хочу знать, что происходит! – Он снова сунул руку в карман. – Розовые алмазы не для тебя. – Он вынул руку, встряхнул ладонью, рассматривая вынутые камни. – Но вот этот карбункул, пожалуй, я мог бы тебе отдать. – Он показал карлику крупный кроваво-красный камень, который взял для себя. – За ВСЮ правду обо мне и этой пещере.

– Не стоит! – Быстро сказал Кину.

– Может, и нет. – Согласился Гэбриэл. – Даже скорее всего – нет. Но плата уже назначена. Как насчет Ключника? Должен ли он отработать плату полностью?

– У Бъерга Черного, сына Тора, было три сына. – Облизнувшись на камень, произнес карлик. – Двух сгубило проклятие Стража, остался один. Прекрасная Дрейдре спасла Хлорингов, родив Карлу сына… одного сына.

– Я знаю. – Хмыкнул Гэбриэл. – "История Нордланда и Хлорингов", первая книга, вторая глава.

– Прекрасная Дрейдре, – карлик аж причмокнул на слове "прекрасная", и Гэбриэла передернуло вновь, – была оборотнем, Белой Волчицей. Превращалась в белую большую собачку и бегала по лесу, кроликов кушала, олешков, человечков всяких… да-а-а-а. Все Хлоринги до единого, живущие ныне – только ее потомки, и во всех есть такие маленькие, такие невидименькие, такие крошечные частички оборотня, во всех до единого, да-а-а! Но чтобы Хлоринг стал оборотнем, нужно, чтобы эти маленькие частички со стороны отца спарились с такими же крохотными частичками оборотня со стороны матери, и тогда, хи-хи, родится огромный могучий зверь, хи-хи-хи-и-и! – Карлик зашелся в кашле, а Кину рявкнул вне себя: