В миллиметре от смерти

– Где изверги истребляющие нас? Покажи мне заяц, не допущу, чтобы кого-то обидели или убили! – Крикнул Бьерн.

– Веду. За мной! – и заяц поскакал обратно, прямиком к дороге, которой все опасались.

   С каждым могучим прыжком, земля содрогалась. Медведь не отставал от пушистого. Сучья и небольшие кусты, хрустели под его ногами, под напором веса. В этот момент будто замолк весь лес. Птицы замолчали. Многие животные попрятались в свои норы. Совы моргали своими большими глазами, наблюдая за происходящим, и ждали, чем все закончится.

– Они впереди, у дороги, возле железной громадины – останавливаясь, указывая вперед, сказал Снорри, когда они миновали чащу.

   Могучий зверь не стал останавливаться, а стремительно мчался вперед, со злобой в сердце. Вспоминая отца, его истории и наставления, которые он давал, когда был жив. Представлял, как он смотрит на него, и гордится.

   Вдали показались два силуэта. Бьерн только раз в жизни видел людей. В основном только слышал об их злобе, и целях, из-за которых они появляются в здешних лесах, но увидев эти силуэты, сразу понял кто впереди.

   Раздался громкий выстрел. Кора у дерева недалеко от медведя, разлетелась в разные стороны на мелкие кусочки. Бьерн озлобился еще больше. Приблизился к охотнику, который стоял ближе, ударом лапы повалил его на снег. Оставив глубокие раны на теле, разорвав одежду.

   Раздался еще один выстрел. Медведь взревел громче обычного. В его реве была боль. Пуля пронзила толстую шкуру насквозь.

   Второй охотник бросил винтовку, и со всех ног рванул к дороге, где стояла машина. Спотыкаясь о ветки. Ноги его дрожали, и он с трудом мог пробежать несколько метров, не свалившись в снег. От падения расцарапал все лицо. В эти минуты он хотел жить. Страх подталкивал его бежать, несмотря на боль. Он немного успокоился, когда увидел, что медведь не гонится за ним. Завел машину, и гнал без остановки подальше от леса.

   Вокруг тела первого охотника, снег пропитался кровью. Он окрасился в ярко-красный цвет. Жизнь покинула его.

   От боли медведя кидало из одной стороны в другую. Подобной боли он не испытывал никогда. От злобы он валил небольшие деревья. В это время у выжившего охотника была возможность убежать на безопасное расстояние, покинув здешние леса. Немного успокоившись и свыкнувшись с болью, медведь коса поглядел на мертвое тело. Спокойно подошел к нему, обнюхал. Подтолкнул его лапой, проверяя, живой он или нет. Охотник никак не реагировал. Медведь, прихрамывая, побрел к берлоге, где сможет зализать раны. Бьерну повезло, пуля прошла навылет, и рана была не смертельна.

   С этого дня, и о Бьерне слагали легенды в здешних лесах, как об отце, и когда-то известном всеми Скъёльде.

    СОВЕСТЬ

   Я часто вспоминаю детство, и помню очень многое. Порой рассказываю истории друзьям, и они удивляются, как я все это до сих пор помню. Не знаю действительно, как так получается, но будто важные события закрепились у меня в голове с небольшими пометками.

   Меня никогда не воспитывали строго, не пытались объяснить, что можно, что нельзя, что хорошо, что плохо. Скорее сделаю я гадость, мне скажут, что так делать нехорошо, а дальше я анализировал сам. Хотя может это и есть воспитание? Наверное, так у многих, когда ты познаешь этот мир в самые ранние годы.

   Мы переехали в новое место, и меня отправили в старшую группу в детском саде. Новые дети, воспитатели, но больше всего мне запомнились игрушки. Их было очень много и все они новые. Не скажу, что у меня не было дома игрушек, мне почти с каждой зарплаты покупали какого-нибудь супергероя. Самые популярные в то время был бэтмэн, и черепашки ниндзя, только через два года, мы узнали о человеке пауке. Но все новенькое мозолит глаза, и при виде нового я просто радовался и наслаждался. Но так как детей было очень много, я не мог играть достаточно долго, с чем хотел. В садике было правило, что не нужно быть жадным, и всем нужно делиться.

   Мое внимание привлекла совсем маленькая игрушка. Вы наверно помните маленьких солдатиков, покрашенных в зеленый, темно-зеленый цвет, на подставках, в разных позах. Ими было интересно устраивать сражения. В садике я нашел подобного, но это был космонавт, белого цвета, и сделан он был в несколько раз лучше, будто над ним хорошо так потрудились, особенно над мелкими деталями на теле и шлеме. Подобного, я не раз не видел на полках магазинов, и мне ужасно хотелось с ним играть, но было недостаточно того что я делаю это только в детском саде. Я решил взять его домой, поиграть там, и потом вернуть. Но глубоко в сознание я только заставлял себя так думать, на самом же деле, мне хотелось оставить его навсегда.

   Перед самым уходом, когда меня должна была прийти забирать мама, я заранее промелькнул в раздевалку, уже припрятав в кармане своих шорт этого космонавта и переложил его за спортивные вещи, которые всегда находились там, мы одевали их только утром на зарядку, или на физкультуру. Я ведь не мог выйти, держа в кармане или в руке эту игрушку. Там бы и мама спросила, и воспитатель начал задавать вопросы. Знал, что если попросить, то можно взять игрушку на день, но я преследовал совершенно другие цели.

   Вот пришла мама, я спокойно оделся, попрощался с воспитательницей. И перед самым выходом залез в шкаф и переложил игрушку в карман куртки. В этот день я весь вечер провел на улице, всегда после садика выходили гулять и носились до самого вечера. Когда пришел домой, смог немного поиграть с космонавтом как обычный ребенок, побегал им, полетал, устраивал высадку на другие планеты и тому подобное, а после спрятал его. Боялся, что мама может увидеть, и начнутся вопросы, а она всегда видит, когда ухожу от вопроса, или начинаю врать. Не знаю, так ли на самом деле, но я всегда думал, что она знает все мои игрушки, ведь покупала их мама, и новая, незнакомая может привлечь ее взор, ведь игрушка была очень необычная. Не было у меня тогда практики во вранье, это приходит с возрастом. Через два дня из садика я начал таскать совсем непримечательные вещи, мне хотелось просто, чтобы они были у меня дома. Это были даже не солдатики, а прямоугольные, плоские пластмассы с рисунками. Даже сейчас не понимаю, зачем они мне тогда понадобились. Не подумайте, я не вытаскал все игрушки из детского сада.

   Уже через пять дней, я не мог подходить к ним. Они лежали у меня в комнате, среди других игрушек, а я их обходил стороной. Не хотелось мне играть именно ими. А при одном только виде, мне становилось плохо, и у меня пропадало настроение на весь вечер.

   Будто когда начинал с ними играть, в дальней части комнаты, появлялся незнакомец. Мальчишка моего возраста. В той части комнаты, где он обычно сидел, его лица видно не было. Стоило мне прикоснуться, или только подумать о них. Этот незнакомец запевал одну и ту же песню – Они не твои, как ты можешь играть ворованными игрушками. Тебе не стыдно? Ты только подожди, все ведь узнают. Чертов единоличник. Это не останется безнаказанным.

   Настроения не было до такой степени, что хотелось плакать, но я не мог, ведь начнутся вопросы от мамы. Засыпая, эти мысли, не давали покоя. Поэтому уже на следующий день, я начал по одному возвращать их в детский сад, обратно в свою группу.

   Я вернул того космонавта, и как раз в это время позади меня подошел мальчишка, увидев новую игрушку, которую до этого не видел.

– Вау – воскликнул он – твоя? Я раньше ее тут не видел.

– Нет, я тоже первый раз ее вижу – соврал я.

   Парень взял ее, и пошел играть с космонавтом, показываю ее своему другу.

   После, я вернул еще несколько. А оставшиеся пластмассы с рисунками, которые по-прежнему мозолили мне глаза, не давали покоя, и портили настроения – я выкинул. Не знаю, что мной двигало, ведь постепенно я мог возвратить их все, но ждать не могу, и каждый вечер в комнате, с этими игрушками превращался в ад. Я больше никогда не брал чужого. Не хотелось мне, чтобы эти чувства вернулись вновь.

    ПОГРЕБЕННЫЙ

1910 год

   Семья Рико всегда праздновала день благодарения, на который съезжались все родственники. В этот раз Тонни пригласил всех собраться у себя дома, в небольшом особняке за городом Лафейетте, в штате Луизиана, который он купил три года назад, и переехал туда со всей семьей, подальше от городской суеты. Все были только рады, заодно дальние родственники посмотрят их новый дом, после капитального ремонта, на который ушли не малые деньги. Выполненный в Гонтовом стиле, вокруг которого располагался высокий забор, выложенный из камня. Он отделял поместье от чужих взглядов и от проникновения бродячих, диких животных обитавших недалеко в лесах. И даже самым любопытным, приходилось приложить максимум усилий, чтобы взглянуть на территорию. В доме было четырнадцать комнат, не считая уборной и ванной. Гостям, которые посещали его впервые, было легко затеряться. В такой громадине легко можно поселить пять больших семей, которые не будет друг другу мешать.

   Два года назад праздник отмечали у матери в штате Луизиана, в Новом Орлеане. А прошлый год у сестры Тонни, в Миссисипе, городке Хаттисберге. Праздники обычно проходили тихо, все обсуждают бытовые проблемы, сплетни, последние новости, ну и конечно как без слов благодарения за все то хорошее что произошло в его жизни. Но никакой политике, такое правило было, в семье Рико хоть и сестра Тонни была замужем за политиком, но он и сам не любил говорить об этом, утверждая, что у него, она сидит в печенках. Его мама, сестра, любимая жена и еще несколько родственниц женского пола, не спеша готовили, накрывали на стол и сплетничали на кухне. Пока мужчины ходили на реку порыбачить и поговорить о своем. Дети в это время играли на заднем дворе, то пробегали мимо женщин на кухне, бесились на втором этаже и лазали на чердак. На чердаке было полно барахла, еще оставшихся от прошлых хозяев. Но руки у Тонни все никак не доходили, чтобы все оттуда выкинуть и вычистить. Хотя мысли по поводу чердака не однократно посещали его, ему хотелось сделать там библиотеку. Представлял себя сидящим возле круглого окна, и читающего классиков литературы, ему очень нравились произведения Эдгара Аллана По и Артура Конана Дойла. У них была небольшая библиотека на втором этаже, но книжки больше туда не вмещались, многие скапливались на полу. Тонни любил читать, поэтому самым распространенным подарком для него были именно они.

   Ближе к семи вечера, дамы накрыли на стол, а Тонни с другими мужчинами вернулись с уловом, который они хотели приготовить завтра на обед, перед тем как все гости разъедутся. Все уселись за праздничный стол. Запах свежеприготовленной еды, манящей к столу, витал во всех соседних комнатах, нагоняя аппетит. Для большой семьи пришлось делать две жирные индейки, с клюквенным сиропом. Также в духовке была приготовлена картошка с различными специями, четыре салата поданных в глубоких емкостях и сладкий тыквенный пирог. Чаши с фруктами стояли посередине стола, с разложенными по кругу бананами, апельсинами, яблоками, грушами, а в середине чаши стоял большой ананас. Джо, муж сестры Тонни, взял на себя ответственность разливать и наполнять пустые бокалы красным вином из винограда, в доме в подвале хранилось большое количество бутылок, которыми Тонни очень гордился. Он всегда говорил, что своя настойка, намного лучше разбавленных магазинных бутылок. Всех детей посадили в детской, чтобы они не слушали разговоры старших, но до них все равно доносился смех и гул от взрослых. Застолье только начиналось, а они уже решали, где будут праздновать в следующем году. Говорили о детях, кто, куда будет поступать, вновь была поднята тема Клэр, так как та была одержим внешним видом, и безумно хотела участвовать в конкурсах красоты. Прочитала что в 1900 году, в конкурсе победила 16 летняя девушка. Сейчас, Клэр было пятнадцать лет и она думала что у нее на это есть все шансы. Хоть мать и говорила, что они подумают с отцом насчет конкурса, но Тонни все давно решил, что разрешит ей участвовать и все оплатит. Именно когда обсуждали бизнес двоюродного брата Стива, который держал кофе у себя в городе, мать и жена Тонни, заметил, что он стал выглядеть немного иначе. По лицу казалось, он ушел глубоко в себя.

– С тобой все нормально? – наклонилась к нему жена, чтобы он ее услышал, так как за столом было шумно.

   Тонни в ответ только странно покивал головой.

– Я принесу тебе воды дорогой – сказала Луиза, положив столовые приборы и встав из-за стола, направилась на кухню, ведь стол стоял в гостиной.

   Не успев вернуть, услышала шум и крик. Тонни медленно встал, в ушах звенело, его повело в сторону и он рухнул на пол гостиной, захватив с собой часть еды со стола. Восемьдесят килограмм и почти два метра ростом рухнули, создав весь этот грохот, еда на столе содрогнулась. Он упал как поваленное дерево, срубленное у самого корня. Ударился головой, и теперь лежал без сознания. Луиза, вернувшись с водой, замерла от увиденного, рука ослабла и стакан, вывалялся из рук разбившись у ног, и расплескав воду, он разбился на четыре большие части, может, были еще и мелкие, но их видно не было. Она с криком и воплем бросилась к мужу.

– У вас есть номер доктора? Звоните скорее ему, срочно! – крикнул, кто-то из гостей, кажется, это была Марта, жена двоюродного брата, учившаяся на ветеринара.

   Спустя минуту, возле тела столпились все. Дети покинули детскую, где сидели за столом, и с ужасом наблюдали. Дочь Тонни, прикрыв рот руками рыдала, не веря своим глазам. Марта попросила всех разойтись, и приступила делать массаж сердца, и искусственное дыхание, когда поняла, что Тонни больше не дышит. Она практиковалась этому еще в колледже.

   Доктор смог приехать только через тридцать минут, так как особняк находился за городом. И он, как и все люди в этот день, был со своей семьей за столом.

   Спустя уже десять минут обследования, он обратился к родным Тонни – Он мертв, смерть наступила скорей всего от остановки сердца, за которым последовало падение и удар головой. Мне очень жаль, ужасная трагедия, в такой день – с этими словами доктор со своим чемоданом покинул дом. Семья отказалась от вскрытия, и пока все родственники в сборе, решили проводить его в мир иной. Все находились в ужасном состоянии, особенно его дочь и мать, у которых началась истерика. Им пришлось выпить успокоительное чтобы на нервной почве не сойти с ума. Луиза, полночи бредила, и что-то несвязное бормотала себе под нос. Почти, то же самое было и у матери Тонни. Переживали, что и у нее может остановиться сердце, но все обошлось. Дочь проплакала всю ночь в подушку. Тело Тонни положили в самую дальнюю комнату, и закрыли там. Все гости провели бессонную ночь. Никто и подумать не мог что подобное может случиться, ведь он никогда не жаловался на здоровье, особенно на сердце.

   На следующий день никто не уехал, как планировали, а с самого утра начали готовиться к похоронам. Два брата взяли все на себя, наняли людей для откапывания могилы на кладбище, которое находилось в нескольких миль по главному шоссе от города на север и заказали гроб. В доме была почти полная тишина, никто почти не говорили, а если бы и говорили-то только шепотом. Все зеркала были завешаны тканью. Скорбь и грусть пропитала стены этого дома. Тело Тонни лежало неподвижно, и ждало своего часа. Изредка кто-то заходил к нему попрощаться, чаще всего это делала Луиза, которая заходила, рыдала и говорила с ним. Выкладывая покойнику всю свою ношу, в надежде что станет чуточку легче. Дочь только на минутку смогла заглянуть в комнату к отцу вместе с матерью, но пробыть там дольше не смогла. Ей было тяжело, и страшно смотреть на мертвое, безжизненное тело отца. Она желала с ним попрощаться, но только начинала что-то говорить, как не могла сдержать слез. Тело пронизывала дрожь. В животе появлялась колющая боль, от чего не возможно было стоять на ногах. Эти дни она провела в постели. Когда думала о произошедшем сильно много, не отвлекаясь на что-нибудь другое, ее начинало тошнить.

   Ближе к трем часам дня, тело положили в гроб, обшитый мягкой тканью. Под голову жена положила его любимую подушку, и письмо с прощанием от дочки, где она записала все что не смогла сказать отцу. Но и с письмом она справилась только с третьего раза, слезы не давали ей закончить, размывая чернила. Мать положила крест который он носил при жизни, в его гроб.

   Гроб увезли на катафалке, где заколотили и опустили в двухметровую яму. Каждый бросил три горсти земли, попрощались и рабочие с белыми повязками на руках, принялись засыпать его рыхлой землей.

   ***

   Во тьме. Веки задрожали, и глаза с трудом приоткрылись, но тьма не отступила. Тело было каменным, как у покойника. Скулы с небольшими впадинами, и сухие синие губы вдруг задрожали, и легонько зашевелились. Чмокая языком, сухость ушла изо рта, следом кашель. С грудной клетки будто сняли камень, Тонни задышал, медленно приходя в себя. Он развел руками, подняли их вверх хоть он и не хотел этого признавать, но сознание говорило и шептало само за себя, нагоняя страх в его кровь – ты в гробу. Он стал тщательней ощупывать, водить руками по обшивке гроба, поранил руку о гвоздь, вбитый снаружи и острием вошедший внутрь. Сомнений больше не было, его начало трясти, боязнь замкнутого пространства давила на нервы, и мысль о том, что он лежит под землей. Не выдержал, истерически начал кричать и бить по крышке, пытаться приподнять ее, стуча коленями, но она не поддавалась. Тонни лежал обессиленный на глубине двух метров запертый в ящике. Слезы стекали по вискам и капали на подушку.

   Сквозь туман забвения, к нему начали приходить отрывки воспоминания. Это были голоса родственников, прощавшиеся с ним. Вспомнил бессилие которое испытывал тогда, ему хотелось ответить, объяснить им что он жив, но он не мог вымолвить ни слова. Тело будто замуровали в цемент и это не позволяло ему этого сделать.

– Мама, вы похоронили меня заживо, я живой, откопайте, пожалуйста, я прошу вас! – с воплем, и слезами он вновь начал биться о крышку гроба головой и руками, выкрикивая эти слова, в горле от этого пробирал хрип – Я лежу тут и дышу, живой! – а следом и кашель.

   Попытался ощупать весь гроб и найти веревку, которую иногда использовали в безопасных гробах. Веревка, которая вела к колокольчику над могилой, и давала знать, что человек жив. Но такой не нашлось, он лежал в обычном гробу, крышка которого была приколочена. А вокруг только земля.

   Через какое-то время ему начали чудиться черви. Подползающие со всех сторон к его гробу. – Уйдите, прошу вас, я живой! Прочь твари. Мне нужно выбраться – кричал он, шарахаясь от звуков. Они подползали, и скреблись в новенький деревянный гроб.

   Тишина. В нос бил запах сырой, свежей земли. Тонни нащупал крестик, который лежал по правую сторону, он приложил его к сердцу и пытался молиться.

   Истерический смех отчаяния исходил из его уст. Он вновь начал биться руками, головой, перевернулся на живот и пытался приподнять крышку. Силы покидали его. Он переворошил всю ткань в гробу, стер руки до крови, содрал ногти, а по лбу и волосам стекала кровь.

   Он обессиленный лежал, уткнувшись в подушку, в кромешной тьме.

– За что все это мне? Как они могли меня сюда закопать, ведь я живой – в его подсознании всплывали только вопросы, и надежда что его откопают.

– Я был хорошим человеком, верным мужем, любящим отцом. Ответь мне всевышний, за что ты закопал меня заживо! – и вновь истеричный крик.

   Воздух заканчивался, и жизнь угасала. Тело Тонни Рико по-прежнему лежит перевернутое. А родные так и не узнали, что похоронили его заживо, скорбя о нем.

   В истории множество свидетельств и фактов тому, что людей признавали мертвыми с самых давних времен, многие из них приходили в себя до того, как их закопали, вставали еще в открытых гробах когда все прощались, вселяя ужас в присутствующих. Но также было много тех, кто был похоронен заживо. Тому свидетельствуют многие истории очевидцев, которые раскапывали могилы, и приходили в оцепенение. Мало того что покойник лежал на животе, или еще в каком положении не как не присущем мертвецу, так изнутри вся ткань гроба была истерзана. Их находили с искаженными лицами и стертыми в мясо руками и пальцами. Но также были сотни тех, кто был похоронен заживо, и никто по сей день не знает об этом. Так же как Тонни Рико, впавший в летаргический сон.

    Опоздание

   Одни скажут, это божий промысел, который забирает только лучших, другие, что это линия судьбы, предначертанная с рождения. Но по мне, это череда событий или случайностей, никак не зависящих от человека.

   Роман проснулся от странного предчувствия. Лежал под большим и пышным одеялом в отеле, ему не хотелось делать никаких лишних движений, а хотелось просто спать. Голова побаливала, после посиделок в пабе, ведь был его последний день в Нью-Йорке, и он хотел насладиться им. Странное предчувствие не давало покоя, но понять, что его беспокоит, он не мог. Роман высунул руку из-под одеяла, и потянулся к тумбочке, стоящей возле кровати, на которую он обычно клал свой смартфон. Сегодня в одиннадцать утра у него рейс обратно в Москву. Он засунул телефон под одеяло, и нажал на кнопку включения с верхнего края, но ничего не произошло, попробовал еще раз, безрезультатно. Зажал ее на несколько секунд, экран загорелся на мгновение, и тут же потух, батарея была полностью разряжена. Резким движением откинул одеяло, и уставился на стену по левую сторону от кровати, на которой висели большие круглые часы, показывавшие почти девять утра. Его зрачки расширились от увиденного, а сердце стало биться быстрее, казалось оно гоняет по телу не кровь, а один только страх. Предчувствие – показало себя во всей красе.

– Опаздываю, как я обложался – пронеслась мысль у него в голове, сразу после того, как увидел время. Взгляд устремился на зарядку от телефона, которая валялась возле кровати. Видимо, вчера он хотел поставить его заряжаться, но был просто не в состоянии и уснул. Вскочил с большой просторной кровати и как смерч начал носиться по комнате, собирая оставшиеся мелкие вещи. Большую часть он упаковал за день до этого, но зарядка, ноутбук и разбросанные вещи, которые он скинул с себя ночью, по-прежнему небрежно валялись. Натянул футболку и джинсы, разбросанные в разных местах, на модных голубых джинсах сделал уже имеющуюся дырку выше колена – чуть больше, из-за того, что резко всунул ногу. Накинув сверху черный пиджак, принялся упаковывать ноутбук в рюкзак, закинув туда же провода и зарядку от смартфона. Телефон засунул в карман джинсов, закинул на плечи рюкзак, подхватив сумку с вещами, поспешил к двери, ведущей в коридор отеля. Перед тем как покинуть комнату, в которой он ночевал всю эту неделю и отправиться в холл, начал вспоминать и перебирать в голове все важные вещи, чтобы ничего не забыть.

   Документы, билеты на самолет, деньги, электронная карта от комнаты – порылся во внутренних карманах пиджака, все было на месте. Не стал больше терять времени, и бегом отправился к лифту. Нервно принялся жать на кнопку вызова. Не прошло и пяти секунд, как он сорвался и выбежал на лестницу и стал спускаться, сейчас ему казалось, он ждет слишком долго, и это его только замедлит, ведь и так опаздывал. Быстро перебирая ногами по ступенькам – вспомнил: что забыл свою зубную щетку в ванной, но сразу же откинул эти мысли, ведь это были не деньги, и не билеты, а щетку можно и купить, невелика потеря.

   Он как ненормальный вбежал в холл, где помимо него, и стоящих за стойки работников отеля, были еще новые посетители и такие же жильцы.

– Утро доброе, я хочу выехать из номера – тяжело дыша, проговорил Роман, отходя от пробежки с шестого этажа.

– Доброе, у вас все в порядке? – спросила девушка в форме, с черными, длинными волосами, со странным взглядом, которым она окинула его. Нетрудно было догадаться, из-за чего она так смотрит, не нужно быть внимательной, чтоб заметить, что его футболка с надписью «AC/DC» одета наизнанку, а не расчесанные сальные волосы торчат кверху.

– Все хорошо, только я опаздываю на самолет, можно выписаться как можно скорее?

– Сделаю все, что в моих силах, вашу карту, пожалуйста – попросила брюнетка с бейджиком, на котором красовалось имя «Луиза» выведенное желтыми большими буквами.

   Роман протянул ей электронную карту, с помощью которой он попадал в свою комнату. Она провела по считывающему датчику, с умным лицом что-то высматривала в мониторе, и набирала на клавиатуре. Он нервно постукивал пальцами по стойке, успел заметить, как другая девушка за стойкой, по правую руку от Луизы – косо поглядывает на него, отвлекаясь от своей работы. Их взгляды сошлись, и она сразу же отвернулась, не хотела показаться грубой и принялась, оформлять, и вбивать данные нового жильца в компьютер.

– У вас все оплачено Роман Александрович, поэтому требуется только ваша роспись в нашем журнале, что вы покинули отель – закончив, сказала Луиза.