Шок-школа

– Ай, хороша девка! – восхищался тамбовский дед, сам любитель крупной женской натуры.

– Королевишна! – поддакивала ему архангельская бабка, живой североморский маяк.

Оля хмурилась и ненавидела весь мир, пока вдруг не влюбилась.

Вернее, не так: пока в нее не влюбился Сережка Вешкин.

По-хорошему, природе надо было сделать наоборот: Олю – парнем, Сережку – девушкой. Вот тогда была бы идеальная пара: он – под метр восемьдесят, косая сажень в плечах и кровь с молоком, она – на голову ниже, кудрявая и тонкая, как ивушка. Тогда бы никто не смеялся, увидев их рядом…

Но – странное дело!

Рядом с Сережкой, смотревшим на нее, неуклюжую дылду, как на сказочную прелестную принцессу, Оля перестала слышать чужие смешки. Не было их больше для нее, не долетали они до Каланчи, которая впервые в жизни стала, как ей и положено, смотреть на маленьких ничтожных человечков сверху вниз.

И все в их сказке сделалось хорошо.

Сережка позвал Олю замуж, она согласилась и чуть ли не в первую же ночь после свадьбы забеременела. Сережка был рад. А узнав, что у них будет мальчик, покраснел от гордости и с чувством сказал:

– И пусть он будет похож на мамочку!

– Что, били тебя в школе, паря? – сочувственно спросил проницательный, но бестактный тамбовский дед.

Конечно, мальчику было бы лучше пойти в родню молотобойца Кузьмы Анисимовича, но природа – такая шутница! – распорядилась по-своему.

Алешенька уродился в папу: не младенчик – ангелочек. Глазки голубенькие, кудряшки шелковые… Ручки-ножки маленькие, росточек невеликий…

– Да ты ль его рожала, Олька? Малец-то будто из икринки вылупился! – весело недоумевала архангельская бабка, глядя на внучку с правнуком так, словно те были самкой кита и карасиком – разнопородной живностью.

А пусть и так, все равно их с Сережей Алешенька был чудесным ребенком! Любимым, ненаглядным… Самым важным человеком в их жизни.

– Олюня, нам придется постараться, – твердо сказал жене Сережа, когда Алешенька пошел в сад, где оказался самым маленьким, и стало ясно: богатырем он не вырастет. – Я не хочу, чтобы нашего мальчика обижали так же, как когда-то меня. Мы должны позаботиться о достойном окружении для Алеши. Садик – ладно, переживем, но в обычную школу наш сын не пойдет. Обычная школа – это, Олюня, ужас что такое.

Про школьный ужас Оле не надо было рассказывать.

Она прекрасно помнила: если ее обзывали Каланчой и Дылдой, то самого слабого и низкорослого в классе мальчика кликали Рахитиком, Дистрофиком, Хиляком и, прости господи, Глистенышем. И он, в отличие от Оли, которая при желании заткнула бы любого фамильным тамбовско-архангельским кулаком, никак не мог за себя постоять.

При мысли о том, что ее милого маленького мальчика будут обижать хулиганистые громилы-одноклассники, Оля хваталась за сердце.

Она заранее очень живо представляла себе, какие у Алешеньки будут проблемы в школе. Он же умненький, станет получать одни пятерки, и хулиганистые двоечники-троечники будут его за это люто ненавидеть. Еще они станут требовать, чтобы Алешенька давал им списывать и решал за них домашку, и если принципиальный мальчик откажется, его дружно заклюют. А если согласится по доброте души – попадет в многолетнюю кабалу!

Нет, отдавать уязвимого ребенка в коллектив, собранный из кого попало, было никак нельзя.

– Только элитная школа, – решили они вместе, Сережа и Оля.

Это определило судьбу Алешеньки на целую пятилетку.

В их районе имелось три школы, две обычные и одна совсем новая, как говорили – крутая, Шоко-школа. Название Оле не нравилось, но заложенный в нем посыл она одобряла. «Вас ждет приятный шок от того, как успешны будут дети, обучающиеся у нас» и «У наших выпускников все в шоколаде!» – заманчиво обещали красивые рекламные буклеты.

Чтобы устроить ребенка в Шоко-школу, родителям надо было раскошелиться, но сначала соискателю высокого звания шоко-школьника предстояло пройти очень строгий отбор.

В два года Алешеньку отдали в школу раннего развития, где детки занимались математикой, танцами и физкультурой. В садике это вывело мальчика без малого в гении: он участвовал во всех конкурсах и непременно получал призы и грамоты. Тем не менее родители не спешили радоваться, это была легкая разминка – настоящая битва началась, когда ребенку исполнилось пять с половиной лет. Пришла пора основательно готовиться к поступлению в элитное учебное заведение.

Для этого нужно было год отучиться в платной воскресной школе, а потом сдать ряд непростых тестов и пройти строгую приемную комиссию. Вроде бы не очень сложно, но оказалось – это настоящая каторга. Урановые рудники, причем для всей семьи.

– Ну, ничего, Ломоносову труднее было – он вообще сколько-то верст пешком в школу шел, – в утешение себе и сыну вспоминала Оля.

Труднее всего пришлось, конечно, Алешеньке, но и остальным досталось изрядно.

Оля днем водила ребенка на занятия, а вечерами сидела с ним над домашними заданиями и прописями. Сережа работал за двоих и оплачивал воскресную школу, дорогие авторские учебники и методички, наглядные пособия, развивающие игры и репетитора. Архангельская бабка и тамбовский дед, время от времени с боем вырывая правнука из сумасшедшей столицы в тихий пригород, получали в нагрузку стопку тетрадей и строгий наказ что-то выучить, закрепить, повторить.

Для натаскивания использовалась каждая свободная минутка: едет мальчик в метро – зубрит классы животных, идет по дорожке – вспоминает виды драгоценных камней.

Просто удивительно, как много должен знать ребенок, чтобы поступить в элитную школу!

Не достоин высокого звания шоко-школьника семилетний ребенок, неспособный правильно сосчитать количество звуков в слове «вояж», попутно определив ударные и безударные гласные, а также глухие и звонкие согласные, составить звуковую модель слова, подобрать к нему антоним и синоним, найти в предложении главный предмет и определить его действие и признак!

Не заслуживает высокой чести быть учеником элитной школы мальчик, к поступлению в первый класс не научившийся решать длиннющие, как железнодорожный состав, примеры с «окошками», уравнения и неравенства!

И, разумеется, стыд и позор тому ребенку, который дерзнет претендовать на обучение в одном детском коллективе с маленькими гениями, не овладев предварительно техникой чтения на уровне минимум тридцать слов в минуту!

– Олька, это у нас ребенок или пулемет?! – возмущалась, слушая нервную скороговорку правнука, архангельская бабка.

Тамбовский дед укоризненно крякал и отводил глаза. Сам он тридцать слов в минуту не прочел бы и в те времена, когда еще не нуждался в очках с мощными диоптриями.

Тщательно выдрессированный Алешенька выпуливал за шестьдесят секунд минимум тридцать восемь слов! И это с фолликулярной ангиной и стоматитом. В идеальных условиях, опытным путем установила с секундомером торжествующая Оля, будущий шоко-школьник выдавал до сорока пяти слов в минуту.

– Маловато, рано радуетесь, ко мне ходят девочки, которые уверенно читают пятьдесят слов в минуту, – обескуражила Олю дама-репетитор. – И это в стрессовых условиях!

Оля побоялась спросить, какие именно это условия. Быть может, девочек загодя привязывают к табуреткам, не позволяя им сходить в туалет, и в процессе скорочтения светят в глаза мощной лампой? От дамы-репетитора свободно можно было ожидать гестаповских мер, она была до крайности строга и бестрепетно опустила Олю с небес на землю:

– Поздновато вы начали заниматься, ко мне детишки, которые в гимназию готовятся, с трехлетнего возраста ходят. Взять-то я вас возьму, так и быть, но без гарантий, упустили вы время, не уверена, что удастся нагнать…

Нагоняли упущенное, фокусируясь на главном – подготовке к тестам – и отключая все второстепенные функции. Никаких прогулок с приятелями во дворе, семейных походов в кино и парк, выездов с дедом на рыбалку и бабушкиных мастер-классов по выпечке пирогов и блинов! В гости – изредка, по большим праздникам! К себе детвору звать – ни-ни, шумные домашние игры – пустая трата энергии. «Лего» – баловство, пазлы – убийцы времени, мультики – мусор, забивающий мозги.

В том году конкурс в Шоко-школу был как в хорошем вузе: восемь человек на место!

Главным испытанием стало чтение на время, но пулемет «Алешенька», правильно настроенный на финальную битву, не подкачал – выдал за шестьдесят секунд пятьдесят пять слов!

Остальные тесты тоже были пройдены с блеском.

Сына Оли и Сережи приняли в элитную гимназию.

Алешеньку на радостях закормили мороженым, закружили на каруселях и завалили игрушками. Мальчик, впрочем, похоже, подзабыл, для чего они нужны – он даже яркую коробку с новым набором «Лего» открывать не спешил.

– Украли детство у мальца, – сказала архангельская бабка и символически плюнула себе под ноги. – Тьфу! И чего ради-то? Нешто без этой Кака-школы парнишка неучем бы остался?

– Ба, школа не Кака, а Шоко, сколько раз говорить! У Алешки там английский будет с первого класса, с пятого второй иностранный, физкультура в бассейне и на теннисном корте, преподаватели опытные и заслуженные, первая учительница – кандидат наук! – объясняла Оля, блаженно жмурясь: ее радость была полноводной и ослепительной, как взломавшая весенний лед река. – А главное – одноклассники приличные, умненькие, а не драчливое злобное быдло!

– Ну-ну, – несогласно бурчала бабка и уходила, плюясь.

И вот как сглазила, честное слово!

Первый раз в первый класс Алешенька пошел охотно, но уже со второго учебного дня его пришлось тянуть в школу за руку – и он при этом упирался, злокозненно тормозил ногами и ныл.

– Леш, да ты что? – изумлялась Оля. – Смотри, какая школа чудесная, всюду зелень и цветы, в холле плазма как в кинотеатре, в уборных чистота, туалетная бумага есть и лавандой пахнет! Красиво все, удобно, детишки не орут, не носятся по этажам как сумасшедшие, все вежливые и нарядные – любо-дорого поглядеть! А учителя какие! Я одного видела – он вылитый Дамблдор, только с подстриженной бородой. Леш, да ты в сказку попал! Можно сказать, в настоящем Хогвартсе учишься!

Сказки про Хогвартс хватило примерно на неделю, потом Алешенька снова начал тормозить и упираться.

– Боюсь, мне нечем вас порадовать, – с сожалением сказала Оле приятная дама – школьный психолог. – Это нередкое явление, мы сталкиваемся с ним постоянно. Созревание психики дошкольника определяет игровая деятельность. Все новое ребенок постигает через игру, которая должна быть непринужденной, без этих, знаете, ультиматумов: «Пока не заполнишь прописи, спать не пойдешь».

Оля открыла и тут же закрыла рот. Про прописи она говорила чуть иначе: «Пока не заполнишь, из-за стола не встанешь», но сути это не меняло.

– Только к семи годам учебная деятельность становится ведущей, – запоздало просветила Олю дама-психолог. – И благополучный семилетний ребенок с радостью идет в школу, потому что его психика к этому готова.

– А если идет без радости? – заикнулась Оля.

– Значит, вы перестарались. Ваш ребенок не хочет в школу, потому что устал от принуждения к учебе и потерял мотивацию. В норме первоклашка любит школу, потому что ему нравится находиться в окружении сверстников, но у вашего мальчика сложности в общении с одноклассниками – он не умеет с ними играть. Не научился этому. Некогда было.

– И что теперь?

Психолог пожала плечами:

– Это вам решать. Заставите ребенка оправдывать завышенные родительские ожидания – получите неврозы, психосоматические заболевания и эмоционально-поведенческие проблемы.

– Но что вы посоветуете?

Психолог вздохнула:

– Хотите честно? Только поймите меня правильно. Я бы настоятельно советовала вам перевестись в обычную школу.

– У вас хороший мальчик, и программу нашу он тянет, но речь ведь не об этом, – присоединилась к коллеге учительница Алешеньки. Опытный педагог, целый кандидат наук! – Нормальный первоклашка – непосредственный, любопытный ребенок. А Леша, уж простите, больше похож на уставшего семилетнего старичка. А ведь учеба только началась! Что же будет дальше?

– Сереж, что делать, я не знаю! – рыдала Оля на плече у супруга. Сережа содрогающуюся жену-красавицу-каланчу удерживал с трудом, но слушал внимательно и ласково похлопывал по спине. – Мы все так убивались, чтобы попасть в эту школу, и что теперь?

Ничего они тогда не решили. Оставили вопрос открытым.

А Лешенька его взял и закрыл. Сам.

Как-то утром он отправился в школу – против обыкновения, без уговоров, спокойно, Оля даже порадовалась, что все наладилось. В школьный двор вошел – Оля проследила, а потом как-то выскользнул и на уроках не появился.

Искать его начали сразу же – учебное заведение не зря называлось элитным, за дисциплиной и безопасностью учеников там следили как надо. В 8:00 начался первый урок, через пять минут Оле пришла эсэмэска от учительницы – где ваш сын, почему его нет? Через полчаса Оля, наскоро обежав окрестности, примчалась в гимназию. Еще через четверь часа прибыла вызванная полиция, проверили камеры – на территории школы Леша не появлялся, и начали поиски. Только к десяти утра – Оля уже начала сходить с ума – нашли пропажу на скамейке у пруда.

Беглый первоклашка, положив под голову увесистый школьный рюкзак, мирно спал на солнцепеке, а вокруг гуляли, одобрительно крякая и выбирая из травы хлебные крошки, рябенькие уточки.

– Ма-ам, – сонно протянул разбуженный бурными объятиями Алешенька. – А у тебя булки нет? Я свою…

– Гусям скормил, – кивнула Оля, судорожно гладя сына по голове.

– Уткам! – возразил тот, садясь. – Это же утки, класс утиные. Гуси – они из отряда гусеобразных…

– Это, конечно, очень важно, малыш, – согласилась Оля и не выдержала – разревелась.

Из элитной Шоко-школы они с Сережей перевели сына в обычную районную. Оплату за весь год им, правда, не вернули, еще и пригрозили судебным иском – мол, безответственный поступок мальчика и скандальный вызов полиции в самом начале учебного года нанесли урон безупречной деловой репутации заведения. Пришлось договариваться: оплата остается у школы, никто ни к кому не в претензии…

Плевать.

Что деньги?

В свою новую школу Алешенька усвистывал спозаранку без понуканий и возвращался в шумной компании друзей-приятелей. Да, как-то с подбитым глазом пришел – подрался с одноклассником. «Но зато у него, мама, – сказал он с гордостью вечером, в ожидании одобрения косясь на отца, – весь нос расквашен, так что у нас счет один-один, и вообще мы уже помирились!»

– Школа жизни, первый класс, – одобрительно хмыкнул тамбовский дед. – Если так пойдет – выучится парень как надо.

А без английского с первого класса и физкультуры в бассейне и обойтись можно.

Ломоносов же как-то обошелся.

Декабрь

Иногда я думаю: определенно, в легендах о сотворении мира что-то есть.

Иногда – потому что бабушка дала нам с Наткой сугубо светское воспитание, о боге в нашем доме не говорили. Куличи на Пасху пекли и яйца красили – это было, но религиозную составляющую процесса бабушка опускала. Я только после ее смерти нашла в комоде под стопкой давно немодных и ненужных полотняных скатертей с цветочной вышивкой потрепанный Новый Завет.

Тем не менее с годами я чаще думаю о том, что все в нашей жизни идет по какому-то плану. Кто-то, не знающий дефицита времени и возможностей, придумывает сюжеты и связывает ниточки.

Знаете как бывает: озадачишься какой-то темой, и чем больше размышляешь, тем чаще видишь какие-то напоминания о ней, подсказки и намеки. Как будто высшие силы начинают подтасовывать карты, подбрасывая тебе козыри из рукава.

– Елена Владимировна, это может быть вам интересно, – сказал Дима, вернувшись из неурочного – в обеденный час – забега в кабинет нашего председателя суда Плевакина по срочному вызову шефовой секретарши.

– Ты с дарами? – я с подозрением покосилась на папки в руках помощника. – Боюсь я данайцев…

– Нет, я коней сортировал, откровенно троянских не брал, – успокоил меня Дима. – Тут пара простеньких дел, они подвисли из-за болезни Кравченко.

Я понятливо покивала.

Мой коллега Вадим Кравченко загремел в больницу, безобразно запустив свой гастрит – кстати, одно из профессиональных заболеваний работников судебной системы. Теперь Вадим Антонович будет цедить жиденькие бульончики, а мы, его коллеги, – расхлебывать густую кашу залежавшихся дел. Счастье еще, что секретарша нашего председателя так сильно симпатизирует моему помощнику, что предоставила ему невиданное право самому выбрать «что получше» из назначенной к коллективному разгребанию кучи!

– И что тут у нас? – я открыла верхнюю из принесенных Димой папок. – Иск гражданина Бехтеревича к образовательному учреждению… О! Шоко-школа?!

– Я помню, вы говорили, что в Шоко-школе учится ваш племянник, – кивнул Дима. – Наверное, вам не помешает знать подробности тамошних дрязг. Розовые очки – это, конечно, красиво, но непрактично…

Я покраснела.

Дима поразительно рассудительный и трезвомыслящий молодой человек, я рядом с ним то и дело чувствую себя крылатой героиней басни «Стрекоза и Муравей». Не в том смысле, что мой помощник труженик, а я барыня-лентяйка, вовсе нет, работаем мы оба много и добросовестно. Просто я иногда бываю непредусмотрительной и наивной, а Дима – нет, никогда.

Каюсь, относительно Сенькиного обучения в элитной школе у меня были нереалистичные ожидания, которыми я как-то поделилась с помощником. Он тогда не стал опускать мечтательницу с небес, хотя смотрел скептически, а вот теперь, значит, не упустил возможность несколько «заземлить» меня.

– В чем суть? – я не сомневалась, что Дима уже просмотрел материалы дела.

– Учителя уволили, он с этим не согласен, требует восстановить его в должности и оплатить вынужденный прогул.

– Он? Учитель – мужчина? – подивилась я. – Редкое явление для современной отечественной школы… А за что уволили-то?

– За что обычно увольняют нас, отечественных мужиков? – Дима, похожий на отечественного мужика куда меньше, чем на английского джентльмена, пожал плечами в элегантном пиджаке. – За пьянку, конечно.

– В Шоко-школе работал пьяница? – я удивилась пуще прежнего. – А говорят, что туда устроиться труднее, чем в Администрацию Президента: огромный конкурс на вакансии, потому как платят там выше среднего.

– Подробностей не знаю, я только заявление по диагонали прочитал, – признался помощник.

– Узнаем и подробности, – пробормотала я, в свою очередь погружаясь в чтение бумаг.

Впрочем, детализацию я рассчитывала получить из другого источника, и поэтому вечером после работы позвонила сестре.

– Да! Что? – гаркнула мне в ухо Натка.

Голос ее почти терялся в каком-то диком реве.

– Ты где? – проорала я в ответ.

Слишком громко: из своей комнаты выглянула Сашка, сделала большие страшные глаза, с намеком помахала мне смартфоном, как флажком, и снова спряталась, поплотнее прикрыв дверь. Понятно, юная блогерша то ли записывает видео, то ли выкладывает сторис и нуждается в тишине.

– На карте! – Натка у меня в ухе рявкнула так, что тишина все же наступила, потому что я ненадолго оглохла.

Отведя подальше руку с трубкой, я похлопала себя по уху, а заодно прикинула, о какой карте речь.

Если о карте мира, то Натка определенно в какой-то горячей точке – до того, как оглохнуть, я явственно расслышала рев танковых двигателей и грохот железных траков. Так, где у нас нынче война?

– В Сирии? – недоверчиво уточнила я приблизительные координаты, воссоединив трубку и ухо.

– Почему в Сирии? В Москве, – Натка заговорила тише, рев и грохот вроде как отодвинулись. – В нашем торговом центре появились прикольные игровые симуляторы, Сенька на моцике гоняет, а я на карте. А что?

– Тебе сколько лет? Какой игровой симулятор? Ты на часы смотрела – уже почти десять, вы почему до сих пор не дома?

– Нас Костя в кино водил, у него сегодня неожиданно образовался свободный вечер, – Наткино прерывистое дыхание выправилось, голос стал тверже. Похоже, она благополучно доехала до финиша. – Так что у тебя случилось?

– У меня-то все нормально, ты мне о ваших делах расскажи, про Шоко-школу, – я перешла к сути. – Мне сегодня дело принесли, уволенный учитель подал иск к вашему элитному учебному заведению. Ты в курсе?

– Эм-м-м… Вроде было что-то такое в родительском чате, – без уверенности ответила Натка. – Хочешь, я сейчас посмотрю, а потом перезвоню тебе? Минут через двадцать, Сенька уже тянет нас в макдак, юный гонщик проголодался.

– Вы еще и не ужинали до сих пор! – возмутилась я. – Живо топай к кормушке, перезвонишь, когда будешь дома.

Но сестрица перезвонила мне только утром, едва успев до моего ухода на работу.

Я давно приучила родных и близких не звонить мне без крайней необходимости в рабочее время. Как судья, я не могу в процессе отвлекаться на телефонные разговоры. Тем более что у меня и карманов в мантии нет – некуда положить мобильник, он на столе в кабинете остается.

– Так, я посмотрела, действительно, про уволенного учителя в чате было, – Натка сразу взяла быка за что положено. – Но тему не муссировали, прошлись по ней вскользь, потому как учитель этот у нас в начальной школе не работал. У него в этом году девятые и одиннадцатые классы были, которым экзамены сдавать.

– Значит, это был хороший учитель, знающий и опытный, – предположила я. – Выпускные классы – это очень большая ответственность.

– Ага, и нагрузка не дай бог, и ответственность, и стресс, – поддакнула сестрица. – Мужик, видать, не выдержал и сорвался с катушек. Напился прямо на рабочем месте.

– На уроке?!

– Да нет, в учительской, но там же тоже нельзя. Разве что на праздники чуть-чуть, у педагогов ведь должны быть какие-то корпоративчики, днюшки и тэ дэ, – Натка заколебалась. – Мы же дарили нашим мужикам-педагогам – физруку и музыканту – на День учителя армянский коньяк…

– Вот-вот, поощряете пьянство на рабочем месте.

– Ничего не поощряем! Гамлетовский вопрос каждый решает самостоятельно.

– А Гамлет тут при чем?

– Так вечный же вопрос «Пить иль не пить?»! Короче, если верить нашей всезнайке Дельвихе, этот Лев Александрович сначала надрался, а потом еще и подрался, с кем – не знаю, она об этом не писала. И вышибли дядечку из стройных рядов педагогов нашей образцовой школы, не поглядев на его заслуги и регалии.

– Сурово, – заметила я. – Но справедливо. Как говорится, «дура лекс, сед лекс».

– Чего сразу дура-то? – обиделась Натка, не распознав латынь.

– Это означает «суров закон, но это закон».

– А-а-а… Ну, уволенный дядька тоже, говорят, был суров, пятерками не разбрасывался, двойки ставить не стеснялся… Ладно, Лена, все, мне пора бежать, давай, пока!

«Сурового дядьку» Льва Александровича я увидела днем позже и сразу же вспомнила, как Натка в период ее восторженной влюбленности в Шоко-школу проводила параллель между этим учебным заведением и Хогвардсом, поскольку и там и там в педагогическом коллективе имелся благообразный седобородый старец. В Хогвардсе он звался Дамблдором, в Шоко-школе – Львом Александровичем.

Хотя старцем экс-учитель Бехтеревич вовсе не был, он еще даже до официального пенсионного возраста недотянул. Годков Льву Александровичу изрядно добавляла серебряная борода, впрочем, иного – не дамблдоровского, а скорее толстовского фасона. Выразительный образ учитель литературы явно слизал у своего тезки Льва Николаевича: борода лопатой, строгий взгляд, погруженность в мысли о важном и вечном – возможно, о дубине народной войны.

Наверняка не о непротивлении злу насилием, иначе не пришел бы Лев Александрович с иском в суд, а смиренно принял бы свое увольнение, еще и вторую щеку подставил бы…

А нахлестать по щекам Льва Александровича явно желала тонкая и звонкая, как дуэльная шпага, молодая красотка с гневно сверкающими очами. Она представляла истца – Шоко-школу, в которой работала заместителем директора по воспитательной части, и звалась Виленой Леонидовной Крупкиной.

Видно было, что Лев Александрович и Вилена Леонидовна друг другу сильно не нравятся: угадывалась за их неприязненными взглядами какая-то предыстория, но у меня не было времени ее раскапывать. Плевакин, выгребая из долгого ящика и раздавая другим судьям недоделки хворого Кравченко, особо подчеркнул, что расплеваться (миль пардон за каламбур) с ними надо без проволочки, эти дела и без того уже подзалежались.

Суть заявленной претензии Льва Александровича к бывшему работодателю была ясна и понятна. В обоснование иска Бехтеревич указал, что был уволен с должности учителя русского языка и литературы 01.11.2019 по пункту 8 части 1 статьи 81 ТК РФ за совершение работником, выполняющим воспитательные функции, аморального проступка, несовместимого с продолжением работы. С увольнением не согласен, поскольку не считает конфликт с другим учителем аморальным проступком.