Королевство Хатуту

– Молоко из порошка. Война давно кончилась, а молоко до сих пор подают порошковое.

Роже заметил:

– Вероятно, на нашем корабле нет коровы.

Сразу после завтрака Поль направился в радиостанцию. Он перепутал лесенки, и поднялся на верхнюю палубу с другого борта, так что пришлось обойти пушечную башню и пройти по переходному мостику. В радиостанции были капитан и седой радист в наушниках. Поль сказал:

– Доброе утро.

Помещение было хорошо изолировано, и снаружи не проникало ни звука. Поль подошел к радисту, от наушников слышалось тихое попискивание азбуки Морзе. Поль уже знал: радист относится к команде и подчиняется капитану, а Мадлен – радистка экспедиции и подчиняется Роже и мсье Вольруи. Радист писал на синем бланке, переводя серии писков на французские буквы. Капитан читал уже исписанный лист. Подняв глаза на Поля, он сказал:

– Мы слишком далеко отошли от Папита, чтобы переговариваться. Сообщение только зуммером.

Вошла Мадлен, сказала: – Доброе утро, – и остановилась в дверях. Капитан обратился к ней:

– Мадемуазель, прошу вас, оставьте нас не надолго.

Мадлен слабо улыбнулась и вышла. Радист кончил записывать, отстучал на ключе конец приема, подал капитану второй исписанный лист. Капитан обратился к Полю:

– Вы уже знаете про следствие об убийстве Томаса Диллона. В передаче они всё повторили. Все улики против вашего отца, Жоржа Дожера. Сибил Дожер, ваша мать, подтвердила улики. Имеются ее показания. После гибели вашего самолета следствие автоматически закрыто. Ваша мать не сомневалась в вашей гибели. Двадцать первого ноября тысяча девятьсот тридцать четвертого года Сибил Дожер отбыла из Папита на пароходе «Андромеда» в Сидней. Дальнейшая ее судьба администрации Папита неизвестна. Когда мы прибудем в порт Панамы, вы сможете подать запрос о судьбе вашей матери. Вам нечего к этому добавить?

Поль растерянно пожал плечами, отрицательно покачал головой. Капитан сказал:

– Думаю, вам бы не хотелось, чтобы теперь на корабле узнали об этом убийстве.

Поль подтвердил:

– Не хотелось бы.

– Я вас понимаю. Для вас и так достаточно труден переход к цивилизованной жизни. О деле Жоржа Дожера известно теперь только мне и мсье Курбэ. – Поль понял, что Курбэ это седой радист. Капитан закончил: – Так что пока никто ничего не узнает. Вам понятно?

– Да. Спасибо, – сказал Поль.

– А пока, – и капитан аккуратно сложил два исписанных листа, – это будет тоже лежать в моем сейфе.

Капитан вышел. Поль повернулся к радисту, мсье Курбэ, сказал:

– Спасибо.

В радиостанцию вошла Мадлен, спросила:

– Вы нашли свою мать?

– Нет еще, – ответил Поль, а мсье Курбэ пояснил:

– Сибил Дожер после катастрофы отбыла из Папита в Сидней. Дальнейшая ее судьба неизвестна. Будем выяснять в Панаме. – Мадлен сочувственно наклонила голову, сказала, растягивая слова:

– Это было ужасно для нее: сразу потерять мужа и сына. – Она смотрела на Поля светлыми, ничего не выражающими глазами. Поль невольно окинул взглядом ее фигуру: тонкая талия, широкие бедра, обтянутые узкой юбкой. Ободряющим тоном она сказала:

– Вы ее обязательно найдете, мсье Дожер. Я представляю себе ее радость, когда вы встретитесь. – Поль сказал: – Спасибо, – поскольку больше ничего не мог придумать. Он уже собрался выйти, но Мадлен сказала:

– Мсье Дожер, мсье Сонар сказал, что вы в кают-компании играли Грига. Я не играю, но я очень люблю музыку. И люблю Грига. Вы тоже любите Грига?

Поль ответил, стараясь найти более знакомые и легче произносимые слова:

– Григ – мой любимый композитор.

Это была настолько вопиющая ложь, что он при этом не смог сдержаться от улыбки. Мадлен поняла эту улыбку иначе и ответила ему тоже улыбкой. При улыбке ее рот вяло растянулся в узкую ровную полоску, в которой была видна узкая ровная белая полоска зубов. Ее улыбка показалась Полю восхитительной. Мадлен сказала:

– Я бы хотела послушать вашу игру. – Это привело Поля в замешательство. Он никак не был пианистом. Но признаться в этом Мадлен означало упустить удачный момент сближения с этой блондинкой. Он смотрел в ее глаза, но видел ее фигуру с тонкой талией, переходящей крутыми линиями в широкие бедра. Тщательно подбирая слова, он сказал:

– Когда я буду играть в следующий раз, я вам это скажу заранее. – Она ответила: – Спасибо. – И Поль вышел. В своей каюте он захватил детский словарь с картинками и направился в библиотеку. Люди, попадавшиеся ему навстречу, говорили ему с улыбкой: – Добрый день. На корабле было много женщин, не только в составе экспедиции, но и в административной группе.

В библиотеке было несколько человек. Некоторых Поль уже знал. Мадам Туанасье сидела за письменным столом, что-то писала в толстой тетради. Поль поздоровался, нерешительно протянул ей словарь.

– Слишком элементарно? – спросила она. Поль молча подбирал нужные слова. – Вам здесь всё понятно? – спросила она, беря у него словарь. – Все слова знакомые?

– Не все, – признался он. – Я бы хотел узнавать слова и что-нибудь еще узнавать. Вот я ничего не знаю о войне.

– Конечно, не знаете, – сказала мадам Туанасье, поднимаясь с места и что-то обдумывая.

– И еще я не знаю новые вещи, – сказал Поль. – Вот я не знаю, что такое коммунисты.

– Я в этом не сомневалась, – сказала мадам Туанасье, направляясь к книжным стеллажам. Она пододвинула низкий табурет, встала на него, достала с полки книгу. Поль следил за ее четкими движениями. Светлосерое платье сидело на ней как военная форма, а подставные острые плечи, какие теперь носили женщины, придавали ей особенно воинственный вид. Когда она опускала ногу с табурета, четко обозначились под платьем ее круглые ягодицы. Икры ее ног были мускулистые, а щиколотки тонкие и крепкие. Она чем-то напоминала вторую жену Тибу-Това Су-Суэй. Вчера вечером, когда она была в декольтированном платье, Поль видел ее гладкие плечи. Такая же гладкая чистая кожа должна была быть и на этих округлых ягодицах и бедрах. Но теперь они были затянуты в сложные приспособления с резинками и застежками, которые то и дело проявлялись под ее платьем при каждом резком движении. Такие же сложные приспособления обтягивали ее груди, и уж никак нельзя было понять, какой они формы и как на них расположены соски. Мадам Туанасье подала ему толстую книгу в суперобложке. Поль с некоторой опаской взял книгу, прикидывая в уме, сколько времени может уйти на ее прочтение.

– Не пугайтесь, – сказала она. – Здесь много фотографий и мало текста. Если попадется непонятное слово, у нас есть энциклопедия.

– Что? – спросил Поль.

– Энциклопедия это словарь с объяснением каждого слова.

– Энциклопедия, – повторил Поль незнакомое слово.

– Непонятные слова записывайте, а потом вы их найдете в энциклопедии. – Она показала один том энциклопедии для примера. – У вас есть на чем записывать?

– Я куплю в киоске, – сказал Поль.

– У вас есть деньги?

– Деньги мне дал капитан.

– Эти часы вы сами купили? – Оказывается, она обратила внимание на его красивые часы.

– Сам, – похвастал Поль. – И еще у меня осталось сорок франков. – Мадам Туанасье выдвинула ящик стола, достала тетрадь и авторучку, подала Полю. Он тут же открыл авторучку. На конце ее вместо пера был крохотный шарик. Поль потрогал пальцем шарик: мажет фиолетовыми чернилами. Поль нарисовал на тетради кружочек. Шарик пишет! И даже легче, чем перо. Потрясенный Поль закрыл авторучку, потом снова открыл, стал рисовать на тетради загзаги. Шарик писал. Тут он вспомнил, что надо поблагодарить.

– Спасибо, – сказал он.

– У ваших родителей было состояние? – спросила мадам Туанасье.

– Наверное, было, – сказал он неуверенно. Такими вопросами он в детстве не задавался.

– Я знаю, вы подавали запрос о своей матери. За время войны многие потеряли своих близких. – Поль уже знал, что муж мадам Туанасье был расстрелян немцами. Она продолжала:

– Не исключено, что вам придется самому зарабатывать себе на жизнь. – Тут она неожиданно улыбнулась: – Так что вы еще можете и пожалеть, что покинули остров Хатуту. – Поль уверенно ответил:

– Не пожалею.

У себя в каюте он сразу раскрыл книгу. На каждой странице были фотографии. Некоторые фотографии были во всю страницу. Подготовка к войне. Строительство линии Мажино. Военные пароходы. Немецкие мотоциклисты в Польше. Митинг фашистов в Берлине. Марширующие колонны фашистских солдат. Немецкие танки в Бельгии. Взрывы. Бомбардировка Лондона. Дункирк. Концлагеря. Колонны евреев, ведомые немецкими автоматчиками. Раздетые еврейские женщины. Горы трупов до ужаса истощенных людей. Гитлер на трибуне. Рибентроп. Сталин. Черчилль. Взрывы. Разрушенный американский флот в Перл Харборе. Японские военные корабли. Небо, покрытое летящими военными самолетами. Время летело незаметно. Поль почувствовал, что у него пересохло во рту. Вспомнились слова капитана: – пока вы отдыхали на острове…

На обед в столовую Поль пошел с книгой. Когда он вошел, все уже обедали. Роже спросил Поля, указывая на книгу:

– Мадам Туанасье вас просвещает?

– Да.

– Ну и как?

– Страшно очень, – признался Поль. Антуан тут же дал конкретное определение:

– Война – хороший опыт для человечества. – За соседним столом раздался громкий смех. Там кто-то шутил. Эти люди пережили, то, что было в этой книге, которая лежала у него на коленях. И теперь они смеются, шутят, едят. Поль уже знал: человек очень сильный. Всё может вынести. А суп был луковый. В детстве он его не любил. На всякий случай Поль побробовал одну ложку и стал есть один хлеб. Роже сказал с улыбкой:

– Поль, ну какой же вы парижанин! – И все, улыбаясь и жуя, посмотрели на Поля. Антуан сказал:

– Поль, сегодня в клубе кино. Ты интересуешься? – Поль удивился:

– Кино?

– Да. Висит объявление. Американский фильм. – Поль уже видел перед входом в столовую доску, где висели листки с объявлениями, и люди останавливались, читая эти листки. Ему не приходило в голову читать их, поскольку он полагал, что к нему там ничто не относится. Кроме того, он еще не обрел навыка к чтению. Он с трудом разбирал надписи под фотографиями этой страшной книги.

– Я люблю кино, – сказал Поль.

– В три часа. Ты знаешь, где клуб? – спросил Антуан.

– Да, мсье Сонар мне показал. – В детстве Поль очень любил кино. Перед сеансом он решил надеть пиджак и брюки. Когда он переодевался, в дверь каюты постучали. Поль открыл. Это был незнакомый матрос. В руке у него был ящик с инструментами.

– Мсье Дожер, мне приказано наладить у вас транслятор. – Поль не понял, но кивнул головой. Матрос открыл деревянную коробку, прикрепленную под потолком, и Поль понял, что это радио.

– Откуда вы знаете мое имя? – спросил он.

– На собрании сказали. Вас все знают, – ответил матрос.

– На каком собрании? – подозрительно спросил Поль.

– Вчера капитан собрал всех в клубе. Нам объясняли, как надо с вами себя вести.

– И как вам надо себя вести со мной? – поинтересовался Поль.

– Ну, не приставать к вам со всякими вопросами. Люди ведь любопытные, а вам это может быть неприятно. И следить за вами.

– Следить? – насторожился Поль.

– Ну, следить, чтобы с вами ничего не случилось. Вы же на острове привыкли лазить по деревьям, так чтобы вы не залезли на мачту, или на трубу. Это опасно. – Матрос покопался в трансляторе, сказал:

– Надо заменить регуляторы. – Он снял транслятор и унес его, сказав, что наладит в мастерской, а завтра принесет. Когда Поль выходил из каюты, он едва не столкнулся с мадам Туанасье, шедшей по коридору.

– Мадам Туанасье, вы в кино? – спросил он.

– Нет, – ответила она, не глядя на него. – Я такие фильмы не смотрю. – Она сказала это таким тоном, что Поль не решился пойти рядом с ней, отстал на несколько шагов. По коридору шли и другие люди, вероятно, как и Поль, в клуб. Поль смотрел вперед на мадам Туанасье, на ее прямую спину и развернутые плечи. Несмотря на ее высокие каблуки, она шла четким ровным солдатским шагом. – Коммунистка, – подумал про себя Поль, хотя еще неясно понимал значение этого слова.

В клубе собралось много народу. Здесь были люди из команды, из экспедиции и из администрации. Поль подсел к Антуану, и тот фамильярно хлопнул его по плечу. Фильм был звуковой. Говорили по английски, а титры были на французском. Лучше бы наоборот. Название фильма он всё же понял: – «Первый бал». Героиню играла молодая красивая актриса. Антуан сказал ему на ухо, что это самая популярная американская актриса военных лет. Про войну в этом фильме не было ничего. Было много забавных сцен. Когда героиня, убегая с бала, потеряла туфель, стало ясно, что фильм сделан по сказке Перро «Золушка». Все это было поставлено в современных костюмах и в современной обстановке. Героиня фильма много пела. Красиво пела. В конце фильма она спела что-то очень длинное и классическое. Тут Поль увидел мадам Туанасье. Она стояла сбоку, прислонившись к стене. Когда, после окончания фильма, все начали расходиться, Поль догнал мадам Туанасье, спросил:

– Так вы всё же решили посмотреть кино?

– Нет, – ответила она надменно. – Я пришла к концу только послушать арию. – Из клуба все почему-то направились в столовую, хотя до ужина было далеко. Оказывается, здесь был кофе. Официанты и официантки разносили чашечки. К кофе ничего больше не подавалось. Так было положено. Роже купил в киоске бутылку коньяку, стал всех угощать. Поль отказался. Ему не понравился запах коньяка. Он спросил:

– А почему в кино ничего не говорилось о войне?

Мишель объяснил:

– Все устали от войны и хотят развлечений.

– А вот вы, Роже, говорили, что Франция мало пострадала, – напомнил Поль.

– Поль, – Антуан толкнул его плечом, – Роже потерял на войне брата. А отец Мишеля умер в немецком концлагере.

Мадам Планше сказала:

– Сестра моей матери с ее мужем были убиты при артобстреле в Лиле. – Поль огляделся. Люди попивали кофе, разговаривали, улыбались. Поль встретился глазами с Мадлен. Она улыбнулась ему. Он ответил улыбкой. Роже сказал:

– Мадлен потеряла на войне двух.

– Родственников? – спросил Поль.

– Женихов. – Мадам Планше с улыбкой пояснила:

– У Мадлен было два жениха. Одного из них я помню по университету. Оба делали ей предложения. Она долго не могла решить, кого из них выбрать. В конце концов оба попали на фронт. Один был убит на границе с Бельгией, другой на границе с територией Виши до соглашения Петена. – Когда Поль поднялся от стола, то увидел, что Мадлен направляется к нему. Он пошел ей навстречу.

– Мсье Дожер, – сказала она. – Я знаю, вы любите Грига. Сегодня из Лос-Анжелeса транслируется фортепианный концерт. Слышимость хорошая. Я подключу передачу на трансляцию корабля. Вы можете в своей каюте прослушать концерт по радио. У них начало в восемь, но мы в другом часовом поясе. У нас это будет в семь часов.

– Мадлен, у меня нет радио. Матрос забрал транслятор и сказал, что будет готово только завтра.

– В кают-компании есть транслятор, – подсказала Мадлен. – Впрочем, там они играют в карты. Приходите в радиостанцию. По нашему приемнику звук чище.

– Я приду. Спасибо, – ответил Поль. Мадлен еще раз улыбнулась своей узкой улыбкой и ушла. Поль вышел на открытую палубу. Небо в тучах, дул ветер, и высокие волны быстро двигались в одном направлении. Это двигался пароход. Поль стал обходить корабль, вспоминая слова. Пушечная башня. Мачта с реями. На мачте круглая площадка с ограждением. Наверное это называется марс. Мимо прошли два матроса, поглядывая на него. Вероятно они следят, чтобы он не забрался на мачту, поскольку он привык на острове лазить по деревьям. Поль взглянул на свои часы. Антуан сказал, что они немецкие, и в них только четыре камня. Хорошо бы их разобрать и посмотреть, что это за камни.

Мадлен сидела в наушниках на краю кресла перед большим пультом с мигающими лампочками.

– Мадлен, вы здесь одна? – спросил Поль.

– Да. Сейчас мое дежурство, – сказала Мадлен, снимая наушники.

– Вы же не входите в состав команды, – сказал Поль, непроизвольно улыбаясь женственной блондинке.

– Мы дежурим по очереди. Пять человек. Такое правило после гибели «Титаника». Вы слыхали о «Титанике»? – Поль видел в детстве такой фильм.

– Да. Я видел фильм. Немой. «Титаник» утонул.

– С тех пор такое правило, – и Мадлен провела длинным изящным пальцем по пульту. – На всех кораблях, где есть радиостанция, всегда должен кто-нибудь дежурить.

– Это интересно, – сказал Поль. – Была война. Я уже читал, сколько взорвали пароходов, но до сих пор есть правило «Титаника». – Мадлен посмотрела на него, улыбнулась. И он тоже улыбнулся.

– Я уже отрегулировала связь через Галапагосские острова, – сказала она. Тут Поль вспомнил, что пришел сюда слушать Грига.

– Вы мне дадите эти… – он указал на наушники.

– Наушники? Зачем? Я включу динамик. Немецкий. У него чистый звук. – Поль отметил, что на пароходе много всего немецкого. И сам пароход был немецкий. Красивые черные часы тоже немецкие. Похоже было, что не Гитлер напал на Францию, а наоборот: союзники напали на Германию, чтобы ограбить ее. Мадлен подошла к динамику, что-то отрегулировала. Послышался приглушенный говор людей, покашливания, аплодисменты. Поль понял, что это большой зал, в котором сейчас будет исполняться концерт. Мадлен повернулась к нему, сказала:

– Вы сядьте. Сейчас начнется. – Поль сел в кожаное кресло. Приглушенный говор в динамике стих. Мадлен снова обернулась к нему, кивнула, – это означало: сейчас начнется. Послышались первые оркестровые аккорды. Громкие. Затем аккорды рояля. Тоже громкие. Это Полю понравилось. Потом пошла простая, но очень торжественная мелодия. Потом эту мелодию стал повторять рояль. Это Полю тоже понравилось. Потом начались переборы рояля. Без мелодии. Пианисту нужно было показать, какие у него ловкие пальцы. Потом рояль играл с оркестром, но уже стало скучно. Очевидно, композитору другие мелодии в голову не приходили. А потом стало совсем скучно. Мадлен стояла перед динамиком, спиной к Полю. Теперь он завороженно смотрел на ее талию, резко переходящую в широкие, красивых очертаний бедра. Юбка была до колен. Плавно выгнутые икры, тонкие щиколотки, ступни с высоким подъемом. Поль поднялся, тихо подошел к Мадлен. Она обернулась, сказала:

– Сейчас начнется вторая часть. – Поль взял ее за плечи, повернул лицом к себе. Она смотрела на него ничего не выражающим взглядом. Он ласково провел ладонью по ее спине, почувствовал под материей блузки какие-то лямки, застежки, пересечения швов. Взгляд ее не изменился. Он крепче прижал ее к себе, коснулся губами ее рта. Они поцеловались. И только после этого в ее взгляде появилось удивление. Очевидно, у нее была – Поль вспомнил слово из детского словаря «реакция» – замедленная реакция. Проводя руками по ее спине, он просунул ладони за пояс юбки. Пояс был слабый. Очевидно, широкие бедра позволяли удерживаться юбке безо всякого пояса. Его пальцы достигли того места, где талия переходила в бедра. Здесь тоже были сложные переплетения швов и даже металлические крепления. Он нащупал и расстегнул скрытую пуговицу на поясе. Дальше были крючки. Обхватив и прижав к себе ее за талию, он стал пальцами обеих рук расстегивать крючки. И только тут она стала обеими руками отталкивать его от себя. В ее глазах была тревога.

– Сюда могут войти, – сказала она. Тогда он быстро подошел к двери, щелкнул замком, он уже знал, как запираются двери на корабле, и так же быстро вернулся к Мадлен. Она продолжала стоять не шевелясь. Поль сбросил с себя мешающий ему пиджак и снова обнял ее за плечи, стал медленно скользить руками вниз, вдоль ее тела, и юбка заскользила вниз под его руками. Еще под юбкой оказались короткие шелковые трусы, которые он захватил большими пальцами. Всё это он опустил вниз, присев при этом в неудобной позе. Сидя боком на корточках, он смотрел перед собой. Теперь прямо перед его лицом было всё. Розовый атласный пояс с ажурной кружевной отделкой, от которого опускались туго натянутые ажурные подвязки, поддерживающие длинные, доходящие почти до паха, чулки. А между чулками и поясом полоса белого незагорелого тела. Белая полоса на ширину роскошных бедер. А посередине треугольник золотистых волос, в котором сконцентрировалась вся привлекательность женского тела. Поль уткнулся лбом в этот золотистый треугольник. У коричневых женщин лобковые волосы жесткие. Эти золотистые волосы были мягкие, почти такие же как у Поля на голове. Он терся лбом об этот магический треугольник, волосы смешивались, перепутывались. Поль выпрямился. Мадлен попрежнему стояла без движения. Он уже не мог сразу обнять ее. Ему казалось кощунственным прикоснуться грубой тканью брюк к этой полосе белого тела. Он порывисто опустил брюки до колен. Мадлен смотрела на это, слегка откинув голову, как бы в полусонном состоянии. Он обнял ее. Наконец, будто очнувшись, она тоже обняла его за талию, прижимаясь к нему. Его торчащий вверх член оказался зажатым между их телами. Он поднял ее на руки, сделал шаг в сторону. Опущенные брюки не давали делать широких шагов. Наткнувшись на кресло, он посадил ее на край кресла, держа поднятыми ее ноги. Она ухватилась за ручки кресла, а он пригнулся, завел подбородок за ее плечо. Фортепианный концерт Грига продолжался. Половой акт длился долго. Но фортепианный концерт был длиннее. Оркестровое форте почти заглушило тихий стон Мадлен во время оргазма. Поль помог ей подняться с кресла. Застегивая брюки, он наблюдал, как она плавными движениями натягивает юбку на роскошные бедра. Достав из сумки гребень, она расчесала светлые волосы, и они снова легли густой волной, закрыв затылок. А фортепианный концерт Грига всё продолжался. Они стояли друг перед другом одетые, но еще не пришедшие в себя от пережитых ощущений. Он обнял ее за талию. Она сказала:

– Кончается третья часть концерта. Дверь надо открыть. – Поль быстро подошел к двери, отщелкнул замок, снова вернулся к Мадлен. Они поцеловались. Это было воспоминание о белой назагорелой полосе женского тела.

После ужина Поль принял душ и снова у себя в каюте стал листать страшную книгу, читая надписи и заглядывая в детский словарь. По ходу дела он посмотрел в словаре, что такое коммунизм. Там было написано, что это система социальной организации, в которой правительство владеет всем имуществом, и оно распределяется поровну между людьми. Поль поразмыслил и подумал, что это похоже на королевство Хатуту. На этом вопрос о коммунизме был исчерпан. Дверь каюты он оставил распахнутой. Он надеялся, что к нему придет Кларетт. Он взглянул на свои ручные часы. Полночь. Кларетт не пришла. Он с ней вовремя не договорился. С Мадлен он тоже ни о чем не договорился. Он еще не научился ориентироваться среди белых людей. Поль вытянулся на кровати, уперевшись ногами в стену. Перед глазами была белая полоса нежной незагорелой кожи с золотистым треугольником посередине. На острове Хатуту мужчины много рассуждали об эрекции. Некоторые утверждали, что со стоящим членом невозможно уснуть. Поль не мог этого проверить, потому что под боком у него всегда на этот случай была Соу-Най. Теперь он понял, что это неправда. Он уснул со стоящим членом. Уснул крепко.

Утром старший стюард Сонар принес прибор для бритья. Поль с интересом стал развинчивать и завинчивать металлический станочек с лезвием. Здесь были и запасные лезвия. Он хорошо помнил, как его отец брился. У Поля уже отросла неровная щетина цвета прошлогоднего камыша.

У многих мужчин на острове борода вообще не росла. У всех белых мужчин росли бороды, и они брились. Поль развел мыло в блестящей медной чашечке. Борода у него начала расти уже с прошлого года. На острове мужчины брились острыми камнями. Сперва это было интересно, а потом это стало неприятной процедурой. Бритье бритвой было куда легче. Всё же он порезался в двух местах. Мыло щипало порезы. Захотелось встать под душ. Поль уже знал, что в коридор голым выходить нельзя. Вместо набедренной повязки он повязался полотенцем и пошел в душевую. В этот момент из душевой выходил ихтиолог Конрад, с которым Роже познакомил Поля еще в столовой. Он был в длинном халате, подвязянном поясом с кистями, висящими сбоку. Полю сразу захотелось такой же халат. Конрад улыбнулся, сказал:

– Доброе утро, Поль. – Поль ответил: – Доброе утро, мсье, – и вошел в освобожденную душевую. Сбросив полотенце, он увидел в углу маленький полупрозрачный предмет. Он поднял его. Это была трубочка из тонкой мягкой резины. Вероятно, что-то нужное, что нечаянно обронил Конрад. Забыв, что он совсем голый, Поль выскочил в коридор, где были и другие люди.

– Мсье! – крикнул он вслед удаляющемуся Конраду, а поскольку он всех знакомых называл уже по имени, крикнул: – Конрад! – и тот обернулся, остановился. Держа в поднятой руке резиновую трубочку, Поль сказал:

– Это вы уронили в душевой? – Конрад быстро подошел, взял у Поля мягкую резиновую трубочку, сказал сквозь зубы: – Спасибо, мсье, – и быстро удалился. Проходящий по коридору матрос, обернулся на них и рассмеялся. Поль понял, что он сделал что-то не то, однако это его не смутило, поскольку он теперь часто делал что-то не то.