Мистер Невыносимость

К. Граф

Мистер Невыносимость

Я посвящаю эту книгу человеку, которого уже нет с нами.

Володя, я надеюсь, ты видишь меня с небес и гордишься тем, что я не сдалась и смогла осуществить свою мечту. Я всегда буду помнить тебя, и, несмотря ни на что, ты останешься в моём сердце как самый лучший старший брат.

ВНИМАНИЕ!

Книга содержит сцены жестокости и сексуального принуждения. Не рекомендуется к прочтению особо чувствительным лицам, а также тем, кого отвращает подобная тематика. В книге также встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

ПРИМЕЧАНИЕ

Все герои романа являются вымышленными, и любое сходство с реальными людьми – случайность. Действие романа разворачивается в Германии, поэтому я использовала свойственные этой стране обращения на «вы», употребляющиеся перед фамилией, – господин и госпожа. Фамилии героев немецкие, поэтому могут звучать немного непривычно.

ПРОЛОГ

Я так люблю тебя, что ненавижу…

Как же жизнь несправедлива и жестока! Мой мир сошёлся клином на ужасном человеке, и самое смешное, что без него всё вокруг потеряло смысл… Каждый новый день сер и мрачен, каждый вздох приносит боль, и в этом круговороте я забываю, кто я есть на самом деле. Ведь лишь рядом с ним я могла быть самой собой… Как меня угораздило влюбиться в самого что ни на есть неподходящего человека в мире, я до сих пор не понимаю. Ведь всё было обречено на провал с самого начала. И вот я бегу: бегу от него, от прошлого, от чувств и самой себя.

Но два года назад всё было иначе…

1

Я не отличаюсь оригинальностью, поэтому начну с банального короткого рассказа о моей скромной персоне.

Меня зовут Лина Краус. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было десять. Обо мне заботилась старшая сестра Карина, которой на тот момент был двадцать один год. Ей пришлось несладко. Она бросила учёбу, чтобы заботиться обо мне. Карина работала на двух работах и содержала нас полностью.

Сестра всегда была для меня воплощением совершенства, а когда наших родителей не стало, она вознеслась для меня на уровень божества. Мы жили друг для друга, ведь у нас больше не осталось родных. Я старалась никогда ей не перечить, во всём слушаться и не разочаровывать. Я была обязана ей всем, что у меня есть, и чётко это осознавала, хотя порой жить с этим пониманием непросто. Меня постоянно преследует мысль, что я разрушительный фактор в её судьбе, потому что я сижу на её шее. Хоть она не упрекала меня ни в чём подобном и никогда не жаловалась на свою участь, но отделаться от чувства вины у меня не всегда получается. Даже когда я подросла и стала способна помогать ей финансово, Карина запрещала мне искать подработку и настаивала на том, чтобы я полностью концентрировалась на учёбе. Её мечта, чтобы я успешно окончила гимназию, поступила в хороший институт и построила блестящее будущее.

Я правда старалась оправдать её ожидания, но учёба мне всегда давалась с трудом, в отличие от неё. Карина должна была стать той, кто сделает большую карьеру. Ведь я всегда была посредственностью во всех отношениях – не отличалась ни талантами, ни внешностью. Одним словом, бездарная замухрышка. Но разочаровывать сестру я просто не имею права. И чтобы хорошо сдать выпускные экзамены, мне пришлось пойти на страшную жертву.

Даже сделка с самим сатаной казалась мне мелочью по сравнению с тем, на что уговорила пойти меня Карина. Мне предстоит посещать дополнительные занятия у репетитора, и не просто репетитора. Им станет человек, которого я много лет подряд ненавижу хуже чумы, – Лоурен Гроссмайер!

От одного его имени меня передёргивает от отвращения, а уж когда я представляю себя с ним в одном помещении несколько часов подряд и что мне придётся дышать с ним одним воздухом, мне делается совсем дурно.

Он был другом моего отца и владеет самым известным продюсерским и рекламным агентством в Германии. Мой папа работал его помощником. Хоть отец и был прилично старше его, но это не мешало им находить общий язык.

Господин Гроссмайер очень быстро влился в нашу семью, часто приходил в гости, и они с отцом решали дела, засиживаясь иногда до утра. Папин начальник хмурый и неприветливый человек с ужасным характером. Он часто раздражается и говорит всё, что ему в голову взбредёт. Мама каким-то образом умудрялась закрывать на это глаза, даже когда он открыто позволял себе критиковать её саму и всё, что ему не нравилось в нашем доме, как будто он свой. Он вечно недоволен всем и всеми вокруг. Недоделанный перфекционист!

Однажды в первом классе я подарила господину Гроссмайеру открытку на день рождения, которую сделала сама. Не то чтобы мне хотелось, но пришлось, потому что в нашей семье была традиция на важные праздники дарить подарки, сделанные собственными руками. Мама говорила, что это очень важно, ведь мы вкладываем в такие вещи душу, проявляя настоящую заботу и внимание о человеке.

Поскольку день рождения господина Гроссмайера почему-то было решено отмечать у нас дома, нужно было что-то подарить. Краснея от неловкости, так как я всегда боялась его устрашающе грозного вида, я вручила ему открытку с маленькими вырезанными из цветной бумаги цветочками, наклеенными на оборот. Он лишь небрежно оглядел моё творение и, прочитав мои поздравления, нацарапанные с ошибками кривым детским почерком, заявил, что со мной срочно нужно больше заниматься, иначе я выросту неграмотной дурой. Сказав это, он вернул мне открытку назад. Мне тогда было всего шесть лет! В тот момент я не смогла подавить свой детский гнев. Стоя прямо перед ним, я разорвала открытку на мелкие кусочки и швырнула ему в лицо на глазах у моих шокированных родителей и сестры.

Но ненавидела я его не только из-за этого происшествия. Моя неприязнь имеет куда более глубокие корни, хоть тогда, будучи ребёнком, я не осознавала до конца, почему испытывала столь сильное отвращение к этому человеку.

Господин Гроссмайер был воплощением зла для меня. Мне казалось, он разрушает нашу семью, поэтому я бунтовала как могла, прикладывая максимум усилий для того, чтобы извести его. Но это было не так-то просто. Чаще всего мои труды не приносили положительного результата. Ребёнку выстоять против такого монстра было просто невозможно. При любом удобном случае он унижал меня. Когда я находилась в комнате, он всегда говорил обо мне в третьем лице, как будто меня нет, вечно критикуя мой неопрятный вид и спущенные колготки. Страшно сердясь, я надувала губы и убегала к себе в комнату, прежде чем предательские слёзы от нанесённой обиды начинали катиться по моим щекам. Я была слишком гордой, чтобы позволить врагу заметить, что он одержал надо мной верх. Но, хотя господин Гроссмайер и страшный брюзга, для него всё же существует человек, рядом с которым он преображается, – это Карина. Стоит ей оказаться поблизости, он делается улыбчивым и приветливым, вежливым и обходительным. Его заносчивость и надменность испаряются, и он превращается в прекрасного принца. Эта его способность менять лица всегда бесила меня в нём больше всего. За маской лицемерия Карина никогда не замечала, насколько этот человек испорчен. В итоге я раз за разом остаюсь со своим негодованием и возмущением в одиночестве.

Когда умерли наши родители, господин Гроссмайер, несомненно, очень помог нам, но я так и не смогла смириться с тем, что он активно принимает участие в нашей с сестрой судьбе. Он часто навещает Карину и помогает нам деньгами. Подробностей я не знаю и знать не хочу. Мне невыносима мысль, что мы зависим от него, поэтому я избегаю разговоров о нём и его самого тоже.

Всякий раз, как он наведывается к нам домой, я сбегаю, и моя неумолимость с годами не уменьшилась. Робкие попытки Карины заступаться за господина Гроссмайера никогда не срабатывали, хоть ситуация явно не на моей стороне.

К счастью, когда Карине исполнилось двадцать восемь лет, у нее наконец-то появился мужчина. Я вздохнула с облегчением, предположив, что их общение с господином Гроссмайером сойдёт на нет.

Петер, парень Карины, мне с первых минут пришёлся по душе, и я думала, что вот пришло оно, долгожданное счастье, когда все будут довольны. Но как-то раз, возвращаясь из гимназии и открыв дверь в квартиру, я увидела господина Гроссмайера, прижимающего Карину к стене. Моя сестра сконфузилась от неловкости, начала что-то лепетать и оправдываться, а он даже и не подумал отстраниться ради приличия. Он смерил меня презрительным ледяным взглядом, словно насекомое, и процедил раздражённо:

– Выметайся, ты некстати!

Не описать словами, как я тогда вскипела. Не знаю, как сдержалась, чтобы не наорать на этого мерзавца.

Снова я стала беспомощным наблюдателем того, как он разрушает нашу семейную идиллию. Если бы это увидел Петер, то между ним и сестрой всё было бы кончено. Но в тот момент я решила, что не допущу этого. Я уже не ребёнок и могу постоять за себя, за сестру и помешать его коварным планам.

Спустя пару недель после этого случая Карина заявила мне, что господин Гроссмайер станет моим репетитором. Это решение не подлежало обсуждению. Мне хотелось провалиться под землю. Но как я могу перечить моей любимой сестре, которая заботилась обо мне все эти годы после смерти родителей и стольким пожертвовала ради меня?! Настала и моя очередь идти на жертвы. Единственным утешением в этой ситуации служило то, что у меня появилась возможность изучить врага лучше и узнать его слабые места на случай, если между нами разразится война.

Плату за моё обучение господин Гроссмайер, конечно же, не попросил. Наверное, это и послужило основным фактором в пользу того, чтобы приставить его ко мне как учителя, а у Карины не было возможности заниматься со мной. Она и так разрывалась между работой, мной и отношениями с Петером.

Так вот и пришёл мой первый день в аду дополнительных занятий у мистера Невыносимость. Этот день перевернул всю мою жизнь.

2

Стоя у входа в элитный дом в самом центре Берлина, я уже чуяла неприятности. Хотя куда там! Я десять раз позвонила в дверь, и мне просто не открыли. В подъезд меня в итоге впустил один из соседей господина Гроссмайера, смерив подозрительным взглядом. Надо думать! В эту шикарную атмосферу никак не вписывалась простая абитуриентка в потёртых кроссовках, тоненькой чёрной поношенной курточке, с волосами, небрежно собранными карандашом на затылке. С каким выражением лица я стояла у подъезда на холоде минут двадцать, дожидаясь, пока «его величество» соизволит впустить меня в свои хоромы, нетрудно догадаться. В том, что он дома, я была уверена. Я знаю его как облупленного. Работает господин Гроссмайер часто на дому и не выходит оттуда по целым дням, разве только ради того, чтобы наведаться в офис, к нам ну или на другую важную встречу. В тот день он знал, что я приду. Карина пять раз накануне напомнила ему об этом. Он просто не хотел открывать, или ему было лень.

Наконец, попав в подъезд и на нужный этаж, я возликовала! Дверь в его квартиру оказалась не заперта. Одной проблемой меньше.

Я не колеблясь зашла, вернее, залетела, как фурия, во весь голос заявляя о своём явлении Христа народу. Пожалуй, на несколько секунд меня сразили размеры его двухэтажного лофта1, обставленного в минималистском стиле. Но Матерь Божья! Какой там был бардак! Повсюду валялись книги, куча бумаг и газеты. На журнальном столике были раскиданы пустые упаковки от сладостей, а на полу гора приконченных бутылок виски.

«Вот алкаш!» – подумала я, глядя, как он валяется на диване без движения, зарывшись лицом в какие-то документы. Он даже не поднялся, когда я влетела в квартиру.

С грохотом я бросила сумку в угол. Меня всю затрясло от возмущения. И этот человек должен стать моим учителем и готовить меня к экзаменам! Эта затея была обречена на провал с самого начала!

Я, недолго раздумывая, подскочила к нему, пытаясь растрясти.

– Что за дела, мистер?! Вставайте уже, ваша ученица пришла, а вы пьяны в хлам! – зашипела я гневно.

– Какая же ты шумная и невоспитанная девчонка! – послышался измученный хриплый голос из-под бумаг. – Сгинь! Сделай милость!

– Ещё чего! И не подумаю!

– Тогда пеняй на себя, сама напросилась!

Бумаги соскользнули с его лица, обнажая злобную, устрашающую гримасу. В его ярко-зелёных глазах блеснули уничтожающие искры, превращая мою самоуверенность в прах. Синяки под глазами, очевидно от бессонных ночей и выпивки, и серый цвет кожи делали его ещё более ужасным.

От неожиданности я взвизгнула и в следующий момент уже лежала под ним. Я попыталась высвободиться, но он мёртвой хваткой вцепился в мои запястья и прижал к дивану.

– Что за нахальство врываться так бесцеремонно в чужую квартиру и так дико орать, да ещё клеветать на меня, что я пьян?! – тон его голоса был холодным и угрожающим. Он был так близко, что волоски у меня на шее невольно встали дыбом. Я испугалась и начала вырываться изо всех сил, возмущаясь и требуя, чтобы он меня отпустил, но не тут-то было. – Твоя сестра совсем не научила тебя манерам! Запомни, когда я устал и сплю, то это очень плохая идея – будить меня вот так!

Струхнув, я невольно уступила его напору.

– Простите, я так больше не буду! Но вы сами виноваты, не открывали дверь! Я почти полчаса простояла на холоде! – взвыла я, зажмуривая глаза, когда он рухнул на меня всем весом и уткнулся носом в мою шею.

Что-то тут происходило не то. Моё сердце колотилось как бешеное. У меня никогда не было парня. Я вообще не знала, что такое близость мужчины, всё равно какая.

Лёгкий запах дорогого парфюма и хорошего виски, что от него исходил, перепутал все мысли у меня в голове. Мне просто хотелось, чтобы он меня отпустил.

– Но вот незадача, – буркнул он мне в шею, и его дыхание обожгло мою кожу, – ты уже совершила ошибку, за которую придётся платить. Говоришь, ты замёрзла, крошка? Это не проблема, я тебя согрею.

– Хватит! – закричала я в отчаянии. – Вы просто мерзкий тип! Ухлёстываете вечно за моей сестрой, когда у неё есть парень, и надо мной теперь измываетесь! Как вам не стыдно! Я ведь школьница, а вы взрослый человек! Только знайте, я этого не позволю и сестру в обиду не дам! Вы отвратительный развратник и пристаёте ко всем подряд, пользуясь своим богатством и положением, думая, что это вам с рук сойдёт! – Ух, какой смелой я могу быть, оказывается! Выдала ему всё, что накопилось в моей душе. И мой голос даже ни разу не надломился.

После этой пламенной речи он на секунду замер и приподнялся, чтобы посмотреть мне в лицо, но рук моих так и не отпустил. Внимательно изучив мою физиономию, которая сейчас полыхала от бушующих во мне чувств, господин Гроссмайер ехидно ухмыльнулся и прорычал сквозь зубы:

– Ты раздражаешь! – Неожиданно его рука скользнула вниз, расстёгивая мою куртку и ныряя под тонкую майку. Я вскрикнула от неожиданности. – Не имею права разрушать твою теорию, бестолковая девчонка.

От прикосновения его холодных как лёд пальцев к моему голому животу я вздрогнула, после чего рванулась сильнее. Мои запястья больно заломило под усилившимся давлением его руки.

– Вы что творите?! – завизжала я, как поросёнок, которого собираются резать. – Совсем спятили?! Это сексуальное домогательство, чтоб вы знали, и уголовно наказуемо!

– А мне плевать, – ответил он мрачно, но не без наслаждения наблюдая за моим растущим отчаянием, – сейчас мне приспичило поразвлечься. Ты ведь сама сказала, что мне всё можно при моём-то положении и влиянии! И, кстати, я вполне уверен, что мне ничего не будет. Да ты и сама это знаешь. Ну, давай же, не ломайся! Я помогу тебе раскрепоститься!

Его пальцы добрались до пояса на моих джинсах и ловко его расстегнули, а рука скользнула прямиком в мои трусики. Такого я не ожидала. Это ощущение совсем сбило меня с толку.

Нет! Мне нельзя поддаваться на эту провокацию! С большим трудом я подавила стон, что норовил вырваться у меня из груди. Как же стыдно и ужасно то, что он со мной делает!

Его пальцы начали гладить меня «там» ритмично и нежно. Это было невыносимо терпеть. Меня бросило в жар, а кожа покрылась тонкой плёнкой пота. Мой мозг отказывался это принимать, но тело, похоже, решило иначе!

– Какие нежные лепесточки, – прошептал он похотливым тоном возле моего уха, – и уже такие мокренькие! Так быстро возбудилась, негодница!

– Я вас ненавижу! – это было всё, что я могла отчётливо произнести, утопая в море незнакомых мне ощущений и в полном отчаянии. Противостоять натиску его искусных ласк было невозможно.

– Я знаю, крошка! Не поверишь, но это заводит!

Его обжигающие губы обхватили мой сосок прямо через тонкую ткань моей майки. Раздразнив его языком и лёгким покусыванием, он плавно переместился к другому. У меня перехватило дыхание. Неукротимое желание, чтобы он не прекращал эти ласки, обуяло меня всю, и это понимание настолько сразило меня, что из уголков глаз невольно покатились слёзы.

Я почти никогда не носила лифчик, так как грудь у меня небольшая и так удобней. Но теперь я поняла, какая это роковая ошибка! Больше никогда я не буду такой беспечной!

Жар внутри меня становился беспощадным и всепоглощающим. Давление пальцев господина Гроссмайера на моём интимном местечке усилилось, и они стали двигаться быстрее, а потом мир словно раскололся на мелкие яркие кусочки. Моё тело содрогнулось, а нутро завибрировало от сладкого чувства, что начало разливаться по моим жилам.

Я вскрикнула и закрыла глаза, тяжело и часто набирая воздух в лёгкие. И вот пытка наконец-то прекратилась. Он отпустил меня, поднимаясь на ноги и оставляя беспомощно лежать на диване, пристыженную и униженную. Это было ужасно! Он заставил меня испытать такое! Он заставил меня подчиниться ему! Навязал своё превосходство самым что ни на есть жестоким способом! Так он поступает со всеми, кого презирает.

– Ты ничего не знаешь обо мне, глупая девчонка! Ты слишком мала, чтобы понять меня, поэтому не смей больше говорить обо мне в неуважительном тоне! Знай своё место! Как придёшь в себя, поднимайся в библиотеку. Второй этаж, первая дверь справа. Начнём уроки. Если ты не сдашь экзамены, Карина мне не простит, – с этими словами он оставил меня одну, а я, больше не сдерживаясь, заплакала навзрыд.

Как можно быть таким бесчувственным чурбаном и почему он меня так невзлюбил, что должен был обязательно поступать со мной так низко?! Расчётливый говнюк! Он знал, что у меня не останется другого выбора, кроме как смириться, забыть и жить дальше. О таком позоре я бы не решилась сказать никому, тем более Карине. Она никогда бы не поверила, что господин Гроссмайер способен на подобные вещи. Но я, Лина, всегда видела его чёрную душу, и он знает это, поэтому не стесняясь демонстрирует мне свой характер во всей красе.

3

Мне понадобился почти час, чтобы хоть как-то взять себя в руки и предстать перед господином Гроссмайером. Конечно, было бы проще сбежать, но это означало бы сдаться и признать поражение, такому не бывать! Я себе этого не прощу!

Когда я зашла в его библиотеку, он выглядел совсем по-другому. Судя по всему, он успел принять душ. На нём была чистая глаженая рубашка, и влажные волосы блестели от света дневной лампы под потолком. Господин Гроссмайер расхаживал по комнате большими шагами с книгой в одной руке и чашкой кофе в другой.

Я прокралась в библиотеку настолько тихо, что он не сразу заметил моё появление. Робко покосившись на него, я нервно соображала, как мне теперь себя вести. Смотреть ему в глаза у меня точно не получится.

«Значит, остаётся таращиться в пол», – подумала я, злясь на саму себя за трусость. Но иных вариантов в голову мне не пришло.

Господин Гроссмайер на пятнадцать лет меня старше. Зрелый мужчина, в то время как я ещё молоденькая девушка. Мне едва исполнилось восемнадцать. Можно было понять, почему он смотрит на меня свысока. А вот я частенько перегибала палку, разговаривая с ним заносчивым тоном. Но от этой привычки невозможно избавиться. Он меня бесит, и я не могу с этим ничего поделать.

Наверное, для других женщин он кажется привлекательным. Помимо того, что он богат, он ещё обладает достаточно броской внешностью. Он очень высокий, по крайней мере, мне, метр с кепкой в прыжке, так всегда казалось. У него смуглая кожа, прямые чёрные как смоль волосы, слегка прикрывающие затылок, и тёмно-зелёные глаза хищного зверя, которые на всех смотрят холодно и со снисхождением. Кроме Карины. Она для него особенная, но чем – за все эти годы я так и не узнала. С сестрой мы об этом разговор никогда не заводили. В этот момент мне вдруг подумалось, что она вполне может испытывать к нему что-то романтичное. Меня аж передёрнуло на секунду от отвращения.

Какая ирония судьбы! Я всю жизнь ненавидела и избегала его, и вот теперь вынуждена подавлять свою неприязнь, общаясь с ним с глазу на глаз, и выносить его гадкий характер.

Наконец, заметив моё появление, он бросил в мою сторону короткий презрительный взгляд и приказал сесть за письменный стол. Сам встал позади, чем освободил от необходимости глядеть ему в лицо. И всё равно ощущение, что он дышит мне в затылок, напрягало. Тем не менее это было лучше, чем если бы он таращился мне в лоб. То ли он пожалел мою психику, то ли ему самому было противно смотреть на меня напрямую. Скорее, второе. Поверить в то, что он мог сжалиться надо мной или проявить доброту, было всё равно что найти твёрдые доказательства существования инопланетной цивилизации.

– Зачем ты хочешь поступать в университет? – начал он сухо.

«Что за дурацкий вопрос?!» – подумала я и бросила на него злобный взгляд через плечо.

– Разве это не очевидно, я хочу получить достойное образование и хорошую работу.

– Да неужели! – съязвил он тут же. – Так твой ограниченный ум уже способен строить планы на будущее?

– Я не дура! – рявкнула я, раздражаясь.

– Говорит мне сейчас та, которая пришла ко мне за дополнительными занятиями!

И снова я вскипела, соскакивая со стула и хватая сумку, чтобы уйти. Нет, это решительно слишком большая жертва, даже ради сестры и моего будущего! Я уже достаточно натерпелась от этого мужлана! Больше нет сил и минуты выносить его колкости и унижения! Я ещё не потеряла остатки чувства собственного достоинства, поэтому не могу позволить раздавить себя вконец! Но господин Гроссмайер не дал мне уйти. Схватив за плечо, он силой усадил меня обратно.

– Пока ты не научишься контролировать свой необузданный гнев, толку от наших занятий не будет никакого, ты это понимаешь?!

– Может, хватит этого снисходительного тона, возможно, тогда я буду более сговорчивой!

– Ничего не могу поделать со своим характером. Просто смирись с тем, что твоя ограниченная личность меня раздражает. В любом случае нам придётся научиться как-то ладить ради Карины.

Как мне хотелось его ударить, и чем-нибудь очень тяжёлым, но я стерпела и смолчала, кивнув головой и стиснув зубы.

Он был прав. Нам обоим важна Карина, а значит, мы должны приложить максимум усилий, чтобы не поубивать друг друга за время, что будем проводить вместе.

– Хорошо, – процедила я сквозь плотно сжатые губы, – я постараюсь не взрываться.

– Тогда я постараюсь быть помягче, хоть с такой шумной девицей, как ты, это очень непросто.

– Прекратите провоцировать меня на грубость, и всё будет хорошо! Может быть, уже перейдём к делу? – предложила я сердито. По крайней мере, распаляясь, я забывала о недавно пережитом стыде.

Я небрежно вывалила содержимое сумки на стол. Так вот и начался наш первый урок.

Надо отметить, что, когда он перешёл к объяснениям непонятного мне материала, всё пошло довольно неплохо. Оказалось, он умеет терпеливо растолковывать одно и то же по нескольку раз, при этом находя разный подход к одной и той же задаче, если до меня не доходил смысл. Но, к сожалению, хотя бы раз за занятие он обязательно напоминал мне о том, какая я бестолковая и тупая. Недели через две я с трудом смирилась со своим жалким положением раба науки и научилась пропускать его едкие комментарии в сторону моих умственных способностей мимо ушей.

Конечно, я тугодум и у меня нет способностей к учёбе, как у сестры, но я этот недостаток компенсировала своим прилежанием и упорством. Я даже ночами стала сидеть за уроками, когда приблизилось время промежуточных экзаменов. Ради того, чтобы порадовать сестру, я была готова на всё! Она моя лучшая мотивация!

Так прошло три месяца, и в итоге я успешно закончила полугодие. Самое сложное ещё ожидало меня впереди, но и табель с хорошими и отличными оценками был для меня огромным достижением.

На рождественские каникулы я могла наконец-то позволить себе хоть немного расслабиться. Правда, приложенные титанические усилия конкретно сказались на моём внешнем виде. Я и так была не красавица, но как-то утром, стоя перед зеркалом в ванной, я поняла, что выгляжу страшнее, чем Баба-яга. И это в свои восемнадцать! Моя худоба превратила меня в ходячий скелет. Щёки впали, а кожа, и без того бледная, стала почти прозрачной. Девушку во мне выдавало, пожалуй, лишь то, что у меня длинные каштановые волосы. И те поблекли и посеклись.