bannerbanner
Сонеты. Гамлет в переводе Николая Самойлова
Сонеты. Гамлет в переводе Николая Самойлова

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 4

Будь, где желаешь, ты в правах сильна,

Дари себя хоть делу, хоть, забаве,

Судить за прегрешения вольна,

Но и простить себя ты тоже вправе.


Добро и зло творишь для развлеченья,

Жду не виня, хоть это и мученье.

59

If there be nothing new, but that which is

Hath been before, how are our brains beguiled,

Which, labouring for invention, bear amiss

The second burthen of a former child!

O that rec rd could with a backward look,

Even of five hundred courses of the sun,

Show me your image in some ntique book,

Since mind at first in character was done,

That I might see what the old world could say

To this compos d wonder of your frame:

Whether we are mended, or whe'er better they,

Or whether revolution be the same.

O sure I am the wits of former days

To subjects worse have given admiring praise.

59

Коль всё старо, то новь – лишь повторенье,

Ум, заблуждаясь, с дедовских времён,

Нам выдаёт за новое творенье

Того, кто был давным – давно рождён!


О, как хочу я бросить взгляд в архивы,

Где постарев на долгих пять веков,

Найти, читая книги терпеливо,

Твоё лицо в старинной вязи слов.


Вглядеться и понять, как изменилось

Уменье совершенство описать,

У нас ли это краше получилось,

А может лучше предков не сказать.


Уверен, что они, опередив,

Хвалили тех, кто был не так красив.

60

Like as the waves make towards the pebbled shore,

So do our minutes hasten to their end,

Each changing place with that which goes before,

In sequent toil all forwards do contend.

Nativity, once in the main of light,

Crawls to maturity, wherewith being crowned,

Crook d eclipses 'gainst his glory fight,

And Time that gave doth now his gift confound.

Time does transfix the flourish set on youth,

And delves the parallels in beauty's brow,

Feeds on the rarities of nature's truth,

And nothing stands but for his scythe to mow.

And yet to times in hope my verse shall stand,

Praising thy worth, despite his cruel hand.

60

Волна – волну подталкивает в спину,

Пока о берег грудь не разобьёт,

Так и минуты до своей кончины,

Сменяясь на лету, спешат вперёд.


Мы к зрелости идём со дня рожденья,

Едва успев взглянуть на Божий свет,

В зените начинается старенье,

Повсюду оставляет время след.


Цвет юности в расцвете лет пронзает,

Морщинами уродует чело,

Всё лучшее в природе поедает,

Срезая, что дышало и цвело.


Я, вопреки безжалостной руке,

Спасу твои достоинства в строке.

61

Is it thy will thy image should keep open

My heavy eyelids to the weary night?

Dost thou desire my slumbers should be broken,

While shadows like to thee do mock my sight?

Is it thy spirit that thou send'st from thee

So far from home into my deeds to pry,

To find out shames and idle hours in me,

The scope and tenure of thy jealousy?

O no, thy love, though much, is not so great;

It is my love that keeps mine eye awake,

Mine own true love that doth my rest defeat,

To play the watchman ever for thy sake.

For thee watch I, whilst thou dost wake elsewhere,

From me far off, with others all too near.

61

Твоей ли волей ночью образ твой

Мне не даёт тяжёлых век сомкнуть?

Приходят тени схожие с тобой,

Пытаясь моё зренье обмануть.


А, может, это твой незримый дух,

Подосланный подглядывать за мной,

Пытается проверить лживый слух,

Неужто ревность властвует тобой?


О нет! Твоя любовь не так сильна,

В моей любви и истина, и суть,

Мне, предлагая стража роль, она

Мешает непробудным сном уснуть.


Тревожит думой острой как клинок:

К другим он близок, от меня далёк.

62

Sin of self-love possesseth all mine eye,

And all my soul, and all my every part;

And for this sin there is no remedy,

It is so grounded inward in my heart.

Methinks no face so gracious is as mine,

No shape so true, no truth of such account,

And for myself mine own worth do define,

As I all other in all worths surmount.

But when my glass shows me myself indeed,

Beated and chopped with tanned antiquity,

Mine own self-love quite contrary I read;

Self so self-loving were iniquity.

'Tis thee (my self) that for myself I praise,

Painting my age with beauty of thy days.

62

Грех себялюбья – стал владыкой глаз,

Душа и плоть теперь его владенья,

Он в сердце корнем глубоко увяз,

От этого греха нет исцеленья.


Прекраснее лица не нахожу,

Изящен стан, дух полон благородства.

Когда я самого себя сужу.

То вижу над другими превосходство.


Когда покажет зеркало меня

Потасканным, в сединах и морщинах,

Тогда твержу, себя за грех виня:

Чудовищна любовь к себе в мужчинах.


Хваля тебя – хвалюсь в себе тобою,

Украсив старость юною судьбою.

63

Against my love shall be as I am now,

With Time's injurious hand crushed and o'erworn;

When hours have drained his blood and filled his brow

With lines and wrinkles; when his youthful morn

Hath travelled on to age's steepy night,

And all those beauties whereof now he's king

Are vanishing, or vanished out of sight,

Stealing away the treasure of his spring:

For such a time do I now fortify

Against confounding age's cruel knife

That he shall never cut from memory

My sweet love's beauty, though my lover's life.

His beauty shall in these black lines be seen,

And they shall live, and he in them still green.

63

Когда мой друг войдёт в мои года

Разбитым и потрёпанным судьбою,

Кровь истощится, станет как вода,

Пойдёт к закату утро голубое.


Старуха старость постучится в дверь

Поблекнут краски царственные ныне,

А в довершенье всех других потерь

Краса, как цвет весны его покинет.


От этих лет пытаясь защитить

Я тороплюсь построить укрепленье,

Когда захочет друга смерть убить

Спасу прекрасный облик от забвенья.


Защитой станет чёрная строка

В ней образ друга будет юн века.

64

When I have seen by Time's fell hand defaced

The rich proud cost of outworn buried age;

When sometime lofty towers I see down rased,

And brass eternal slave to mortal rage;

When I have seen the hungry ocean gain

Advantage on the kingdom of the shore,

And the firm soil win of the wat'ry main,

Increasing store with loss, and loss with store;

When I have seen such interchange of state,

Or state itself confounded to decay,

Ruin hath taught me thus to ruminate:

That Time will come and take my love away.

This thought is as a death, which cannot choose

But weep to have that which it fears to lose.

64

Безжалостна у Времени рука

Пощады нет богатству и гордыне,

И башню, простоявшую века,

И бронзу вечных статуй опрокинет;


Я вижу как голодный океан

Водой на царство суши наступает,

А берег волны рушит, как таран –

Баланс захватов и потерь равняет;


Чередованье этих перемен

Внушает, что закончится всё крахом,

Потери учат думать: грозен тлен,

В урочный час любовь погубит махом.


При этой мысли хочется рыдать

О том, что есть, но страшно потерять.

65

Since brass, nor stone, nor earth, nor boundless sea,

But sad mortality o'ersways their power,

How with this rage shall beauty hold a plea,

Whose action is no stronger than a flower?

O how shall summer's honey breath hold out

Against the wrackful siege of batt'ring days,

When rocks impregnable are not so stout,

Nor gates of steel so strong, but Time decays?

O fearful meditation! Where, alack,

Shall Time's best jewel from Time's chest lie hid?

Or what strong hand can hold this swift foot back,

Or who his spoil of beauty can forbid?

O none, unless this miracle have might,

That in black ink my love may still shine bright.

65

Раз бронзу, камень, твердь земли и море –

Всё бренность бытия разрушат в прах,

Как выжить красоте в неравном споре,

В ней стойкости не больше, чем в цветах.


Как может устоять дыханье лета,

Попав в осаду беспощадных дней,

Когда и с скалам не по силам это,

Железные ворота не прочней.


Пугает мысль: надёжных нет укрытий,

Где мой алмаз от Времени хранить,

Кто в силах удержать поток событий,

И красоту от порчи защитить?


Никто не совершал такого чуда,

Спасу любовь в чернилах – первым буду.

66

Tired with all these, for restful death I cry:

As to behold desert a beggar born,

And needy nothing trimmed in jollity,

And purest faith unhappily forsworn,

And gilded honour shamefully misplaced,

And maiden virtue rudely strumpeted,

And right perfection wrongfully disgraced,

And strength by limping sway disabl d,

And art made tongue-tied by authority,

And folly (doctor-like) controlling skill,

And simple truth miscalled simplicity,

And captive good attending captain ill:

Tired with all these, from these would I be gone,

Save that, to die, I leave my love alone.

66

Устав, взываю к Смерти: – Нет терпенья

Достоинство с рожденья в нищете,

Нарядное ничтожество в веселье,

И вера позабыта в суете,


И почесть воздают не по заслугам,

И добродетель век глумясь растлил,

И совершенство оболгали слухом,

И мощь правитель в немощь превратил,


И власть лишила голоса искусство,

И знаниями блажь руководит,

И дурью честность нарекло холуйство,

И зло добру прислуживать велит.


Устав так жить, ушёл бы раньше срока,

Боюсь любовь оставить одинокой.

67

Ah wherefore with infection should he live,

And with his presence grace impiety,

That sin by him advantage should achieve,

And lace itself with his society?

Why should false painting imitate his cheek,

And steal dead seeming of his living hue?

Why should poor beauty indirectly seek

Roses of shadow, since his rose is true?

Why should he live, now Nature bankrupt is,

Beggared of blood to blush through lively veins,

For she hath no exchequer now but his,

And proud of many, lives upon his gains?

O him she stores, to show what wealth she had,

In days long since, before these last so bad.

67

Зачем он должен жить среди пороков,

Украсив их присутствием своим,

Чтоб тяжкий грех, укрывшись от упрёков,

Себя связал ещё прочнее с ним?


Зачем цвет мёртвых красок подражает

Румянцу его щёк, он нежно ал,

Зачем обман уродство украшает

Его лицо, приняв за идеал.


Зачем он должен жить, когда Природа,

Растратив кровь давно уже банкрот,

Казна её всё меньше год от года,

Живёт лишь тем, что у него берёт?


Она хранит его, чтоб с пьедестала

Нам показать, чем раньше обладала.

68

Thus is his cheek the map of days outworn,

When beauty lived and died as flowers do now,

Before these bastard signs of fair were borne,

Or durst inhabit on a living brow;

Before the golden tresses of the dead,

The right of sepulchres, were shorn away,

To live a second life on second head;

Ere beauty's dead fleece made another gay:

In him those holy ntique hours are seen,

Without all ornament, itself and true,

Making no summer of another's green,

Robbing no old to dress his beauty new;

And him as for a map doth Nature store,

To show false Art what beauty was of yore.

68

Лицом мой друг похож на тех людей,

Когда краса жила и умирала,

Так, как сегодня цвет весенних дней,

Фальшивя, лбы живых не украшала;


Тогда ещё не стригли мертвецов,

Был локон достоянием могилы,

Наделав золотистых париков,

На голову не водружали милым.


Видна в нём благодать иных времён:

Прекрасное тогда не знало фальши,

Не убавляли лет, рядясь в бутон,

Не грабили людей слабей и старше.


Для верных, прежней красоте сердец,

Мой друг и был, и будет образец.

69

Those parts of thee that the world's eye doth view

Want nothing that the thought of hearts can mend;

All tongues (the voice of souls) give thee that due,

Utt'ring bare truth, even so as foes commend,

Thy outward thus with outward praise is crowned,

But those same tongues that give thee so thine own,

In other accents do this praise confound

By seeing farther than the eye hath shown.

They look into the beauty of thy mind,

And that in guess they measure by thy deeds;

Then, churls, their thoughts (although their eyes were kind)

To thy fair flower add the rank smell of weeds:

But why thy odour matcheth not thy show,

The soil is this, that thou dost common grow.

69

Твой внешний облик восхищает мир,

Прекрасно всё: походка, стать, ухватка;

Все языки твердят, что ты кумир

И злейший враг не видит недостатков.


Все те, кто плоть прославили хвалой,

Воздали только то, что причиталось,

Но речь у них была совсем иной,

Когда души невидимой касалась.


Твоей души увидев красоту,

В догадках долго мерили делами,

Теперь твердят, забыв про доброту:

Цветок хорош, но пахнет сорняками.


В чём состоит причина всех проблем?

Разгадка : ты цветёшь доступный всем.

70

That thou are blamed shall not be thy defect,

For slander's mark was ever yet the fair;

The ornament of beauty is susp ct,

A crow that flies in heaven's sweetest air.

So thou be good, slander doth but approve

Thy worth the greater, being wooed of time,

For canker vice the sweetest buds doth love,

And thou present'st a pure unstain d prime.

Thou hast passed by the ambush of young days,

Either not assailed, or victor being charged,

Yet this thy praise cannot be so thy praise

To tie up envy, evermore enlarged:

If some susp ct of ill masked not thy show,

Then thou alone kingdoms of hearts shouldst owe.

70

Навет не обличает твой порок,

Краса мишенью клеветы бывает;

Догадками чернит её намёк –

Как ворон в чистом воздухе летает.


Когда красив, у сплетен есть резон

Твердить, что ты соблазнам потакаешь,

Червь портит самый сладостный бутон,

Ты чистоту и совесть воплощаешь.


Ты миновал ловушки юных дней,

И вышел победителем из схваток,

Но в будущем нападки посильней,

Все прошлые от зависти задаток.


Легла тень подозренья, как венец –

Ты был бы без него король сердец.

71

No longer mourn for me when I am dead

Than you shall hear the surly sullen bell

Give warning to the world that I am fled

From this vile world with vildest worms to dwell;

Nay, if you read this line, remember not

The hand that writ it, for I love you so

That I in your sweet thoughts would be forgot,

If thinking on me then should make you woe.

Or if (I say) you look upon this verse,

When I (perhaps) compounded am with clay,

Do not as much as my poor name rehearse,

But let your love even with my life decay,

Lest the wise world should look into your moan,

And mock you with me after I am gone.

71

Когда умру, оплакивай меня

Не дольше, чем с церквей колоколами

Трезвонить будут, что сбежал кляня

За подлость мир, теперь в земле с червями.


Читая эти грустные слова,

Не вспоминай меня – того не стою,

Люблю так сильно, что даю права

Забыть меня, не мучаясь тоскою.


Когда в стихи заглянешь невзначай,

Мой бренный прах, возможно, станет глиной,

Поэта имя вслух не повторяй –

Пусть гибнет и любовь с моей кончиной.


Чтоб мир тебя не осмеял за плач,

Когда умру и грусть, и слёзы спрячь,

72

O lest the world should task you to recite

What merit lived in me that you should love,

After my death (dear love) forget me quite;

For you in me can nothing worthy prove,

Unless you would devise some virtuous lie

To do more for me than mine own desert,

And hang more praise upon deceas d I

Than niggard truth would willingly impart:

O lest your true love may seem false in this,

That you for love speak well of me untrue,

My name be buried where my body is,

And live no more to shame nor me nor you:

For I am shamed by that which I bring forth,

And so should you, to love things nothing worth.

72

Чтоб злобный мир не требовал отчёта

За что и почему меня любил,

Умру – забудь, зачем тебе забота,

Не сможешь доказать, что прав ты был,


Пока, мои расхваливая свойства,

Себе на помощь ложь не позовёшь,

Напрасным будет всё твоё упорство,

Над правдою меня не вознесёшь.


А чтобы ложь нас пачкать не посмела,

И ты, хваля меня, не прятал глаз,

Пусть имя похоронят вместе с телом,

Тогда не сможет опозорить нас.


Сегодня мне за скудность дел обидно –

Тебе меня любить должно быть стыдно.

73

That time of year thou mayst in me behold

When yellow leaves, or none, or few, do hang

Upon those boughs which shake against the cold,

Bare ruined choirs, where late the sweet birds sang.

In me thou seest the twilight of such day

As after sunset fadeth in the west,

Which by and by black night doth take away,

Death's second self, that seals up all in rest.

In me thou seest the glowing of such fire

That on the ashes of his youth doth lie,

As the death-bed whereon it must expire,

Consumed with that which it was nourished by.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
4 из 4