По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая

Федулов равнодушно пожал плечами.

– А ничего! Это ведь только подтверждало мои предположения. В любом случае, всё открылось бы на месте. «Ложный аэродром» для того и создавался, чтобы обмануть противника, заставить его раскрыться и дать мне время сориентироваться в обстановке. Проще говоря, попытаться «дать дёру»! Ну, или хотя бы интеллигентно «отмазаться»!

Лесь Богданыч перевёл взгляд на часы, потом и на солнце – и покачал головой.

– Заболтались мы с Вами, друг мой – а за нами наверняка уже снаряжена погоня. Так, что, пора в дорогу. Но теперь мы пойдём другим путём: боюсь, что там, откуда мы пришли сюда, нас уже ждут «товарищи».

Он перевёл взгляд на чемодан.

– Мне уже не осилить этот вес, Жорочка… А идти нам – ой, сколько много километров!..

– Нет проблем, Лесь Богданыч!

И Жора решительно взялся за чемодан.

– Ну, а Вам остаётся вещмешок. Надеюсь, там не запас провианта в дорогу?

Федулов рассмеялся.

– Нет, мой юный друг: его содержимое ничем не отличается от того, что находится в чемодане – разве стоимостью…

– Меньше, – понимающе кивнул головой Жора.

– Больше! – обошёлся без кивка Лесь Богданыч.

Юноша отвесил челюсть: неужели есть что-то масштабнее того, что ему уже довелось увидеть?! Но челюсть провисала недолго: Юра уже понял, что Федулов – не из тех людей, кто набивает себе цену.

– Верю Вам на слово, Лесь Богданыч… Очень хочу верить!

Федулов улыбнулся.

– И правильно делаете! Тогда – в путь!

Подхватив вещи, кладоискатели углубились в лес в направлении, известном только Федулову. Через несколько минут могучие стволы деревьев и густой подлесок скрыли их фигуры, сгибающиеся под тяжестью груза. Но своя ноша, как известно, не тянет. Особенно – такая…

Глава сорок восьмая

– Что это такое?!

Начальник генерального штаба армии Его Величества никогда ещё не видел своего шефа в такой ярости.

– Я Вас спрашиваю, сэр Генри, что это такое?

Палец военного министра ткнулся в какую-то бумагу на его столе.

Дорабатывая лицом, генерал Уилсон растерянно пожал плечами: он не знал, что отвечать. Не ответишь же министру, тычущему пальцем в бумагу, что это – бумага? Это будет смешно – но ненадолго и только для сэра Генри. Потому, что дальше смеяться будет один только сэр Уинни, а сэру Генри придётся выражать эмоции уже другим, менее приятным способом. Да и эмоции будут другими – ещё менее приятными, чем способ их выражения.

– У Вас не слов?

Министр ещё продолжал бушевать, но появившиеся в его голосе саркастические нотки явно свидетельствовали о том, что волна гнева пошла на убыль.

– Знаете, и у меня – тоже!

Голос министра был уже настолько язвительным, что сэр Генри смог, наконец, перевести дух. По своему опыту начальник генерального штаба знал, что «высочайший» сарказм обычно заключает фазу открытого неудовольствия, и сейчас разговор перейдёт в исключительно деловую плоскость.

И действительно: министр взял из лежавшей на столе коробки любимую безразмерную – как только во рту помещалась! – сигару, и медленно раскурил её. Это был верный признак того, что «отвод» души состоялся.

– Садитесь, Генри! – прожевал министр, и показал глазами на кресло.

Не перебирая с вольностью, генерал разместил зад на самом краешке кресла. Спина его при этом была прямо перпендикулярна полу.

– Сигару?

Уилсон на дух не переносил табачного дыма – но разве можно отказать шефу? И, потом: такое великодушие сэр Уинни проявляет чрезвычайно редко и по отношению далеко не к каждому посетителю этого кабинета.

Давясь удушливым «горлодёром», Уилсон из последних сил пытался изображать восторг от получаемого им «удовольствия». Сэр Уинни, разумеется, знал о действительном отношении генерала к табаку, но ему доставляло искреннее наслаждение наблюдать за тем, как из-под маски блаженства на лице Уилсона то и дело проглядывало страдание.

– Девяносто миллионов фунтов, сэр!

Тыча пальцем в бумагу, министр ненароком стряхнул на неё пепел с сигары. Со стороны этот выглядело не вполне аристократически. Но Уилсону, испытывающему невероятные физические и моральные страдания, было не до анализа поступков начальства.

– Девяносто миллионов фунтов!

Уронив на бумагу ещё одну порцию пепла, министр сокрушённо покачал головой.

– И хотя наш Форин-оффис не заслуживает ни малейшего доверия, этой бумажке я почему-то склонен верить! Думаю, что они ещё и преуменьшили цифру: подлинная наверняка привела в ужас даже их, не слишком озабоченных защитой интересов империи!

Багровея и обливаясь слезами, генерал воспользовался представившейся ему возможностью вынуть сигару изо рта – вроде бы для того, чтобы оказаться лучше понятым.

– Сэр, могу я узнать, что это за цифра?

Министр усмехнулся.

– Вообще-то, я хотел узнать это от Вас, но коль скоро и Вы не в курсе, то скажу: это – цифра наших затрат на русские армии.

Уилсон покрутил головой. Трудно было разобрать, что означает это телодвижение: то ли желание протолкнуть в одном из направлений очередную порцию дыма, то ли действительное удивление цифрой расходов. Но, понимая двусмысленность реакции, он тут же постарался развеять сомнения шефа в своей искренней озабоченности положением дел.

– Невероятно!

Уилсон даже прослезился – правда, опять по причине ядовитого дыма, буквально выедающего его глаза.

– Можно даже сказать – чудовищно!

Министр раздражённо пыхнул наполовину искуренной сигарой.

– Вот и я так думаю, сэр Генри!

Дымящийся окурок полетел в пепельницу.

– Вы захватили с собой документы, о которых я Вас просил?

Понимая, что неофициальная часть общения закончена, Уилсон немедленно вскочил на ноги: поджарая фигура позволяла сделать ему это почти без одышки.

– Да, сэр, конечно!

Он немедленно развязал шёлковые тесёмки папки с тиснёными золотом буквами «Для доклада».

– Вот, сэр, прошу!

Министр, не спеша, просмотрел бумаги.

– На первый взгляд, всё гладко и чисто…

Он был словно недоволен тем, что не удалось сходу обнаружить вопиющий компромат.

– И, всё-таки, меня смущает эта цифра… Смущает своей явной чрезмерностью…

– Кхе…

Начальник Генерального штаба осмелился вклиниться в размышления шефа, который и в самом деле абстрагировался от него, и сейчас обращался, скорее, к себе, чем к начальнику генерального штаба.

– Что, Генри?

– Осмелюсь напомнить, сэр, что ещё в девятнадцатом году, как раз перед наступлением «волонтёров» на Москву, Вы лично говорили мне, что нам не следует экономить на поддержке «белых» армий. Вы ещё сказали, что эти армии – Ваши армии, и защищают они там от большевизма не столько свои интересы, сколько наши!

Министр надул щёки и мрачно поиграл бровями: напоминание было явной дерзостью – но, увы, соответствовало факту.

– Да, Генри, я, конечно же, помню этот разговор. Но это не значит, что мы должны бросать деньги на ветер. Не значило тогда – и сейчас не значит!

Уилсон немедленно подобрался всем телом.

– Вы хотите сказать, сэр, что…

Ужасная догадка округлила его водянистые глаза.

Прежде чем ответить, министр извлёк из коробки новую сигару, и, не спеша, раскурил её. Генерал терпеливо ждал – с открытым ртом и округлившимися глазами: к счастью для него, министр не предложил ему новой сигары.

– Да, Генри. Конечно, у меня нет пока оснований утверждать это наверняка. Пока… Но история с финансированием русских – это чуть ли не «тайна, покрытая мраком».

Он усмехнулся и ещё раз пыхнул дымом – прямо в лицо изобразившего неописуемый восторг генерала.

– Вспомните хотя бы эти нескончаемые пропажи оружия и продовольствия, которые мы отправляли Силам Юга России в девятнадцатом и двадцатом годах… Не исключено, что кто-то мог «погреть руки» на поставках. И хорошо «погреть»…

Отставив в сторону руку с сигарой, он задумался. Для большей выразительности он даже привлёк к этому мероприятию губы – посредством их сжатия. Но придать лицу античную твёрдость не удалось, ибо губы у сэра Уинни были толстые, мясистые, пухлые. В результате образовалась всего лишь куриная гузка – правда, гигантских размеров. Мимику римских императоров и новоявленного дуче воспроизвести не удалось исключительно «по техническим причинам».

Но сэру Генри было не до радостных констатаций: он уже знал, что последует за этими мимическим экзерсисом. И, разумеется, не ошибся.

– Что-то здесь – явно не так…

Министр ещё раз окунул лицо генерала в дымовую завесу, из которой тот вышел стоически, даже не кашлянув. Потому, что: субординация-с! А ещё больше потому, что это только Христос мог жить днём сегодняшним: британский генерал не мог позволить себе такого легкомыслия, ибо не одним днём жив человек. Во всяком случае – начальник генерального штаба армии Его Величества.

– Надо всё это проверить, Генри! И самым тщательным образом! Свяжитесь с Интеллидженс-сервис: пусть и они тоже почешутся!

Но в основном рассчитывайте на своих людей. Кого Вы можете предложить для выполнения этой деликатной миссии?

Уилсон отметил, почти не задумываясь. Точнее, задумался ненадолго – и только для приличия.

– Бейли, конечно, сэр – кого же ещё? Умён, решителен, смел, коварен, в совершенстве владеет русским и знает русских – родился и вырос в России! Идеальная кандидатура – лучшей и не найти!

Впервые за время сегодняшнего общения с генералом министр не подверг генерала визуальному уничижению.

– Наши с Вами мысли, Генри, работают в унисон.

В голосе сэра Уинни не слышалось даже традиционной насмешки.

– Кстати, где он сейчас?

– Здесь, в метрополии, сэр!

Уилсон уже был на ногах и тянулся в струну.

– Как раз сегодня в шестнадцать ноль-ноль он должен быть у меня для доклада!

– Отлично!

Словно не замечая страданий генерала, министр продолжал тщательно обрабатывать его дымом. Хотя, не исключено, что в данном случае он не имел злых умышлений. Просто сэр Уинни был уже весь в себе, оставив снаружи лишь отработанный дым.

– Сегодня же поставьте перед ним задачу, и пусть он сегодня же выезжает в Париж!

– Почему в Париж?

Вопрос, конечно, вырвался у генерала невольно. То есть, стал результатом недоработки и торопливости: в мыслях начальник генерального штаба уже находился за дверью. В следующее мгновение он пожалел об этом, но было поздно.

– Видимо, я несколько поспешил с заявлением насчёт «унисона»? – не стал экономить на сарказме министр.

Покраснев – и уже не от спазмов – генерал уткнулся в пол, сгорая от стыда. И было, от чего: так осрамиться перед шефом! Так глупо, по-детски! Уж кому-кому, но только не ему, начальнику генерального штаба, задавать идиотские вопросы? Ну, в самом деле: где ещё прояснять вопрос, как не в месте скопления всех основных эмигрантских группировок и их вождей?

Насладившись зрелищем, приятным глазу любого начальника любого ранга, министр снисходительно бросил:

– Ладно, генерал: можете идти!

И уже в спину бредущему с опущенной головой Уилсону добавил:

– Чтобы сегодня же он выехал!..

…Сидней Джон Бейли не был профессиональным разведчиком. Он был скорее «теневым» бизнесменом, прикрывающимся интересами военной разведки. Задание, с которым его ознакомил начальник Генерального штаба, почему-то сразу же вызвало прилив творческой энергии в нём. Прожжённый спекулянт, Бейли мгновенно почувствовал запах денег! И заинтересовала его не цифра общих расходов на русскую контрреволюцию, как таковая, а отдельные её составляющие. Ниточки для решения загадки, похоже, и в самом деле вели в Париж…

Бейли вспомнил, как ещё пару лет назад, толкаясь по антикварным лавкам Парижа в надежде разжиться каким-нибудь раритетом, он впервые услышал фамилию русского эмигранта, аттестованного сразу несколькими известными антикварами как крупного знатока древностей и человека с большими возможностями.

Бейли, сам не чуждый страсти к старине, тут же загорелся идеей познакомиться с этим человеком. Один из антикваров, «заинтересованный» соответствующим образом, согласился быть посредником в этом деле. Так мистер Бейли познакомился с господином Старским.

Он остался чрезвычайно довольным этим знакомством. Мало того, что человек этот полностью оправдывал данные ему лестные характеристики, так он ещё и оказался к тому же жуликом, каких мало! А таких людей Бейли, сам из их числа, ставил неизмеримо выше просто умных и состоятельных дельцов.

Бейли, открывший к тому времени пару фирм, специализирующихся на антиквариате, даже не стал упрекать Старского в том, что тот уже несколько раз опередил его в вопросе приобретения ценностей у русских эмигрантов в Одессе, Севастополе, Константинополе, Берлине и Париже. В конце концов – бизнес есть бизнес. Кто-то всегда оказывается удачливее и ловчее. Как пелось в одной песенке: «Так тебе и надо – не будь такой болван!»

В результате, узнав Старского поближе, британский негоциант сразу же предложил ему сотрудничество. Русский, правда, оказался неуступчив при решении вопроса о долях каждого в уставном капитале, способах его образования. Да и по всем остальным финансовым аспектам предстоящего сотрудничества он тоже оказался «не подарок». В этом отношении он был совсем непохожим на традиционного русского, который обычно, а в сильном подпитии – сверх обычного, живёт и действует по принципу «Эх, была, не была – где наша не пропадала!». А когда «наша», в конце концов, «пропадает», то не предъявляет обжулившему его подельнику никаких претензий: «не судьба!» Не судьба – и нет виноватых!

Отсутствие этой замечательной черты в Старском Бейли решительно не понравилась. Тем более что русский потребовал – не попросил, а именно потребовал – не гарантий и не бумаг, а «живых» денег в качестве взноса в уставный капитал. По всему чувствовалось, что на подобных комбинациях он, как говорят русские, «собаку съел».

На тот момент Бейли испытывал серьёзные трудности с деньгами: «прогорела» очередная его затея, а содержание поместья вкупе с ненасытностью супруги практически ничего не оставляли ему «на развитие». Он попытался уговорить русского, суля ему – в будущем – преимущества в дележе прибыли. Но русский не уступал. Перспективная сделка – а Бейли чувствовал, что это именно так – оказалась под угрозой срыва.

И в этот момент сработал один из каналов информации британца. Занимаясь коммерцией как основным родом деятельности, время от времени Бейли вынужден был уделять часть своего внимания и другой своей ипостаси: шпионской.

К нему, в надежде заработать, как говорят у русских, «на бутылку», обратился один бывший офицер из штаба генерала Кобылевского, давно уже оставшийся не у дел и почти опустившийся. В своё время Бейли, постоянно третируемый начальством в связи с недостатком информации о русских делах, даже побрезговал вербовать его «на постоянную службу».

Сейчас же Бейли с неослабевающим вниманием выслушал информацию «добровольца», изнывающего от желания опохмелиться. Даже исходящий изо рта того прокисший многодневный перегар не мог заставить чопорного русобританца хотя бы раз брезгливо поморщиться, не говоря уже о том, чтобы отстранить ухо от пересохших губ «стукача».

Бейли ликовал в душе: он почувствовал, что напал на след. На след больших и неправедных денег! Хотя, понятие неправедности всегда было для него относительным и небесспорным. А применительно к деньгам – тем более.

Отпустив «информатора» с парой сотен франков, Бейли, не мешкая, отправился к Старскому. Там он почти с порога выложил свою информацию, предложив использовать её на благо концессии. При этом он заявил, что готов весь причитающийся ему доход от намеченной акции включить в оборот будущей фирмы.

– Шантаж! – усмехнулся тогда Старский. – Грязное дело! Я к подобным способам добывания денег никогда не прибегаю.

Больших трудов стоило тогда Бейли убедить русского принять его предложение и немножко – на несколько десятков тысяч долларов – пошантажировать генерала Кобылевского. Он клялся, что между визитами полковника Криппса к русскому генералу накануне исчезновения вначале – транспорта с танками, а затем и с продовольствием, существовала какая-то связь. Да, комиссия тогда не нашла ничего компрометирующего генерала, но дыма без огня не бывает. И потом: зачем генералу такая дурнопахнущая реклама?!

В таком формате агитировал Бейли Старского. Тот обещал подумать, и взял тайм-аут на несколько дней. Но тут, как назло, в Индии началась забастовка рабочих, занятых на уборке хлопка. А это уже напрямую касалось Бейли, владеющего небольшой фирмой «Сидней Бейли коттон», которая специализировалась на экспорте высококачественного сырья в Европу и являлась основным источником дохода шпиона-предпринимателя.

Бросив все дела, Бейли вынужден был мчаться на край света. К его несчастью, поездка, которой он отводил минимум месяц-другой, затянулась почти на десять месяцев: он явно недооценил масштаба проблемы. Когда же он вернулся, то с удивлением узнал, что его несостоявшийся компаньон Старский стал компаньоном Кобылевского, и открытая ими на пару фирма «СтарКо» является одной из крупнейших, созданных русскими эмигрантами.

Бейли сразу же решил, что Старский ловко и воспользовался его «наводкой», сам шантажировал Кобылевского – и преуспел в этом. Бейли недолго материл коварного русского: представься ему такой случай, он поступил бы точно так же.

Повторять избитый ход Бейли не пожелал: это было не в его правилах. Да и «остричь» набравшего силу Кобылевского, используя отработанную доказательственную базу, было нереально. Нужны были новые, более веские доказательства, желательно подкреплённые документами.

Но времени на их поиски у Бейли тогда не было. Да и ситуация не позволяла ему вплотную заняться этим делом. Совсем не вовремя возникли проблемы с господином Свинковым. Обострилась борьба между различными монархическими группами – а руководство, не желающее больше тратить деньги по принципу «всем сестрам – по серьгам», требовало от него определить только одну «лошадку», на которую можно и должно было сделать ставку.

А тут ещё и информатор пропал. Как в воду канул. В итоге никаких доказательств о причастности к его исчезновению Старского и Кобылевского у Бейли не было. Но, как говорят в таких случаях, он «печёнкой чувствовал», что в этом деле не обошлось без их участия – и участия не скромного, а решающего. Бейли тогда серьёзно задумался. И не просто задумался, а сильно перепугался. Очень вовремя он был отозван на Ближний Восток, где и застрял на целых полтора года.

И вот сейчас он снова оказался лицом к лицу с проблемой, о которой уже и думать забыл. Пришлось вспомнить – и забытое чувство тревоги вновь разбередило его успокоившуюся на Ближнем Востоке душу. На этот раз он решил действовать осторожнее, не доверяться людям, и длительную осаду «крепости» Кобылевского-Старского начать с тщательного изучения документов недавнего прошлого.

Не знал, конечно, матёрый жулик одесского происхождения с британским паспортом, что хоть знакомство его с господином Старским и было случайным, но последовавшие за этим встречи и деловые переговоры были уже совсем другого рода. Они были тщательно подготовлены – и подготовлены не кем иным, как бывшим офицером для особых поручений Кобылевского Михаилом Николаевичем. Именно он поручил Платон Иванычу установить прочный контакт с Бейли, который был известен ему по шифровкам из Москвы как крупный деятель британской военной разведки. Именно он поручил Старскому вытянуть из Бейли как можно больше относительно намерений того в части шантажа Кобылевского. Прежде всего, Михаила Николаевича интересовало, насколько «бронебойными» сведениями для такого рискованного мероприятия обладает англичанин.

Однако, в том, что Бейли даже не попытался довести свой замысел до логического конца и стремительно исчез «с горизонта», ни вины, ни заслуги Михаила Николаевича и Платон Иваныча не было: всё происшедшее никакого отношения к делам разведки не имело…

Теперь же Сидней Джон Бейли день и ночь просиживал в архивах военного ведомства, тщательно выискивая малейшие следы соприкосновения Кобылевского с грузами союзников. Следы были, но крайне малочисленные и незначительные. Ничего компрометирующего.

Ну, дал заявку – и то – не напрямую, а в штаб Главкома ВСЮР. Ну, назначил комиссию по расследованию пропажи танков в пути следования. Кстати, большего об этой истории из британских источников ему узнать не удалось. Единственными документами на этот счёт в них была копия радиограммы, посланной на борт британского транспорта председателем комиссии ВСЮР, и ответная радиограмма британского капитана. Все остальные документы: рапорты, протоколы, акты – находились в архивах штаба ВСЮР-Русской армии-РВС.

История с исчезновением транспортов с продовольствием, несмотря на огромную стоимость утраченного, также не могла быть поставлена в вину лично Кобылевскому. Заявка была оформлена через Главкома, груз отправлен легально, в счёт кредита, захват груза подтверждался радиограммами с борта одного из судов, а также вырезками из советских газет…

Издав вздох разочарования, Бейли с раздражением захлопнул архивную папку. Придраться, по большому счёту, было не к чему. Даже те сведения, которые в своё время передал ему «горящий нутром» поручик, и то не были закреплены документально: уж слишком торопился тогда Бейли к Старскому поделиться радостью! Он и не подумал тогда о необходимости письменного оформления «показаний» случайного информатора: куда денется этот русский?!

Единственное, что сейчас насторожило Бейли, это упоминание во всех этих случаях рядом с фамилией генерала Кобылевского и фамилии полковника Криппса. С одной стороны, ничего странного как будто в этом и не было: Криппс был главой британской военной миссии, постоянно находился на связи с Главкомом ВСЮР и по долгу службу вполне мог выезжать в Волонтёрскую армию генерала Кобылевского. Но вот даты…

Бейли почувствовал, как в предвкушении разгадки у него зачесались ладони.

«Как у алкаша в предчувствии пьянки!» – усмехнулся он про себя.

Дрожащими руками Криппс состыковал бумажки. По датам выходило, что Криппс выезжал в армию Кобылевского как раз накануне отправки сначала танков, а затем и продовольствия. И выезжал неоднократно. Вроде бы, ничего странного: глава военной миссии имеет право и даже обязан проверять исполнение заявки на месте.

Бейли попробовал связать воедино появление Криппса, исчезновение грузов и резкое изменение в поведении Кобылевского, о чём ему рассказывал информатор-поручик. Оказалось, что изменение в поведении наблюдалось как раз в период после отъезда Криппса, но до момента исчезновения груза!

Бейли почувствовал, что напал на след. Осталось только установить, кто сопровождал грузы со стороны поставщика. Бейли начал лихорадочно ворошить бумаги – и через полчаса докопался до истины в лице майора Фицпатрика и лейтенант Рича!

Почти бегом он кинулся к архивариусу. Через полчаса интенсивной работы оба досье лежали перед ним на столе. Но едва только он раскрыл одно из них, сердце его похолодело: первый же лист досье извещал любопытствующего – в данном случае его, Бейли – что майор Фицпатрик исчез при невыясненных обстоятельствах в Константинополе вместе с деньгами для Барона и Русской армии два года назад.

Трясущимися руками он открыл вторую папку. И дрожал он не зря: содержание бумаги, открывающей дело Рича, практически ничем не отличалось от той, что лежала в папке личного дела Фицпатрика. Разница была только в дате исчезновения: лейтенант – тогда уже капитан – Рич исчез на Ближнем Востоке двумя неделями позже Фицпатрика.

Весь в холодном поту, Бейли откинулся на спинку стула. Конечно, это могло быть чистой воды совпадением, и не иметь никакого отношения к интересующему его делу. Но что с того: все его надежды получить от этих господ хоть какие-нибудь сведения, хоть сколько-нибудь проливающие свет на одну из этих тёмных историй, оказались несостоятельными.

Итак, документы не дали ему нужных козырей для борьбы с такими опасными противниками, как Кобылевский и Криппс. Нужны были свидетели. Свидетели их неблаговидных делишек. А в том, что делишки эти были – и были именно такими, он уже нисколько не сомневался.

При этом он меньше всего думал о выполнении задания начальства, об интересах империи, о служебном долге, о моральной стороне этого дела и прочей лирической чепухе. Единственная мысль владела сейчас его воспалённым воображением: никогда ещё перед ним не открывалась такая перспектива быстрого и сказочного обогащения. Это тебе – не спекуляции антиквариатом и даже не поставки хлопка под заказ военного министерства! Это – настоящие деньги! Деньги сумасшедшие, за которые можно всё отдать и всех продать!

– Надо ехать!

Бейли сам вздрогнул от звуков собственного голоса: оказывается, он говорил вслух! Он огляделся по сторонам: не выболтал ли ещё чего в забытьи, вызванном мечтами о богатстве? Но нет: в архиве, кроме архивариуса, никого не было, да и тот откровенно клевал носом в своём углу.