Интрига хранителя времени

Его звали Риз Хантер, и он тоже не вписался в свое время. В тот день, когда она его встретила, до его времени оставалось еще четырнадцать сотен лет. Он дезертировал из корпуса времени, и он обладал устройством, которое он называл хроноплатой, машиной для путешествий во времени.

Он сказал ей, что он не колдун, но то, что он назвал «наукой», казалось ничем иным, как магией. Несмотря на то, что он узнал ее тайну, он был единственным мужчиной среди всех ею виденных, кто не относился к женщинам, как к существам второго сорта или собственности. Он сказал ей, что настанет время, когда ей не придется прибегать к своему обману, чтобы жить на своих условиях. Что это время не наступит еще многие сотни лет, и что он мог бы ее туда переправить. Он рассказал ей о своей жизни, о временах и местах, в которых побывал, и она была одновременно поражена и напугана. Она бы ему не поверила, подумала бы, что он сумасшедший, если бы он не продемонстрировал силу своей науки. Он сказал, что видел в ней родственную душу, человека, который родился не в своем времени. И предложил ей равноправное партнерство на ее собственных условиях.

Она потеряла брата в схватке с предателем, и Хантер помог ей отомстить за его смерть. После этого у нее больше не было причин оставаться в Англии или в 1194 году. Она присоединилась к Хантеру и оставила Англию и свое время позади. Она влилась в ряды подполья.

Антуанетта де ла Круа тоже не было ее настоящим именем. Она чувствовала себя с ним менее комфортно, чем со своим мужским псевдонимом. Они только прибыли в XVII век, и Хантеру потребовалось некоторое время, чтобы купить то, что он называл «предметами первой необходимости». Ими оказались одежда, лошади, экипаж, а также услуги лакеев в ливреях. По пути в Париж они остановились на ночь в небольшом придорожном заведении.

Андре разделась до нижнего белья. Оно ей не нравились, но, по крайней мере, оно было более удобным само по себе, чем в комплекте с верхней одеждой. Шелка и оборки, кружева и изысканная обувь были непрактичны и, что еще хуже, неудобны. Она вспомнила о своем доспехе, который никогда не был удобен в ношении, но, по крайней мере, он выполнял свою функцию. Она не видела смысла в своей богато украшенной одежде и сказала Хантеру, что ей кажется, что в этом времени роль женщин не изменилась вовсе. Они все еще были одеты, как куклы для мужских игр, только теперь одежды стало больше. Она смирилась с гардеробом, но отказалась «уложить» волосы. Вместо этого она носила парик, купленный для нее Хантером, из тугих светлых локонов, цвет которых соответствовал ее собственным коротким и прямым волосам. Она сорвала его, как только вошла в комнату, и теперь меряла ее шагами, словно животное в клетке, раздраженно почесывая голову. Она предпочитала мужскую одежду, хотя даже та ей казалась ей бессмысленно расфуфыренной.

Ей показалось, что Хантер выглядит забавно в своем алом камзоле с причудливо украшенной перевязью и длинном плаще из темно-бордового бархата. Почему-то ей показалось, что он смотрелся более естественно в мантии волшебника, которая была на нем в момент их встречи в Шервудском лесу. Его высокие сапоги казались приспособленными для верховой езды, но кружевной воротник, манжеты и отвороты сапог казались неуместными, как и широкий черный пояс, который он носил на талии. Но больше всего ее удивила его рапира.

Он положил ее на кровать, когда они вошли в комнату, и теперь она взяла ее, прикидывая ее вес.

– Это что – меч? – сказала она с сомнением в голосе. Весь этот день ее обуревало любопытство, но она не хотела заваливать Хантера вопросами.

– Эта штука называется рапира, – сказал Хантер, – и, да, это меч.

Она взмахнула ею пару раз, совсем неловко, словно неуверенная в ее прочности.

– Она невесомая, – сказала она. – И клинок слишком узкий. Он ни за что не пробьет броню, и один хороший удар мечом сразу его сломает. Она с презрением бросила рапиру обратно на кровать.

Хантер поднял ее.

– Начнем с того, что она не предназначена для боя с рыцарем в доспехе. Здесь никто не использует мечи с широкими клинками. В этом периоде времени все делается слегка по-иному. Можно сказать, что это более изысканное оружие.

Он несколько раз взмахнул рапирой, демонстрируя ей работу запястья, батман и рипост против воображаемого противника, и выпад.

– Она используется в основном для колющих ударов, но рубить тоже можно, – сказал Хантер. – Это называется фехтование.

Она нахмурилась.

– Почему вы называете это фехтованием, когда это бой на мечах?

– Потому что это не совсем бой на мечах.

– Но ведь рапира – это просто тонкий меч.

– Да, но у нее другие свойства и драться ею надо иначе.

– Это глупо. Эти одежды глупые. Это время глупое. Мне оно не нравится. Оно совсем не похоже на то, что ты мне рассказывал.

– Дай ему шанс, Андре. Ты находишься здесь всего один день.

– Не вижу причины, по которой нам нужно носить эти глупые одежды. По дороге мы встретили других людей, которые так не одеваются.

– То были крестьяне, – сказал Хантер. – А так одеваются те, кто относительно хорошо устроился в этом временном периоде. Нам придется остаться здесь на некоторое время, пока я не свяжусь со своим другом из подполья. Я тебе все это уже объяснял. Если мы собираемся путешествовать в то время, о котором я говорил, тебе понадобится имплант, и не просто любой имплантат, а такой, который невозможно отследить. Это единственный способ научиться тому, что в противном случае заняло бы у тебя всю жизнь. Тебе понадобятся эти знания, чтобы выжить. Это очень сложная процедура.

– Почему мы не можем отправиться за этим имплантом сразу в то время, откуда ты пришел?

– Потому что это будет слишком опасно. К тому же его надо будет хирургически имплантировать и…

– Его надо будет что?

– Имплантировать. Имплант должен быть имплантирован.

– Не понимаю. Я думала, что это такой инструмент.

– Это и есть инструмент.

– Тогда что означает «имплантировать»?

– Это действие. Ты должна имплантировать имплант.

– Как это может быть и инструментом, и действием одновременно? И что означает слово хирургически?

– Прямо сейчас это будет сложно объяснить. – Он слишком хорошо понимал, как ее интеллект XII века отреагирует на идею малой операции на мозге. – Важно то, что я должен связаться с определенным человеком, который обладает нужным навыком, позволяющим ему сделать это, и этот человек выбрал местом своего проживания Париж в этом периоде времени. Нам будет проще решить нашу проблему, если мы постараемся сойти за представителей определенного социального класса.

– Почему я не могу носить мужскую одежду? – сказала она. – Она определенно выглядит более удобной, чем это платье и абсурдное нижнее белье.

– Так и есть, – сказал Хантер, – дело в другом. Причина в том, что ты женщина, но у тебя никогда не было возможности научиться вести себя как женщина. Никогда не знаешь, когда такое знание сможет пригодиться.

– Я не вижу никакого преимущества в том, чтобы научиться флиртовать, притворяться и использовать свой пол для получения выгоды.

– Мне представляется, что быть женщиной не сводится к перечисленному, – сказал Хантер.

– Если это и так, что я этого не заметила.

– Что ж, даже если это не так, – сказал Хантер, – использование своего пола для получения выгоды, как ты выразилась, иногда действительно срабатывает, и я считаю, что нужно уметь пользоваться всем, что работает.

– Тогда какой смысл в использовании этот детской забавы с мечом?

– Детской забавы, да?

Хантер бросил ей рапиру, потом развернул свиток ткани, в котором оказалась запасная. Он бросил ткань и ножны на кровать.

– Ну давай поглядим, что это за детская забава, – сказал он. – Атакуй меня.

Она неловко махнула мечом. Хантер с легкостью парировал ее удары, используя флорентийский стиль – рапира в одной руке, кинжал – в другой. Блокировать ее грубые удары было просто. Оружие было ей незнакомо, и ей было с ним неудобно.

– Это не меч с широким клинком, – сказал Хантер. – Им нужно действовать быстро. Смотри.

На этот раз он перешел в атаку, и она удвоила свои усилия, следуя его подсказкам, но все еще неуклюже парируя удары. Еще через несколько секунд он ее обезоружил, нанеся легкий удар по ее запястью плоской стороной клинка после захвата ее меча, продемонстрировав, что будь этот удар рубящим, она не только бы выронила оружие, но и была бы ранена.

Она посмотрела вниз на пол, потом подняла рапиру, от которой он так легко ее избавил. Мгновение она молчала, рассматривая ее.

– Я недооценила это оружие, – сказала она. – С моей стороны это было глупо. Очевидно, есть умение, позволяющее использовать его правильно. Я научусь ему.

– Фехтованию невозможно научиться за ночь, – сказал Хантер. – Тебя нельзя назвать новичком, но…

– Нет, я совсем не новичок. Я жила мечом большую часть моей жизни, – сказала она. – Это клинок иного типа, но это все еще меч. Я быстро научусь. Научи меня.

– В этом нет особого смысла, – сказал Хантер.

– Почему?

– Потому что женщины в Париже не носят рапиры, – сказал он. – Иногда они носят кинжалы, но чаще всего они вооружены платочками и веерами.

Он улыбнулся.

– Вот уж реально мощное оружие, – сказала она с сарказмом.

– Все зависит от того, как им пользоваться. Ну, да ладно. Я научу тебя. Раз уж на то пошло, тебе не понадобится много времени. Ты уже дьявольски хорошо орудуешь мечом. Ты сильная и у тебя потрясающие рефлексы. Тебе просто недостает правильной техники. Думаю, значительно сложнее будет научить тебя пользоваться веером.

– Так. Ты намекаешь, что у тебя есть нужная квалификация, чтобы научить меня быть женщиной, так что ли? – сказала она.

– Только не я, – сказал Хантер. – В тебе уже столько женщины, что с тобой не сможет совладать ни один из известных мне мужиков. Задача состоит в том, чтобы мужчины об этом не догадывались. Это не должно быть слишком сложно. Большинство из нас не такие уж и умные, когда дело касается женщин.

– Но ты-то как раз один из самых умных, да?

– Нет, к сожалению, я один из глупых, – сказал Хантер. – Но, благодаря этому, я многому научился.

– Так и быть, – сказала Андре. – Я многим тебе обязана. Я научусь играть роль утонченной дамы, раз уж ты считаешь, что это может пригодиться.

– Просто зови меня профессором Хиггинсом.

– Что за профессор Хиггинс?

– Он был еще одним глупым мужчиной, – сказал Хантер. – Не обращай внимания. Для начала, давай-ка поработаем над твоей походкой. Ты можешь носить женскую одежду, но ты выступаешь как солдафон. Вот, возьми эту книгу…

3

Шарлотта Баксон, графиня де ла Фер, миледи де Винтер соблазнила больше мужчин, чем могла сосчитать. Никогда раньше ей не попадался мужчина, способный устоять перед ее чарами. И вот встретила. Человек по имени Тейлор был абсолютно невосприимчив.

– Не пытайтесь, миледи, – сказал он, когда она в первый раз попыталась его обаять. – У вас нет ничего из того, что мне нужно.

– Ты в этом полностью уверен? – сказала она, попытавшись зайти с другой стороны. Она вложила в свой голос нужное количество гортанной покорности. – В конце концов, я – твоя пленница. Твои люди захватили меня вопреки моей воле. Ты убил моего кучера и лакеев, привел меня сюда с завязанными глазами, значит, должно быть что-то, чего ты от меня хочешь. Думаю, это выкуп. Не сомневайся, тебе заплатят. Но меня волнует моя безопасность. Я полностью в твоей власти. Я сделаю все, что угодно, если получу гарантию, что эти испытания останутся позади. Она остановилась на секунду, чтобы встретиться с ним взглядом. – Все, что угодно, – сказала она мягким голосом.

Человек по имени Тейлор рассмеялся.

– Боюсь, вы транжирите ваше время, миледи. Я буду с вами откровенен. Меня не интересуют женщины. Это понятно?

– Ах. Боюсь, что да.

– Видите ли, тот, кто не разделяет мои сексуальные предпочтения, несомненно, был бы совсем безоружен перед вашим обаянием, поэтому именно я буду поддерживать контакт с вами во время вашего здесь пребывания. Тейлор улыбнулся. – Ваша репутация вас опережает, миледи. Мы прекрасно знаем, что вы собой представляете.

– Боюсь, вы знаете что-то такое, что мне неизвестно, сир, – сказала она, слегка напрягшись. – Не понимаю, что вы имеете в виду, говоря о моей репутации. Несомненно, вы слышали какие-то злонамеренные сплетни, распространяемые…

– Не скромничайте, – сказал Тейлор. – Вот что я имею в виду. Он быстро протянул руку и спустил платье с ее плеча. Резкое движение застало ее врасплох. Она мгновенно прикрыла плечо ладонью.

– Нем никакого смысла ее скрывать, – сказал Тейлор. – Если хотите знать мое мнение, это ваша лучшая черта. Клеймо блудницы. Флер-де-лиз. Я имею дело с такими женщинами всю мою жизнь. Вы шлюха, дорогая моя.

– Кто вы? – спросила она со злостью в голосе. – И что вам от меня надо?

– Ну же, всего лишь находиться в вашей компании, миледи. Ничего больше.

– Каким будет выкуп за мое безопасное возвращение? Сколько вы хотите, чтобы меня отпустить?

Тейлор поднял брови.

– Зачем же вы так, мы ничего за вас не потребуем, миледи. Мы всего лишь просим о привилегии развлекать вас какое-то время. Неделю, возможно, не больше.

– А потом?

– А потом вы нас больше не увидите, – сказал Тейлор.

Прошла неделя. Это была сумасшедшая неделя. Человек по имени Тейлор приходил к ежедневно. Он приносил еду и задерживался, чтобы с нею пообщаться. Они говорили о самых незначительных вещах – о погоде, о том, что модно при дворе, о ее любимых блюдах, о том, что ей нравится и что не нравится, о ее любовниках…

Казалось, Тейлор знал о ней почти столько же, сколько и она сама. Это ее пугало. Откуда он мог знать такие интимные подробности ее личной жизни? Откуда он мог знать, что она когда-то была монахиней и что она соблазнила священника Тамплемарского монастыря бенедиктинок? Откуда он узнал о флер-де-лиз, которым заклеймил ее лилльский палач? Кем был этот человек, который, казалось, знал ее почти так же хорошо, как она сама?

Она ничего не смогла из него выудить. Несколько раз он приходил с чуть более старшим мужчиной, еще одним незнакомцем. Этот человек странно смотрел на нее, а потом подходил к ней ближе. Он пристально ее изучал. Иногда он трогал ее лицо, проводил пальцами по челюстной кости, касался носа, уголков глаз и губ. Однажды, когда он это делал, она нежно поцеловала его палец, слегка облизнув его языком. После этого его руки слегка дрожали.

– Думаете, у вас получится, доктор? – спросил Тейлор во время одного из таких посещений.

– Я… я могу это сделать.

– Вы уж пожалуйста будьте уверены.

– Я не подведу тебя, Эдриан.

– Дело не только во мне, док. Вы же понимаете, что за этим стоит.

– Конечно понимаю, – сказал тот, кого называли доком. – Слишком хорошо понимаю. В его голосе послышался испуг.

Они не поняла смысла ни одной из этих фраз. Но она знала, что рано или поздно, они должны будут с нею объясниться. Она дождется своего часа.

Через неделю и два дня к ней пожаловал еще один визитер. На этот раз – женщина. Дверь в ее комнату открылась, и в нее вошел мужчина, которого называли док, а также дама и еще двое мужчин. Дама прятала лицо за веером. Миледи была уверена, что сейчас она узнает причину своего похищения и цель всей этой интриги. Она встала и окинула своих тюремщиков надменным взглядом.

– Что ж, – сказала она. – Похоже, я наконец-то…

Слова застряли у нее в глотке, когда дама опустила веер и открыла лицо. Это было собственное лицо графини. Миледи уставилась на свое живое отражение, лишившись от увиденного дара речи.

– Вот видите, – произнесла женщина собственным голосом миледи, – я же говорила, что мы подержим вас здесь только неделю или около того.

Миледи попятилась от женщины, которая во всех отношениях была ее близнецом. У нее было ее лицо, ее голос, ее манеры…

– Кто… Кто вы? – прошептала она.

Ее двойник рассмеялась, и это был в точности ее смех. После чего заговорила совершенно другим голосом. Голосом, который стал для миледи таким привычным. – Ну что же вы, миледи, неужели вы меня не узнали?

– Тейлор! Во имя господа, как это возможно? Как…

– Почему бы тебе не спросить его самого при встрече? – сказал Тейлор. Он направил на нее изящный, похожий на трубку, инструмент. Из него ударил тонкий, толщиной в карандаш, луч света, и Тейлор сделал быстрое движение кистью.

Отсеченная лазером голова миледи упала на пол и гротескно закатилась в угол комнаты.

Человек, которого все называли доком, отвернул голову и издал хныкающий звук.

– Господи, Тейлор!

В поисках опоры он прислонился к дверному косяку.

– Что так, док, стошнило?

– Тебе не обязательно было ее убивать, – сказал тот дрожащим голосом.

– Ой, действительно. В этой игре очень высокие ставки, мой друг. Мы не можем допустить, чтобы у нас разгуливали две миледи де Винтер, не так ли? К тому же, я оказал ей услугу. Избавил от топора палача.

– Отрубив ей голову собственноручно, – сказал док. – Ты не предупредил меня, что собираешься ее убить.

– Она поступила бы так же со мной, док, или с тобой, или с любым из нас. Она была очень мерзкой дамой. К тому же, если у тебя есть желание успокоить свою совесть, подумай обо всех тех жизнях, что будут спасены, когда мы остановим войны во времени.

– Я согласен, что войны во времени должны быть остановлены, – сказал док, – но я не верю в то, что твоя цель оправдывает твои средства.

– Ты пошел на это, прекрасно понимая что к чему, док, – сказал Тейлор. – Сейчас уже слишком поздно что-то менять, как ты считаешь?

– Боюсь, что так. Он глубоко вздохнул, стараясь не смотреть на обезглавленное тело на полу. – Что ж, я сделал все, что ты просил. Я тебе больше не нужен. Я могу идти, или меня ждет та же участь, что и ее?

– Ну, зачем же так, док, – сказал Тейлор, нежно проведя рукой по щеке мужчины, – почему ты говоришь такие вещи? Его голос был идеальной имитацией голоса де Винтер. Док отшатнулся в сторону.

– Пусть идет, – сказал Тейлор.

Мужчину вывели из комнаты.

– Думаешь, с ним могут быть проблемы? – спросил оставшийся.

– Сомневаюсь, – произнес Тейлор. – Его хроноплата у нас. Как он сможет нам навредить? Хотя, я думаю, что будет нелишним держать его под присмотром. Он подошел к зеркалу в комнате и исследовал свое отражение. И улыбнулся улыбкой де Винтер. – Он проделал чертовски хорошую работу, что скажешь? Поразительно, на что способна маленькая косметическая хирургия. Черт, ты только взгляни на меня. Я прекрасна.

Другой мужчина неловко прокашлялся.

Тейлор улыбнулся.

– Начинаешь ощущать, да? Что ты об этом думаешь, Джимми? Ришелье заметит разницу?

Тейлор откинул голову и рассмеялся поразительно женским смехом.

Джимми вышел из комнаты.

Инструкция предписывала им отправиться в таверну в Менге, а оттуда – в Париж. Где-то по дороге с ними должен связаться агент с оперативным псевдонимом «Мангуст».

– У них у всех названия животных вместо кличек? – спросил Финн у Дарроу.

– Да, а почему интересуешься?

– Да просто стало любопытно, есть ли у вас агенты Осел или там Бабуин, знаешь ли. А вдруг.

Дарроу не оценил чувство юмора Финна.

– Что ты против них всех имеешь? – спросил Лукас, когда они ехали шагом на лошадях по дороге в Менг.

– Хитрые они, – ответил Финн. – Не люблю хитрых. Они всегда крадутся, как ласки, – кстати, а нет ли среди них агента Ласка? – и они абсолютно не заслуживают доверия. Я предпочитаю работать с теми, на кого могу положиться. Я бы ни на секунду не повернулся бы спиной к агенту АВР.

– Ты ведь не думаешь, что нам есть о чем беспокоиться? – спросил Лукас.

– Кто его знает, парень. Кто знает, что на самом деле представляет это задание? Они утверждают, что это Хранители времени, но это могут быть Дочери американской революции, насколько я знаю. Они даже друг другу всего не рассказывают.

Они говорили по-французски так же естественно, как и по-английски, благодаря программированию их имплантов. Любой увидевший их на дороге принял бы их именно за тех, за кого они себя выдавали, – за кавалеров, наемников и товарищей по оружию. Обычно рыжие волосы Финна приобрели золотистый оттенок, шевелюра Лукаса была каштановой. У обоих мужчин волосы спускались до плеч в стиле щеголей того времени. Лукас носил нафабренные усы, Финн – усы и бородку клинышком в стиле, который позже назовут Ван-Дейк. На обоих были высокие сапоги и кожаные перевязи, оба были вооружены рапирами и кинжалами. Их одежда не говорила о состоятельности или следованию моде. Плащи были коричневого цвета и изрядно поношенные. Камзол Финна был желтым, Лукаса – коричневым. На них не было видно никаких кружев, оба были подпоясаны поясами из зеленого шелка, а их белые рубашки требовали стирки. Их шляпы были с плюмажами, но эти перья видели дни и получше.

– Ненавижу всю эту хрень с плащами и кинжалами, – сказал Финн, и тут же улыбнулся мысли о том, что у них обоих на самом деле были настоящие плащи и кинжалы. – Мне не нравится то, что мы даже не знаем, как должен выглядеть наш контакт. Я даже не знаю, что нам делать.

– У меня сложилось впечатление, что нас привлекли в качестве группы поддержки парней из АВР, – сказал Лукас. – Посмотрим, все может оказаться не так уж и плохо. Может, мы им вообще не понадобимся. И это задание может превратиться в отпуск в минусовом времени.

– Но ты же не захочешь поставить на это небольшую ставку, так ведь? – сказал Финн.

– На самом деле, нет. Нафиг.

– Я так не думаю.

– А как тебе эта идея, что кто-то из подполья поддержит этих Хранителей времени? – сказал Лукас.

– Ну, я даже не знаю. А ты что, подумал о Хантере?

– Как ты догадался?

– Это было несложно.

– Почему-то я не могу этого представить. Чтобы кто-то вроде Хантера встал на сторону подобного безумия. Никто лучше не понимает потенциальную опасность разделения, чем солдат, даже дезертир. Зачем кому-то, кто ударился во все тяжкие, чтобы дезертировать и украсть хроноплату, отдаваться в распоряжение кучки террористов? В этом просто нет никакого смысла. Что у них может быть такого, что окажется ему нужным?

– У них может не оказаться ничего, чего хотел бы Хантер, – сказал Финн, – но не все дезертиры такие, как Хантер. Подумай обо всех вещах, которые привели бы человека к дезертирству. Этот персонаж, вероятно, кто-то, кто больше не в состоянии терпеть, или какой-нибудь разочарованный человек, который не смог найти себя в плюсовом времени. А может, это какой-нибудь фанатик, который пошел в армию, чтобы вредить ей изнутри, кто знает? Кем бы он ни был, он должен быть таким же сумасшедшим, как и Хранители времени. Никто в здравом уме не станет устраивать разделение.

– Не могу поверить, что кто-то зайдет так далеко, – сказал Лукас.

– Дарроу может быть прав на этот счет, – сказал Финн. – Они могут надеяться, что им не придется, но если их прижмут, если их блеф будет раскрыт, то у них не останется выбора. Никто не знает, к чему приведет разделение. Может, они думают, что именно это нужно, чтобы машина войны встала колом. Может быть, и так. Но я бы предпочел так и не узнать, во что выльется разделение. Даже его исследования привели Менсингера на грань нервного срыва. И вообще вся эта миссия начинает действовать мне на нервы.

Они добрались до трактира в Менге, так ни с кем и не встретившись. Они сняли комнату и заказали обед. С дороги вино показалось терпимым и приятным на вкус. Хозяин трактира, несмотря на то, что поначалу его несколько насторожил их утомленный и грубоватый вид, сразу подобрел, когда разглядел перспективу обслуживания двух клиентов, которые заплатили, как только им накрыли стол. Его столько раз обманывали галантные кавалеры, что он запорхал над Финном и Лукасом, словно курица-наседка, постоянно заботясь об их удовлетворении и выбегая из кухни взглянуть, нравится ли им еда. Финн доедал второго жареного цыпленка, а Лукас наслаждался превосходным бордо – лучшим вином трактирщика, когда в заведение вошел молодой человек, с головы до ног покрытый пылью. Закрыв за собой дверь, он принялся хлопать руками по одежде, и в считанные секунды почти полностью скрылся в облаке пыли.

– Еще вина, месье? – спросил трактирщик, принеся очередную бутылку к их столу.

– С удовольствием, – сказал Финн. – И налей бокал молодому Лохинвару, судя по его виду, ему не помешало бы освежиться.

При этих словах юноша поднял голову и посмотрел на него. Он едва вышел из юного возраста, на вид ему было лет восемнадцать. У него была густая копна взъерошенных светлых волос, а его одежда выглядела словно с чужого плеча.

– Прошу прощения, сир, – сказал он, – вы говорили обо мне?

– А ты видишь здесь еще кого-нибудь кроме нас? – сказал Финн, улыбаясь.