Прогулка за Рубикон. Часть 3

– Но это еще не вся история, – услышал я голос Вив. – В начале 1944 года к маяку пробилась немецкая подводная лодка и высадила десант. Капитана на маяке не было, он геройствовал в Африке. Была только Анна Тремайн. Она сообщила по радио о нападении и даже успела выстрелить из пулемета. Но ее быстро связали и бросили в подвал маяка. Там она нацарапала на стене, что с ней произошло. В Адене тогда почти не было войск, англичане перебросили в Африку последние резервы. Небольшая группа английских коммандос добралась до маяка только через пять часов. На подходе к маяку они попали в песчаную бурю, и все следы немецкого пребывания замело. Куда делась Анна – неизвестно. Через год, вернувшись на маяк по ранению, наш Капитан стал жену искать, но не нашел. Он нашел на берегу другое – два острых шипа. Это был сплав, содержащий золото. Капитан думает, что это то самое финикийское золото с потерпевших крушение кораблей. Возможно, подводная лодка приплыла именно за ним. Но откуда немцы о нем узнали? Сейчас эти шипы находятся в музее Адена, вместе с останками финикийского корабля.

– Что было дальше с подводной лодкой?

– Какую-то немецкую подлодку обнаружили возле берегов Намибии и потопили. Команда высадилась на берег Скелетов и сдалась в плен. О золоте нет ни слова. Возможно, это не та подлодка. Не знаю.

Я молчал, думая, как мне быть. Часть моей истории приобретала некую связанность. Но самое удивительное было то, что мы с Вив занимались одним и тем же делом, но с разных концов. Правда, я не видел в этом ничего мистического. Маяк представлял собой классическую фокальную точку, где должны были сойтись все, кого задела египетская история и дело Анны Тремайн.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила Вив.

Я выдержал театральную паузу, причем в этот раз не в переносном, а в прямом смысле. Мне было что ей сказать. Но хотелось произвести эффект. Первым делом я показал ей фотографии, найденные в заброшенном доме Карла. Одна, на которой был сам Карл, Анна и третий, похожий на араба. А потом еще две, на которых Анна вся в древнеегипетском золоте и серебре.

– Откуда это у тебя? – Вив буквально вырвала фотографии у меня из рук.

– Нашел в одном заброшенном доме.

Вив приблизила фотографии к свечам.

– Этот третий – Халид Бубекр, о котором рассказывал Капитан и интервью с которым я заполучила в Луссе. Здесь он совсем молодой.

– Эти фотографии сделаны в Луссе, в начале 1945 года.

– Откуда они у тебя? – снова спросила Вив.

– Тогда слушай, – выпалил я.

Эти два слова прозвучали как-то уж очень нервно.

Вив поставила чашку на журнальный столик и пристально на меня посмотрела.

– Чувствую, ты действительно что-то знаешь. Рассказывай!

– В 1944 году на это побережье с подводной лодки действительно был высажен немецкий десант. В его составе был тот самый Карл Велберг – археолог из Латвии, тот, который на фотографии. Он предложил Абверу свои услуги и знание Аравии. – От нетерпения меня даже немного потряхивало, я буквально заставил себя не спешить. – Как оказалось, Анна его ждала. Ее сопротивление немецкому десанту было сплошной инсценировкой. За несколько лет до этого они вместе раскопали древнее захоронение недалеко от Саны. Это оказалось египетское захоронение. Набранные там древности были у них украдены арабом-проводником. Все, кроме статуи египетской принцессы, креста «анх» и букета иерихонских роз. Об этом я тебе уже рассказывал. Карл вернулся в Латвию, а Анна Тремайн отправилась в Аден. Когда археолог расшифровал часть древнеегипетских текстов, переснятых со стен захоронения, он смог определить, где египтяне высадились на берег Аравии. Это здесь, у маяка. Поэтому Анна, получив от археолога письмо, вышла замуж за Капитана, чтобы поселиться на маяке. Финикийское золото существовало. Судя по всему, именно Анна Тремайн его и нашла.

Я чувствовал, что говорю сбивчиво. Но в запасе у меня были письма Карла.

– Итак… Золото погрузили на подлодку. Археолог, Анна, и еще двое отправилась с караваном на север, в Сану. Им, видимо, была поставлена задача встретиться с Имамом и перетянуть его на сторону немцев. Арабы помогли каравану пройти через Тихаму до Саны, хотя это было непросто. Я где-то читал, что еще во время Первой мировой войны все Аравийское побережье Красного моря было блокировано английскими кораблями, поскольку шла война с Турцией. Англичане от скуки практиковались в стрельбе из орудий главного калибра по глинобитным домикам бедных рыбаков. И арабы это запомнили. Одним словом, они кое-как добрались. В городке Манаха, который по дороге в Сану, они разыскали араба-проводника и забрали у него все, что тот украл, а его самого застрелили. Это те самые египетские древности, о которых ты говорила.

Потом они встретились с Имамом. Переговоры состоялись. Имам что-то пообещал немцам, но ничего не сделал. Это была полностью заслуга Анны.

Выйдя из Саны, они караванным путем прошли прямиком через Хиджас в Газу. Оттуда греческое судно переправило их на берег Далмации. Что там было дальше, я не знаю, но об этом знаешь ты.

После войны Карл вместе с Анной поселился в уютном местечке на юге Германии. У них были деньги, но не так много. Если бы они продали свои археологические находки, то стали бы миллионерами. Видимо, они взяли с собой немного, сколько смогли унести. О судьбе остальных находок ты знаешь. Где-то в конце 1940-х Анна сбежала. Куда – неизвестно. Археолог умер в середине 50-х.

У Вив расширились глаза.

– Скажи, что ты все это придумал.

– Нет, письма Карла у меня с собой. Его дом и могилу я сам видел, специально ездил для этого в Германию. То, что мы встретились здесь, – не случайно. Капитан с его воспоминаниями был нужен и мне, и тебе. Остальное – проделки провидения.

– Ты можешь прочитать мне письма?

– Конечно. Они написаны по-латышски, но я могу перевести.

– Давай. После того что ты сказал, я уже не смогу уснуть. Это сенсация.

Я сходил за письмами и при свете свечей начал читать. Мой монотонный голос даже в меня самого вселил суеверный страх. Это был не мой голос, это был голос оттуда.

Когда я закончил читать, мы некоторое время сидели молча, глядя на затухающий камин. Вив откинула назад волосы и сжала ладонями виски.

– Выходит, что благодаря тебе мое расследование почти закончено. Теперь я знаю, где была и что делала Анна с 37-го года до конца 40-х годов. Мне стало понятно, что ею двигало. Подражание Гертруде Белл. Жажда приключений, склонность к риску, равнодушие к общественному мнению. И деньги. Неизвестно только, чем все закончилось. Ее следы найдены в Южной Америке. В 50-х годах она пыталась найти там убежище. Опять вышла замуж. Чего-то она боялась. Или же это была тяга к странствиям. Неважно. Она действительно похожа на Мата Хари. Даже не верится, – Вив поцеловала меня в щеку. – Теперь я смогу что-то написать. Если ты, конечно, позволишь мне использовать письма. Да? Спасибо.

Вив надо было все обдумать, но что-то ее сильно беспокоило.

– Не знаю, что сказать Капитану. Могила Анны здесь, на маяке. Капитан считает, что она погибла во время высадки немецкого десанта.

– Возможно, Капитан спасает репутацию Анны и создал кенотаф – ложное захоронение. Никакого предательства с ее стороны не было, но он этого не знает. – Я потянулся за бутылкой виски. – Имам так и не выступил на стороне немцев. Что касается золота… Просто бизнес. Судя по всему, капитан немецкой подлодки имел свой интерес, а его команда могла и не знать, что в ящиках, которые грузили на подлодку. Вернее, это было не золото, а сплав, причем причудливой формы, какие-то гвозди. В них трудно было увидеть нечто ценное. Германия проигрывала войну, и многие немцы начинали думать о себе…

Вив рывком выпрямилась, словно освобождаясь от наваждения, встала, подошла к столу и придвинула к себе блокнот. Некоторое время она что-то записывала, изредка рассеянно потирая ладонь.

– Какой-то безумный вечер. У меня голова кругом.

– Что тебя привлекает в этом деле? Что-нибудь личное?

Вив покачала головой:

– Да нет, ничего такого. Обычное журналистское любопытство, – она закрыла блокнот. – Ты меня не разыгрываешь?

– Никто в эту историю не верил, включая меня. До сегодняшнего дня я тоже думал, что это одна из моих фантазий. Египетская принцесса появилась в тот момент, когда прежние фантазии, помогавшие мне жить, устарели и нужны были новые. Причем эта принцесса три тысячи лет назад оказалась перед непростым выбором, как и я три года назад. Психологи называют это обманом воображения. Но Капитан все подтвердил. Часть истории с Анной Тремайн ты тоже подтвердила. Мы с тобой теперь в одной лодке. Только я не знаю, куда плыть. Ведь мое расследование еще не окончено.

Вив макнула кубик сахара в чай, наблюдая, как он меняет цвет.

– Мы не могли не встретиться, – еще раз подтвердил я. – Этот маяк – точка пересечения. Ты, я и Капитан искали ответ на один и тот же вопрос – может ли прошлое стать настоящим. Поэтому наши пути пересеклись. Такое бывает.

Вив скинула туфли и закинула ноги на подлокотник кресла.

– Налей мне еще виски, и себе. Отпразднуем твое вступление в новый мир фантазий.

Я разлил виски по бокалам и сел на край стола, рядом с необъятным глобусом эпохи королевы Виктории. В кабинете витало смутное чувство беспокойства.

– Тебя что-то тревожит? – спросил я.

 Вив взглянула на меня исподлобья.

– Вчера меня грубо предупредили не влезать в это дело. Странно. Я только хотела сделать стори.

– Если тебя не пускают в прошлое, значит, там – деньги. Какие-то деньги еще не поделены.

– Какие там могут быть деньги?

– В захоронении, которое раскопал Карл, оказалась куча египетских древностей.

– Но кто еще может об этом знать?

– Айдид Фарах, внук Фатха. И еще некто Герберт Остерман, который помогал прятать древности в Далмации.

Я рассказал Вив о своих приключениях в Германии, о том, что Карл сошел с ума на почве поклонения библейской царице.

– Поскольку в захоронении оказались в основном египетские древности, то царица, скорее всего, египтянка, – я резко крутанул глобус по часовой стрелке, словно пытаясь попасть в прошлое. – Карл пишет о древней арабской легенде. Вряд ли можно говорить о другой египетской принцессе, которая приглянулась местному мукарибу, кроме моей беглянки.

– Я уже ничему не удивляюсь. Но если все так, как ты говоришь, то это сенсация вселенского масштаба.

– Капитан говорил о появлении египетских древностей на рыках Йемена до войны, – продолжал я. – Но их немного, иначе об этом было бы широко известно. Скорее всего, на рынок попала небольшая часть находок Карла, украденных Фатхом. А остальное все еще лежит нетронутым и занесено песком.

– Значит, нам надо опередить Айдида Фараха и, как ты его назвал, Герберта Остермана.

– Не знаю. Наверняка мы знаем только то, что часть египетских древностей, найденных Карлом, теперь в руках Халида Бубекра. Думаю, он тоже знает о захоронении. Но чтобы его найти, – я решил превратить все в шутку, – надо обойти территорию величиной в Швейцарию. Ты готова?

– Трудности меня никогда не пугали, – Вив поддержала мой шутливый тон. – Кстати! Капитан обещал мне организовать встречу с Бубекром.

– Отлично! Тогда приглашаю тебя на поиски. Место раскопок экспедиции Рафьенса мы найдем, – я взял один из лежащих на столе атласов и открыл его на странице Южной Аравии. – Берем циркуль. Отмеряем на карте 10–15–20–30 километров и рисуем окружности. Карл шел на восток или юго-восток. Значит, круг поисков сужается. Да, со Швейцарией я несколько преувеличил. Все намного проще.

– А что, если воины Аллаха стерли там все с лица земли? Или крестьяне разобрали оставшиеся стены на строительные материалы?

– Тогда нам придется перекопать вершины пары сотен холмов. Всего лишь. Пустяки.

Часы на каминной полке пробили два часа ночи.

Я начал обход библиотеки и подошел к нише, занавешенной зеленым бархатом. Около нее меня вдруг охватило то же нервическое чувство, что и перед иероглифом на скале. Я отодвинул шторку.

На стене висел портрет египтянина. Высокий лоб, острые скулы, чуть раздутые ноздри, плотно сжатые губы. Тяжелое убранство парика достигало плеч. Подведенные глаза имели неестественно яркий голубой цвет.

– Кто это?

Вив опустила ноги на пол и босиком подошла ко мне.

– Капитан сказал, что это реконструкция найденной им мумии.

Я стоял перед портретом, ощущая, что прошлое опять заключает меня в свои объятия. Вив придвинулась ко мне еще ближе, так, что я почувствовал запах ее волос.

– Его имя известно?

– Половина имени. Известковая плита, на которой оно было записано, рассыпалась от неосторожного прикосновения.

– Где эта плита?

– Там, под стеклом.

Я вгляделся в остатки плиты. Но ничего не увидел.

– Оригинальная надпись почти не видна, но есть перевод вон в той папке, – подсказала Вив.

Я развязал побуревшую ленту папки, и на стол выпал лист исписанной бумаги. Две группы иероглифов, обведенные картушем, совпадали с именем Таисмет и частью имени Аменойнемхета, полного имени Ноя.

– Теперь мне понятно, почему Таисмет сожгла катабанийский храм, – я кивнул в сторону портрета, – это ее муж. Если он похоронен здесь, то, видимо, здесь и погиб. Возможно, от рук катабанитов.

– И как его звали?

– В древнеегипетских текстах, которые нашел Карл, есть его полное имя – Аменойнемхет.

Как и Вивиан, я тоже неожиданно пришел к промежуточному финалу своего расследования. Ной был похоронен где-то здесь. Но где могила Таисмет?

Лицо Ноя мне понравилось. Хороший мужик. Время оскорбило его страну, как и мою. Но, в отличие от меня, он не струсил. Теперь его бессмертие зависит от того, смогу ли я где-нибудь вырезать его полное имя.

Я с трудом вышел из-под обаяния истории и возвратился в пространство библиотеки.

– Что еще известно?

– В черепе египтянина была дырка, но Капитан так и не смог определить, умер ли он от удара по голове или череп был поврежден уже после смерти – при бальзамировании. Но если удар был получен при жизни, то это предательский удар сзади. Повреждены ребра, тоже сзади. Он мог погибнуть, упав с лошади. Но в таком случае должен быть поврежден и позвоночник. Однако это не так. Возможно, он умер от инфекции.

Вив рассказывала, а я смотрел на ее грудь, слегка прикрытую низким вырезом облегающего платья. Она перебросила ноги через подлокотник кресла и отбивала босой пяткой какой-то рваный ритм. Ее платье задралось. Но в этом не было ни малейшего намека.

Она подняла руку и посмотрела на часы. В темноте блеснул ее браслет. На нем угадывались древнеегипетские мотивы. Точно такой же, как у Камиллы, но с другим божеством.

Вив улыбнулась мне. Ее глаза, сияющие в тусклых отблесках исчезающего пламени, словно звали меня к себе. Чтобы не ошибиться, я тщетно пытался вспомнить, который по счету бокал у меня в руках, но не смог вспомнить и потянулся за бутылкой, которая теперь почему-то венчала стопку журналов «Нэшнл Джеографик». Вив наклонилась, чтобы взять с пола свой бокал, и я увидел ее грудь.

Во рту у меня все пересохло. Почему я опять робею перед ней, как тогда, в Риге, во время интервью? Пора с этим кончать. Я крепче сжал бутылку и пошел к ней, слегка качнувшись при первом шаге. Ближе, еще ближе. Вив немного изменила позу, полностью показав свои ноги, и посмотрела на меня поверх стакана хитрющими глазами. Но в ее взгляде больше не было того равнодушия и иронии, которые она напускала на себя в Риге.

Я сел на второй подлокотник ее кресла. Она подняла голову, и я запустил руку в ее волосы. Кресло было настолько большим, что его можно было использовать как кровать. Я поцеловал ее и, стараясь быстрее перевести ситуацию в стадию необратимости, просунул руку в разрез ее платья. Она резко отстранилась.

– Я в гостях у Капитана. Он может проснуться в любой момент. Хороши же мы будем…

– Прости… я не хотел, – пробормотал я.

– Все в порядке, – она откинула голову на мою грудь. – Ты прелесть.

Свечи все, кроме одной, потухли. Неловким движением я столкнул ее на пол. Кабинет провалился в темную пустоту и наполнился талым запахом догоревших свечей. Теперь его освещала только слабая полоска света под дверьми.

Да, роль развязного сердцееда – не моя роль. Зачем строить из себя дурака? Потный, суетливый мужик, говорящий какую-то ересь, и чтобы побыстрее.

Вив развернулась, чмокнула меня в щеку и в следующее мгновение исчезла за дверью.

Еще пахло дорогими духами, стояла на подносе недопитая чашка, а ее уже не было. Возникшую внутри меня пустоту сразу же начала заполнять пьяная грусть. За окном мигали равнодушные звезды, потрескивали дрова в камине. Вот и все.

Я нащупал ручку двери, вышел в гостиную, а оттуда во двор. Первым, что бросилось мне в глаза, был маяк. Свет из его окон падал на прибрежные камни.

Луны не было, но от света звезд деревья отбрасывали тени. По-настоящему библейский пейзаж.

Я поднял взгляд туда, где на втором этаже был номер Вив, и увидел в окне подрагивающие медно-красные отблески. Это горела свеча. В отеле опять не было света. Наверно, в это время все электричество забирал маяк.

Вив подошла к окну. На фоне слабого освещения ее силуэт выглядел почти черным. Валлийская Маргарита. Полетит? Не полетит? Еще та штучка! Зачем она мне? На отдыхе нужны совсем другие женщины.

И тут я ощутил движение, потом услышал шорох. Кто-то стоял у меня за спиной.

Время остановилось. Особого страха я не испытывал, вернее, я ощутил опасность в ее первобытном состоянии, когда она очищена от всего и, в первую очередь, от страха совершить ошибку. Я стал медленно поворачиваться, моя рука инстинктивно потянулась к поясу, хотя там не было ни ножа, ни пистолета.

Передо мной метрах в десяти маячила плечистая мужская фигура с джамбией на поясе.

У меня внутри все скрутило тугим морским узлом, а в глазах запрыгали черти. В чем я провинился перед пустыней? Тем, что прикоснулся к одной из ее тайн? Скажите «нет», и я забуду обо всем. Но только не о своем погибшем друге. За него кому-то придется ответить.

Я рывком выхватил шариковую ручку из кармана и отставил руку, словно в ней держал нож. Раздался легкий щелчок выскочившего грифеля.

На ножнах джамбии блеснул лунный свет. Но рука мужчины опустилась не на пояс, а в карман.

– Ох, простите, я не хотел вас напугать. Меня попросили передать вам письмо.

Это было сказано на плохом английском языке.

Я перевел дыхание. С Вив приехали два охранника, оба – арабы. Это, видимо, один из них. Может, письмо от Вив, и она зовет меня к себе? Размечтался.

– Откуда письмо?

– Мне его передал местный мальчишка.

– Положите письмо на землю.

Я вскрыл конверт. В нем лежала фотография: силуэт человека на фоне скалы с сияющим египетским иероглифом. В силуэте я узнал самого себя. Это было предупреждение.

Из трещин плит под ногами лезла сорная поросль, и я прошел немного вперед. Холмик впереди оказался могилой, сложенной из старых каменных плит. Все заросло лишайником. На одной из плит были какие-то надписи. Я взял пучок сухой травы и очистил плиту от песка и грязи. Надпись на арабском языке была мне непонятна. На английском языке было написано:

«Анна Тремайн 1919–1944 гг.»

А дальше были стихи:

Цветок на растрескавшейся стене,

Я срываю тебя из расселины

И держу перед глазами – весь, с корешком,

Маленький цветок – но если бы я мог понять,

Что ты такое – корешок, или все остальное[20].

Я отошел подальше от могилы, лег на песок, перевернулся на спину и посмотрел на звезды. Так, должно быть, смотрели на звезды мои египтяне в первую аравийскую ночь.

Слева от меня лежал большой плоский камень. Я положил голову на него, как «учила» Вив, и даже обнял его руками. Он был холодным и шершавым. Но ничего не произошло. Да и не могло произойти. Если даже поверить, что можно выйти за пределы сознания, то на это нужны сверхчеловеческие усилия.

Тем не менее я напрягся и, прижав колени к подбородку, принял позу человеческого эмбриона. Меня никто не видел и можно было подурачиться.

Прошлое, – подумал я, – это не тайна, а кошмар. Можно вообще улететь в невесть какие дали. И не вернуться. Что-то такое говорила Сэл.

В этой позе я почти уснул. И тут началось. Сначала я почувствовал смутное беспокойство. Потом услышал, как рушится пространство, как время обращается в ничто. Будущее вдруг стало настоящим, а настоящее прошлым. Но это был не мой, а чужой мир. И я смотрел на него глазами мертвого свидетеля.

Меня охватил ужас. Это невозможно передать. Я почувствовал, что пространство имеет не три, а четыре измерения. Четвертым измерением был я сам.

Начались видения. Я увидел открытый берег, поросший диковинными растениями, тучи огромных птиц, летящих с моря, и далекий, чуть различимый свет давно угасшей звезды. Увидел вереницу людей, устало бредущих по побережью, услышал дикие выкрики всадников, почувствовал сладковатый запах крови. Увидел рвущийся к небу огонь и двух полуголых пьяных баб, с хохотом бегущих по берегу в красных отблесках огня. Их силуэты метались на фоне морского горизонта, как фигуры театра теней.

Видение было четким. И в то же время это был погибший от времени мир, воспоминание о некогда прожитой жизни, но прожитой не мной, а кем-то другим. Не мое, а чужое покаяние.

Усилием воли я попытался выйти из этого состояния, но меня вновь швырнуло в мистическую глубину сознания. Мне показалось, что я стою на пороге поразительного открытия, которое никак не дается мне в руки.

 Но тут я с ужасом понял, что могу не вернуться. Все сворачивалось в одну точку – прошлое, будущее, вся моя жизнь.

Несколько странных секунд я находился в пограничном состоянии. Настоящее и прошлое в одно и то же время в одном и том же пространстве. Все и ничего. Я крепче обнял камень, словно это был якорь. Так чего же я хочу – остаться в прошлом или вернуться в настоящее?

Собрав волю в кулак, я кое-как поднялся, проклиная обильный ужин и острую боль в ребрах от неудобного лежания на земле. Надо меньше пить. Это во-первых. А во-вторых… не знаю. В голове расплылась странная пустота, наверно, так чувствуют себя смертники, ожидая исполнение приговора. Все казалось неважным.

Встав на ноги, я рывком расправил плечи, освобождаясь от наваждения, и посмотрел на часы. Все это длилось лишь мгновение.

Передо мной лежал вздутый приливом океан. Может, он материализует память прошлого, как Cолярис. Или же я просто ошалел от выпитого виски. И уснул. Так бывает только во сне.

Света в отеле все еще не было. Я зажег свечу, стоящую на подоконнике при входе, и пошел к себе, прикрывая пламя ладонью. Как на картине Чурлиониса «Свеча».

Подойдя к своей комнате, я заметил рассеянный свет под дверью, кто-то перемещался за ней, светя фонарем. Ручка двери начала медленно поворачиваться. Только этого мне не хватало.

Я хрипло прокричал: «Эй, кто там?» Издав резкий щелчок, ручка двери вернулась в прежнее положение. После некоторого колебания я пнул дверь ногой. За проемом открытого окна, освещенного слабым светом звезд, кто-то прихрамывая убегал за прибрежные скалы.

Быстро осмотрев разбросанные вещи, я обнаружил пропажу креста «анх» и выругался. Преследовать беглеца, не зная местности, было глупо. Я снова выглянул в окно. Никого. Только призрак маяка и расплывчатый силуэт покачивающейся на мелкой волне яхты.

Начался отлив. Под скалой, на которой стоял маяк, обнажились острые выступы камней. Завтра надо подумать о том, что рассказал мне Капитан. Опасно в одиночку раскапывать прошлое, если оно заморочено до такой степени.

Я еще некоторое время смотрел на маяк и его долгие вспышки над водой. Потом снял ботинки и повалился на кровать. Прошлое меня больше не интересовало. Хотелось одного – чтобы в дверях появилась Вив, вместе с запахом пустыни, мотая головой и отряхиваясь от песка.

Не знаю, что разбудило меня среди ночи, но вдруг я обнаружил, что сижу на кровати и чутко вслушиваюсь в темноту. Шторы чуть слышно шелестели. Я выскользнул из постели, пересек комнату и подошел к окну.

На небе не было даже намека на рассвет. Покой и неподвижность. Подлинная красота безразличия. То, что надо!

Я проснулся с рассветом и кулаками протер начавшие гноиться по утрам глаза. Надо мной по краям потолочной лепки висели львиные головы, как в покинутой рижской квартире. Но ощущение дежавю быстро прошло. От предвкушения приключений у меня на минуту перехватило дыхание.

В ванной мое растренированное и бледное тело предательски посетило все три зеркала. Нет, с таким телом нельзя начинать новую жизнь. Мне были показаны бег, воздушные и солнечные ванны.

Надев спортивные трусы, футболку и кроссовки, я вышел на дорогу, ведущую к маяку. Справа берег обрывался к морю.