Холодный мир

Но пока еще ручей, возле которого примостился шалашик, неторопливо течет по холодным камням, только по утрам вдоль берегов и в мелких запрудах образуются тонкие корочки льда, когда вся мора, ее пожухлые жесткие волосы седеют от инея.

Унгу сидела на корточках рядом с торохом, грустно смотрела вдаль. Худое, заострившееся лицо, не по-детски печальные большие, темные глаза, распущенные черные волосы. Вдруг она вздрогнула как потревоженная маленькая птица, оглянулась.

Руоль вернулся. Сестра вопросительно посмотрела на него, он молча покачал головой, отводя глаза.

Зверь как будто совсем исчез из моры. Руоль всегда помогал отцу, но самому быть охотником ему еще только предстояло научиться. Тут и выбора нет, а иначе некуда уже станет затягивать тьялоги- свой кожаный брючный ремешок. А Унгу, бедняжечка, вздохнет и опять ничего не скажет. Хоть бы словом попрекнула. Что ли сварить этот самый тьялоги?

Да что говорить, жизнь всегда была не слишком сытной. Глядишь, и сейчас все как-нибудь образуется. Перетерпят. Руолю очень хотелось верить, что неудача отца на него не перекинулась. Черная Старуха ведь их тоже не тронула.

Не стану скулить, подумал Руоль. Луна без родителей- и все? Нужно привыкать.

Руоль присел, помолчал немного, потом сказал:

– Сейчас еще пойду. В другой стороне порыскаю. До вечера вернусь с добычей.

Унгу положила руку ему на голову, погладила по волосам. Совсем как мать когда-то. Руолю захотелось зажмуриться, погрузиться в тепло и уют домашнего очага, забыть, что это худенькая ручка его младшей сестренки. Он застыл, стиснул зубы.

– Пойду я.

– Ой, братик, но ты же устал. Останься сегодня, отдохни.

«Глупости!» – хотелось крикнуть ему, но вместо этого он только улыбнулся ласково.

– Ты уж подожди. Я скоро.

Он ушел, а по дороге думал: надо идти туда, где люди. Или не проживем зиму. А где они, люди?

Получилось так, что в этот день он все-таки вернулся с добычей. Сияющий, счастливый. И радостно было смотреть, как Унгу устремляется ему навстречу.

И на следующий день Руоль отправился на охоту, чувствуя, что поймал наконец свою удачу. А Унгу улыбалась, провожая его.

И опять Руолю повезло, и даже больше, чем вчера. Возвращался он тяжело нагруженный, усталый, но довольный, представляя восторженный взгляд сестры.

Но встретил лишь пустоту. Разрушенный шалашик, сиротливо брошенный хотукан- напоясный мешочек Унги. Тихий пустой берег, пустая мора. И никаких следов, только в одном месте Руоль позже увидел единственный след орона.

Руоль онемел от ужаса. Бросил добычу, бегал, метался, беспомощно кричал, когда голос вернулся:

– Унгу! Унгу!

Всю ночь сходил с ума, и лишь под утро до него начало доходить, что, возможно, он никогда больше сестру не увидит. Руоль долго сидел, уткнув голову в колени. Уже без слез. Потом встал и отправился на поиски, не имея ни малейшего понятия, кто украл Унгу и в какую сторону ее увезли.

Близилась долгая ночь. Беспрерывно веяло с севера стылым, морозным дыханием Зверя. Замели снега. Руоль упрямо шел, замерзая и голодая, брел куда-то, уже забыв обо всем на свете. Он сильно заболел и знал, что скоро умрет.

Но вот однажды он увидел одинокое жилище на открытом месте. Обитал там мудрый Тыкель- старик, очень уважаемый человек, скитающийся по море, то там появляющийся, то здесь. Он не был шиманом, но люди говорили, что ведомо ему многое, и даже сами шиманы с почтением относились к нему. Всюду Тыкель был желанным гостем. Кто еще мог так красочно поведать о мире, о деяниях древности, поражая своим ослепительным знанием?

Замерзший, едва живой Руоль добрел до его жилища.

– Ок! – изумленно приподнялся старик.

А Руоль уже повалился без сознания.

Долго он болел, а когда выздоровел, то остался жить у Тыкеля, привязался к нему, называл дедушкой. Так они стали странствовать вдвоем. Однажды Руоль признался, что совсем в нем пропала надежда найти свою сестру. Тыкель, который безрезультатно долгое время спрашивал об Унгу каждого встречного, только вздохнул и покачал головой.

– Никто не знает, как все обернется, – сказал он.

А вначале следующей зимы слег вдруг и сам Тыкель. Теперь настала очередь Руоля ухаживать за больным. Тяжело ему было, но, к счастью, в этой местности они жили не одни.

Неожиданно приехал сам князец Ака Ака, чье становище находилось неподалеку. Огромный, толстый, он грузно вошел, посмотрел озабоченно, заговорил:

– Давно я знаю Тыкеля. Не мог не приехать. Это ты тот сирота, которого подобрал огор?

– Я… не…

– Послушай, забираю я вас к себе. У меня тепло и сытно. Тыкель поправится. Шиманов кликну, самых лучших, изгонят болезнь.

Руоль не знал, что и сказать. Но пришел в себя Тыкель и, когда услышал щедрое предложение, мотнул было головой, а потом посмотрел на Руоля, на его тощую фигурку и сказал:

– Хорошо.

Так они стали жить у Аки Аки. Тыкель выздоровел. А князец узнал, кто есть Руоль.

– Так ты мой родственник! – воскликнул Ака Ака. – Ну, будешь теперь моим сыном!

К приходу тепла Тыкель собрался уходить. Он сказал:

– Спасибо тебе, Ака Ака. Достаточно я у тебя погостил.

– Оставайся, прошу тебя, – Ака Ака действительно не хотел отпускать Тыкеля. Ему нравилось, как люди говорили, что такой известный сказитель живет у богатого князца.

– Я привык странствовать, встречаться с разными людьми, – отвечал Тыкель, – поэтому уйду. Но я буду охотно навещать тебя.

– А Руоль? Он мой родственник, не забывай. Я могу многое ему дать.

– Руоль, – задумчиво молвил Тыкель, и морщины на его лице углубились. – Я бы сказал, что в этом наши с тобой желания совпадают. Сердце мое хотело бы оставить его при себе, но ты прав: здесь семья, которую он обрел, здесь друзья и женская забота.

– А еще ему все время будет тепло и сытно. Пора мальчишке узнать хорошую жизнь.

Тыкель грустно улыбнулся.

– Я поговорю с ним, Ака Ака.

И вот так Руоль остался жить у князца.

В один из пасмурных дней Саин со своим отрядом достиг гряды Архатаха. За время пути в нем все больше крепла уверенность, что именно здесь скрывается беглец Руоль. Именно здесь, а не в Тарве, а значит, Тары- Ях, как ни удивительно, сказал правду. И чем ближе подъезжал Саин, тем сильнее становилось это чувство. Словно бы некая невидимая связь установилась между ним и беглецом. Впрочем, Саин старался не думать, что эта связь вообще существует. Просто добрые духи его ведут, не иначе.

Тем не менее, Архатах это не просто холм, какая-нибудь сопка с редколесьем. Что ж, решительности Саину не занимать, а с пришедшей уверенностью она удвоилась. Велик, огромен Архатах, но, если придется, его прочешут вдоль и поперек, под каждый камень заглянут. Рано или поздно искомое отыщется. И хочется думать, духи окажут помощь, выведут как можно скорее. С этой целью Саин не поскупился на большую жертву.

И начался поиск. Время шло, воин не терял решимости. Все равно найдут, все равно выследят, все равно поймают. Оставаясь один, Саин все чаще проклинал Руоля, жалкого выродка.

– Ненавижу, -шептал он. – Ты бросаешь на меня свою черную тень. Твоей кровью только смою позор.

И скрипел зубами от злости и ненависти. С каждым безрезультатным днем росла эта злость. Велик Архатах, поиски продолжались. Чередой дней Саин, словно жгучими каплями, наполнял чашу своей ненависти, чтобы при встрече с Руолем выплеснуть ее тому в лицо. Эту едкую смесь обиды, презрения и всех этих напряженных дней, наполненных изводящей до печенок злостью и растущим раздражением.

Поиск продолжался.

Муусутар- луна, когда вскрываются льды и вновь начинают течь реки. А следом придет Эдж- луна веселого хоровода, новой жизни. Но сейчас эта жизнь только рождается в таянии снегов, в раскалывании толстых ледяных покровов. Именно сейчас закончилась зимняя спячка. Оттого Муусутар считается первой луной, а предыдущая- Сурапчи- соответственно, последней луной старого, сделавшего полный оборот года.

Впрочем, первая луна бывает разной в разные годы. Иногда Белый Зверь оказывается слишком силен, и снега лежат до самого конца Муусутара, да и в лучшие годы мора не освобождается от снега совсем- то там, то здесь встретишь чернеющие лоскуты ноздреватых сугробов или особенно толстые куски ледяных глыб, ставшие похожими на темные валуны. Но, как правило, последующий Эдж- это уже тепло, уже проснувшийся, распускающийся мир, хотя и в Эдж порой идет снег. В море бывает по-всякому, и ко всему здесь привыкли. Ведь смена времен- это борьба, живая борьба, которая не может каждый раз проходить совершенно одинаково.

В этом году луна Муусутар оказалась вполне обычной. Белый Зверь не имел нынче сил, чтобы бороться до конца. Он поогрызался, но отступил, сдался в конце концов. И вот потекли ручьи, стали исчезать снега, сбросила мора свою зимнюю шубу. И уже появились кое-где первые, самые ранние цветы, пробившиеся чуть ли не сквозь снежный покров. Сползал снег и со склонов Архатаха. Он чуть залежался было в почти нехоженых чащах корявых деревьев, но и там во второй половине Муусутара стал сходить на нет.

– Вот и весна, – радостно говорил Димбуэфер. – И сюда докатилась. У нас-то, поди, уже все зелено. Подумать только, ведь рукой почти подать, а климат разный. Наверху мне тепло было, а стоило спуститься… чуть не околел, да и ослеп вдобавок. Вот какой у вас край. Но мне здесь нравится. Особенно теперь.

А Руоль снял свою тяжелую доху, сменил зимнюю обувь- хэмторэ- на тары- сапоги из мягкой кожи, и тоже, как и всякий луорветан, радовался, что отступает холод, что лютый Зверь опять вынужден убраться во льды, поддетый рогами Хота.

Между тем Высокий стал еще более шумным и болтливым. Частенько он поносил своих неведомых врагов, «продажных лизоблюдов, интриганов», потом начинал похваляться, упирая на свою принадлежность к «высокому роду». Руоль не совсем понимал, почему это так важно и почему не все Высокие на самом деле Высокие. Но он безошибочно заключил, что Димбуэфер уже скучает по дому, уже рвется назад, уже не терпится ему включиться в эту странную жизнь. Руоль думал об этом и отчего-то ему становилось грустно. Незаметно для себя он привык к этому неспокойному большому человеку, недаром называющемуся Высоким- Руоль макушкой едва доставал ему до плеча. И даже злые духи, казалось, боялись Димбуэфера.

Как-то так получилось, что однажды Руоль поведал и свою историю, хотя Высокий ни о чем не расспрашивал. Внешне бесстрастно рассказал о том, как и почему оказался совсем один в этом пустом краю, сам же с огромным напряжением ожидал реакции.

Димбуэфер Мит повел себя несколько странно, не так, как должен был в представлении Руоля- он только плечами пожал, покачал головой, вздохнул.

– Ох и много же дел творится повсюду. Что мне сказать? Видел я и покруче. Но смотрю, парень, ты себя порядком изводишь. Вот бы не мешало кое-кому и у нас… а-то не жрут их духи, поганцев. Ладно, что было, то было, так я говорю. Больно тебе, я понимаю, но прошлого не воротишь. Надо бы думать о будущем, так?

На том он успокоился. А Руолю показалось, что Высокий вообще пропустил все мимо ушей, но хотя бы груз был частично снят, как ни странно.

Однако на следующий после разговора день Димбуэфер подошел к Руолю и сказал:

– Я тут подумал, парень. Стоит ли тебе киснуть здесь? Не отправишься ли со мной?

– Куда? – выдохнул Руоль, хотя ответ был уже ему очевиден, отчего закрутилось, замутилось все внутри.

– Да ты не боись, – засмеялся Высокий, – я тебя, конечно, не брошу. Помогу, позабочусь. С жизнью познакомлю. Что ты тут видел вообще?

– Но это же, – Руоль замотал головой, – Турган Туас!

Высокий усмехнулся, насупил свои густые брови.

– Дургандуас! – передразнил он. – Тебя, брат, мои рассказы не убедили? Откуда там взяться духам, тем более вашим духам? Люди там живут, обычные люди. Вот на меня хотя бы посмотри. Случаются, конечно, лихие дела, но дела все человеческие, понимаешь? Ты подумай, обстоятельно все обмозгуй. А вот когда посуше станет, тогда и стоит отправиться. Надеюсь, что вместе. А не понравится, всегда можно вернуться.

– Мне кажется… это путь безвозвратный.

– Хм, ты меня иногда поражаешь.

Руоль закрыл глаза, открыл… сказал спокойно, но с таким чувством, будто нырнул в черную бездну:

– Я подумаю.

И Руоль думал, крепко думал. Велик был страх перед Турган Туасом. И как оставить мору, как уйти из нее? Разве мыслимо это для луорветана?

Но разве он уже не на этом пути? Что остается?

Что ответить Высокому?

Когда уходят снега, все живое, и человек в том числе, слегка шалеет от перемен, становится словно бы пьяным в эту быструю пору. Вскипает кровь, поступки становятся горячими, часто необдуманными. Чувства берут верх. Да и на что еще это время? Думать можно в долгую морозную ночь.

Вот и братья- охотники, Кыртак и Акар, забурлили, закипели. Поэтому неслись они прямо к Аке Аке, зная, что тот находится на своем стойбище в Сыле, откуда переезжает в Эдж или в самом конце Муусутара.

Более осторожный и умудренный Кыртак все же обдумывал предстоящую встречу, волновался и всерьез опасался тех вестей, которые ожидают впереди. Акар же скакал, недобро скалясь, зная, что ответы на вопросы все равно никуда не убегут. Но в целом оба брата были охвачены той бесшабашной дерзостью и безумием, что приходят вместе с солнцем, с пьянящим свежим воздухом.

Мчались они к Аке Аке, чтобы из первых рук узнать все ответы.

Князец Ака Ака грустил в одиночестве. Специально выгнал всех- так захотел. Теперь он медленно попивал каыс и смотрел в огонь, вспоминая свои самые светлые времена, когда он и сам был другим. Еще глаза дочки, птички, лучика солнечного. У нее глаза матери. Когда-то Ака Ака знал это наверняка, но сейчас уже не вспомнит ни глаз, ни лица первой своей жены. Ну и пусть. Это давно уже было.

Снаружи доносились обычные звуки живого стойбища, но они словно бы отдалились от Аки Аки- настолько он погрузился в собственную тишину. Поэтому не сразу обратил внимание, что откинулся полог, и в юрту вошли двое, сразу заполнив собой все.

– Арад-би, Ака Ака! – звонко, с насмешливыми нотками сказал Акар.

Тогда лишь князец дернулся, судорожно повернул голову.

– Как?!

– Это мы, Ака Ака, – сказал Кыртак. – Ты же хотел нас видеть? Вот мы и пришли. Давай сядем, поговорим.

– Рассказывай, уважаемый Ака Ака, – бросил Акар, устраиваясь на всякий случай возле полога.

Некоторое время князец сверлил братьев гневным взглядом, пот блестел на его толстой коже. Потом он стал рассказывать, зло выплевывая горькие слова. Лица братьев сначала одинаково вытянулись, потом у Кыртака оно стало угрюмым, а у Акара возмущенно вспыхнуло. Младший брат первым и не выдержал, вскричал:

– Ты врешь!

– У людей спроси, дурак! – не менее зло выкрикнул Ака Ака.

– Вели прекратить поиски, – промолвил Кыртак, не в силах поднять голову.

– Ты смеешься надо мной? Ни за что!

– Нельзя же так. Нужно во всем разобраться.

– Он бежит, прячется, что еще нужно? Если вы честные люди и на самом деле ничего не знали, вы должны помочь отыскать его. Он и вас предал.

Кыртак покачал головой.

– Мы не станем его искать. И не отвернемся от него, говорю тебе. Но нужно крепко подумать. Нам очень жаль. Трудно. Как тут быть, пойми ты, Ака Ака… Мы уходим.

Акар кивнул, соглашаясь с братом, потом воскликнул:

– Но если твои молодчики еще раз попытаются нас тронуть- тогда смотри! С тебя спросим за твоих калутов.

– Что?

– Пошли, пошли, Акар.

Полог откинулся и снова закрылся. Ака Ака остался один- бессильно кричать, топать ногами, потрясать кулаками, скрежетать зубами. Потом он выбежал на улицу, оглядел двор, заорал. Сбежались пьяные калуты и сонные женщины.

– Велел же не тревожить, – пискнул кто-то.

– Зарежут меня на глазах у вас, никто пальцем не пошевелит! – вскричал князец с пеной у рта.

Потом одернул себя. Не подобает так. Сейчас, вместо того чтобы метаться меж этих глупых рож, выберет кого наказать.

И думал было послать за братьями погоню, отомстить, наказать, но успеется. Доберется и до них в свое время. Главное, что никого они не скрывают- это князец понял по их реакции, – а значит, нет у беглеца друзей, и скрывается он где-то в жалком одиночестве.

…Позже, скуля, приполз бесславно разгромленный Тюмят, и уже вскоре все становище и чуть ли не вся мора посмеивались над злополучным воителем.

Это не могло не бесить Аку Аку. Тюмят что? – калут! В первую очередь это над хозяином смеются. Вот и еще одна обида, которая, надо полагать, зачтется братьям- охотникам.

Крепко бил Ака Ака глупого Тюмята, шибко злясь.

На бескрайнем просторе, под широким небом стояли два брата- растерянные, задумчивые.

– Что делать? Как быть? – Акар беспомощно посмотрел на брата. Тот молчал, хмуро глядя куда-то вдаль.

Акар махнул тьяхом, ударил им по голой земле.

– Спешили, боялись, что друзья в опасности! Так оно и оказалось. А кого теперь спасать?

Кыртак зашевелился, медленно произнес:

– Уйдем отсюда, Акар.

– Герои древности шли в бой, а мы?

– Забудь ты уже о них.

– С Тюмятом легче было драться. Ты прав, лучше уйти. Слишком тут все непросто для нас.

И братья отправились в путь, и не было уже дерзости и напора, и никуда они не спешили.

Несколько дней спустя увидели они одинокое жилище, заглянули. Велико было их удивление, ибо в том жилище обнаружились Тынюр, Чуру и хворающий старик Тыкель. Все обрадовались встрече.

– Тяжело стало, – пожаловался Тынюр, утирая глаза рукавом. – Совсем мы одни.

– Теперь вы не одни, – сказал Кыртак.

Тыкель приподнялся со шкуры, спросил:

– Не поймали они Руоля?

– Нет.

– Хорошо, -промолвил старик. – Думаю, что не поймают. Ушел наш Руоль. Может быть, он уже не вернется. Что ж, лучше уж так.

– Не будем больше об этом, – попросил Кыртак. – Как ты, Тыкель?

– Поправляюсь. Спасибо Чуру.

Акар же, узнав о происшедшем со стариками, заскрипел зубами.

– Ака Ака! Он у меня поплатится!

Кыртак положил руку брату на плечо.

– Не время сейчас, Акар. Но мы запомним. Знаете, что, – обратился он к супругам и Тыкелю, – заберем мы вас с собой. Все вместе станем жить.

– Конечно, – кивнул Акар. – Мы вот какие охотники. Не пропадем. Еще как заживем.

Просияли лица стариков, навернулись на глаза слезы.

– Завтра же в путь, – сказал Кыртак. – Наш дом отсюда далеко, но и оттуда переедем вскоре. Пока будем держаться подальше от Аки Аки.

– Ох, как хорошо стало! – не выдержав, воскликнула Чуру.

Так они и решили, и назавтра все вместе отправились в новый путь по бескрайней море.

Однажды Руоль бродил по пещере, размышляя о будущем и о прошлом, когда в голове возникло эхо давно произнесенных слов. Злая тень надвинулась. Руоль мотнул головой, зажмурил глаза, постоял так немного, потом пошел искать Высокого.

Димбуэфер Мит сидел у озера и был занят тем, что, развлекаясь, топил палкой прибившуюся к берегу льдину.

– Объясни мне, – сказал Руоль, – что значит… «улымдаанырши».

Димбуэфер посмотрел с недоумением, неуверенно улыбнулся.

– Не понимаю. Что-то по-вашему? А меня почему спрашиваешь? – Вдруг лицо его изменилось, палка выпала из рук. – Подожди-ка! Как ты сказал?

– Улымдаанырши.

– Улемданар Шит?

Руолю стало жарко, голова закружилась, казалось, земля из-под ног уходит.

– Да… Это имя?

– Понятно, имя. Но откуда ты?.. А-а… слухи, и здесь слухи. Надо же, какая слава. Купцы с Верхней, я думаю?

– Нет. Я один раз… встречался с ним. Я тогда ребенком был. Он приезжал к нам, совсем ненадолго, сразу уехал. Но я запомнил.

– Ого! Рассказывали, что Улемданар шатался по тундре… Слушай, Руоль, не перестаешь ты меня удивлять. Посуди сам: и по-нашему разумеешь, еще и с самим Улемданаром встречался. Бывает ли так? Первый встречный, а? Провидение, что тут еще скажешь?

– Расскажи о нем, – попросил Руоль, не сводя с Высокого настойчивого взгляда.

Димбуэфер помолчал, подобрал палку, зашвырнул вдруг ее в озеро, где она ударилась о льдину, отскочила, выбив белые брызги и упала в темную воду.

– Что ж, попробую. Улемданар Шит. Зверь Улемданар, как многие его называют. Никакой он не злодей, никакой не спаситель, я так думаю. Просто власти хотел, как и все. Но в свое время творил большие дела, хотя неизвестно, кем он был на самом деле. Некоторые говорят, простым земледельцем, некоторые убеждают, что боярином какого-то безызвестного рода. А пробился в князья. Удалось как-то, ты понимаешь. Поднял голытьбу, как водится. Был бунт. Улемданар захватил один городок, сам себя произвел в князья. Здесь уже многие стали ему подчиняться. Потом двинул на Верхнюю, тамошних бояр заставил признать себя, а князя казнил. Тогда уже и власть настоящая пришла. И союзники появились, и воины. А бедноту постепенно начал загонять обратно. В общем, довольно круто взялся. Некоторое время отражал набеги, грабил, разбивал тех, кто хотел его скинуть, укреплял свою власть в Верхней. Возможно, так и добился бы, чтобы его, самозванца, признали даже другие князья. Но, видишь ли, Верхней ему оказалось мало, покусился на Среднюю. Средняя- великий стольный город, богатый и могучий. Никому не удавалось захватить его силой и единолично там засесть. Тамошнее боярство само приглашает на княжение. Но и Улемданар был силен, немалую рать собрал. Вспомнил о голытьбе и опять призвал ее, много чего посулив. Недаром сразу нескольких земель князья собрали против него войско. Рассудили, что свои распри лучше на время забыть и всем стать вместе.

А потом в самой Средней вспыхнул мятеж, и поговаривали, что это дело рук Улемданара, его послов. И могло получиться. Даже кое-кто из собравшихся князей хотел, воспользовавшись смутой, самолично воссесть в Средней. Но Бог миловал, милосердный, мощный.

Армию Зверя встретили неважными силами, и лежать бы им всем там, но получилось, что и в войске Улемданара был раскол- то ли военачальники, плели заговор, то ли само разношерстное войско стало разбегаться, вспомнив все прежние грехи. Конечно, теперь-то говорят, что победа была неизбежной, только, говоря откровенно, Улемданар едва не смял всех этих князей вместе взятых. Ты не подумай, я тоже счастлив, что его разгромили. Я восхищаюсь порой, как он в свое время встряхнул тех, среди которых мои нынешние недруги, но понимаю, что, победи он вдруг, и всему нашему брату житья бы не стало.

Такая вот история. Улемданар был разбит. Сколько-то еще сопротивлялся, огрызался, но всюду отступал, везде его гнали и били. В конце концов бежал и из Верхней, и отовсюду. Хотел прорываться за Хребет, в Леса, но проиграл еще один бой и, совсем уже в отчаянии, был вынужден бежать в тундру. Прям как я, слушай. Кстати, странное дело. Среди той самой обманутой и битой потом самим же Улемданаром голытьбы до сих пор с уважением произносят в иных краях его имя. Мол, он вел к свободе. Дураки, а?

Руоль слушал молча. Почти ничего не понял, но ни разу не перебил, не задал ни одного вопроса. Просто запоминал и старался представить Улемданара- духа или человека.

– Ну прости уж, – улыбнулся Димбуэфер. – Сам просил. Если непонятно, спрашивай.

– Не надо, – качнул головой Руоль. – Скажи только… где он теперь?

– А вот этого не знаю. Скорее всего, погиб или сам умер. Некоторые верят, что он еще жив. Говорят, что бродит где-то, а-то и отрекся от суеты мира и живет отшельником. Как всегда, земля слухами полнится. Известно, что несколько лет назад он вернулся на Хребет и принялся нападать на деревни. Чего хотел, не знаю. Прорываться на ту сторону или вернуть былое? В любом случае, это был уже не тот Улемданар. Так, ерунда- несколько жалких набегов на деревни. Шайка разбойников. Правитель той области быстренько с ними разобрался. Ну а след самого Улемданара Шита затерялся. Вот и все. И не так уже часто его вспоминают да и… с равнодушием, понимаешь?

Руоль промолчал.

Рассказывают в Верхней, как ушел Улемданар…

Теперь казалось чем-то похожим на сон стоять вот так запросто на этих крутых склонах, снова видеть вблизи эти вершины, эти луга, эти карабкающиеся вверх леса. Столько времени, столько скитаний… и лишь издали смотреть на Хребет.

Только что ушедшее за седые вершины солнце еще окрашивало ту часть неба алым, здесь же, в долине, быстро сгущалась темнота, но и она полыхала недобрым заревом.

Улемданар Шит повернулся к горящей деревне. Навстречу скакал всадник.

– Все! – крикнул он, осадив коня. – Сопротивления больше нет. Да и кому тут?

– Прочесать все. Нам не нужно, чтобы кто-нибудь выскользнул да побежал впереди нас, упреждая. – Улемданар раздраженно дернул головой. – И потушите уже огонь. Хватит.

– Дак… пришлось. А вон там они уже сами, негодяи. Шибко горит.

– Тушите. Стой еще, – Улемданар пробежал глазами по деревне. – Я буду… да, вон в том доме.