Хроники Нордланда: Тень дракона

Подумав про Софию, Гарет сел писать девушке письмо, и просидел над ним до самого рассвета, надеясь, что кое-что из этого письма девушка донесет и до родителей. Был, правда, гигантский подводный камень в его отношениях с Анвалонцами: анвалонские арбалетчики среди корнелитов и Верных. Пленные анвалонцы в голос твердили, что их нанимал Хильдебрант Эльдебринк специально, чтобы отправить в Междуречье. И в первый момент, узнав об этом, Гарет решил, что такого предательства им прощать нельзя. Но Марк категорически отрицал причастность братьев и отца к такой подлости, и теперь Гарет колебался. Чем черт не шутит, может, это и в самом деле подстава со стороны жирного Сулстада – тот вполне на такое способен. Вот только на какой кривой кобыле подъехать с этим вопросом к Бешеному Зубру? Он ведь даже слушать до конца не станет, глаза кровью нальются, и пойдет на таран…

Как, собственно, и произошло с погодками Седриком и Хильдебрантом, которые появились в Лавбурге на следующий же день. Они уже знали последние новости – услышали обо всем в Маскареле, – и беспокойства о судьбе Марка больше не испытывали, отправив письмо отцу оттуда же, из Маскареля. А общение с братьями Хлорингами у них началось с крупной ссоры. Едва герцог Элодисский заикнулся об анвалонских ополченцах, как Хильдебрант, а за ним и Седрик, мгновенно покраснев, как умеют только рыжие, принялись слаженно орать, что оскорблений не потерпят, тем более от гада, клеветавшего на их сестру! Гарет тоже вспыхнул от гнева, и если бы не Марк, который еще не совсем пришел в себя, узнав о смерти младшего братишки, но держал себя в руках, и не Гэбриэл, не потерявший головы, Хлоринги и Эльдебринки рассорились бы уже навсегда. С трудом, то и дело вновь вспыхивая и обижаясь непонятно, на что, но братья Хлоринги и братья Эльдебринки все же прояснили для себя и друг для друга, что же произошло.

– Да был я в Клойстергеме. – Подтвердил Хильдебрант. – Не столько ради герцога, сколько ради Вэла. Мама волновалась насчет того, как ему у Кенки. Они там удочку насчет моей женитьбы на их Анастасии закидывали, но так, для проформы. Не показалось мне, что они и в самом деле этого хотят. А вот спросить, когда это Кенка с герцогом Элодисским встречался, и где, мне что-то в голову не пришло. – Он почесал яркую светло рыжую, коротко стриженую макушку. – Вэл, бедняга, и не подумал бы усомниться… – Тут у Седрика и Хильдебранта одинаково сжались кулаки и сузились глаза, – но я-то должен был подумать.

– Я никогда не позволил бы себе так отозваться о любой девушке, не только о той, что мне так понравилась. – Вновь напомнил сильно задетый таким подозрением Гарет. – И уж тем более не стал бы откровенничать с Кенкой!

– А что, – весело подмигнул ему Седрик, – понравилась Софи?

– Точно. – Согласился Гарет. – Собираюсь жениться на ней. Но не от нужды, а по зову сердца. Потому и не стал делать предложение. Посватаюсь к ней победителем.

– Наш мужик! – Хлопнул его по плечу Седрик. – А, Хил?! А что мы в сухую, как попы, сидим? Помянем Вэла, отметим знакомство. Жизнь-то продолжается! Так ты говоришь, ваша Габриэлла похожа на королеву?..

Вечером пятеро братьев: двое Хлорингов, трое Эльдебринков, – один Еннер и один Бергквист тесной компанией наклюкались в кабинете покойного эрла Лавбургского, орали песни, плясали Хеллехавнен, мерялись силушкой на руках с Гэбриэлом, на спор гнули каминные инструменты, попортив с десяток, не меньше, и оставив весь этаж без единой нормальной кочерги, напоили замковых служанок, и под утро уснули, а потом (главное!) и проснулись лучшими друзьями. В порт Лавбурга в это утро пришло судно из Элиота, на котором прибыл очередной отклик европейских друзей Гарета: трое итальянцев с подарком от молодого Сфорца. Большой чугунной пушкой, с полным комплектом каменных ядер. О таком оружии в Нордланде слышали, но еще не видели, и только один Гарет из собравшихся видел ее в действии. Вещь была бешено дорогая, можно сказать, эксклюзивная, и герцог Элодисский мысленно, а потом и письменно, возблагодарил своего итальянского приятеля: это было получше даже, чем английские лучники с их знаменитыми тисовыми лонгбоу! Так как все трое итальянцев не только привезли пушку, но и оказались мастерами, способными изготавливать такие же на месте. Эльдебринки потребовали демонстрации, того же жаждали остальные соратники Хлорингов, и вскоре на окраине Лавбурга эта самая демонстрация состоялась: итальянцы с очень важным видом жахнули каменным ядром по старой овчарне. Попали – что вообще-то с теми, первыми пушками получалось не всегда, – с первого раза, и так поразили всех без исключения зрителей, что о чудо-оружии тут же заговорил весь Остров. А лавбургские мастера загорелись стать первыми пушкарями в Нордланде и продались Хлорингам с потрохами за такую возможность и привилегию. Когда и куда исчез в этой суматохе Гэбриэл, Гарет даже не заметил сначала, да и внимания особого не обратил, но смутное и неприятное чувство заставило его начать поиски. Тщетные. К вечеру стало понятно, что никто князя Валенского не видел, и никто понятия не имеет, где он, с кем и куда подался и куда делся.

Примерно за неделю до этого, как раз, когда братья подходили, каждый со своей стороны, к Фьесангервену, в Блумсберри, в портовом кабаке «Пьяный крыс» встретились мастер Дрэд и неизвестный ему человек в темной неприметной одежде и маске, закрывающей лицо по самые ноздри. Нижняя часть лица была замотана шарфом. Дрэда он поджидал в эркере, где предусмотрительно потушил все свечи, кроме одной, которую поставил подальше от себя. Говорил он через шарф немного невнятно, с нарочитым акцентом, то итальянским, то немецким, то вообще не пойми, каким – так поступают некоторые люди, пытаясь подражать иностранцам.

– Никакого следствия, никакого разбирательства. – Говорил он. – Быстрый суд и мгновенная казнь.

– Следствие необходимо. – Возразил Дрэд. – Он должен сознаться…

– Не сознается. – Перебил его незнакомец. – Он – не сознается. Это первое…

– У инквизиции все сознаются, да, да… – Иронично усмехнулся Дрэд.

– Только не он. Я успел его узнать достаточно. На Красной Скале он вытерпел такое, что ваши палачи вряд ли чем-то его удивят или испугают. Второе – эльфы. Даже не надейтесь спрятать его от эльфов. Найнпортская Ведьма однажды это смогла, но ей просто повезло. Вы – не сможете. Они по капле его крови, пусть даже оброненной годы назад, не только узнают, жив ли он, но так же – и где именно находится. И придут за ним, и очень быстро придут, они передвигаются с потрясающей скоростью, есть у них так же выход на некоего Ключника, тот, говорят, открывает проход через пространство мгновенный. Опомниться не успеете, а подле вас уже эльфийские убийцы. Они имеют полное право вступиться за него, это специально оговорено условиями Священного Мира, ведь он – родственник эльфийских князей и королей. Поэтому скорость, скорость и точность! Не везите его на юг, в Элиот или доминиканский монастырь, советую Гонор, бывшую твердыню нордландских тамплиеров, а теперь – замок иоаннитов. Это неприступный замок над плоскогорьем, идеальное место, везите его туда, как можно скорее судите и казните. Как бы не отреагировал на это его брат, открыто враждовать с церковью и Орденом он не посмеет. Его никто не поддержит в этом. Если его брат будет осужден и казнен, как еретик, колдун и слуга дьявола, даже Бергквисты и Карлфельдты не посмеют связаться с герцогом, он быстро станет изгоем. И либо вынужден будет пойти на мировую с церковью и принять все ваши условия, либо погибнет.

– А что же эльфы? – Осторожно поинтересовался Дрэд.

– Эльфы будут мстить. Но они будут мстить за своих принцев в любом случае. Если боитесь этого – отступитесь уже сейчас и забудьте про братьев. Если же нет – их месть станет хорошим поводом для войны с ними. Не этого ли все здесь так хотят? Главное – не дайте им его отбить, поэтому, напоминаю и настаиваю: никакого следствия и долгих допросов! И еще. На левой руке у него – неприметное серебряное кольцо. Это подарок эльфийской Лесной Королевы. Оно оберегает его от яда, стрел и болтов. Пока оно на нем, его ни отравить, ни пристрелить невозможно.

– Благодарю. – Церемонно наклонил голову Дрэд, дав себе зарок: любой ценой узнать, кто это. Такой человек в сердце Поймы ему не помешает! Интересно, кого он ненавидит больше: Хлорингов или эльфов? Он ни словом не упомянул его высочество, и о братьях говорил скупо и как-то неохотно. Зато едва упоминал эльфов, как Дрэд, сильный эмпат, чувствовал кожей ярость и ненависть. «А личная ненависть, – думал он, отправляясь по Великой Реке дальше на Север, – это вещь очень нам полезная, да, да…».

Нэш со своими бойцами помчался в Июс сразу же, как оттуда прискакал перепуганный гонец. Объяснить тот толком ничего не сумел: только бормотал про «умертвие кошмарное», да умолял о помощи. Иво, а так же Клык и Ветер со своим приятелем Волкодавом, в этот раз тоже были с Нэшем. Чистенький сонный городок был взбудоражен и потрясен до самого основания, на околицах наспех сооружали баррикады, жители вооружились, кто чем мог, и патрулировали улицы и окраины. Нэша и его спутников сразу же провели в тот самый подвал, где когда-то герцог Элодисский услышал первую достоверную весточку о своем брате.

– Лица только прикройте, – посоветовал сторож, у которого нижняя часть лица была замотана грязным платком, – ибо вонюче оно дюже. Смрад стоит такой, что слезу вышибает.

– Оно – что? – Спросил Нэш.

– А увидите. Мы-то сами так и не поняли, что ОНО такое и откуда такие берутся-то. – Он долго прислушивался у двери, потом, стараясь не греметь ключами, отпер могучий замок. Снова прислушался, приоткрыв дверь, и Нэш, отодвинув его в сторонку, вошел внутрь.

И понял, что зря не послушал доброго совета и не прикрыл рот и нос: смрад и в самом деле стоял невыносимый. Воняло даже не понять сразу, чем: то ли падалью, толи чем-то еще хуже, если такое, конечно, возможно. В подвале, служившем и моргом, и пыточной, и тюрьмой для самых отъявленных преступников, приговоренных к казни, помимо столов, пыточных инструментов и дыбы, были и железные клетки, три или четыре, тонувшие во тьме. К одной из них сторож и подвел Нэша, посветил на то, что было внутри.

То, что там было, уловило свет, а может, и звук слышало: зашевелилось, поднялось на карачки и, вихляясь, поползло в сторону двери. Ткнулось в решетку, захрипело, и принялось колотиться о нее с неожиданной и пугающей силой. Крестьяне проткнули ЭТО вилами, и теперь внутренности волочились следом, обвалянные в пыли и мусоре. Когда оно ударилось о решетку, отшатнулся даже Нэш, зажимая нос и рот ладонью:

– Да что ж это такое-то?!

– Умертвие. – Повторил сторож.

– Оно самое. – Подтвердил Клык. – Их Госпожа делает. Убитого поднимает, и оно так вот ковыляет и бросается на все живое, пока не развалится. Я их не раз видел.

– И как их убить? – Поинтересовался Нэш, глядя на внутренности. – Башку отсечь?

– Оно все равно бегает, даже без башки. – Возразил Клык. – Но тогда оно не видит, куда бежать, и запаха живого не чует, так мечется, стукается обо все подряд. Потешно так… – Он осекся под яростным взглядом обернувшегося на него великана.

– Сжечь. – Сказал Волкодав. – Или в известь того, сунуть. Ну, или на жаре оставить, оно тогда быстро сгниет и само развалится. В темноте и холоде его как раз держать нельзя, оно тогда долго того… фунциклирует.

– Негашеная известь есть? – Спросил у сторожа Нэш.

– А как же! Яма целая. – С готовностью откликнулся тот.

– Как вы его поймали?

– Так мы его и вилами, и топором, а ему хоть бы что. Двух человек разорвало, кроме пастуха-то, пока мы его на вилы не подняли и так цепями не спутали, вон валяются. Так приволокли сюда и бросили, оно уже само того, распуталося-то. Когда темно и тихо, оно само не шевелится, а как только почует людей, так и бесится. Страшное оно… очень. – Боязливо произнес сторож. – Я вот хоть и стою тут с вами, а страшно так, что аж коленки подгибаются: а ну, как клетка не выдержит? И откуда только силушки в нем столько! Может, того – пойдем отсюдова-то? А?

– Откуда оно взялось, – кинул последний взгляд на умертвие Нэш, – кем было при жизни, и где жило? Кто знает?

– По дороге ковыляло, с юга, вот все, что пастушата знают. А мы в ту сторону и не ходили, страшно!

– Люди оттуда сегодня были?

– Были. Никто ничего не видал. Может, ОНО с лесу, только разве ж эльфы его выпустили бы?

– Мы тут гадали-рядили, – признался бургомистр, – откуда ОНО на нас напустилось, и даже гадали, не обидели ли мы чем Лесную Королеву, может, это Она на нас кару такую напустила?

– Эльфы некромантией не занимаются. – Подал голос все это время молчавший Иво. Ему казалось, что он узнал бывшую женщину, но ему так страшно было признаться в этом самому себе, что он отчаянно не хотел в это верить. И то сказать: умертвие настолько уже мало походило на человека, что ошибиться было не мудрено. – Они мертвых не поднимают. Это дела ведьмы Барр. Госпожи с Красной Скалы.

– Одежа у женщины-то, – заметил капитан местной стражи, – богатая была. Не из простых женщина. Только здесь никто ее не знает.

– Я, кажется, знаю. – Неохотно сказал Иво, и Нэш стремительно повернулся к нему:

– И что молчишь?

– Я не уверен. Лицо… не опознать уже. И волосы в пыли, не поймешь, какого цвета. Но такую одежду и такое кольцо я видел у госпожи Глэдис Твидл. Которая уехала в Варчу и исчезла, помните?..

– А дорога на Варчу-то здесь, в миле всего. – Пробормотал капитан.

– Так ведь она давненько пропала. Еще до отъезда герцога с братом на Север. – Заметил Нэш.

– Верно. – Кивнул Иво. – Говорю же, не уверен я.

– Скинем нежить в известь, и отправимся в Варчу. – Решил Нэш. – Кто его знает, что там творится.

Герцог Анвалонский, получив с почтовым голубем весточку от погодков, засобирался в Лавбург. Вообще-то, ехать на тинг он не хотел. Или, точнее, упрямо решил не ехать, хоть в душе его шел разлад: было ужас, как интересно, как там справляются сыновья Гарольда, что представляет собой младший из близнецов, хотелось получить все последние горячие новости не из писем, а на месте, и вообще – быть в гуще событий, которые оказались нешуточными. Дома было тяжело. Герцогиню сломало горе, она разваливалась на глазах, и видеть это было тяжко. Она перестала следить за собой, потеряла всякий интерес к дому, к происходящему, даже начала, по словам слуг, «чудить». Герцог по-настоящему мучился этим. Он любил жену, гордился тем, что является верным супругом, а теперь у него жены-то и не было – Эффемия перестала внезапно быть женщиной, потеряла и интерес к нему, как к супругу и любовнику, и внешнюю привлекательность. И герцог Анвалонский преисполнился ярости и ненависти к виновнику смерти Вэла и преображения жены: к графу Кенке. Мразь, пучеглазый выродок! И как только посмел, как посмел этот подонок оскорбить ЕГО сына, как?! Страх потерял, извращенец чертов, на кого покусился, КАК посмел?! И спустить ему это?! Ни за что! Каждый день, получая новые и новые подтверждения тому, что его жена погружается в пучины горя, кажется, уже безвозвратно, герцог Анвалонский растравлял в себе ярость, лелеял и холил ее. На фоне этой ярости проступок Гарета уже не казался таким уж смертельно обидным. Пишет ведь письма девочке, обнадеживает. С одной стороны – прохвост, а с другой – завидный жених… Узнав, что Марк в порядке, жив и свободен, и что спас его и мальчишек Еннера и Бергквиста Гэйб Хлоринг, герцог в одночасье решил ехать. Дать шанс Гарету оправдаться и извиниться, черт с ним. Такой союзник в грядущей стычке с Далвеганом не помешает… И даже если Гарольд откажется присоединиться к войнушке, то и против уже не будет.

И женщин нужно повезти с собой. – Решил герцог. – Для Эффи это будет полезно, может, оживет, встретится с Марком, оттает. Дав приказ собираться, он принялся сам утрясать свои домашние дела. В разгар этих сборов мажордом сообщил ему о визите какой-то пожилой женщины, которая настоятельно просит аудиенции.

– Не до старух мне. – Отмахнулся герцог. – Пусть идет, откуда пришла. А если очень нужно, пусть подождет, пока вернусь.

– Мое дело не может ждать. – Произнесла вошедшая вслед за мажордомом женщина, закутанная в темный плащ.

– А тебя не учили, сударыня, что входить к герцогу без дозволения нельзя? – Нахмурился Анвалонец.

– Нет. – Женщина откинула капюшон, выпрямилась, и герцог втянул с шипением воздух сквозь стиснутые зубы: перед ним была не обычная женщина. «Фея!», – понял он. Он не жаловал нелюдей – ни эльфов, ни прочих. И феям исключений не делал. Но женщина была красива, а герцог от рождения был грубовато-галантен, это было у него в крови, как у всех Эльдебринков до него.

– Меня не учили этому. – Она чуть улыбнулась. Ее глубокие глаза почти без белков, прозрачные, переливающиеся и блестящие, как вода, то голубые, то зеленые, то синие, притягивали взгляд и поглощали внимание. Завораживали. – Когда я родилась, не было на свете герцогов.

– Ступай. – Мановением руки герцог отпустил мажордома. – Чем обязан,.. сударыня?

– Мы узнали, что вы собираетесь воевать с Далвеганом.

– Откуда? – нахмурился герцог.

– У нас свои способы. Мы можем вам помочь. Наша помощь будет неоценима.

– Чем? – Прищурился герцог, размышляя. Может, и нелюдь… но если реально может помочь – почему нет? – И что захотите взамен?

– Наши озера. – Ответила фея. – Они все равно не пригодны для людей. Изгнав нас оттуда, люди получили проблемы и топи. А мы содержали их в чистоте и безопасности. Верните нам наши озера, а мы поможем вам. Вы не найдете информаторов лучше и проводников искуснее, чем мы и наши слуги. Мы проведем вас через топи и позволим напасть в тыл вашему врагу. Мы поможем вам с провокацией, мы разозлим далвеганцев так, и так настроим их против своих властей, что вам не придется встретить большого сопротивления от местных. Взамен мы хотим только наши озера. Навсегда. Обещаю: когда война будет окончена, мы не будем вмешиваться в ваши дела, если вы не будете вмешиваться в наши.

Герцог задумался, поглядывая на свою неожиданную гостью. Заманчиво… что он теряет, соглашаясь? А ничего. Все на Острове знают, что избавившись от фей, далвеганцы не только не получили озера и их богатства: рыбу, птицу, дичь, – но и стремительно начали терять ближайшие к озерам земли, превращающиеся в топи, заполненные всякой болотной нечистью. Пускай феи забирают свои озера. Герцог намерен был, уничтожив Сулстадов, посадить герцогом там одного из своих сыновей. Эрика, скорее всего. И зачем мальчишке разрастающиеся топи и болотные черти?

– По рукам. – Решил он, даже не попросив время подумать. Что думать? В войне любые средства хороши.

Фея улыбнулась, зовуще так, загадочно… Глаза мерцали. Герцог напрягся, в паху защекотало. Эффи больна… а фея хороша… нечеловечески хороша. Не уходит, смотрит, улыбается… плащ стек с нее, обнажая тело в мерцающем платье, облегающем ее, словно вторая кожа, и какое тело! Герцог сглотнул. Где-то, когда-то он слышал, что феи невероятно разборчивы, и удостоиться их внимания может не каждый, далеко не каждый… но если повезло – мужчина познает невероятное наслаждение. Он верный муж… Но Эффи больна и сама не принимает его, а фея – это же, все-таки, не обычная женщина… Разве же это измена?..

– Предлагаю, – проворковала фея, медленно приближаясь, – скрепить наш союз… герцог. По-нашему.

Платье вдруг само собой словно бы впиталось в кожу, и Аскольд Эльдебринк громко выдохнул: тело было такое, каких он и не видал никогда, и даже не мечтал о таком. Если бы он и помыслил об отказе, его собственное естество не дало бы ему отказать, не в его это было силах.

В Варче Нэш и Иво почти ничего не узнали. Госпожу Твидл здесь никто не видел, зато о женщине, к которой та направлялась, судачила вся деревня: ее разорвали в овраге не то собаки, не то волки. Останки нашли недавно, и произошедшее ужаснуло тихую деревеньку: здесь отродясь не слыхали ни о нападении волков, ни о нападении медведей или какого другого зверя, а так же – о каких-то лиходеях или разбойниках. Люди были так напуганы, что Нэш пообещал прислать к ним отряд стражи из Гранствилла. Озадаченные и встревоженные, возвращались они в Блумсберри, и Нэш всю дорогу хмурился и был до того рассеян, что порой отвечал невпопад или не отвечал вовсе, если к нему обращались спутники.

– Скажи, Нэш, – спросил Иво вечером, когда они остановились в придорожной харчевне, каких немало было на Королевской Дороге, и, поужинав, сидели и правили амуницию, – что я делаю не так?

– В смысле? – насторожился Нэш.

– Ну… – Иво поколебался. – Мне кажется, что я поступаю правильно. Но все как-то наперекосяк получается, понимаешь, о чем я? Алиса вечно мне пеняет, что я не прав, Гэйб порой на меня злился по-страшному. А сам порой поступает хуже меня в сто раз, но ему ничего, сходит с рук. Люди в городе меня ненавидят. Мне вообще до них дела никакого нет, а им до меня, оказывается, есть, да еще какое! А ведь я никому ничего плохого не только не делал, но и не желал. Почему так, Нэш? Потому, что я Фанна?

– Послушай-ка байку одну. Шибко она мне нравится. Собрал, значит, царь зверей, попросту Лев, всех своих подданных на большой пир на вершине скалы. И вот, значит, сидят они, пируют, и кого тут только нет. Ну, и Волк, само собой. Смотрит, а за соседним столом Ворона куражится. Принес королевский паж ей вина, она орет: «Кислое! Пива хочу!» – и р-раз, вино пажу в лицо! Тот утерся, приносит ей пиво. Ворона орет: «Теплое, свинья!». И снова – р-раз, пажу в лицо. Волк думает: «Эге! Какая-то помойная ворона тут так куражится, а я, рыцарь, чем хуже?». И, значит, тоже подзывает к себе пажа, и вино ему в лицо выплескивает: «Кислое, мол!». Паж осерчал, пошел к королю и пожаловался ему на волка и ворону. А паж этот у короля был любимчик. Недолго думая, Лев приказывает своим баронам скинуть Волка и Ворону со скалы. Ворона что, встряхнулась и полетела. А Волк падает, лапами машет, орет: «Спасите, помогите!». Ворона подлетает к нему и спрашивает: «Так ты летать-то не умеешь?». «Нет! – Вопит Волк. – Не умею, помогите!». «А хер ли тогда вы»»ешься?» – Удивилась Ворона. – Нэш собрал глаза в веселые морщинки, ожидая привычного смеха, но Иво не засмеялся. Нагнул голову, какое-то время ожесточенно правил кинжал о кожаный ремень, потом спросил холодно:

– Волк – это я? Летать не умею, а выделываюсь? А Гэйб, тот умеет, да? – Голосом, надломленным от обиды поинтересовался еще. – Он рыцарь и граф, а я…

– Нет, не понял ты.– Вздохнул Нэш. – Тогда я тебе быль расскажу. Был у нас десятник один, правильный был мужик. Прямо правильный. И от нас того же требовал. Дисциплина чтоб была, доспех начищен, оружие наточено, сапоги надраены. Если на посту заснул, ну, тут пеняй на себя. В самоволку удрал, тоже. Но, понимаешь, он именно что был… правильный. И всегда нужное слово найдет, в точку прям, к месту, и знал, когда орать, а когда и посмеяться, или доброе что кинуть, такое, знаешь, крепкое, мужицкое. А если что, так поговоришь с ним, так и так, по-человечески, наедине, такие, мол, обстоятельства… И вроде можно и в самоволку, или еще что. Бойцы его любили, хоть и строгий, и придирчивый, а – любили. Его десяток лучший был, кто-кто, а мы всегда готовы были и к бою, и к тревоге внезапной. У нас такого не бывало, чтобы выступаем – а что-то не готово, или нет кого. Повысили его в сотники, а к нам десятником поставили другого. Тот тоже правильный оказался, куда бежать. Тоже все требовал, что и первый, но… не хватало ему чего-то. Сам безупречный, отчищенный, отдраенный, но словно не человек, а нелюдь какая-то правильная. Понимаешь?.. Съели мы его потихоньку, а за ним я десятником стал. Такие вот дела. Не знаю, понял ли…

– Я пытаюсь. – Подумав, уныло признался Иво. – Я такой, да? Нелюдь неправильная?

– Понимаешь… – Нэш прищурился на догорающий за окошком закат. – Как говаривал еще один наш командир: устав для всех один, но есть нюансы. Тебе бы научиться эти нюансы различать… Людей немножечко зауважать… понимать их, что ли… Цены тебе не будет. Так-то парень ты хороший. Но людей ты в упор не видишь, живешь в своем мире. Вот и выходит, что в твоей голове одна картинка сложится, а реальность – другая совсем. Ты и злишься. Ведь нужно-то немного совсем. Простить людям, что они не такие, как ты хотел бы. И думать об этом порой, а не о том, как ты сам себе придумал, в своей голове.

– Я не люблю людей. – Негромко признался Иво. – За редким исключением. Я не человек, я другой.

– И граф другой. – Кивнул Нэш. – А он эти нюансы различает.

– Он всегда такой был. – Уныло вздохнул Иво. – Я всегда им восхищался. Только я не такой.

– И я не такой. – Добродушно усмехнулся Нэш. – И кто еще такой? Даже брат его, при всем моем уважении, не такой. Что ж теперь, аппетит терять и локти грызть? Как говаривала моя бабуля, царство ей небесное, Бог леса не сравнял и нам не велел. А ты что так заскучал-то? Жениться не хочешь? – Он подмигнул и чуть толкнул Иво в плечо. – С мужиками обычно перед свадьбой такая вот хрень приключается. Начинают смысл жизни терять, на философию их тянет, тоска грызет вселенская. Не боись. Я вот женился на старости лет…