Жемчужина её моря

Внутри пахло затхлостью, одиночеством и гнилью. Поежившись, он мельком оглядел пустые стены, не думая о том, всегда ли они были такими или кто-то снял оттуда иконы, продав их. Ему здесь не нравилось. В голову лезли не самые добрые воспоминания, но он упорно гнал их прочь. Еще не хватало из-за прошлого взвинчивать себя тогда, когда нужна была полная сосредоточенность.

Вспоминая слова старпома, он двинулся к прогнившим ступеням лестницы, ведущей на второй этаж. Если бы не подсказки незнакомцев, капитан стал бы в первую очередь обыскивать кельи, что расположились на первом этаже, а так он сэкономит время, проследовав на второй этаж, где располагались другие помещения.

Проверяя, выдержат ли хлипкие и стонущие ступени его вес, Обри медленно поднимался по пыльным гнилым доскам наверх. Его мало волновали голые стены, все мысли были заняты лишь тем, как бы поскорей отыскать заветный кусок бумаги. Но, то, что его не волновал интерьер, не означало, что Обри не прислушивался к редким звукам, раздающимся в недрах монастыря. Спасибо богу, что все скрипы и шелесты принадлежали ему самому, а не кому-либо еще. Оказавшись на другом этаже в коридоре с голыми и грязными стенами, вспомнил о том, что нужное ему место называется «ризница»3.

Кто бы мог подумать, что спрятанный клочок бумаги следует искать в таком непримечательном месте. Адель, как бывшая воспитанница божьего дома, имела представление о том, что это за страшное место. Из ее слов было известно, что помещение всегда было под замком, но, учитывая, где он находился, не исключено, что замка давно нет, а само помещение разграблено, как и прочие. Однако он не терял надежду.

Блуждая между настежь распахнутыми комнатами, он пытался найти нужную, пока наконец не нашел ризницу. Внутри нее на грязном деревянном полу валялись металлические сосуды. Само помещение было ужасно маленьким: небольшой комод, на котором лежали никому не нужные кипы бумаг, да распахнутый шкаф, в котором висели церковные одеяния, истлевшие от времени.

Первым делом он проверил шкаф, изрядно напылив темными одеяниями, вновь жалея, что не захватил с собой источник света. Но там, как и следовало ожидать, ничего не было. Тогда он исследовал ящики комода и наконец стал шарить среди монастырских скучных документов. Ничего важного на страницах толстых журналов не было, но несмотря на это он иногда пытался вчитываться в написанное.

Когда груда документов оказалась на полу, а сам Обри стал сомневаться в верности полученных сведений он не без труда (глаз уже начал уставать от напряжения, так что пришлось вновь переместить повязку) заприметил маленькую выемку на крышке комода. Он пошкрябал ногтем по выемке, которая была с трудом заметна во мраке, пытаясь ее приподнять. Но меньше чем через минуту, когда стало ясно, что просто так потайной ящик не откроется, он вынул кортик из ножен, висевших на поясном ремне и стал поддевать острием выемку.

Совсем скоро часть ветхого комода поддалась. Ловко сделанная и спрятанная выемка с тихим скрипом оторвалась от поверхности, являя небольшое углубление, в котором лежал клочок бумаги.

Обри довольно усмехнулся, пряча кортик обратно в ножны и со всей осторожностью забирая кусок пергамента из комода. Кто бы мог подумать, что умная Каталина Борд спрячет маршрут в таком неприметном и потайном месте.

Но, стоило ему развернуть бумагу, как вся радость быстро улетучилась. Хмурясь, Обри вышел из ризницы и подошел к ближайшему окну, стягивая повязку и быстро начиная моргать.

«Место погребения хранит проклятую карту. Жаль, Лукавый не забрал свое творение вместе с ее пострадавшей душой».

Обри еще раз перечитал написанное, готовый взвыть от досады. Кажется, помимо огарка свечи он также забыл захватить с собой лопату. Сейчас он был готов поклясться, что слышит смех госпожи Судьбы и ее сестры Фортуны, показывающей ему свою гребанную задницу.

Он едва ли не бегом выскочил из мертвого божьего дома. Он лишь зря потерял гребаное время. Интересно, их информаторы вообще имели представление о настоящем местоположении карты или были в таком же неведении? Им же лучше, чтобы верным ответом был второй вариант.

Обогнув монастырь, капитан оказался на заднем дворе, служащем этаким кладбищем. В погребе-усыпальнице, увенчанной крестом, не было двери, так что Обри смело шагнул внутрь, натыкаясь на гробы, которые стояли друг на друге. Между прогнивших досок торчали всякие мертвые веточки и прутики, так что не исключено, что раньше этот… склад могил украшали всякими вербами или другими церковными обрядными вещами.

Надеяться, что отыскать карту будет просто, уже не приходилось. А, учитывая, что гробов было… внушительное количество, времени, чтобы заглянуть в каждый потребовалось бы слишком много. Но, ради приличия, капитан все же постарался. Поставив ногу в выступ одного из гробов, он уцепился пальцами за другой, проклиная монашек за то, что те не подписали эти могилы и вообще очень странно хоронили друг друга. Подтянувшись, он смог посмотреть на четвертый гроб, лежащий на самом верху одной из множества таких пирамид. Он даже честно постарался открыть заколоченную крышку, но, едва не полетев обратно на землю, с трудом восстановил равновесие и слез с пирамиды. Такими темпами он ни черта здесь не найдет.

Возможно, тело Каталины покоилось не здесь? Не среди отпетых монашек, чьи души были чище стеклянной бутылки. Но, если не в этой усыпальнице, то где?

Выйдя из затхлого помещения, капитан обогнул его, с наслаждением вдыхая свежий воздух и замечая покосившийся крест, стоящий чуть позади склада гробов. Могила была заросшей и выглядела одиноко среди пустой земли. Но, табличка, прибитая к кресту, особой надежды после провала с ризницей Обри не добавила, несмотря на то, что здесь и похоронили дочь Борда. Вероятнее всего, монашки не хотели хоронить одержимую Дьяволом рядом с другими сестрами и потому упрятали ее тело подальше от других. Оказывается, они все же умели рыть могилы.

Меньше всего ему сейчас хотелось руками разгребать землю. Но жизнь не всегда позволяет делать то, что хочется. Хорошо, раз так, то он достанет чертову карту буквально из-под земли.

Небрежно кинув камзол на землю, Обри опустился на колени, закатав рукава своей рубахи, и стал рыть. Почва была прохладной и рыхлой. Она забивалась под ногти, пачкала одежду и летела в лицо. Он никогда не задумывался, на какой глубине рыли могилы, но надеялся, что не слишком глубоко. Меньше всего ему хотелось до рассвета руками рыть могилу. У него просто не было столько времени в запасе!

Надеясь ускорить процесс, капитан старался активней работать руками, раскидывая комья земли в стороны и углубляясь на дюймы вниз. Когда мышцы предательски сводило судорогой, он вставал, пару минут разминался и вновь принимался за дело, не обращая внимания ни на саднящие пальцы, ни на пот, застилающий глаза. Им двигало упрямство и упорство.

И, если он не хочет оказаться там, где роет землю, стоило все же отыскать чертову карту. Иногда ему казалось, что Смерть дышала в затылок, касаясь шеи своими ледяными руками.

Обри думал, что прошла вечность, когда немые пальцы наконец ощутили что-то помимо проклятой почвы. А еще он думал, что могилы нужно рыть чуть больше, чем три с половиной фута. Но ему же лучше, что Каталину не похоронили еще глубже. Он бы просто окочурился, если бы еще немного поиграл в садовника…

Не обращая внимания на ноющие мышцы, капитан раскидал последние клочья земли в стороны, открывая вид на серый и частично разложившийся саван. Уже готовый молиться богу, в которого не верил, он достал кортик и разрезал ткань, стараясь не вдыхать полной грудью прекрасные запахи разложения. Дерьмо, если он еще раз подумает о том, как отвратительно пахнет на кубрике, нужно будет непременно вспомнить этот очаровательный запах, от которого хотелось проблеваться.

Сдерживая рвотные позывы, он без тени брезгливости взглянул на разложившее тело, обнажившее грязные кости. Аккурат меж ребер застрял не менее грязный листик, видимо, случайно провалившийся туда и только каким-то чудом не разложившийся. Видимо, тело было забальзамировано и лишь это позволило ожившему мифу не кануть в лету. Выхватив его, Обри быстро отполз в сторону, но его все равно вывернуло наизнанку от бодрящего аромата Каталины.

Утерев рот рукавом рубахи, капитан наконец развернул заветную находку, испачкавшуюся в… лучше не знать, в чем, пока его опять не вывернуло на траву.

Бумага была пожухлой и желтой, покрытой тонким слоем грязи, но маршрут, написанный на ней чуть выцветшими чернилами, был вполне себе разборчив. Капитан мельком скользнул глазами по тексту, понимая, что не может разобрать ни слова. Возможно, все дело в усталости и плохом свете. Он разберется с этой неприятностью позже.

А пока Обри со всей осторожностью свернул кусочек пергамента в трубочку, поспешно одеваясь и пряча карту в камзоле, совершенно не заботясь о своем внешнем грязном виде. Нужно будет хоть немного помыться, пока та же Адель не пошутила, что он разлагается изнутри от собственного образа жизни.

Маршрут, сохранившийся на карте сквозь года, грел душу, а в сознании уже мелькали желанные картины своей свободы. Скоро. Совсем скоро у той, с кем он заключил сделку, не будет власти над ним. Он буквально предвкушал выражение ее лица и ее бессильную злобу.

Глава II

Побег

Бернадетта де Кьяри

1693 год

Аргентина,

провинция Буэнос-Айрес, город Магдалена

Бернадетта была в предвкушении того, что должно было случится. Кто-то мог бы назвать этот вечер чередой случайностей и счастливых совпадений, но лишь они с Мэрил знали, что это не так. Что это вереница продуманных, пусть и не всегда тщательных, действий, ведущих к правильной цели.

По правде говоря, ей было приятно вновь почувствовать себя… живой. Раньше она не очень любила такие мероприятия и большое скопление людей, но, теперь наслаждалась тем, как плавно шуршит подол ее платья, как чудесно звучит живая музыка и как изящно движутся пары в такт красивой мелодии. Она помнила и вспоминала, каково это – быть легкомысленной девушкой, надеющейся на любовь, как в романе.

Герцог Блоссом ничуть не портил этот вечер, несмотря на его недвусмысленные взгляды и ненужные прикосновения. По правде говоря, она бы предпочла отбить ему за это пальцы. Но приходилось успокаивать эти порывы. Ей нужен полный контроль над своим сознанием, телом и чувствами. От этого зависит ее жизнь. Нельзя позволить ненависти отравить ее кровь, нельзя позволить случиться непоправимому.

Мистера Обри было легко вычислить среди толпы. Его дешевые одежды слишком сильно привлекали внимание. Но, кажется, лишь внимание самой Бернадетты, поскольку остальная аристократия не обращала на это должного внимания, ведясь на его громкие речи и обворожительные улыбки. Что ж, она и сама бы с удовольствием купилась на это. Внимание мужчин было приятной вещью в этом мире. До поры до времени.

Правда, излишнее внимание одного мужчины она так и не смогла простить. Он тоже был моряком. Красивым, но принципиальным. С жестоким сердцем и добрым взглядом. Встреча с ним закончилась для де Кьяри печальным и болезненным образом. С тех самых пор ей был поставлен неутешительный диагноз «поражение суставов обеих нижних конечностей», вызывающий определенные и не самые приятные ощущения при ходьбе.

Поэтому везде нужна мера. Особенно, если дело касается мужчин.

Мистер Обри показался Бернадетте не таким уж плохим человеком. Скрытным, немного опасным, но не плохим. Нет ничего хорошего в том, чтобы обворовывать других людей, но она не могла не признать, что он делал это с изяществом фокусника, который, вместо того, чтобы достать платок из своего рукава, прятал в карман очередное украшение. Может, поэтому она и отдала ему свои кольца. А может и потому, что ему деньги нужны были больше, чем ей, учитывая его потрепанный внешний вид.

Но, отбросив эти «может», Бернадетта де Кьяри понимала, что ей нужно было купить информацию у мистера Обри и постараться хоть немного отпечататься у него в сознании, чтобы в последствии совершить то, о чем ни одна приличная леди даже думать не станет.

Раньше – до того, как ей не нравились светские мероприятия – она бы согласилась стать примерной женой и хорошей матерью. Как давно это было? Казалось, это желание осталось в прошлой жизни, сгинувшей в темных водах моря вместе с возможностью безболезненно передвигаться на ногах.

Но теперь такая перспектива просто не входила в планы молодой аристократки. Теперь, после той злополучной ночи и своего возрождения, Бернадетта изменила взгляды на жизнь. И была готова исполнить порученное предназначение, чтобы тот, кто причинил ей боль, получил свое заслуженное возмездие.

Из мистера Обри было не так просто вытянуть информацию. И потому, когда он направился к выходу из зала, покидая его без оглядки, Бернадетта, изящно развернувшись, двинулась следом, бросив торопливый взгляд на герцога Блоссома – тот, благо, был все еще увлечен разговором с бароном де Кьяри и совершенно не обращал внимания на свою молодую невесту, покидающую живую музыку и многочисленные голоса присутствующих гостей.

Дверь в библиотеку, где была назначена встреча вору, была закрыта, но Бернадетта, приложившись к ней ухом, отчетливо слышала голоса говоривших. У нее всегда был острый слух и сейчас, в этом непристойном для молодой леди занятии это было несомненным плюсом.

–…Если, конечно, Вам все еще нужна информация о местонахождении карты Борда. – услышала Бернадетта голос незнакомца. Приглушенный и спокойный. Он определенно чувствовал себя хозяином положения.

– Куда, говорите, нужно доставить мартышек? – а вот в голосе знакомого вора слышались нотки непонимания.

– В республику Анголы, город Луанда. Вам нужно будет зарегистрировать корабль и сообщить о своем грузе. Нужные люди сами найдут Вас, чтобы забрать товар.

Последовала продолжительная пауза. Бернадетта ничего не слышала. И в какой-то момент даже подумала о том, что сейчас дверь распахнется и ее местонахождение будет обнаружено. Но после мистер Обри вновь заговорил:

– Хорошо… Только скажите, по какой милости Вы помогаете мне, сэр?

– Разве Вы не верите в удачу?

– Я верю только в то, что ее можно украсть.

Послышался смех незнакомца, и Бернадетта представила, как он опирается на какой-нибудь интерьер мебели, не сводя веселого взора с Обри, который, по всей видимости, был слишком помешан на своей незаконной деятельности.

– Потому что я очень дальний родственник печально известного одноглазого Борда. И знаю, для каких нужд Вам нужна карта.

– И Вы даже не скажете, какой я идиот?

– Думаю, капитан, Вы и сами прекрасно это понимаете.

А вот теперь настал черед Бернадетты усмехаться, правда, про себя. Не стоит забывать про осторожность. Самокритика – это очень хорошая черта в человеке.

– Информацией о том, где предположительно находится карта, будет располагать Ваш старпом. Он же подпишет коносамент4.

– Тогда благодарю Вас. И хорошего Вам вечера.

– Удачи, капитан.

Бернадетта едва успела отойти от двери и спрятаться в проеме, ведущем в коридор левого крыла особняка. Там было достаточно темно, а потому, когда мистер Обри вышел из библиотеки, он не заметил ее. Воровато оглянувшись, скрытный капитан проследовал к лестнице, ведущий на нижний этаж, на котором располагалась кухня и комнаты для прислуги. Вероятно, он намеревался покинуть дом через черный вход, чтобы остаться незамеченным. Умно.

Аристократка могла бы прямо сейчас последовать за ним, но, учитывая тяжелое платье, в котором она была этим вечером, идея показалась ей не самой разумной. Мало того, что она не сможет быстро передвигаться, так еще и будет привлекать много ненужного внимания. А оно ей не нужно. Бернадетте нужна незаметность.

Она не боялась упустить капитана, уверенная в том, что без труда отыщет его в порту, где и перехватит, заставив взять ее с собой. Следовать за ним к старпому, а затем тащиться за картой было напрасной тратой времени, которое можно было потратить разумно. А потому, выглянув из своего убежища, Бернадетта быстро пересекла коридор и юркнула на лестницу, ведущую на верхние этажи. Ей была не знакома планировка этого особняка, как и его хозяева. Но ей нужно было избавиться от этой громоздкой одежды, а потому придется одолжить чье-нибудь платье. Возвращаться домой было бы слишком долго.

Домой. Какое дикое слово. Бернадетта покачала головой, приподнимая подол алого платья и ступая по ступеням, укрытым ковровой дорожкой, которая приглушала ее шаги. Домой ей не попасть. Старый дом остался в далеком прошлом, отдающим кровью и ненавистью. А новый дом находился вне досягаемости. Пока вне досягаемости. Но капитан приведет ее туда. У него просто не будет выбора.

Ветер в гавани пах солью и нещадно трепал подол ее скромного, но изящного платья темно-синего цвета с мягким переливом и длинными рукавами, сужающимися к запястьям. Вырез, к слову, был вполне себе приличный, и, как и подол юбки, был украшен нежным и тонким кружевом. В ее руках была дорожная сумка, абсолютно не подходящая ни к платью, ни к дополняющим его темному плащу с капюшоном и туфелькам на маленьком каблуке. Зато Бернадетта смогла впихнуть туда вещи, которые, как ей казалось, могли понадобиться в предстоящем путешествии: ночная сорочка, гребень для волос, зеркальце, набор из мелочевки, вроде шпилек и шнурков для волос. К этим вещам она добавила золотой медальон, вынув оттуда чей-то маленький симпатичный портрет, и сухие духи с ароматом лаванды.

Все вещи были позаимствованы у безымянной хозяйки особняка. Конечно, сначала Бернадетте было неловко рыться в чужих вещах, она ставила себя на место девушки, у которой забирала вещи, и понимала, что поступает отвратительно. Но потом, когда на глаза де Кьяри попался золотой медальон и духи, стыд отпустил ее. Она вспомнила, что когда-то давно, когда ноги не отзывались болью при ходьбе, у нее было такое же украшение, внутрь которого был спрятан портрет юноши, вызывающего у Бернадетты самые нежные чувства. Этот же юноша подарил ей при первой встрече лаванду, ставшую ее самым любимым цветком.

Вспоминая того милого юношу, она видела лицо вора.

Стыд уступил место гневу и четкому пониманию того, для чего она тайком рылась в чужих вещах. Она доведет начатое до конца. И не позволит постыдным чувствам одержать над ней вверх.

Придя на причал, Бернадетта попыталась поспрашивать у моряков о том, не знают ли они мистера Обри или того, на каком корабле он приплыл сюда. Но после того, как любезные мужчины несколько раз предложили аристократке показать места в разы интереснее корабля безызвестного мистера Обри, она была вынуждена убраться от них подальше, прогуливаясь по слабо освещенной мощеной дороге и вглядываясь в сумрак, к которому глаза быстро привыкли, надеясь увидеть знакомую фигуру. ,,

Конечно, если капитан не объявится через пару часов, то придется прибегнуть к запасному плану. Но меньше всего Бернадетте хотелось бы демонстрировать свои умения при свидетелях. Хотя, если быть откровенной, Бернадетта бы с радостью избавилась от последних. Ей порядком поднадоело слушать их ржание и деланно-ласковые обращения.

– Красавица, ну хватит мерзнуть на ветру! Мужские объятия способны подарить гораздо больше тепла, чем ты можешь себе представить! – протянул один из матросов, сидящий на сходнях5 корабля, паруса которого были убраны, а название терялось во тьме.

– И нежданного ребенка. Нет уж, благодарю, – деланно спокойно отозвалась Бернадетта, сдерживаясь из последних сил. Ну где носит этого мистера Обри? Сколько можно было искать эту дурацкую карту?

– Ну, это все будет зависеть от того, насколько быстро…

– Какие-то проблемы?

Будто из ниоткуда на дороге появилась знакомая высокая и слаженная фигура, облаченная в дешевый камзол, который был чем-то запачкан. Правда, лицо капитана было также чем-то перепачкано, а на лбу криво висела черная повязка для глаза. Теперь его уставшее лицо не было скрыто маской. Обычное юношеское смуглое лицо с глазами, кажущимися сейчас темнее ночи. Брови мистера Обри поползли вверх, когда Бернадетта обернулась к нему с таким видом, будто у них была назначена здесь встреча, на которую он ужасно сильно опоздал. Нда, судя по всему, ему изрядно пришлось повозиться, чтобы отыскать карту – выглядел капитан хуже свиньи.

– Барышня боится понести. Зато не боится прогуливаться в одиночестве в порту, дразня собой бедных моряков, – раздался все тот же голос безмозглого матроса, протирающего штаны на сходнях.

Капитан, будто и не обратив внимания на чужую фразу, сократил расстояние между ними. В какой-то миг ей подумалось, что он схватит ее за руку и потребует объяснений, но лицо юноши осталось спокойным. Даже брови вернулись на свое прежнее место. Теперь она смогла рассмотреть то, чем было запачкано его лицо – обычная грязь. А еще от него шел весьма специфический запах… будто бы он неделю не посещал купальню и жил в сарае, где умерла скотина.

«Слишком молод».

– Корабли отчаливают из порта ранним утром, мисс де Кьяри. Нет нужды дразнить мужчин своим присутствием, – проговорил мистер Обри, бросив скептический взгляд на ее сумку и потерев переносицу пальцами, еще больше размазав по коже грязь.

– Я ждала Вас, мистер Обри. Я ведь отплываю вместе с Вами, – отозвалась Бернадетта, покрепче сжав ладонями свою сумку, не подходящую ее внешнему виду.

– Прошу прощения, но, кажется, Вы забыли оповестить об этом меня, – он недовольно прищурился, с напускной вежливостью выплевывая слова, звучащие отказом. – Я не беру на борт пассажирок.

И с этими словами вор прошел мимо нее уверенной походкой под улюлюканье наблюдавших за ними моряков. Он даже не обернулся, уверенный, что это сойдет ему с рук. Это злило.

– Мистер Обри, мне нужна Ваша помощь. Мне нужно покинуть этот город, чтобы не случилось непоправимых вещей, – в свои слова де Кьяри вложила отчаяние, пока одна из ее рук шарила в сумке на случай, если капитана не пробьет на жалость от ее слов. – Я выхожу замуж против своей воли! И Вы можете помочь мне избежать этой участи. Прошу Вас, капитан!

Обри замер, а Бернадетта затаила дыхание, пытаясь понять, какая из фраз проняла его. Но радоваться было рано: вор лишь покачал головой и продолжил идти до своего корабля.

– Это не мой ром, мисс де Кьяри!

И тогда, не поняв смысла сказанной фразы, Бернадетта вытащила из дорожной сумки то, что привлекло ее внимание одним лишь блеском еще в особняке. Со стороны моряков-зевак послышались удивленные возгласы, когда она направила на капитана кремневый пистолет.

– Надейтесь, что я попаду Вам в ногу, мистер Обри.

По правде говоря, Бернадетта не умела ни целиться, ни стрелять. Но это было и не важно сейчас, когда она начала сокращать между ними расстояние, направляя дуло оружия на ногу капитана. Тот, к слову, все же удосужился обернуться к ней. Его рот растянулся в широкой и наглой улыбке, когда он заметил оружие. Де Кьяри не ожидала от него такой реакции. И здесь зеваки-моряки были с ней солидарны.

– Дерзайте, но с раненой ногой Вам не дотащить меня до судна, которое не отчалит без меня. И, кстати, судно еще надо найти.

– Хорошо, капитан, тогда как насчет руки? – сложно было не терять терпения при виде этой нахальной грязной физиономии, но Бернадетта старалась, еще больше сокращая между ними расстояние и теперь целясь в плечо мистера Обри. Между ними осталось около десяти шагов, не больше. С такого расстояния она точно сможет выстрелить…

– Валяйте, но тогда кораблем будет некому управлять, и мы все равно не отчалим, – капитан равнодушно пожал плечами, лениво взглянув на оружие, которое Бернадетта так бесстрашно направляла на него. Он так и остался стоять на месте, не прибегнув к бегству.

– Погодите, так за штурвалом стоите не Вы, а…

– Какая, в жопу, разница?

Капитан весьма беспардонно перебил Бернадетту, заставив ее от возмущения поджать губы. Тем самым для себя он выиграл пару секунд, за которые успел вооружиться пистолетом и нацелить его дуло на нее. Правда, курок он не взвел, но…

– Ну и? Так и будем держать друг друга на мушке? – мистер Обри вскинул бровь, небрежно тряхнув оружием.

– Я требую взять меня на корабль, капитан, – четко произнесла де Кьяри, с опаской покосившись на кремневый пистолет. Кто знает, вдруг он все же выстрелит в нее. Дело принимало весьма неблагоприятный оборот, даже несмотря на зевак, не без интереса наблюдающих за их странной словесной потасовкой. Им будет только в радость посмотреть на кровопролитие, в этом Бернадетта даже не сомневалась.

– Вы бесполезны, потому что Вы – женщина.

Бернадетта не без труда погасила в себе желание прямо сейчас взвести курок. Бесполезна. Пусть так. Но она определенно в разы умнее этого напыщенного юноши по ряду веских причин.