Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал

Но факт есть факт. Мы поглаживаем один хорошо отполированный обелиск и спрашиваем, а где доказательство – сам холм. Амин поясняет, что его не видно из-за земляной насыпи вокруг священного озера, возле которого мы, корреспонденты, толпимся. Насыпь испещрена голубиными гнездами. И это нехитрое изобретение природы создает эффект удивительного эхо. Амин предлагает кому-либо громко крикнуть. И что же, сказанная фраза возвращается к нам без искажений. Все пожелали попробовать свое обратное эхо. Нашлись и те, кто испытывали эхо на предмет возврата крепкого словечка.

Обелиск можно измерить – 23 метра в длину. А его вес? Увы, все сооружения храма Луксора неподъемные и поражают масштабами человеческое воображение. Толщина колонн измеряется так: восемь человек охватывают ее, взявшись за руки. А венец в форме лотоса примет до полусотни человек.

К храму ведет аллея из двух рядов львов, правда, головы у них бараньи. Несколько скульптур обезглавлены. «Чья это “работа”?» – спросили мы историка. «Наполеоновских моряков-пушкарей», – ответил он. Они приплыли из устьев Нила, из Александрии, где в 1798 году флотилия под командованием генерала Наполеона Бонапарта начала оккупацию Египта. Цель – отрезать пути англичанам в Индию. Но Наполеон потерпел поражение.

Два года французы хозяйничали в Египте. Они оставили плохую память о себе. Сегодня каждый турист, посещая пирамиды Хеопса под Каиром, с сожалением видит величественного сфинкса с отбитым пушечным снарядом носом. Это след забавы французских пушкарей.

В Монреале лайнер остановился в центре рулежной полосы возле входа в подземный переход к аэропорту. Меня в нем задержал шеф погранслужбы: «Впервые вижу москвича! Придется установить вашу личность. Знаете, русский, пора кончать с холодной войной». В этот момент явился агент «Эйр Франс». Он получил из Парижа радиограмму помочь московскому пассажиру. Повел меня к выходу из аэропорта, посадил в бесплатный автобус, курсировавший до центра города. Я поселился в дешевом, но приличном отеле. Сквозь окно был виден автовокзал. Я проходил мимо него, когда отправился осматривать Монреаль. Был поражен: на доске объявлений значились маршруты автобусов по городам Канады, США и до Мехико.

Я еще побываю в Канаде в командировке, затем на Олимпийских играх. И конечно, каждый раз я поднимался на крутую гору Монреаль. С нее открывался чудесный вид на небоскребы, широченную реку Святого Лаврентия. Вспомнил легенду о названии страны. То было в пору, когда испанские парусники плыли в глубь реки, надеясь найти страну «Эльдорадо», полную золота. Им встречались мореходы, что возвращались домой в Испанию. Они кричали соотечественникам: «Ака нада!» По-испански «Там ничего нет!».

Еще в Москве «Известия» телеграфировали о дне моего прибытия нашему посольству в Мехико. Прошел час, еще полчаса, но встречающих посольских товарищей не видно. Меня уговорил таксист-левак подвести в центр столицы и поселить в дешевой гостинице «Ромфель». Заснул мертвецким сном. Утром в вестибюле отеля увидел газету на английском. На ней план – центра, адреса некоторых посольств, в том числе советского. Решил пешком отправиться в сторону посольств, а заодно увидеть примечательные места. Вот памятник последнему индейскому императору Куаутемоку с копьем в руке, Колонна независимости, увенчанная золотой богиней, изящный, лучший в столице памятник Диане-охотнице – с натянутым луком и стрелой.

Наконец, усталый, разморенный полуденным солнцем, стучусь в железные ворота посольства. Из будки показался охранник. Спросил, зачем я пожаловал. Ясно, ему надо доложить послу о моем прибытии. Он объяснил, что сегодня воскресенье и в посольстве никого из дипломатов нет. Пришлось прийти на следующий день.

Рядом с «Ромфелем» находился автотерминал. Две автобусные компании предлагали услуги. У одной – автобус с изображенными на борту тремя звездами, у другой – с яркими желтыми стрелами. Судя по расписанию, они отправлялись на юг и север страны. Сначала я избрал более короткий путь – в знаменитый курорт Акапулько. Там восхищался бесстрашием прыгунов с высоченной отвесной скалы Кебрада, многокилометровыми золотыми пляжами.

Затем решился совершить путешествие до второго по величине города Мексики – Гвадалахары. «Пульман» три звезды отправлялся рано утром. Я успел к полудню осмотреть Гвадалахару, ее оперный театр, великолепный храм. В торговом центре увидел огромную мураль знаменитого художника Ороско, а также ряды лавочек, торгующих сувенирами, широкополыми шляпами, страшными индейскими масками. Несколько рядов – лотки с плодами щедрой долины Гвадалахары.

«Пульман» три звезды задерживался в обратный путь. Я сел в автобус с желтыми стрелами. Он дешевле, так как останавливался в каждом городе. Когда подъехали к автотерминалу города Ирапуато, мой сосед, ехавший в Мехико, посоветовал мне переночевать здесь и утром на местном автобусе доехать до «города-сказки» Гуанахуато.

Я довольно много путешествовал по континентам, но ничего подобного не видел. Судите сами. Город обосновался в огромной воронке – кратере вулкана. Его дома лепились друг к другу на склонах гор. А внизу красовались роскошные здания университета, облицованного мрамором, два храма, оперный театр имени Хуареса. В нем регулярно проводились фестивали «Сервантино» с участием зарубежных исполнителей. В основании города – о чудо! – по руслу высохшей речки проложена асфальтовая дорога. На высокой горе – огромный монумент герою войны с испанскими колонизаторами Пипиле. Прикрывшись плитой, он бесстрашно приблизился к вражеской траншее с горящим факелом в руке. Облил редут смолой, поджег, и враг бежал от пожара…

Моя месячная мексиканская виза закончилась, и я улетел в Гавану. Корпункт находился на 24-м этаже небоскреба, в просторной квартире. Ее хозяин бежал за границу. В кабинете стоял телетайп. Я выстукивал на нем клером свои репортажи и очерки, а в конце сообщал оператору гаванского телеграфа, чтобы он принял мою статью и передал на телетайп «Известий».

Наступал новый 1965 год. Я принял имущество корпункта от улетавшего в Москву известинца. Взгрустнул, так как предстояло остаться в одиночестве. В кухонных столах – пусто. Вдруг раздался звонок. Незнакомец в форме милисиано вручает мне подарок от правительства – корзину с бутылкой рома, фруктами и чем-то мягким, завернутым в целлофан. Наконец явился коллега, и не один – с мужчиной невысокого роста. Коллега заглянул в корзину, вскрикнул: «Да это лечен!» (традиционный кубинский окорок, как у англичан новогодняя индейка). Известинец удалился на кухню, а мы с незнакомцем разговорились. Это оказался историк Лаврецкий, автор книги о католицизме. Он увлекательно рассказывал о религии латиноамериканцев.

Тут подоспел коллега с поджаренным леченом и тремя стаканами. Выпили за Новый год (хотя москвичи его уже давным-давно отпраздновали из-за разницы времени между Москвой и Гаваной). На прощание Лаврецкий сказал, что это его псевдоним, а настоящая фамилия Григулевич.

Пройдет полвека, и из книги нашего выдающегося разведчика П. Судоплатова я узнаю, что мой милый гаванский собеседник был профессиональным разведчиком. Начинал агентом еще в Прибалтике. А Мексика была ему второй родиной. Судоплатов подробно описал, как из американского Лос-Аламоса, где ученые создавали первую атомную бомбу, переправлялась секретнейшая информация для Москвы. Посредником был отец Григулевича, владелец небольшой аптеки в пограничной с Мексикой местности. В получении информации участвовал его сын Иосиф и другие товарищи. Прочитав это, я очень жалел, что тогда, в гаванскую новогоднюю ночь, разговаривал о католицизме и не расспросил Иосифа о его легендарных делах. Впрочем, он вряд ли мне что-нибудь тогда рассказал.

КОЛОКОЛ СВОБОДЫ

В середине сентября в Мехико празднуют День независимости. Помню, в предолимпийском 1967 году толпы ликующих мексиканцев образовали людское море на центральной площади Соколо. В полночь на балконе президентского дворца показался глава государства. Он ударил в небольшой бронзовый колокол и воскликнул «Вива (да здравствует) национальная независимость! Вива Идальго, Морелос!» – в честь руководителей восстания против испанских колонизаторов. Зазвучал гимн нации.

Тем временем внутри дворца выстроилась очередь приглашенных на банкет гостей. Покинув балкон, президент выслушивал их поздравления. Трудно журналисту не задать вопроса, тем более президенту. Но я обещал сеньорам из охраны, что ограничусь лишь приветствием, и меня пропустили.

– Фелисидадес (сердечное поздравление) от московского корреспондента «Известий»!, – сказал я президенту Диасу Ордасу.

– Мучо густо (очень приятно)! – ответил президент, пожав мне руку.

Я оставил дворец, когда на площади звенела медь оркестров, стонами гитары, а в ночном небе сверкали огни красочного фейерверка.

На импровизированной сцене разыгрывались эпизоды героической борьбы мексиканцев за свободу. Вихревые танцы артистов и любительских песенных групп – марьячис дополняли праздничную атмосферу. Вот на сцене появился рослый мужчина с плитой на спине. Да это же Пипила, который гнал врагов от Гуанaхуато!

Два века назад именно этот городок был одним из первых захвачен восставшими пеонами под руководством священника Мигеля Идальго. Он был настоятелем церкви в местечке Долорес, что недалеко от Гуанахуато. В ночь на 16 сентября 1810 года священник ударил в колокол (что висит теперь на балконе президентского дворца в столице). Он призвал прихожан подняться на войну против испанских колонизаторов. Идальго собрал многотысячную армию пеонов, завоевал несколько городов, но потерпел поражение в сражении за Гвадалахару. Был схвачен и казнен. Знамя борьбы за независимость подхватил его соратник Морелос, также священник. Мне часто приходилось проезжать путем, которым победоносно шли повстанцы. Этот путь – национальная реликвия, путь независимости.

На географической карте силуэт Мексики похож на рог. Да это и есть рог изобилия. Сколько здесь природных богатств, теплый климат, маисовые плантации, «черное золото» в шельфе залива и джунглях Юкатана! Земли Мексики не раз подвергались иностранным интервенциям. Были здесь французы. Позже вторглись американцы. Мексиканцы встречали их градом пуль из винтовок и пулеметов. Легендарные командир Северной дивизии Панчо Вилья и лидер крестьянской повстанческой армии Эмильяно Сапата – национальные герои страны, которых чтут в каждом доме. Вместе с солдатами-мужьями против «гринго» воевали боевые подруги, опоясанные крест-накрест патронташами. В перерывах между боями они распевали популярные песни, пускались в пляс, лихо размахивая своими цветастыми широкими юбками. А их партнеры кружились возле них, приняв типично мексиканскую позу – слегка согнувшись, запрокинув руки за спину и притопывая каблуками.

Самое примечательное место в парке Чапультепек в Мехико – это подножие горы, где стоит французский замок. Тут всегда людно. Замок был последним редутом сопротивления мексиканского гарнизона против наступавших «гринго». Когда американцы начали штурм, один из кадетов не подчинился приказу генерала сдаться, а сорвал с флагштока мексиканский триколор и, обернувшись им, спрыгнул со скалы. Ныне на месте, где он разбился, в углублении скалы прикреплена бронзовая дощечка с золотыми буквами: Хуан Эскутия. Так звали героя. А рядом у подножия стоит монумент из шести колонн – по числу погибших в бою кадетов.

За девять лет (два срока) собкоровской работы в стране ацтеков я повидал десятки городов на юге и севере Мексики. Территория страны составляет без малого 2 миллиона квадратных километров и равна площади Англии, Франции, Испании, Италии, Бельгии и Швейцарии, вместе взятых. И еще останется место для Голландии и Финляндии. 60 тысяч километров накатал я на «форде» по мексиканским автотрассам, платным и обычным шоссе. Любил набрать приличную скорость на корпунктовском «форде». Возле нагорья у города Игуала умышленно развивал скорость до 150 километров в час, причем выдерживал ее минут пять. И не чувствовал себя не в своей тарелке, не испытывая страха, что могу разбиться. То была посадочная скорость нашего бомбардировщика, советского «Пе-2». На нем мой разведывательный авиаполк воевал все четыре года Великой Отечественной. Стал гвардейским, краснознаменным…

НА ОДНОМ КОНТИНЕНТЕ

В «Известиях» 9 октября 2009 года были опубликованы заметки «Мы с американцами живем на одном континенте».

В 60-х годах прошлого столетия в Мехико открылся великолепный музей истории и антропологии. Он удивляет современной архитектурой и поражает экспонатами-раритетами. Они отражают широкое разнообразие культуры многочисленных индейских племен, проводят посетителя через тысячелетия их происхождения, заканчивая этнографией живых потомков древних индейцев. Государство израсходовало 150 миллионов мексиканских песо (12 миллионов долларов) на сооружение музея. Огромная сумма по тем временам! В первый год музей посетил миллион туристов. На охрану, на экскурсоводов, освещение главного павильона «Зала Мехико» в сутки затрачивается 60 тысяч песо. Такого роскошного музея нет ни в одной стране Южной Америки, что я посетил, не видел ни в Нью-Йорке, ни в Торонто, втором по величине канадском городе, где есть богатый музей истории.

С первых шагов посетитель музея в Мехико видит на стене «Зала Мехико» огромное панно. На нем изображена группа индейцев. Они с копьями, в сандалиях, одетые в оленьи шкуры, уверенно шагают через сушу из Чукотки на Аляску по ровной, нелесистой местности. Как считают ученые, эти индейцы жили 10—20 тысячелетий назад. Профессор университета Филадельфии, некий Фройлих Райней, обнародовал свою гипотезу в мексиканских газетах. Он привел в доказательство археологические находки в районе реки Ребук на Аляске. Археологи нашли там кремневые орудия, посуду, подобные тем, что обнаруживали раньше на Алеутах и на побережье Японии. Профессор Райней сообщил эту новость в канун Дня Колумба, широко отмечаемого 12 декабря в Мексике и США. Мексиканские газетчики шутили: «Ни викинги, ни Колумб не имеют никакого отношения к открытию Америки. Задолго до них это сделали японцы и русские с Алеутских островов».

В «Зале Мехико» кроме красочного панно на стене в центре – квадратный колодец. В нем выставлены кости, бивни мамонта. Их нашли мексиканские археологи при раскопках в 40 километрах от столицы. Экскурсовод поясняет, что подобные находки – костей древних мамонтов обнаружены в Сибири. Под панно висит карта. На ней пунктиром, как указывают строящиеся шоссе, прослеживаются маршруты путешествий индейцев. Побродив по землям Аляски, Канады и нынешних США, индейцы спустились на юг, в благодатные края джунглей Юкатана и Гватемалы. Индейцы были отличными охотниками, мастерами гончарного, ювелирного и ткацкого дела. Именно индейцам мы обязаны тем, что имеем такие привычные нам помидоры, кукурузу, фасоль, табак, картофель, ананасы, ваниль, земляной орех, тыкву, подсолнечник, а также цветы – георгины и орхидеи.

Экскурсовод непременно объяснит, что индейцы племени майя сооружали великолепные пирамиды и дворцы, как в городище Паленке. Майя собирали хлопок, занимались подсечным земледелием, добывали яркую красную краску из насекомых, живущих на кактусах. Их изобретения для охоты – лук и стрелы, копье, дротики, ловушки, гарпуны, сети, удочки.

Майя вели войны с соседними племенами, облагали их данью, а пленных превращали в рабов. Их использовали для ритуала жертвоприношения. Обреченным рабам вырезали сердце с помощью кремневого кинжала. Для наглядности эти кинжалы-раритеты выставлены в одном из двадцати павильонов музея.

Влияние культуры майя и их царства не ограничивалось пределами Юкатана и Гватемалы. Посетив первый раз Лиму, столицу Перу, я в национальном музее антропологии увидел карту. На ней пунктиром отмечен путь продвижения индейцев от Гватемалы до южных пределов Перу. Когда-то Перу вместе с Колумбией, ныне граничащей с Панамой (от нее рукой подать до Гватемалы), входили в огромную империю индейцев инков.

Когда испанские конкистадоры завоевали индейские земли, они обложили данью вождя инков. Обещали сохранить ему жизнь, если он заполнит свою комнату до высоты вытянутой руки золотом и серебром. Испанцы обманули вождя: золото забрали, а вождя умертвили. Я посетил город Кахамарку, постоял у злополучной «комнаты дани». Весьма просторная. Сколько же понадобилось драгоценностей, чтобы ее заполнить!

Кроме Кахамарки удалось посетить поражающее человеческое воображение знаменитое городище Мачу-Пикчу с его каменными сооружениями и террасами. Расположенные на скале высотой 2450 метров над уровнем моря, они стали визитной карточкой Перу, как развалины римского Колизея или лондонский Биг-Бен.

Мачу-Пикчу находится недалеко от древней столицы инков – Куско. Поездка туда запомнилась посещением выложенных из крупных каменных валунов крепостных стен. Удивляешься, какими инструментами пользовались индейцы для обтачивания неровных округлых глыб? Как укладывали многотонные валуны впритирку один над другим?

Словно в сказочном царстве побывал, точнее, пролетел в легком самолетике над знаменитой пустыней Наска. Гигантская, площадью свыше тысячи квадратных километров, она известна в мире своими загадочными прочерченными на песке силуэтами собаки, ящерицы игуаны, птицы с хвостом змеи, паука. Многим из этих животных индейцы Наски поклонялись. Они, должно быть, были искусными мастерами, знали геометрию. Ведь фигуры на песке гигантские, их можно увидеть лишь с высоты птичьего полета. А прямые, длинные линии породили гипотезу, будто являются полосами для посадки и взлета звездных кораблей инопланетян. Кто знает? Может, так и было…

ИЗ ВОЛН ВЫПЛЫВАЕТ СОЛНЦЕ

Столичным жителям земли Кинтана-Роо кажутся далеким и загадочным краем. Этот южный мексиканский штат, омываемый Карибским морем, расположен ближе к Кубе (в 100 километрах от нее), чем к Мехико (2000 километров), где привыкли видеть вокруг сосны и кактусы, дышать сухим и прокаленным воздухом. А в Кинтана-Роо путешественник встречает совсем иную картину: таинственную непроходимую сельву, жару и влажность. Вокруг почти нет поселений: на весь штат приходится всего один настоящий город. Это административный центр штата – Четумаль.

В последние годы бурно развивающаяся индустрия туризма начала менять лицо Кинтана-Роо. Сквозь сельву пролегли асфальтовые дороги. Некоторые из них – с отличным покрытием.

Наша автомашина мчится со скоростью, достаточной для взлета легкого самолета. Трудно представить себе, что в этих краях не так давно единственными дорогами для путешествующих были старые тропы, проложенные еще во времена древних майя.

На всем пути от Четумаля, что на крайнем юге штата, до Пуэрто-Хуареса, расположенного на севере, нас окружала плотная стена сельвы. Я старался разглядеть в ней высокие сейбы, ценящиеся своей красной древесиной. Вокруг, однако, был невысокий лес, словно подстриженный под гребенку. Лианы, веерные пальмы, незнакомые кусты. Редко встречались деревья-великаны. Порой шоссе сворачивало к побережью, и на минуту-другую открывалась панорама искрящегося голубизной Карибского моря. Волны плескались у золотистых песков пляжей; в тени кокосовых пальм притаились индейские хижины.

Мы сделали остановку и попросили разрешения у хозяина такой хижины осмотреть ее. Стены были составлены из жердей, плотно, одна к другой, вбитых в песок. Любопытно, что жерди не были обтесаны, между ними оставались зазоры. Сквозь них в хижину легко проникал воздух и свет. Нам показалось, что соорудить стены хижины не так уж трудно.

А вот чтобы сделать крышу из пальмовых листьев, требуется время и мастерство. Как объяснил нам хозяин-индеец, листья надо сушить, обрезать черенки, надрезать каждую пластинку листа с двух сторон. После этого пальмовые листья укладывают на перекладинах так, чтобы они заходили друг на друга. В результате получается толстая и плотная крыша, способная выдержать сильные ветры.

Солнце приближалось к зениту. Воздух все больше раскалялся. Захотелось пить. Индеец вскрыл кокосовый орех, который мы купили по дороге. Он два раза ударил по верхушке ореха мачете, и в образовавшемся отверстии показался сок.

– А вы, случайно, не чиклеро? – спросил я (так в Кинтана-Роо называют сборщиков чикле – вязкого сока дерева сапотилья, идущего на изготовление жевательной резинки).

– Нет, возле моего дома не растут сапотильи. Они прячутся глубоко в сельве.

– А как из них добывают сок?

– Проще простого. Ударом мачете делают надрезы на коре. Появляется «древесное молоко». Его собирают в банку, затем выпаривают и получают вязкую массу вроде резины…

Утолив жажду, мы заспешили в Тулум – «город Рассвета». Так его назвали археологи, основываясь на легендах индейцев майя, поклонявшихся богу солнца, который, как им казалось, каждое утро поднимался из волн Карибского моря. По представлениям майя, на побережье Кинтана-Роо находится самое близкое к солнцу место. Если идти по волнам, то можно приблизиться к солнечному лику, верили они.

Легенда есть легенда. Однако Тулум – древний ритуальный центр – и сегодня обращен к востоку. Это единственный из сохранившихся городов майя на берегу моря. Все другие – Паленке, Чичен-Ица, Бонампак, Ушмаль – стоят посреди сельвы. Еще одна отличительная черта Тулума – его сооружения обнесены каменной стеной. С вершины главного здания открывается чудесный вид на море. Город сооружен на отвесной скале и кажется неприступным. Во всяком случае, первые испанские конкистадоры, приплывшие к берегам Кинтана-Роо, не решились высадиться на побережье.

Об этом нам рассказывал экскурсовод Маноло Родригес, мужчина лет сорока, который подолгу задерживался возле каждого творения древних зодчих. Некоторые руины еще лежат под толстым слоем земли, ожидая, когда к ним подступятся ученые-археологи. Их труд был очень тяжел, говорил экскурсовод.

В Тулуме обнаружено до 40 зданий. Их надо было очистить от лиан и травы, бережно освободить из-под толстого слоя грунта, рискуя каждую минуту разрушить рисунок барельефа на стенах, а то и расколоть неосторожным ударом лопаты хранившуюся в земле веками керамическую статуэтку.

Проросшие сквозь камни лианы и стволы деревьев укрепляли сооружения. Освобожденные от них пирамиды нередко разваливались прямо на глазах. В конце концов археологи научились цементировать руины. Лианы и стволы выжигали, а образовавшиеся отверстия и щели заливали цементом. Так был воскрешен древний Тулум.

С приближением вечера закрываются ворота, ведущие к руинам, расходятся гиды, город погружается во тьму тропической ночи. Так было столетиями, но сегодня на древних руинах сверкают отблески огней расположенного недалеко большого современного курорта Канкун и прилегающего курортного острова Косумель. За несколько последних лет там выросли сверкающие разноцветными стеклами отели.

Но есть на побережье Кинтана-Роо и отели средней руки, где могут провести отпуск мексиканцы со средними доходами. Конечно, добираться из Мехико в Канкун самолетом накладно. Однако путешествие того стоит. Кроме ласкового моря, подводной охоты, далекий мир Кинтана-Роо, где из волн поднимается солнце, очаровывает любознательного приезжего ландшафтом джунглей, индейскими хижинами, загадочными безмолвными руинами Тулума. А в глубине джунглей – экзотический животный мир безобидных редчайших попугаев и опасных рептилий.

(Силантьев В. И. // Известия. 1984. 16 октября.)

ВРЕМЯ ТЯЖЕЛЫХ ИСПЫТАНИЙ

Страшное землетрясение обрушилось на Мехико в момент, когда 17-миллионный город-гигант только проснулся. Кто-то еще умывался, кто-то уже позавтракал и спешил на работу, в школу, госпиталь, магазин. Четверг, семь часов с минутами утра.

Как обычно, в корпункте «Известий», расположенном в центре столицы, в двух шагах от главной городской артерии Инсурхентес, был включен телевизор. Повторяли вечернюю информационную программу. Главное внимание обращалось в ней на обострившееся положение в Центральной Америке. Я уже передал в газету информацию об этом. Москва была на проводе полчаса назад. Начинался рядовой рабочий день, и ничто не предвещало нависшей над городом грозной опасности. Впрочем, никогда ничто не предвещает начало землетрясения. Оно дает о себе знать лишь внезапным характерным скрипом и покачиванием зданий. За шесть лет моей работы в Мехико было два сильных землетрясения и десятки других, послабее, когда все здания вокруг скрипели и раскачивались.

На этот раз после первого же толчка стала рушиться кирпичная перегородка в квартире, посыпалась плитка со стен и потолка. Если бы посетитель в приемной сидел на диване, он оказался бы придавленным глыбой бетона, обрушившейся сверху, если бы стоял у зеркала, то был бы изрезан веером осколков, брызнувших, точно от взрыва.

9-этажное здание, как сноп, колотило о невидимый столб. Наверху «снопа» на предпоследнем этаже находится наш корпункт. Со звоном вылетали стекла. Тяжелый сервант, набитый книгами, начал движение от стены и застыл в середине приемной. Телевизор сдвинулся к стене, ударился о нее тыльной стороной, видимо, кинескопом, и разбился. Одновременно потухла настольная лампа: значит, отключилась электроэнергия. К счастью, я оказался возле несущей панели здания и массивного дубового стола, служащего, как говорится в инструкции, на случай землетрясения лучшей защитой от падающих сверху, как град, осколков и камней.