Императрица по случаю

– А это правда, что он спит на солдатской постели? – полюбопытствовала я.

– Чистая правда. Маман это все бесит, она хотела бы находиться во главе двора, во всем подобному бабушкину, а отец позволяет устраивать балы не чаще раза в два месяца и отменил почти все придворные развлечения.

– Что ж, могу ее понять. Но, честно говоря, я бы с большим удовольствием беседовала с императором, чем танцевала с каким-нибудь пустоголовым франтом. Кстати, вопрос о князе Адаме решен?

– Решен. Отец очень обрадовался тому, что все слухи оказались ложными и приказал готовить указ о назначении князя послом у короля Сардинского.

О существовании такого королевства я даже не подозревала. Далеко же послал мой царственный свекор ухажера своей невестки!

– Ты расстроен, Саша?

– Как-нибудь переживу, – усмехнулся тот. – Папенька все больше втягивает меня в решение государственных вопросов, свободного времени почти нет. А то, что есть, теперь принадлежит тебе.

А еще говорят, что мужская дружба – это некий титано-ванадиевый сплав, и что крепче нее ничего не бывает.

– Пора одеваться к ужину, – взглянув на часы, сказал Александр. – Или ты собираешься идти в этом капоте?

Ну, я бы пошла, только вот положение обязывает. Пришлось звать Катерину и срочно приводить себя в соответствующий вид.

Ужин мало чем отличался от обеда, разве что количеством блюд. Кормили разварной осетриной с картошкой и масляно-яичным соусом. Император изволил поинтересоваться, чем я занималась после обеда.

– Готовила подарок для маменьки, – честно ответила я.

– Это в честь чего? – осведомилась та.

– Просто захотелось, чтобы вы улыбнулись, маменька.

– И что это за подарок?

Лед в ее взгляде начал потихоньку таять.

– Миниатюра. К завтрашнему дню лак высохнет и я буду иметь счастье презентовать ее вам.

– А что на ней изображено?

– Душенька, – вмешался император, – прояви чуть-чуть терпения. Лиза наверняка хотела сделать сюрприз. Так ведь, княгиня Елизавета?

Я не стала спорить.

После трапезы император потребовал, чтобы Александр снова явился к нему в кабинет: обсудить какие-то внешнеполитические вопросы, а всех остальных, то есть дам и девиц, императрица изволила пригласить к себе на партию в пикет.

Упс! В карточных играх я всегда была полным профаном. Поэтому императрица села играть с Аннет, Алексанрин и Еленой, а я примостилась к стоявшему в углу маленькому фортепиано и начала тихонько наигрывать пьески из моего не слишком обширного репертуара. Неважно, что большинство этих пьес еще не было сочинено, главное – я умела их исполнять на более или менее приличном уровне.

С моего места мне был прекрасно виден карточный стол и лица игроков. Раскрасневшаяся от азарта Аннет, витающая в облаках Александрина, сосредоточенная Елена и величественная даже здесь императрица. Я подумала, что первая через несколько лет навсегда покинет Россию, спасаясь от сумасброда-супруга, а две других еще до этого умрут на чужбине, не прожив и двадцати лет. И я была бессильна что-либо изменить. Или все-таки нет?

А вот роковую гибель императора мне бы хотелось предотвратить. И кое-какие мысли по этому поводу у меня уже были. Павлу Петровичу недавно исполнилось сорок два года – нелепо погибать в таком возрасте из-за чьих-то амбиций. Да и не хотелось мне, чтобы мой муж потом всю жизнь страдал комплексом вины, а его дражайшая маменька его этим шантажировала.

– Дочь моя, – услышала я голос императрицы, – вы доставили нам большое удовольствие. Видите, можно приятно проводить время в кругу семьи и не беря в руки карты. А вы все время убегали в свои покои…

– Простите, маменька, – охотно повинилась я, – я поступала глупо. Впредь постараюсь так не делать.

В общем, вечер удался. А его продолжение в обществе только моего мужа в моей спальне – тем более. Заснула я в состоянии абсолютного умиротворения.

Глава седьмая. Приятные новости и не очень приятные мысли

А потом время понеслось, как сорвавшиеся с горы санки. Я подружилась со всеми великими княжнами, включая совсем еще малышек – Екатерину и Анну. Призвав на помощь все свои дипломатические умения, кое-как наладила отношения со свекровью. Выяснилось, что она обожает маленькие сувениры – просто так, без повода, и я регулярно преподносила ей то вышитый платочек, то разрисованную чашку, то найденный на прогулке диковинной формы корень, из которого Мария Федоровна вытачивала фигурку: работу на точильном станке она обожала.

Раз в неделю, с точностью самолетного расписания, меня приглашал к себе «на партию в шахматы» император. Нет, в шахматы мы с ним, конечно, играли и, конечно, я всегда проигрывала, но помимо этого беседовали об исторических событиях, о положении в Европе, о политике вообще. И каждый раз во время этих встреч я диву давалась: кто пустил слух о Павле Петровиче, как вздорном и желчном человеке?

Нет, конечно, Павел Петрович не был ангелом, к тому же часто ошибался, но ошибался, честно и искренне признавая свои ошибки. Да, и в самих ошибках его были честные побуждения, были порывы благородные и великодушные, о которых мало кому было известно, но которые вполне могли бы оправдать его в глазах потомков.

Его отличали обостренное чувство долга, беспримерный среди монархов демократизм и глубоко рыцарское благородство, неведомое при развращенном дворе Екатерины II. Будучи высокого мнения о своем положении, Павел Петрович предъявлял к нему и строгие требования. По его убеждению, «долг тех, которым Бог вручил власть править народами, – думать и заботиться об их благосостоянии». И он всеми силами старался выполнить этот долг, как он понимал его.

Мысль о народном благосостоянии была его постоянной мыслью. Он во всем хотел служить примером для всех, чистосердечно и искренне верил, что в состоянии все видеть своими глазами, все слышать своими ушами, все регламентировать по своему разумению, все преобразовать своей волей… Разумеется, такая наивность вызывала смешки за его спиной и злые сплетни.

Кстати сказать, император презирал тех, кто раболепно подчинялся его воле в ущерб правде и справедливости, и, наоборот, уважал людей, которые бесстрашно противились вспышкам его гнева, чтобы защитить невиновного.

Собственно говоря, его благоволение ко мне и началось с того, что я осмелилась ему возразить. Точнее, вступиться во время обеда за императрицу, которая сморозила какую-то глупость по поводу входившего в силу французского консула Наполеона Бонапарта. Кажется, назвала его «грязной обезьянкой».

Император мгновенно вспылил:

– Как вы можете отзываться подобным образом об этом человеке? Вы что, знаете о нем какие-то подробности, знаете его дела?

– Нет, но плебей, лезущий во власть…

– Дура! Бонапарт – дворянского рода с Корсики. И чтобы я больше…

Глаза императрицы уже были полны слез, а носик подозрительно покраснел, когда вмешалась я:

– Папенька, вы неправы.

– ЧТО?! – резко обернулся ко мне император.

– Маменька всего лишь неудачно выразилась. Она ведь не занимается политикой, как вы, и не может всего знать. А у женщин личные впечатления часто перевешивают фактическую картину. Согласитесь, Бонапарт – не идеал мужской красоты.

Император фыркнул и засопел – верный признак того, что приступ гнева миновал.

– А ты смела, княжна Елизавета. Сказать мне, императору, что я неправ…

– Вы прежде всего человек, папенька, – продолжила я, не обращая внимания на отчаянные толчки ноги Александра под столом. – Как император, вы не имеете права ошибаться, но как человек в семейном кругу…

Императрица бросила на меня благодарный взгляд и прикоснулась к рукаву мундира супруга:

– Пусть ваше величество простит меня…

– Пустое, душенька, – отозвался Павел Петрович, – приходя в благодушное настроение. – Напротив, я очень рад, что ты не очарована этим корсиканцем, как многие дамы в Европе.

– Да Боже сохрани!

– Я слышал, он женат на мулатке, – постарался увести разговор в сторону от опасной темы Александр. – Она откуда-то с южных островов.

– На креолке, – поправила его я. – Она уже была замужем, ее муж погиб во время террора. Там еще есть двое детей – мальчик и девочка. Как же ее… ах да, Жозефина!

– Она красива? – с неподдельным любопытством осведомился император.

– Я не видела портретов, – увернулась я.

– Говорят, что некий майор здесь, в Петербурге, тоже женился на креолке, – живо вмешалась в разговор Аннет, обожавшая сплетни. – Она то ли внучка, то ли правнучка знаменитого арапа Ганнибала. У них уже дочка родилась.

– Только негритят здесь не хватало, – ворчливо заметила императрица.

– Ах, нет, маменька, говорят, что девочка – совсем блондинка.

– Да будет вам о глупостях, – вмешался император. – Мадам, через неделю прибывают эрцгерцог Иосиф Габсбург и наследный принц Фридрих Людвиг. Надеюсь, у вас все готово к приему высоких особ?

– Конечно, государь.

Со мной что-то произошло: голоса вдруг стали доноситься глухо, как через вату, в глазах потемнело и я куда-то провалилась.

Очнулась уже на кушетке, вокруг столпились взволнованные родственники с императором во главе.

– Что с тобой, княгиня Елизавета? – обеспокоенно спросил он. – За доктором уже послали, сей минут будет.

– Благодарю, папенька, мне уже лучше. Вдруг голова закружилась…

Императрица глядела на меня менее ласково, но с каким-то проблеском понимания в глазах. Похоже, она о чем-то догадывалась… но о чем?

В это момент появился доктор Роджерсон и почтительно попросил всех удалиться. Осмотр больного – дело интимное…

Через некоторое время доктор столь же почтительно пригласил августейшее семейство вернуться. Я уже не лежала на кушетке, а сидела в кресле и переваривала услышанный диагноз.

– Что с великой княгиней? – с порога выпалил император. – Надеюсь, ничего серьезного?

– Напротив, положение ее императорского высочества есть весьма серьезно. Нужен строгий режим, особое питание, свежий воздух, да.

– Да что с ней? – не выдержал Александр.

– Поздравляю вас, ваше императорское высочество. Великая княгиня есть в ожидании дитя. Время пока небольшое.

– Элиз беременна! – взвизгнула Аннет.

Александр украдкой вытер глаза носовым платком, а император прослезился открыто.

– Ну, наконец-то! Спасибо, княгиня Елизавета, порадовала.

– Поздравляю, – с почти доброй улыбкой произнесла и свекровь. – Доктор, а какой срок?

– Неделя двенадцать, полагаю…

В голове у меня с бешеной скоростью закрутился счетчик. Двенадцать недель, почти три месяца, а если точнее, то… то с нашей первой ночи с Александром. Получилось! Теперь ни у кого и мысли не возникнет от законного ли мужа ребенок.

– Как ты себя чувствуешь, Лизонька? – осведомился Александр.

– Превосходно, дорогой. Простите, что я испортила вам всем обед, но я право же не ожидала…

– Не извиняйся, дочь моя, – снисходительно произнесла императрица. – Очень немногие женщины не испытывают головокружения во время беременности.

– Да уж куда мне до вас, маменька, – пробормотала я. – Давайте все-таки закончим обед. Я голодная.

Император заразительно расхохотался?

– А на соленое пока не тянет, княгиня Елизавета?

– Тянет, папенька. Так его же к столу почти не подают.

– Теперь будут подавать, – утешил меня император.

Он подошел к супруге и нежно обнял ее. Императрица зарделась от неожиданности и удовольствия.

– Ну вот, Маша, скоро будем внука нянчить. Дожили, слава Богу

– Дай Бог, чтобы внука, – всхлипнула императрица.

– А мы помолимся, помолимся, и Бог даст. Ну вот, новые блюда принесли, давайте поедим.

Когда я села на свое место за столом, то обнаружила перед собой хрустальное блюдечко с солеными огурцами. Я благодарно улыбнулась императору.

– А к завтрему велю грибочков соленых доставить, – подмигнул он.

Стыдно признаваться, но огурцы я практически смела. И почувствовала себя гораздо лучше.

– Вина больше не пить, – приказал император. – И от верховой езды воздерживаться. Пешочком, княгиня Елизавета, пешочком, не меньше двух часов в день. Правильно, ваше величество?

– Вы как всегда правы, государь, – склонила та голову. – Нужен свежий воздух и умеренное движение.

– Значит, дитя должно появиться на свет в конце мая, – поделился с окружающими своими мыслями император. – Прекрасное время. В апреле перевезем княгиню Елизавету в Павловск, пусть наш внук родиться там же, где рождались все наши дети.

Вся эта суматоха продолжалась несколько дней, а потом все благополучно переключились на другое важное событие: в ноябре 1798 года в Петербург одновременно прибыли сразу два жениха: для старших дочерей Александры и Елены.

За два месяца до этого императору Павлу и императрице Марии Федоровне поступило предложение от австрийского двора о возможном заключении брака великой княжны Александры и эрцгерцога Иосифа, Палатина Венгерского, брата австрийского императора и его наследника. Переговоры велись тихо и скромно. В них принимал живейшее участие (по поручению императора) светлейший князь Н. В. Репнин. Ему был оказан в Вене блестящий прием, император австрийский Франц-Иосиф сам приехал в Вену из Бадена, чтобы дать Репнину аудиенцию.

А вот теперь сам эрцгерцог Иосиф, Палатин Венгерский, приехал в Петербург, просить руки нареченной невесты. На меня он произвел самое приятное впечатление: умный, образованный человек, немного застенчивый, но крайне деликатный. И – что было особенно приятно – влюбившийся в Александрину с первого взгляда.

И, тем не менее, счастья этот брак не сулил. Во время очередной партии в Шахматы с императором, тот показал мне письмо, написанное графом Ростопчиным русскому послу в Лондоне графу Воронцову:

«…Поверьте мне, не к добру затеяли укреплять союз с австрийским двором узами крови. Это только лишнее обязательство и стеснение: такие связи пригодны лишь в частном быту. Из всех сестер своих она (Александра) будет выдана наименее удачно. Ей нечего будет ждать, а детям ее – и подавно».

— Что скажешь, княгиня Елизавета? Прав ли Ростопчин в своих предсказаниях?

– Папенька, браки заключаются на небесах, – попыталась я уклониться от прямого ответа.

Слишком хорошо мне была известна судьба будущей эрцгерцогини Австрийской.

– Это мне и без тебя известно.

– Меня беспокоят нескончаемые интриги Австрийской империи против союзной – союзной, папенька! – России. Конечно, кому могут понравиться понравятся могущество и блеск, которые подавляют? Но, с другой стороны, по происхождению эрцгерцог почти равен великой княжне…

– Да, выдавать ее за мелкого немецкого князя или герцога я не хочу. После того, как она почти стала королевой шведской…

– Вам виднее, папенька. Но я лично Австрии не очень доверяю. Вот если бы Бонапарт был императором, лучшей партии для Александрин и сыскать было бы невозможно.

Император бросил на меня быстрый пронизывающий взгляд:

– Вижу, ты более благосклонна к корсиканцу, чем остальные наши дамы.

– Да, – кротко согласилась я. – Ибо прозреваю в нем великую личность, равную вам по масштабу и дерзостности замыслов.

– Может, ты и права. Но я связан договорами с Англией и Австрией, а они с Францией – непримиримые враги.

– Договоры, случается, разрывают… – очень тихо ответила я.

– Ты к чему клонишь, княгиня Елизавета?

– А к тому, папенька, что беременные женщины бывают очень проницательны… иногда. Мне тут сон был: австрияки и англичане попросили у вашего величества военной поддержки в войне с Францией…

– И что?

– А то, что все равно проиграли, а русских солдат на произвол судьбы бросили.

– Вздор несешь, княгиня Елизавета! – вспылил Павел. – Не женское это дело – в военные дела ввязываться.

– Так разве ж я ввязываюсь? – изумилась я. – Я вам сон пересказываю. И не кричите так, внука испугаете.

Павел Петрович мгновенно отошел от приступа гнева и расплылся в довольной улыбке.

– Еще не шевелится?

– Скоро начнет.

– Ты гуляешь, сколько тебе велено?

– Хожу, – поправила я его. – По петербургской поздней осени много не нагуляешься. Простудиться боюсь.

Партию в шахматы я, конечно, проиграла.

Но, как мне представлялось, заронила некое зерно сомнения в императорскую голову. При всей кажущейся взбалмошности и непредсказуемости, в нем было очень много здравого смысла и, даже если это кому-то покажется невероятным, рыцарства и утонченности. Эти прекрасные врожденные качества привлекали к нему любовь и преданность многих достойных людей, чуждых личных выгод.

Мать сделала из Павла подозрительного невротика, историки ославили как самодура и полупомешанного. Кому-то, наверное, было выгодно именно так преподнести потомкам личность невинно убитого человека. Узнать бы только – кому: ведь корни всей этой «рекламной компании» находились именно в том времени, в которое я попала.

– Саша, – ошарашила я супруга вечером, – мне пришла в голову одна мысль…

– Покрасить детскую в апельсиновый цвет?

– Не совсем. Учредить тайную полицию.

– Лиза, ты здорова?

– Более чем. Но до меня доходят слухи, которые мне совершенно не нравятся. Хотелось бы проследить, откуда они появляются.

– И что за слухи? – уже серьезно осведомился Александр.

– Возвести тебя на престол.

– Что за бред?! Зачем меня на него возводить, если я и так – престолонаследник.

– Предварительно устранив твоего отца, – спокойно продолжила я. – А в идеале – и мать. Сиротой в любом возрасте легче манипулировать.

– Лиза, ты меня пугаешь.

– Кто предупрежден, тот вооружен. Ты и сам, наверняка, слышал, что многие при дворе недовольны симпатией императора к Бонапарту.

– Конечно! Я и сам от него не в восторге.

– А почему?

– Он выскочка! – выпалил мой супруг.

– Да, королевской крови в нем нет. Что еще?

– Он пытается стать первым лицом во Франции.

– Верно. Но ведь кто-то должен остановить там кровавую карусель и навести порядок.

– Он слишком воинственен.

– Твой прапрадед Петр тоже не был пацифистом.

– Кем?

Упс. Следи за словами, Елизавета. Некоторые еще не появились, а ты их уже используешь.

– Любителем мира, – поправилась я. – Воевал практически всю жизнь. А его вечный противник Карл Двенадцатый? Ими обоими ты восхищаешься.

– Но разве в истории были случаи, чтобы человек не слишком высокого происхождения…

– Да таким случаям числа нет, – рассмеялась я. – Королями и императорами, правда, редко становятся. А вот графами и герцогами – сколько угодно. В самой России за примерами далеко ходить не надо, хоть Потемкина вспомни. А императрица Екатерина Первая?

– Хорошо, уговорила. Я постараюсь полюбить Бонапарта.

– Я так много не прошу, – рассмеялась я. – Я всего лишь предлагаю создать тайную полицию, которая есть в любой европейской стране. Не приведи Господь, конечно, но как ты себя будешь чувствовать, если на императора совершат покушение?

– Это немыслимо!

– А батюшка императора от чего скончался?

Александр молчал так долго, что я даже забеспокоилась: не перегнула ли палку. Пока Павел не разорвал союза с Австрией и Англией, ему ничего не грозит. Но ведь разорвет, причем я буду ему всячески в этом помогать. А вот если помогать будет еще и престолонаследник… Главное, чтобы его даже косвенно не вовлекли в какой-нибудь заговор.

– Ты права, – наконец заговорил Александр. – Я даже знаю, с кем нужно об этом посоветоваться.

– И с кем же?

– С Аракчеевым.

– Ты позволишь мне присутствовать при вашем разговоре?

Александр с изумлением посмотрел на меня:

– Лизонька, а ты не заигралась в политику?

– Считай это причудой беременной женщины, – как можно легкомысленнее отозвалась я. – К тому же у меня больше свободного времени. И потом скажи мне, любимый, неужели ты считаешь меня глупее своей бабушки, упокой Господь ее душу?

– А это к чему? – окончательно запутался Александр.

– Если женщина успешно правила огромным государством, неужели другая женщина не сможет разобраться в работе тайной полиции?

– Боюсь, Аракчеев нас с тобой не поймет, – уже сдаваясь, сказал Александр.

– Во дворце мало помещений с тайниками? Спрячусь – он меня и не заметит даже. А потом мы с тобой все обсудим.

– Хорошо. Только сначала давай разберемся со свадьбами сестриц. Во дворце полно посторонних людей, гостей – мы запутаемся.

– Согласна. Я к тому времени уже рожу, и от меня явно будет больше прока.

– Ты только роди, – нежно погладил меня по уже заметному животу Александр. – Я тогда не то что тайную полицию – личный полк тебе подарю.

Так смехом закончился разговор. Но я была уверена, что Александр его не забудет. Семя упало в хорошо подготовленную почву: мой муж обладал твердым, решительным, но скрытным характером, замаскированным внешней мягкостью и уступчивостью. А я знала, что придворные уже начинали дудеть ему в уши о том, каким замечательным будет его царствование. Я же просто соединила эту мысль с другой: прежде, чем это замечательное царствование начнется, император Павел должен умереть.

Какой смертью?

Если своей собственной, в подобающем возрасте – это одна песня. Произойдет плавная смена императоров на троне, никаких возмущений, никаких заговоров. И, главное, Александр не будет всю оставшуюся жизнь мучиться сознанием того, что косвенно замешан в смерти собственного отца. А значит, по характеру это будет совсем другой человек.

Идем далее. Если по Божьей милости я рожу сына, а не дочь, то никаких заморочек с переходом престола опять же не будет. Великий князь Николай так и останется Великим князем, Великий князь Константин не будет иметь никаких прав на престол, а поскольку согласно известной мне истории законных детей у него так и не было (полдюжины незаконных не в счет), то отпадает угроза мятежа декабристов.

И – в туманном будущем – угроза Российской империи, как таковой. Ведь если не появится декабристов, они не «разбудят» Герцена, и сей незаконнорожденный дворянин не сможет сеять смуту в головах «прогрессивно настроенной молодежи». Хотя, разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и того, что в сороковые годы девятнадцатого века революции прокатились практически по всей Европе и Россия стала исключением только благодаря железной руке императора Николая Первого.

А каким императором будет мой столь желанный сын?

В общем, я провела бессонную ночь и встала с темными кругами под глазами. Пришлось прибегать к декоративной косметике, чего я терпеть не могла. Но за обедом ястребиный взгляд свекрови проник сквозь эту ненадежную защиту.

– Дочь моя, вы плохо себя чувствуете? – осведомилась она, нарушая негласное правило: пока не заговорил император, все молчат.

Император, разумеется, опешил от такой дерзости, но, взглянув на меня, гневаться передумал.

– Отвечай, княгиня Елизавета, – почти ласково попросил он.

– Благодарю вас, папенька, благодарю вас, маменька, я неважно себя чувствую. Мне приснился дурной сон, и потом я уже не могла заснуть.

– Что за сон? – требовательно осведомился император, очень интересовавшийся мистикой и тому подобными явлениями.

– Мне снилось, что на дворец напали, все в огне и дыму, крики… И самый громкий крик был: «Спасайте императора!». От этого крика я и проснулась.

Главный толкователь снов в семье, императрица, тут же внесла ясность:

– Нападение означает засаду или наличие недоброжелателей.

– Какая еще засада, душенька? – досадливо осведомился император. – И какие недоброжелатели могут быть у княгини Елизаветы?

– Но ведь в ее сне кричали о том, что нужно спасать вас, Паульхен, – с тревогой отозвалась императрица.

– Ну, теперь мы будем жить, руководствуясь снами, – хмыкнул император.

– Папенька, беременных часто мучают кошмары, – осторожно дала я задний ход. – Конечно, все это чепуха. Какое может быть нападение на дворец?

– А очень простое, – подала голос великая княжна Мария. – Нас ожидает нашествие женихов. Вот и весь твой сон Элиз.

Юная княжна очень умело разрядила обстановку. Александра действительно была обручена со своим эрцгерцогом уже в начале марта следующего года, помолвка ее младшей сестры была отложена на два месяца по каким-то неведомым мне государственным соображениям.

Но окончательно неприятный осадок от рассказанного мню сна рассеялся, когда к концу обеда распахнулась дверь и лакей доложил:

– Его императорское высочество великий князь Константин Павлович!

Второй императорский сын вернулся, наконец, из своего инспекторского вояжа по гарнизонам.

– Ну, вот вам и вторжение во дворец, – довольно громко произнес Александр, чем вызвал общий смех.

Константин, до смешного похожий на отца, стремительно вошел в столовую, приложился к руке отца, затем – матери. После чего обвел помещение не слишком добрым взглядом ледяных голубых глаз: