Мистер Невыносимость

Оглядев себя с ног до головы, я издала долгий печальный вздох. Ужасно, и тем не менее мой явный успех в учёбе перевешивал всё. Собственно, мне всегда было плевать на внешность, хотя мои сверстницы экстремально заботились о ней. Наверное, поэтому у всех были парни, а у меня нет. А мне они и не были нужны, у меня просто нет ни времени, ни желания на пустую романтику.

За три месяца поменялись не только мои оценки и внешний вид, но и мои отношения с господином Гроссмайером. Мы кое-как научились общаться, почти как нормальные люди. Хотя избавиться от сарказма и издёвок в мою сторону у него так и не получилось. Но я тоже была молодец и по-прежнему выводила его из себя своей, как он выражался, шумной, бездарной и ограниченной личностью. Тем не менее это не мешало ему пользоваться моей добротой без угрызений совести.

Как-то раз я прибрала его квартиру в качестве благодарности за оказываемую им помощь с уроками, и с тех пор я почему-то регулярно убираю его «аэродром», а ещё готовлю для него и стираю его вещи. Сама не знаю, почему это продолжается и дальше. Может, в глубине души я немного сочувствую ему. Отчасти я мягкосердечная дура, раз жалею дьявола во плоти. Но поделать с этим неожиданным чувством в сторону моего злейшего врага ничего не могу.

Усталый и хмурый вид господина Гроссмайера следствие не только его отвратительного характера и того, что он любит выпить, но и массы работы и ответственности, что сыплются на него, словно град с неба, как на владельца крупных фирм. Но, несмотря на всё это, он находит время давать мне уроки.

Телефон в его доме без перерыва трезвонит, так что господин Гроссмайер выдёргивает его из розетки, когда я прихожу заниматься. Сотовый он также прячет подальше, чтобы не мешал.

Господин Гроссмайер очень строгий и требовательный учитель. При всём этом он с лёгкостью выявляет пробелы в моих знаниях и восполняет их. Я стала намного терпеливее к нему относиться, потому что не хотела добавлять ему забот, когда его жизнь и без меня не сахар.

Может, это странно прозвучит, но у меня к нему выработалось некое чувство солидарности. Я тоже много работаю, чтобы добиться хороших оценок, и могу себе представить, как нужно выкладываться ему, чтобы его фирмы приносили солидные доходы. Желание досаждать ему незаметно ушло само собой и в один прекрасный момент заменилось стремлением завоевать его признание.

Я очень торопилась показать ему свои оценки за полугодие, но, когда поймала себя на этой мысли, страшно разозлилась на свою дурость. Похвалившись врагу своими успехами, которыми я, по большей части, обязана ему, я преподнесу ему свою слабость на блюдечке с серебряной каёмочкой. В итоге я специально тянула с этим, и, лишь когда он однажды зашёл к нам в гости и сам поинтересовался моими оценками, я с надменным видом помахала своим табелем у него перед носом, на что он ответил, что мне не стоит слишком задирать нос. Абитур2 я ещё не написала, поэтому впереди работы непочатый край, а я по-прежнему не перестаю быть бестолковой мелкой бездарностью, и мне, скорее всего, всю жизнь придётся из кожи вон лезть, чтобы быть успешной. И тем не менее, глядя в мой аттестат, он улыбнулся.

Впервые за всё время я увидела его чистосердечную улыбку, причиной которой была я, а моё сердце ёкнуло при его виде, и это мне не понравилось.

Так прошло Рождество. На следующий день сестра сплавила меня господину Гроссмайеру на оставшуюся неделю каникул до самого Нового года. Они с Петером спланировали романтическое путешествие. Карина не хотела оставлять меня одну дома без присмотра. Такая глупость! Я уже совершеннолетняя и прекрасно могу о себе позаботиться. Это, скорее, господин Гроссмайер тот, кому нужна нянька. Не знаю, как он до моего появления с голоду не умер или не утонул в горе мусора.

Как-то раз я у него спросила, почему он до сих пор не нанял домработницу, ведь финансы ему это явно позволяют, на что он мне ответил, что не любит, когда кто-то посторонний копается в его вещах. На меня это не распространялось. Похоже, став его ученицей, я получила ранг выше одноклеточного организма, которому дозволено убирать за ним мусор. Меня такой рост в его глазах, как можно догадаться, мало радовал.

В любом случае мне велели пожить у него, пока Карина с Петером не вернутся обратно домой. С одной стороны, это было даже неплохо. По крайней мере, мне не нужно таскаться на другой конец города, чтобы помочь ему с делами по дому, но, с другой стороны, мне хотелось выть волком. То, что господин Гроссмайер не даст мне позависать с моей лучшей подругой Аннетой и устроить пьяную вечеринку, где я буду слушать её рассказы о том, какие мужики козлы (которые я, кстати, безумно обожаю, так как это сразу отбивает у меня иногда просыпающуюся потребность в романтике), – я была уверена. Снисхождения и понимания ждать от него не приходится. Ко всему прочему, он большую часть времени пребывает в отвратительном настроении, и тогда к нему лучше не лезть с абсурдными просьбами – вроде просьбы пригласить к себе подругу или самой пойти к ней в гости.

Кстати, он выдал мне ключ от своих хором, и я могу входить в его квартиру без предупреждения. Как-то так вышло, сама не знаю как. Он просто в один прекрасный день всунул мне его в руку, когда я в очередной раз орала, что простояла под дверью полчаса, пока он наконец откроет. Но, к счастью, руки господин Гроссмайер больше не распускал, даже когда я не сдерживалась и начинала громко возмущаться. Тот эпизод нашей первой встречи у него дома я тщательно запихнула в самый отдалённый угол моей памяти, как будто этого никогда не было. А что мне оставалось?! Я не знала, как ещё справиться с унижением и при этом нормально с ним общаться, ведь он мой репетитор и мы видимся как минимум три раза в неделю.

В день моего переезда на улице повалил снег. Даже в декабре у нас в Берлине такие сильные снегопады случаются крайне редко. Я еле добралась до места с опозданием в два часа. Было дикое желание вернуться обратно домой и насладиться свободой, отмазавшись тем, что общественный транспорт в такую погоду не ходит. Правда, учитывая характер мистера Невыносимость, у меня потом могут возникнуть большие проблемы. Он терпеть не может, когда что-то выбивается из его намеченного плана. А значит, я должна в лепёшку разбиться, чтобы всё было так, как он того хочет. На работе наверняка все его считают тираном. Не думаю, что он только ко мне придирчив и требователен.

Господин Гроссмайер вёл деловую беседу по телефону, когда я, стряхивая с себя снег, зашла в квартиру. Он тут же прервал звонок.

– Тебя где носило? – пробубнил он недовольно.

– Выгляни в окно, снега намело по колено, транспорт ходит с опозданиями, везде пробки, да ещё и праздник, чего ты ожидал? – просто ответила я, кидая дорожную сумку с вещами у входа, снимая куртку и ботинки и проходя в открытую кухню, чтобы заварить чай.

– Карина с Петером добрались до места? – спросил он, нахмурившись.

– Ага, она звонила, сказала, что всё хорошо.

Я забросила конфетку в рот и, налив кипятка в заварочный чайник, рухнула в кресло напротив дивана, вытаскивая какую-то рукопись у себя из-под попы, подбирая под себя ноги и устраиваясь поудобней. Ради любопытства я пролистала несколько страниц. Это оказались наброски какой-то статейки.

– Что это за бред? – спросила я, пережёвывая ириску. Господин Гроссмайер недовольно выхватил бумаги у меня из рук.

– Не лезь в мою работу, лучше иди займись своими делами.

– Какими? У меня каникулы, ты забыл? Неплохо было бы организовать что-нибудь интересное, иначе я со скуки помру.

Ах да, совсем не упомянула о том, что через некоторое время мы перешли на «ты». То есть я его стала называть на «ты». Он-то никогда не удостаивал меня чести вежливого обращения к моей персоне.

Наверное, если бы мне раньше сказали, что я буду так запросто с ним общаться, да ещё поселюсь на неделю у него в доме, я рассмеялась бы тому человеку в лицо. А теперь это происходило, как будто так и должно быть. Наверное, я просто смирилась с существованием в этом мире мистера Невыносимость. Таким образом, господин Гроссмайер превратился в Лоурена.

– У меня нет времени развлекать тебя, – фыркнул он раздражённо.

– Да брось ты! Рождество же! Расслабься хоть на день! Я же не прошу тебя всё время проводить со мной!

Он бросил на меня какой-то странный взгляд, который я не смогла истолковать.

– И какие у тебя есть идеи, несносная девчонка?

– Мы можем, к примеру, сходить в кино. Сейчас как раз идёт куча интересных фильмов, – предложила я, игнорируя его язвительный тон.

Он многозначительно поднял бровь.

– Ты хочешь пойти со мной в кино? – уточнил он с усмешкой, подчёркивая каждое слово.

Он был прав. Я ляпнула странность. Нужно ретироваться.

– Не то чтобы я хочу, просто ты тут сгинешь, если я тебя не вытащу на воздух. Рассматривай это как одолжение.

– Вот спасибо. Обойдусь.

Он выглядел как будто разочарованным моим ответом. А может, мне просто показалось.

– Ты уже ужинал? Если нет, может, мне заказать еду из ресторана? Если я сейчас начну готовить, придётся долго ждать, – я увела тему в сторону. Мне не хотелось ему признаваться, что я на самом деле не прочь выйти с ним куда-нибудь, даже если мы друг друга терпеть не можем. Но выслушивать его ехидства по этому поводу мне больше не хотелось.

– Позже, сейчас нет времени, – ответил он коротко, снова схватив трубку звонящего телефона и удаляясь для работы в свой кабинет.

Конец счастливым рождественским каникулам. «Да здравствует скука!» – заключила я со вздохом.

Поднявшись с кресла, я понуро побрела на кухню готовить ужин и, пока готовила, болтала с Аннетой по телефону. С трудом верилось, что Лоурен выползет в ближайшие часы из своего кабинета, а значит, тратить деньги на заказную еду не имеет смысла. Его кабинет как бермудский треугольник. Если он туда попадает, то может торчать там несколько дней подряд безвылазно. Бывает, он даже не разрешает туда заходить, и мне приходится оставлять еду под дверью.

И в этот раз я не ошиблась в своих предположениях. Пробило девять вечера, еда была готова, ей пропахла вся квартира, но он так и не вышел.

Постучав в дверь кабинета, я напомнила, что ужин готов, но он никак не отреагировал, и я поела одна. Странное это чувство – есть в одиночестве. Я к этому не привыкла. Мы с сестрой дома всегда кушаем вместе – завтракаем и ужинаем. Даже в школе я ем не одна, а в столовой с Аннетой.

За окном стемнело, и снег повалил ещё сильнее. Было жутко тихо. Этот элитный дом напоминал гробницу. Никаких звуков даже с улицы. Окна были герметичные, и открывать их не было надобности, так как помещение было климатизировано. Меня обуяло страшное желание слинять отсюда. Эти стены на меня давили.

Я схватила куртку, наскоро нацепила её на себя, не застёгивая, и помчалась на улицу. Надо глотнуть свежего воздуха. А ведь я ещё свою комнату не обжила, но мне пока не хотелось туда заходить. Всё в этом доме одинаково холодное. В этой баснословно дорогущей квартире отсутствует жизнь. Зачем Лоурену нужно так много места одному и как он может выносить столько свободного пространства?! Раньше я никогда не задумывалась об этом. Мне было всё равно. Дома меня ждал уютный, тёплый очаг и любимая сестра. А вот теперь, далеко от родного гнёздышка, всё обстоит иначе, и я тоскую по привычным вещам, хотя и дня ещё не прошло.

Я вышла в огромный двор, засыпанный снегом. Он падал крупными хлопьями на землю, и голые ветки деревьев покорно прогибались под его весом. Нетронутый снег скрипел под ногами и блестел в бледно-жёлтом свете фонарей. Небо было тёмным и тяжёлым, словно налитое свинцом.

Я обернулась вокруг себя. И тут жуткая тишина. В нашем дворе детишки уже наверняка налепили снеговиков и искатали весь снег на санках. Но тут сто процентов нет детей. Это была бы катастрофа для такого места. Богатеи ценят своё личное пространство и покой. Уже при взгляде на Лоурена очевидность этого факта налицо. Он терпеть не может шум и суматоху вокруг, именно поэтому он не может терпеть меня.

Я тяжело вздохнула. В этот мир я никак не вписываюсь. За много лет ничего не изменилось.

Когда мама с папой были живы, мы тоже жили в большом достатке. Конечно, мы не были так богаты, как Лоурен, но я всё равно не любила даже тот узкий мирок, что отделял нас от остальных людей просто потому, что у нас было много денег. И, как назло, я оказалась в месте, роскошь которого я презираю, пусть всего на одну неделю.

– Что ты тут делаешь? – послышался строгий голос за моей спиной. – Марш домой, ты заболеешь!

Я обернулась. В нескольких шагах от меня стоял Лоурен с кирпичной миной, дорогое пальто нараспашку. Снежинки таяли на его идеально гладких блестящих волосах и на смуглой коже.

Почему-то меня взбесил его безупречный, изысканный вид гордого, неприступного джентльмена в этой простой зимней идиллии. Его облик резал глаза. Нужно выпустить пар!

Я слепила из снега комок и швырнула в него, не задумываясь. Снежок попал ему прямо в грудь, а он и бровью не повёл, но я могла видеть, как из-за его гранитного фасада начинает выглядывать дьявол. Он не на шутку разозлился из-за моей выходки. Другой бы и не догадался, но я это с точностью могу сказать. Я знаю все нюансы его гнева.

Это меня ещё больше подогрело. Я точно сумасшедшая, хотя жить мне ещё не надоело!

Я слепила ещё один снежок и снова запустила в него. На этот раз попала в плечо. Мускул в углу его правого глаза нервно задёргался. И тут я не сдержалась, заливаясь громким смехом, и больше не могла остановиться. Ну почему он такой смешной с этим неподвижным лицом, на котором сейчас написано, что он готов убить меня?

Войдя в раж, я слепила ещё один комок и запустила в него, продолжая дико хохотать. На этот раз он увернулся, и как только я уловила, что он сорвался с места, дала от него дёру. Тут я почувствовала удар и холод на спине. Неужели?! Это невозможно! Лоурен запустил в меня снежком! Когда я обернулась в его сторону, он уже лепил другой. Что за чёрт?! Мистер Невыносимость может дурачиться?! Лишь на секунду я позволила себе удивиться.

Поскольку намечалась битва, я начала быстро сгребать снег вокруг себя, чтобы не проиграть. Целая батарея снежков полетела в меня без перерыва. Избежать попадания было невозможно. Я превратилась в снеговика меньше чем за полминуты.

Нельзя было не отметить, что Лоурен оказался метким стрелком. Я швыряла свои снежки почти вслепую, не различая, попадают они в цель или нет, визжа от восторга. Мне правда в тот момент было дико весело, как когда-то в детстве с сестрой. Она всегда играла со мной в снежки, когда выпадало много снега.

Мне было жарко. Я вся вспотела. Намокшие распущенные пряди прилипали к лицу. Захлёбываясь от смеха, уже почти без сил, я запустила последний снежок, и в этот момент крепкие мужские руки перехватили меня и прижали к себе.

– Хватит! Тихо уже, все соседи сбегутся! Какая же ты шумная, ужас просто!

Лоурен тоже быстро дышал. Его грудь под одеждой казалась такой горячей, пусть даже его рука, что покоилась у меня на голове, по-прежнему оставалась ледяной.

Я никак не могла усмирить своё возбуждённое игрой скачущее сердце. Нужно было высвободиться из его объятий, но не было сил.

В полумраке я не видела его лица, но почему-то мне казалось, что он улыбается, хотя настоящая, открытая улыбка была редкой гостьей у него на лице.

– Я устала, – выдохнула я.

– Хоть бы куртку застегнула, несносная девица! Сколько же проблем с тобой!

Тут он подхватил меня под мышку, словно нашкодившего ребёнка, и потащил к входной двери. Я завизжала, чтобы он меня отпустил, но он даже не подумал.

– Угомонись! – рявкнул он и, лишь когда мы зашли в лифт, поставил меня на ноги.

– Весело же было, – буркнула я себе под нос, косясь на него исподлобья, пытаясь оценить, как сильно он зол по шкале от одного до десяти, чтобы прикинуть, насколько жестокая меня ждёт кара за такую выходку. Но как я ни старалась, не уловила в нём враждебности.

Когда двери лифта открылись и мы вышли в коридор, он вдруг сказал:

– Если хочешь, сходим завтра в кино. Там фильм идёт, который должен тебе понравиться. Какая-то фантастика. В самый раз для твоего недалёкого ума.

Это было более чем ошеломляющее заявление. Только без последней фразы можно было бы и обойтись, но без этого Лоурен Гроссмайер был бы уже не Лоурен Гроссмайер – мистер Невыносимость. Я подняла на него изумлённый взгляд:

– Ты серьёзно?

– Ещё раз спросишь, я передумаю.

Так вот следующим вечером мы и пошли в кино.

4

Хотела бы я сказать, что не испытывала неловкости. Сама же вроде сначала напросилась. Дома сидеть было скучно, но теперь, плетясь рядом с ним, я уже пожалела, что предложила эту нелепую затею.

Мы шли молча. Я не знала, с чего начать беседу. Да и о чём вообще может поговорить восемнадцатилетняя девушка со своим репетитором и злейшим врагом, который на пятнадцать лет её старше? Может, стоило использовать возможность и узнать о нём побольше, но это же не свидание, в конце концов, чтобы разговаривать о личных вещах… ведь не свидание… не свидание…

От этих мыслей я пришла в смятение. Если отмести все условности в сторону, то, пожалуй, эта вылазка очень даже смахивает на свиданку.

– Пойдём, – неожиданно Лоурен схватил меня за локоть и затащил в какой-то дико дорогущий магазин.

– Чего? – удивилась я.

– Тебя нужно нормально одеть и обуть. Не могу смотреть на это!.. – он брезгливо окинул меня взглядом с ног до головы.

– Но я не хочу! – возмутилась я.

Мне на фиг не сдались новые вещи! Я обожаю свои джинсы, майки и просторные свитера, а особенно свою коротенькую курточку, которая мне уже четыре года подряд служит верой и правдой в любую погоду, и другая мне не нужна. Ну, может, она, конечно, не особо модная, поношенная и застиранная, зато удобная.

– Не интересует, – отрезал он и мотнул меня в сторону продавщицы так, что я чуть на неё не упала.

– Пожалуйста, оденьте её по-человечески. Я всё оплачу.

Открыв рот, я попыталась было дальше протестовать – но, когда он кинул на меня ещё один из своих фирменных испепеляющих взглядов, я чётко поняла, что если не сдамся, то со мной случится что-то ужасное, и замолчала. Пережить снова повторение того позора, что он нанёс мне в первый день появления у него дома, мне, мягко говоря, не хотелось. Я боялась его в гневе. Возможно, он больше не стал бы надо мной издеваться таким мерзким способом, но пока существовала даже маленькая вероятность этого, я была готова избегать её любой ценой.

Пришлось признать, что этот человек сумел прогнуть меня под себя. Какая же я жалкая! Мои плечи опустились.

Продавщица тут же засуетилась вокруг меня, прикладывая ко мне и то и это. Мне было наплевать, что на меня нацепят, впрочем, как и Лоурену – главное, чтобы я не выглядела рядом с ним как бомж и не посрамила его хвалёный имидж показушника.

Конечно, он в своём супермегадорогом фирменном пальто, брендовых джинсах и обтягивающей чёрной водолазке выглядел просто улётно. Неформальный вид ему шёл ещё больше, чем деловой. Не то чтобы я считала его привлекательным, просто сделала такое умозаключение по реакции посторонних людей. На него постоянно оглядывались, где бы мы ни находились. Но я же не лезу со своим уставом к нему в монастырь и молчу про то, что меня бесит его роскошный вид, в то время как он навязывает мне свои взгляды и вкусы.

В итоге я вышла из магазина с ног до головы в фирменных шмотках. И этот безжалостный подлюга даже не позволил мне забрать мою старую курточку с собой. Моё настроение упало ниже фарватера. Хотелось плакать, так я любила свои привычные вещи.

«Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним», – подумала я, косясь на его довольную мину.

В новой одежде я стала походить на самодельную фарфоровую куклу из антикварного магазина. И всё благодаря моему сногсшибательному росту в метр шестьдесят. На мне было белое тёплое кашемировое пальто с воротником из натурального меха, чёрные полуботиночки, тёплые белые рукавицы, а ещё шапка, потому что мистер Невыносимость настоял и на этом. Я никогда не носила шапок до этого момента. А всё это приключилось потому, что моя сестра проболталась ему, что у меня слабое здоровье. Да чёрта с два! Ну и, конечно, под верхней одеждой скрывались миленькая голубая шёлковая кофточка и чёрные брючки. Чудом я отвертелась от того, чтобы на меня напялили платье или юбку.

Теперь я смотрелась рядом с Лоуреном не так дико. Тем не менее, когда мы пришли в кинотеатр, на нас все пялились. Почему мне раньше в голову не пришла мысль, насколько странно мы смотримся вместе? Что про нас вообще думают? Вряд ли кто-то мог предположить, что мы парочка, и не только из-за разницы в возрасте. Я невзрачная замухрышка, а он высокий, атлетично сложенный мужчина, и видно, что при деньгах. Все девицы окидывали его вожделеющим взглядом, чуть ли не пуская при этом слюни, таинственно перешёптываясь, пока мы покупали билеты и попкорн на кассе.

Ну в самом деле, может, он и хорош, но не настолько же! Чего я не замечаю, что видят другие девушки? Но узнать об этом было не у кого.

– Что не так? – спросил Лоурен, заметив мой хмурый вид.

– На нас все таращатся!

– Игнорируй, – просто сказал он и потащил меня не слишком нежно в кинозал.

К счастью, фильм был настолько увлекательным, что я позабыла обо всех неприятностях, полностью погрузившись в сюжет. В конце, когда мы вышли, мне уже было плевать на всех. Я тараторила без умолку, комментируя самые впечатляющие отрывки из фильма, даже не замечая, что Лоурен всё это время просто молча шёл рядом со мной.

Когда мы проходили мимо церкви, то услышали хор и звуки органа, которые заманили нас внутрь. Я впитывала в себя предновогоднюю атмосферу полной грудью, улыбаясь, как дурочка. С чего-то у меня вдруг стало так хорошо на душе, и присутствие Лоурена перестало тяготить. А потом мы поели в ресторане, и вредный Лоурен пытался отнять у меня моё мороженое, потому что якобы зимой мороженое никто не ест. Так сказал он. Но тут я смогла постоять за себя и специально умяла не одну порцию, а целых две как доказательство абсурдности его убеждений.

Домой мы пришли, когда уже было далеко за полночь. Я чувствовала слабость, но и моральное удовлетворение от проведённого дня.

В прихожей, снимая верхние вещи, я сказала ему «спасибо» и что было очень весело. Не удержавшись, я добавила, что ещё припомню ему то, что он избавился от моей любимой куртки. Подняв указательный палец вверх, я развернулась и хотела уже идти к себе в комнату, но тут Лоурен вдруг схватил мою руку и развернул к себе. Моё сердце подпрыгнуло в груди, как кенгуру, когда я встретилась с его непроницаемым зелёным взглядом. Я никогда не могла в нём ничего прочесть. Он выражал ноль эмоций. Холодок пробежал у меня по спине от того, как пристально Лоурен на меня смотрел.

– Что-то не так? – робко спросила я, на самом деле боясь его ответа. Он заставлял меня нервничать, когда был такой.

Чем дольше я смотрела ему в глаза, тем больше мне становилось не по себе. Я растерялась. Но он, заметив моё смятение, тут же отпустил мою руку.

– Ничего. Иди спать.

Вот и всё. Лоурен поднялся по лестнице и исчез за дверью своей комнаты. А я почему-то вздохнула с облегчением.

5

Из тяжёлого, беспокойного сна меня вырвала чья-то рука, которая трясла меня за плечо. Я с трудом продрала глаза. Голова была чугунная, а тело как вата. Холодные зелёные глаза смотрели на меня серьёзно.

– Какого?!… – я еле сдержалась, чтобы не чертыхнуться. – Что ты делаешь в моей комнате? – поправилась я и попыталась подняться, но мои виски тут же пронзила жуткая боль, и я со стоном рухнула назад в кровать.

– Уже полдень, а ты всё в постели.

– Я сейчас встану, – новая попытка подняться провалилась. Да что такое со мной происходит?!

Обеспокоенное лицо Лоурена привело меня в ещё большее замешательство. Его холодная рука легла на мой лоб – в этот раз она показалась обжигающе ледяной.

– Да ты горячая, как утюг! У тебя жар! – установил он с неподдельным ужасом в голосе. Я впервые видела растерянность в его лице. Он не знал, что делать. Не думала, что такая банальность, как моя болезнь, может застать столь непоколебимую личность врасплох.

– Ничего страшного, – пробубнила я, отодвигая его тяжёлую руку, хотя её прохлада сейчас была очень приятной, – я ещё чуть-чуть полежу, и всё пройдёт.

– Я позвоню Карине, – он соскочил с края моей кровати и рванул к двери.

– Не смей! – заявила я угрожающе. – Я не позволю тебе из-за такой мелочи испортить ей романтическое путешествие!

– Вздумала приказы отдавать?! – он грозно сдвинул брови, но я не поддалась на его запугивания.

– Именно. Если ты ей позвонишь, я скажу, что это ты виноват, что я заболела!

Он стиснул зубы, и его лицо побагровело. Это было жестоко, но только так я могла его остановить.