Быть Человеком

Влад грустно усмехнулся. – Ну, я и влип.

– Зачем так трагично? – С наигранной серьёзностью сказала Надя. – Скажите лучше, что мы оказались в одной лодке. Это звучит романтичнее. Мы плывём в одной лодке, и, я уверена, это не случайно!

– Случайно в этом мире только то, что не произошло. Всё произошедшее неслучайно. – Произнёс Влад с выражением досады на лице. – Ладно. Я виноват перед вами, потому мне придётся согласиться, однако, уверен, это неразумное решение. И ещё. Хочу предупредить, что не умею быть вежливым и приятным. Буду стараться, но мне вряд ли это удастся.

– Мы вместе как-нибудь справимся с этим. – Максим положил руку на его плечо. – Всё обсудим по дороге.

В фойе госпиталя Влад остановился и извлёк из кармана куртки небольшой флакон. – Пора принять лекарство. – С натянутой улыбкой сказал он и дрожащей рукой высыпал в рот несколько таблеток.

– Вам необходимо в стационар и, чем раньше, тем лучше. – Надя с тревогой смотрела на Влада.

– Нет, чёрт возьми! – Воскликнул тот. – Что мне необходимо, я буду решать сам. Всё. Я готов двигаться дальше.

В машине молодой человек устроился на заднем сидении и, дрожа всем телом, заплетающимся языком произнёс. – Я подремлю тут немного. Ну, а вы без меня не скучайте. – Он закрыл глаза. Через пару минут тело его обмякло, на лице появилось какое-то восторженное, удивлённое выражение мечтающего во сне ребёнка.

– Пожалуйста, Максим, мне необходимо заехать в клинику. Владу нужна медицинская помощь. Я возьму необходимые лекарства, реактивы для обследования. Это не займёт много времени. – Попросила Надя.

– Хорошо. – Согласился Максим. – Но постарайтесь собраться, как можно, быстрее.

Когда машина выехала на шоссе, Надя обернулась к Владу и с тревогой посмотрела на него.

– Он чувствует себя счастливым только в состоянии наркотического сна, только в искусственном, нереальном мире, который заменяет ему всё – родных, близких, друзей.

– Человечеством создано столько всевозможных заменителей. – Ответил ей Максим, глядя усталым взглядом на дорогу. – Искусственные продукты, искусственный мир TV, универсальный заменитель жизни – компьютер. Количество зависимых, в том числе наркозависимых постоянно растёт. К сожалению, – Он замолчал на несколько секунд, вероятно, обдумывая, как выразить свою мысль, затем продолжил. – К сожалению, люди с подобными проблемами могут быть опасны для окружающих.

– Но им должен кто-то помогать. – Надя произнесла эту фразу медленно, делая акцент на каждом слове, словно пытаясь показать Максиму, что она поняла и то, что он сказал, и то, что хотел сказать, но не решился.

– Думаю, более важно, чтобы человек научился помогать себе сам. Если кому-то нравится ходить по краю пропасти, как бы вы не пытались его удержать, он рано или поздно туда упадёт. – Продолжил их двусмысленный диалог Максим.

– Человеческая психика – область очень сложная и легко ранимая. Большинство тех, которым, как вы сказали, нравится ходить по краю пропасти, делают этот выбор неосознанно, под воздействием стрессов и множества других причин. Это может произойти с любым из нас. Никто не застрахован от зависимости, одиночества, бродяжничества.

– Значит, если я однажды стану бродягой, вы меня спасёте? – На лице Максима появилась еле заметная улыбка. Он решил не продолжать спор.

– Можете рассчитывать на меня. Всегда. – Девушка решительно кивнула головой. – Следующий поворот направо! Не пропустите. Вот мы и приехали!

Машина остановилась у массивных металлических ворот.

– Я быстро. – Надя вышла и, открыв калитку, быстрыми шагами направилась вглубь больничного двора.

Прошло около десяти долгих минут. Максим хмуро глядел в переднее стекло, периодически поглядывая на экран телефона.

– Почему стоим? – Раздался позади вялый голос Влада. – Уже приехали?

– Нет. – Нехотя ответил Максим. – Надя пошла в госпиталь. Ей необходимо кое-что взять.

– Зря вы отпустили её. Это – опасно. Хотя, она вряд ли послушалась бы вас. У таких людей, как она, железный характер. Это с виду она такая маленькая, хрупкая, слабая. На самом деле, крепче любого из нас, – тут Влад усмехнулся, – но наивна, как ребёнок, и конечно же верит, что всё чёрное однажды станет белым. Уверен, вы не разделяете её оптимизм.

– Я верю в то, что более или менее изучено. – Ответил Максим и тут же пожалел. Он больше не хотел никаких дискуссий, но теперь, вероятно, она была неизбежна.

– Ну, да. – Влад зевнул. – Водно-углеродное вещество, ДНК, эволюционное развития живой материи, конкурентная борьба за жизненные ресурсы.

– Примерно так.

– Конечно, трудно себе представить первобытного человека добрым и жалостливым. Агрессия для нашего предка была также необходима, как, к примеру, руки и ноги. Однако, времена изменились, но сколько человека не корми, он всё равно в лес смотрит. – Едкая улыбка исказила лицо Влада.

– Он смотрит в рай, в придуманный им рай изобилия. – Всё также нехотя и устало произнёс Максим.

– Всё верно. – В голосе Влада почувствовалось оживление. – Дорога в рай сквозь ад. "Цель оправдывает средства". Милая перспектива. Кровь – чудесное удобрение для райских цветов. Правда, срубленная топором мясника, то бишь, создателем. Люди проходят тысячи дорог, но многие ли знают дорогу в себя? А, между тем, это стремительное, неудержимое падение с вершины, когда разбивается вдребезги твоё лицо, которое привык видеть в общественном зеркале, склеенном из общепринятых норм! Да, ты был пусть не красавцем, но не уродом: ни нос, ни зубы, ни когти не вылазили за пределы общепринятого. Только, знаете, именно в этом кривом зеркале, с которым мы привыкли сверять свои фэйсы, причины всех наших бед. В нём слишком много фальши, в нём всё меняет цвета и формы и потому очень трудно увидеть правду. А правда в том, что все мы – на поводке у собственной природы и иллюзий о себе любимых, мы – дрессированные животные, которых кормят проповедями о любви, сострадании, поэмами о благородной миссии солдата или чем-нибудь в этом духе. Однако, зверь останется зверем, какие бы бантики вы не вплетали в его надушенную и вычесанную шерсть, какие бы вальсы он не тявкал. Я не слишком утомил Вас? – Он убрал светлую прядь волос со лба.

– Нет. – Тихо ответил Максим.

– Я давно не говорил ни с кем, кроме себя самого. Не хотел ни с кем говорить, но с вами хочу. Мне почему-то кажется, что вы тоже думали об этом, и заглянуть в себя пытались и даже пытались понять весь этот балаган. И я пытался, хотя это непросто. Не все на это решаются. Заглянуть в себя одним не хватает смелости, другим – времени, третьим – ума, а между тем, нет ничего более пагубного и более жалкого иллюзий о себе самом. Смешно облекать зверство в белые одежды, ведь даже глаз не нужно, чтобы увидеть под рясами – звериные хвосты, под нимбами – рога, под белыми воротничками и манжетами – грязную шерсть, за ослепительными улыбками – зияющие пропасти, в которых исчезла ни одна тысяча жизней; а в себе самом, под нежной порослью иллюзий – тёмные недра, из которых пробивались к свету все мои праматери и праотцы; и те, что ходили на четвереньках; и те, что читали Шекспира и Пушкина. Земной рай – чушь. И что же остаётся? Неужели многовековой эволюционный процесс – это лишь радостное движение к концу света? Неужели надо столько времени карабкаться на вершину с одной лишь целью – прыгнуть вниз и размозжить себе голову? – Влад замолчал и потёр дрожащими пальцами виски, лицо его выразило страдание.

– Хочется верить, что нет. – Сдержанно ответил Максим, чувствуя растущее раздражение к говорившему. В его словах было много правды, но они были похожи на булыжники, летящие в нечто безнадёжно уродливое, но неспособное быть другим. – Он замолчал, вглядываясь вдаль, затем поспешно вышел из машины и быстро зашагал в направлении госпиталя. Через несколько минут Максим вернулся с Надей и двумя объёмными сумками в руках. Уложив их в багажник, они вернулись в салон машины.

– Ну вот, Влад, – Сказала Надя, устраиваясь на заднем сидении. – Я решила использовать появившуюся возможность немного обследовать вас и провести курс лечения. Конечно, это лучше было бы сделать в стационарных условиях.

– Нет. – Категорическим тоном прервал её он, но тут же улыбнулся. – Простите, я не умею притворяться, не умею быть послушным мальчиком. Разучился. Что для меня лучше, я буду решать сам. –Ни душа моя, ни тело восстановлению не подлежат.

– И, тем не менее, – Мягко возразила Надя. – Я уверена, что сумею вам помочь. Сумею вернуть любовь к жизни. Посмотрите в окно. Небо, земля, деревья, цветы – всё улыбается и всё поёт о любви. – Надя подставила лицо врывающемуся в салон машины тёплому ветру и глубоко вдохнула.

Влад усмехнулся. – Я дополню ваш натюрморт несколькими штрихами. Без них земной портрет будет неполный, а я предпочитаю реализм. Итак, несколько клякс: военные заводы, базы, испытательные полигоны и, так называемые, горячие точки – язвы на теле земли. Достаточно, или ещё немного сажи?

– Человечество умнеет, оно исправляет свои ошибки.

– Ну, да, умнеет. Арбалеты сменили луки и стрелы, а дальше всё умнее и умнее: автоматическое, лучевое, радиологическое, метеорологическое. Но, думаю, самый перспективный тренд – оружие биологическое. Атомные бомбы – это так неэстетично. Столько шума, и такое долгое эхо. – Влад театрально вздохнул. – Другое дело, творения генетики! Тихо, незаметно. Ни объявлений войны, ни обратного адреса. Удобное средство для избавления от конкурентов, оппонентов и просто лишних ртов, лодка ведь переполнена.

– Как ваше Z? – Перебил Влада Максим.

– Я – калека. Физический и нравственный калека. Потому не стоит всерьёз воспринимать мой постколёсный бред. В том, что мне видится и слышится, когда я брожу по туманным тропам подсознания, есть некая правда; то ли из прошлого, то ли из будущего. Правда обо всех нас. В ней душно, тревожно. Z – лишь маленький фокус, который я совершил с одной целью. Я хотел подтвердить гениальность сделанного не мной открытия. Да, оно может стать волшебной палочкой в руках ангела и смертоносным оружием в лапах дьявола. Однако, идея моего предка прекрасна и гармонична. Вообще, наука; настоящая наука, всегда красива, чиста, непорочна как. – Влад запнулся, задумавшись. – Как вы, Надя. Наука, как бизнес, продажная, беспринципная, подобна проститутке, которая ложится под каждого, кто больше платит. Люди способны осквернить всё что угодно. Во все времена плодами лучших умов человечества кормили военно-промышленную скотину. И выкормили монстра. Тем же, кто не желал пополнять ряды кормильцев, было непросто. Ваш взгляд на мир, Надя, ничем не запятнан; но вы, как тот дальтоник не видит красное и зелёное, не способны видеть дурное. Возможно, это благо для вас. Я же вижу на земном шарике плесень человечества. Её, вероятнее всего, однажды смоет волна, земная или внеземная; смоет не потому, что будет непобедима. Просто человечество в этот момент будет не готово к защите. Оно, как всегда, будет слишком занято мышиной вознёй: военными разборками, политическими интригами, собиранием сплетен обо всём и всех и просто добыванием хлеба насущного, которого всегда мало. Вот такой прогноз.

– Земля будет полем битвы ровно столько, сколько ей отмерено быть. – Вновь вступил в разговор Максим. – Растущее человечество вряд ли дорастёт когда-нибудь до уровня, который позволит ему подняться над потребительскими ценностями этого мира. "Продажная наука", как вы выразились, политизированная, милитаризированная, всегда была и будет. Это – игры по законам рыночного мира. Но наука с большой буквы, созидающая во имя истины и для людей, менее всего виновата в этом. Более того, я убеждён, что познание – единственное движение, которое придаёт смысл человеческой жизни. Человек с ленивым умом жалок. Он во сто крат более жалок, чем червь под его ногами, потому что червь реализует заложенное в нём на все сто, а человек часто не дотягивает и до четверти. Потому наше общество даже при идеальной работе всех его социальных институтов всегда уязвимо и беззащитно. Проблемы, которые мы наблюдаем и от которых пытаемся защититься, это лишь верхушка айсберга. Невидимое, скрытое за гранью поверхностно текущих событий, несёт в себе разрушительный потенциал огромной силы. Там, где деньги – основной катализатор всех политических, экономических и прочих общественных процессов, там конечным продуктом может быть всё – спланированные военные конфликты, локальные и мировые кризисы, смертоносные эпидемии. Я не знаю, есть ли выход. У меня нет никаких рецептов по спасению человечества, но я убеждён, что леность ума ускорит финал.

– Согласен. – Влад насмешливо посмотрел на Надю. – Но вы, вероятно, волшебница! А в чемоданах Ваших – сотни килограммов счастья.

– Если бы это было возможно, я принесла бы Вам сотни килограммов счастья. И Вам, и многим другим, кто в нём нуждается, но человек лишь сам может создать своё счастье, а я могу лишь помочь.

– Я соглашусь на этот, пардон, бред, – в глазах Влада исчезла насмешка. – лишь при одном условии. Если через три дня я не почувствую себя счастливым, вы вернёте мне «Z». Согласны? – молодой человек наклонился к Наде и посмотрел на неё в упор холодным, немигающим взглядом. Ресницы девушки вздрогнули. Она отвела глаза и задумалась, сосредоточенно глядя перед собой.

– Я верну Вам «Z», если к Вам не вернётся желание жить. – сказала она спустя минуту. – Условия очень жёсткие, но у меня нет выбора.

Глава XVII

– "Волшебная палочка в руках ангела"! Как замечательно вы сказали, Влад. – Воскликнула Надя. – Вот, Максим, рецепт спасения человечеств! Опасны не только леность ума, но и леность души. Но где, когда тает в нас ангельское? Почему мы теряем то, что так бережно хранят эти деревья, цветы? Вот у кого нам надо учиться терпимости, щедрости, умению радоваться малому. Нам нужен Иисус, здесь, на земле; и я знаю, что он к нам идёт. А мы должны идти ему навстречу, взявшись за руки, помогая друг другу. Путь будет нелёгким, но, я верю в нашу светлую встречу! А жизнь – величайшее Чудо из всех чудес! И в этой бесконечной её чудесности – и бескрайний смысл, и безграничная ценность её. Не ценить этот дар невозможно. – Надя говорила с энтузиазмом, в голосе её звучала уверенность, но во взгляде, который она периодически обращала то на Максима, то на Влада, этой уверенности не было. Она словно ждала поддержки, будто просила не только поверить ей, но и поддержать в ней веру в то, о чём говорила, в чём ещё совсем недавно не сомневалась. Надя чувствовала, что причина произошедших в ней перемен – пережитое в пустыне. Оно не отпускало. Вот и сейчас немигающее всевидящее око чёрного беркута следило за ней. В нём теперь, как казалось, были насмешка, ирония, и, словно споря с ним, девушка продолжала свою исповедь. – Я люблю этот мир, сложный, несовершенный, но такой прекрасный! Я не могу надышаться им, насмотреться на него. Я готова страдать, если придётся. Я хочу любить, если повезёт, хочу быть нужной кому-то. Хочу детей иметь. Хочу, чтобы, когда меня не будет, они за меня дышали, смотрели, любили. Жили. Хочу, чтобы этот мир был всегда! Господи. Какие краски! Взгляните!

Под лазурным солнечным небом мелькали пёстрые островки леса, и всё казалось лёгким и светлым.

– Я давно не бродил по лесу. – С грустью произнёс Максим. – Мир вокруг – вроде бы рядом, но отдельно от меня.

– Иногда, чтобы что-то увидеть, необходимо в это поверить. Поверьте, что мир этот создан для счастья, помогите ему, и он поможет вам. – Надя, высунула в окно маленькую тонкую руку и помахала ей то ли лесу, то ли небу, то ли далёкому путнику.

– Простите, но я опять поставлю кляксу. – Сказал Влад, но уже без иронии. Взгляд его был сосредоточен. Он будто говорил с самим собой, медленно, вдумчиво, словно человек, ищущий выход из лабиринта и обдумывающий каждый шаг. – Зло существует, не зависимо от того верите вы в него или нет, прямо там, между цветочками и бабочками, которыми вы любуетесь. Здесь всё отравлено человеком. Всё! Воздух, вода, всё живое. Тот, кто назвал королевскую кобру рекордсменом по количеству выделяемого яда, солгал. Человек – самое ядовитое создание на этой планете. Он – виновник множества бед, а которых вы знаете не меньше меня. Вы смотрите на то, что радует глаз, но действительность это не всегда то, что вы видите.

– Мир многоцветен, Влад, и души людские – тоже. В мире – не меньше добра, любви. На них всё держится. – Мягко возразила Надя.

– Оставьте! – Холодно перебил её Влад. – Люди так много любят: кто – свиные отбивные, кто – славу, кто – деньги, кто – бога, но подавляющее количество влюблено во всё, выше перечисленное. Недаром они объединили так много некрасивого и пошлого под словом любовь. В этом – их суть, лицемерная суть. Во все времена человечество делилось на обладающих большим количеством материальных средств, позволявшим жить сытно, комфортно, праздно, и тех, кто не обладал таким количеством и потому много трудился, жил скромно, но мечтал жить сытно, комфортно, праздно. Вот эти неутолимые позывы – трёхголовый монстр, родивший все человеческие пороки, повлекшие множество бед и для обладателей, и для среды их обитания. Этому миру можно помочь, лишь обезглавив чудовище; не усыпив, как предлагает буддизм, не связав, как надеется христианство, а уничтожив.

– На мой взгляд, невыполнимая задача. – Возразил Максим.

Надя обернулась к Владу. Взгляды их встретились. Голубой и каштановый, растерянный и восторженный, они смешались и радужными, стремительными волнами хлынули в оба сердца, не встречая на пути никаких преград. В этом не было ничего чувственного, просто всё совпало: мысли, надежды, биение сердец.

– А я верю. – Произнесла Надя, и глазами, и голосом выражая благодарность. – Я верю, это время придёт. Оно принесёт другие идеи, откроет иные дороги, но заповеди останутся прежними.

– Быть может. – Ответил Влад, испытывая неловкость от этого неожиданного и стремительного вторжения в его давно закрытый для всех мир. Он повернул голову к окну, за которым сияла разноцветными красками жизнь.

Последующие минут десять все сидящие в машине сохраняли молчание. Влад лежал с закрытыми глазами. Надя что-то записывала в маленький синий блокнот. Максим, судя по всему, был погружён в нелёгкие размышления. Он выглядел очень подавленным.

– Почти приехали. – Сказал он, наконец, уставшим голосом. – Третий поворот направо – и дом Егора. А вот и он.

Двухэтажный дом с зелёной крышей и беленькими карнизами, не большой и не маленький, ни то, чтобы новый и не совсем уж старый, улыбался всеми шестью окнами и, как будто был очень рад гостям. Сад, окружавший его, был ему под стать. Не то чтобы заброшенный, но и не так, чтобы любовно ухоженный. Но в этой лёгкой небрежности была особая прелесть его. Как и хозяин, он не желал казаться лучше, чем был на самом деле. Однако, непричёсанный и неподстриженный сад был очень мил. Он, как будто говорил: простите великодушно, но, как мне кажется, нет ничего более скучного, чем приводить себя в порядок. Так что, давайте без заморочек, запросто.

Первой из машины вышла Надя.

– Какое очаровательное место! – Воскликнула она. – А дом, как теремок!

– Я занесу вещи. – Сказал Максим, вытаскивая сумки из багажника.

– Давайте, и я поработаю! – Раздался голос Влада. – Я выспался и полон сил!

Он выглядел уставшим, но во взгляде и голосе появилось нечто новое. Молодой человек явно бодрился.

– Думаю, – Продолжил Максим. – Стоит распределить обязанности. Я занесу и разберу сумки. Надя займётся обедом, а вам, Влад, самое ответственное поручение! Контролировать обстановку.

– Ясно. – Молодой человек изобразил на своём лице разочарование. – Серьёзную работу доверить не рискуете.

Он пошёл вслед за Максимом, насвистывая какой-то марш.

– Дома, как люди. Бывает, в них влюбляешься с первого взгляда, – сказала Надя, обводя смеющимися глазами просторный холл. Все стены его – жёлтая, зелёная, голубая и розовая были расписаны руками маленьких художников, детскими руками.

– Вот это по истине бесценные творения! – Воскликнул Влад. – Я тоже был почти также талантлив, когда мне было лет пять – шесть. Однако, потом мой талант постепенно выдохся по неизвестным мне причинам. А вы, Максим, вы пробывали кисти и перья на стенах своего жилища?

– А как же. И мы были не бесталанны. – Ответил Максим, выкладывая продукты на стол.

– Пора обедать, художники! Предлагаю это сделать в саду. – Надя посмотрела на Максима и Влада умоляющим взглядом.

– Конечно, в саду. – Кивнул Влад – Не в саду, я, пожалуй, отказался бы отобедать.

Когда голод и тревоги были вытеснены сэндвичами, салатами, жаренным на костре хлебом и развеяны тёплым, пахнущим зеленью ветром, все притихли. День переливался в вечер алыми волнами света, растекаясь по небу, листьям, травинкам, воздуху. Надя сидела, положив локти на стол и подперев ладошками лицо. Она смотрела на прозрачный пар, дрожащий над поверхностью чайной чашки немигающими слегка прищуренными глазами, как будто хотела увидеть что-то в замысловатой игре бесконечно меняющегося облачка.

Взгляд Максима скользил по верхушкам деревьев, горящих алым светом, будто свечи. В листве их разговаривали птицы.

– "Нам нужен Иисус, здесь, на земле; и я знаю, что он к нам идёт, а мы должны идти ему навстречу, взявшись за руки, помогая друг другу. Путь будет нелёгким, но, я верю в нашу светлую встречу!" – Почему-то вспомнилось ему. – Красивая утопия, вечные надежды на спасителя человечества. Однако, на трещотке невозможно сыграть Моцарта. – Мысленно произнёс он и посмотрел на Надю. Взгляд его осторожно заскользил по её каштановым локонам, выбившимся из узелка волос на затылке, как цветы из букета, рассыпавшимся по хрупким плечам. Он коснулся ямочек у её рта и удивился, что не замечал их раньше. Чайное облачко кружилось в волшебном танце, а Надя, будто смотрела сквозь него. Максим захотел заглянуть в её глаза, чтобы увидеть отражение того, чему она улыбалась, но вдруг тревога коснулась его сердца. Он повернул голову в сторону, где сидел Влад, и встретился с его пристальным взглядом. Поняв, что молодой человек наблюдал за ним, Максим покраснел и отвернулся.

– Устал я что-то. – Сказал Влад вялым бесцветным голосом. – Пойду спать. Незабываемых снов вам, друзья! – Он встал из-за стола и пошатнулся.

– Я провожу. Вам пора принять лекарства. – Поспешила ему на помощь Надя. – И вам пора отдохнуть. – Обратилась она к Максиму. – Я вернусь и наведу здесь порядок.

– Спокойной ночи. Я всё сделаю сам. – Пробубнил Максим, убирая посуду со стола и поглядывая исподлобья на уходящих. – Чем это я так расстроен? – Сказал он себе мысленно. – О работе, Максим Максимыч следует думать. О работе! Завтра утром в институт, дел накопилось уйма, а вы в облаках витаете.

Оказавшись один в маленькой уютной детской, Максим сел на небольшой кожаный диван и огляделся. На него смотрели игрушечные медведи, обезьяны, зайцы и будто спрашивали: Ты кто и зачем?

– Зачем? – Повторил он. – Я и не знаю, зачем.

Вопросы закружились в его голове:

Почему я поверил совершенно незнакомому человеку?

Почему я не обратился в полицию?

Что делать дальше?

Что значит всё, что со мной происходит?

Максим не находил ответов и не понимал себя. Он вытащил из бокового кармана револьвер и положил его под подушку и в это мгновение, ещё не разжав пальцы вокруг его холодной рукоятки, отчётливо представил, как давит указательным пальцем на курок, как кусок свинца летит и через мгновение входит легко, как в масло, в чью-то грудь, пронзает сердце; как оно, вздрогнув, трепещет в агонии, как стрелка времени, бежавшая до сих пор по кругу чьей-то жизни, остановившись, ещё покачивается раз, другой, третий и останавливается навсегда.

– Что за чушь!? Что за душещипательные картины? Я сделаю это, если будет необходимо. Добро в этом мире – меньшее из двух зол в данной точке пространства, в заданной системе координат.

Он подставил стул под ноги, пожелал спокойной ночи всему игрушечному зоопарку, опустил голову на подушку и погрузился в неспокойный чуткий сон. Не известно, сколько времени он провёл в блуждании между забытьём и бодрствованием. Вдруг совсем рядом раздался скрип, словно кто-то присел на старый расшатанный стул. Максим вздрогнул, открыл глаза и в шагах двух от себя увидел фигуру сидящего человека. Рука Максима скользнула под подушку, пальцы сжали рукоятку оружия, указательный – опустился на спусковой крючок. Через мгновение ветер, прыгнувший в раскрытое окно, приподнял лёгкую занавеску и лунный свет, хлынувший в образовавшуюся щель, осветил сидящего. Это был старик. Длинные седые пряди волос его были в беспорядке рассыпаны по слабым узким плечам, белая косматая борода закрывала большую часть лица и тела. Худые, костлявые руки лежали на коленях, подрагивая. Однако, всё это было как-то неясно, нечётко, второстепенно и казалось лишь обрамлением чего-то более важного. Приглядевшись, Максим испытал волнение, подобное тому, какое испытывает человек, поднявшийся на горную вершину и смотрящий вниз с головокружительной высоты. Под густыми нависшими бровями пронзительным светом блеснули глаза старика, и он вспомнил их.