Погрешность

– Черт! – Ульяна спустилась в гостиную, крепко сжимая в руках телефон.

– Что там?

– Мама.

– Так ответь.

– И что я ей скажу? Она мне весь мозг вынесет. Ладно, – глубоко вдохнула, – привет, мама. У меня все отлично, мы с Лизой…

Дальше Громов не слышал, Улька вышла на улицу, около получаса ходила из стороны в сторону вдоль панорамных окон, жестикулировала. Когда вернулась, уселась на барный стул, закидывая ногу на ногу.

– Мужчины, которые умеют готовить, очаровательны, – заглянула Степке в глаза с искрящейся нежностью.

Громов отодвигает глубокую железную плошку, в которой мариновал мясо для шашлыка, подальше. Моет руки и, вытерев их полотенцем, поворачивается к Ульяне. Аккуратно касается ее волос, ему не дает покоя ее голова. Она не сильно ударилась, снимки почти идеальные, но он почему-то все никак не может найти себе места.

– Может, тебе помочь? Я могу что-нибудь порезать?

– Главное – не кого-нибудь.

– Шутник, – Улька устраивает свои ладошки на мужских плечах.

– Хотя у меня будет к тебе дело, – многозначительно смотрит ей за спину.

– Какое?

– Разбери свое гнездо на диване.

Улька закусывает губу, прослеживая Степин взгляд. Да, с бардаком на диване и вправду стоит разобраться. Кажется, она стащила сюда все, что только можно: подушки, плед, одеяло, какие-то свои вещи, полотенце…

– Борщанула, да?

– Да.

– Ты любишь порядок? У тебя тут все так идеально, книжечка к книжечке, тарелочка к тарелочке…

– Я люблю, когда все лежит на своих местах.

– Я поняла, но тут же бывает домработница? – сморщила нос.

– Два раза в неделю, хотя, – Громов вновь посмотрел на диван, – теперь стоит увеличить число ее посещений.

– Ну-у-у, – Никольская соскользнула на пол, – я сейчас все приберу, вот вс….

 В своем потоке энтузиазма Ульяна случайно задевает локтем стоящую на столешнице чашку, и та с грохотом летит на пол, разлетается на осколки.

– Я … – опускается, упираясь коленями в кафель, начиная собирать кусочки, режется и прижимает к губам палец, который тут же начинает щипать.

– Ульяна!

Степан присаживается рядом, тянет ее на себя, обволакивая коконом своих объятий.

– Я не специально, – вздыхает, – да, Громов, я одна сплошная проблема, – словно оправдывается, чувствуя какую-то непонятную вину. Скорее, она ощущает это по привычке, Степа же ничего не сказал, а ей все кажется, что сейчас в доме произойдет скандал. У них в семье так было всегда, мама вечно на них срывалась, неважно, какой была провинность, специально ли, случайно, криков и обвинений было не избежать. С годами Ульяна научилась давать отпор, прятать эмоции и выслушивать все претензии с каменным лицом, а сегодня что-то вот накрыло.

– Ты реветь надумала, Ульян?

– Нет, – отрицательно мотает головой, зажмуривается, – ты мне был так нужен, – она льнет к нему, обнимает, упирается носом в грудь, – очень-очень нужен. Я очень боюсь все испортить, – всхлипывает, наконец-то осмеливаясь посмотреть ему в глаза.

Степа заботливо утирает слезинку на ее щеке.

– Что за глупости? Почему ты должна что-то испортить?

Он задает ей этот вопрос с серьезным лицом, внутри же насмехается над собой, потому что кто здесь и может все испортить, так это он сам.

– Не знаю…

Ульяна целует его первая. Они так и сидят на полу рядом с разбитой чашкой, обнимаются, напитываются эмоциями друг друга. Говорят без слов.

– Это вы так гостей встречаете? – громкий женский голос раздается так не вовремя.

Улька вздрагивает, устремляет взгляд к двери, нервно разглаживая ладонями свою футболку.

– Натаха, мы на семь договаривались.

– Ты мне что, не рад? У меня съемка отменилась, и я решила приехать пораньше. О, как у вас тут миленько, – Свобода насмешливо посмотрела на диван и стянула с ног кроссовки. – Вы бы хоть встали для приличия, я так-то гостья.

Громов откровенно заржал, поднимаясь на ноги и утягивая Ульяну за собой. Никольская, выбитая из колеи, пока не определилась с тактикой поведения. Плюс испытывала небольшой шок. Она ожидала увидеть кого угодно, но точно не Свободу. Таткина звездность, эксцентричность и скандализм всегда шли впереди нее. Кажется, в стране не осталось уже никого, кто бы не знал эту шоубизную особу. Но предположить, что она и есть подруга Громова, было где-то за гранью.

– Наташа, – темноволосая девушка протянула Ульяне руку, оказавшись совсем близко.

– Ульяна, – Никольская улыбнулась, отвечая на рукопожатие, – приятно познакомиться.

– И мне. Кстати, братец мой будет? – обратилась к Громову.

– Само собой.

– Блин, ладно, придется сделать упор на винишко. Ты пьешь? – спросила уже у Ульяны.

– Немного.

– Сойдет. Эти же ухрюкаются.

– Слушай ее больше, – Степан собрал осколки кружки и выкинул в ведро.

– Ну наливай тогда, Гро-о-омов, – Тата подпрыгнула и уселась на край столешницы.

Ульяна наблюдала за всем этим, как за каким-то представлением. Потом вспомнила про диван и на какое-то время занялась уборкой, когда вернулась, то на столе рядом с бокалом вина стоял и стакан, наполненный виски.

– Наша пропажа пришла, – Наташа закинула ногу на ногу, делая глоток розовой жидкости, – блин, как я по всему этому скучала, три месяца в туре, тошнит уже. А ты, – ткнула в Громова пальцем, – даже в Ледовый ко мне не пришел, как и братец мой. И кто вы после этого?

– Я тебе сразу говорил…

– Говорил-говорил, скучные вы. Так, симпатюлька моя, ты чего там стоишь? Иди сюда, будем пить за знакомство.

Ульяна рассмеялась и присела на барный стул, который стоял напротив Свободы.

– Ты не пьешь, – между делом шепнул Громов.

– Почему?

– Сотрясение.

– Даже чуть-чуть?

Степа отрицательно помотал головой, а Свобода вскрикнула, обхватывая пальцами Улькину щиколотку.

– Боже, какие у тебя ноги, ты чем-то занимаешься? Я все хочу красивый рельеф, а на деле…

– Я балерина.

– Правда? И все вот эти штуки можешь? – Тата в порыве изобразила что-то непонятное, крепко стиснув в руке бокал.

– Ну что-то подобное.

Громов, стоящий позади Ульки, положил руку на ее живот, как бы предлагая опереться на него спиной.

– Покажешь? Всегда хотела стать балериной.

– И как тогда тебя занесло на эстраду?– спрашивает Ульяна.

– Печальная долюшка.

Через приоткрытое окно на улице послышался шум авто. Степа коснулся губами Улькиной макушки и вышел во двор. Татка сразу заметила машину брата, но не стала акцентировать на этом свое внимание.

– Так, давай еще раз за знакомство, и ты мне покажешь парочку пируэтов.

– Давай.

***

Громов закрыл за собой дверь, достал из кармана сигареты и двинулся в сторону Азарина. Серега вылез из машины, обошел ее кругом, открыл багажник, забирая оттуда несколько бутылок коллекционного коньяка.

– Гром, – улыбнулся, протягивая руку, – здорово.

– Здорово. Ты со своим?

– Я всегда со своим. Это чтобы среди ночи за добавкой не ехать. Я планирую отдохнуть.

– Да у тебя шикарные планы.

– А то. Кстати, сестричка уже здесь?

– Вы точно родственники! Она первым делом тоже о тебе спрашивает.

– Да с ней же невозможно нормально разговаривать. Истеричка. Весь мозг мне вынесла уже со своим лейблом, какого я вообще во все это вписался?!

– Терпения тебе, Серый. Ладно, пошли за мясом и шампурами.

– Давай сначала за встречу?

– Давай.

Мужчины вернулись в дом, на первом этаже которого творилось что-то непонятное.

Свобода стояла на одной ноге, вторую отвела назад. Никольская упиралась ладонью в Таткину талию.

– Ну гнись уже, давай. Руки в локтях согни, и назад, сильнее откидывайся, ногу подводи к пальцам. Наташа, ты деревянная, – Улька рассмеялась и неосознанно лишила Свободу поддержки, убрав руки.

Татка повалилась назад, прямо в объятия брата.

– Мать, тебе носки пора вязать, а не вот это вот все.

– И я тебя люблю, Сереженька.

Наташка высвободилась из захвата брата, выпрямила спину и шагнула к столу, на котором стояла бутылка вина.

Громов познакомил Ульяну с Азариным, чуть позже с подъехавшим Токманом, при появлении которого Свобода очень сильно изменилась в лице, в поведении, кстати, тоже. Голос стал каким-то надрывным, а шутки более острыми.

– Степ, – Улька обхватила мужской корпус руками, прижимаясь щекой к спине, – с Наташей все нормально? Она как-то странно себе ведет.

– Это она на Ваньку так реагирует.

– У них любовь?

– Ну, что-то вроде того. Не замерзла?

Громов слегка повернулся, приглашая Ульяну в объятия, и накинул на девичьи плечи свою куртку. На улице заметно стемнело и похолодало.

– Спасибо, – Ульяна потянулась на носочки и чмокнула мужчину в губы, – у тебя классные друзья.

Никольская лениво присела в пластиковое белое кресло, крепче заворачиваясь в огромную Степкину куртку, от нее пахло его туалетной водой, и ей казалось, словно он все еще держит ее в своих руках.

Ульяна и сама не поняла, как уснула. Открыла глаза лишь в доме, когда Степа нес ее в комнату. Он положил ее на кровать, аккуратно снимая куртку, которая напоминала кокон для бабочки.

– Я сама, – зевнула, упираясь ладонями в кровать, оторвала их от мягкого одеяла, стаскивая с плеч куртку. После сняла майку и расстегнула джинсы.

Громов дернул вниз за штанины и кинул плотный материал на пол.

– Спасибо, – Ульяна забралась под одеяло, все еще находясь в какой-то полудреме, – ты иди к ним, я все равно спать хочу, – лениво улыбнулась, засовывая руки под подушку.

Степа ей что-то еще говорил, прикасался, но ее так разморило, что она вновь отключилась, не слыша, как мужчина вышел из комнаты.

***

– Все, симпатюличка не выдержала, рухнула спать? – Наташа шагала навстречу Степану, который уже успел спуститься во двор.

– Рухнула. Завязывала бы ты уже бухать.

– Ой, не лечи. Хорошая девочка, – Татка уселась на скамейку, и Степан сделал то же самое, – у тебя прям глаза горят, давно я такого не видела, Громов. Ты влюбился?! Поздравляю.

– Азарина, твоя проницательность просто неповторима, – мягко рассмеялся.

– Шутки шутками, но я за тебя рада. Правда рада, вы крутые, – мельком взглянула на Ивана, который о чем-то спорил с Серегой, – у братца тоже походу кто-то появился, он сегодня целый вечер от телефона не отлипает.

– Он всегда в нем. Бизнес.

– Нет, это другое. Посмотри, вот ему опять что-то пришло, видишь, дерганый какой, улыбается, готов в любую минуту сорваться отсюда. Так что я на сто процентов уверена, у него кто-то есть.

– Может, тебе в «Битве экстрасенсов» поучаствовать?

Свобода расхохоталась и часто закивала.

– Да, там я еще не была. Ладно, Степ, прав ты, хорош бухать. Пойду спать.

– Давай-давай.

Глава 12

Ульяна проснулась до того, как хлопнула дверь. Открыла глаза, пытаясь свыкнуться с темнотой ночи, подтянулась на локти и зажгла свет над кроватью. Громов, который снимал футболку, на мгновение замер, когда в комнате стало светлее.

– Я тебя разбудил? – расстегнул джинсы и кинул их на кресло в противоположном углу.

– И да и нет. Мне не так уж и хорошо без тебя спалось, – Ульяна потянулась и лениво зевнула.

Степа залез под одеяло, притянув девушку к себе. Выключил свет, касаясь губами оголенного плеча. Улька мгновенно развернулась к нему лицом, обхватила шею ладошками, отыскав в полумраке мужские губы. Она хотела его поцеловать, но Степа опередил, ворвался в ее красивый рот языком, вынуждая подчиниться его напору.

Они целовались целую вечность, он гладил ее волосы, плечи, упругую грудь, играл с сосками, иногда вскользь касаясь ее вымокших трусиков.

Улька прижималась к нему теснее, тонула в объятиях, млела от умелых прикосновений, медленно теряя рассудок. В момент, когда она оказалась под крепким мужским телом, ее разум отключился, она уже ничего не соображала, была просто не в силах связать хоть какие-то мысли. Она растворилась в моменте, как морская пена.

Степа развел ее бедра коленом, поглаживая живот, ведя ниже, снимая с нее тонкий полупрозрачный материал, погружаясь пальцами в ее влажность. Ему отчего-то так хотелось, чтобы все было правильно, хотелось доставить ей максимум удовольствия и минимум боли. Он помешался на ней, слишком давно помешался.

Она была безумно красивой, податливой, у него скулы сводило от этих «нельзя» и «нужно подождать», эти мысли прожгли в нем дыру, спалили до пепла. Это было нереальное чувство – знать, что она только твоя. Трогать матовую кожу, целовать розовые губы испытывая отдачу. Видеть в ней себя, знать, что все это для нее тоже дорого.

Ульяна нервно провела ладошками по мужским плечам, немного подалась вперед, но он вновь плотно прижал ее к матрацу. Его пальцы творили с ней что-то невероятное, голова шла кругом от ощущений и испытываемых эмоций, она чувствовала, как тугой узел внизу живота ослабевает, и она возносится на пьедестал удовольствия.

Степа коснулся ее лица, поцеловал. Влажная головка на пару миллиметров вошла в ее лоно, заставляя напрячься.

– Я готова, – прошептала ему в губы, ощущая его улыбку.

Громов аккуратно продвинулся дальше, подложив свою ладонь под Ульянину талию, даже чуть ниже.  Девушка прикрыла глаза, напрялась, вскрикнув от переполняющих ее ощущений. Ей не было приятно, да и легко тоже не было, скорее странно, не больно, как пару дней назад, но все же еще слишком дискомфортно.

Она считала про себя растягивающие, поступательные движения и думала о том, насколько она ущербна. Ей хотелось свести его с ума, а на деле она лежит тут, как самое настоящее бревно. Раздражение на саму себя нарастало с каждой прожитой секундой, но вместе с тем в своих мыслях она забыла о боли, осознав это, потянулась к Степе с поцелуем и шире развела ноги, в какой-то момент растянув их в поперечный шпагат.

Степа провел рукой чуть в сторону, доводя свои пальцы до ее колена, улыбнулся в пухлые девичьи губы, чувствуя подступающую разрядку. Сегодня ему не нужно было много, ведь она была настолько узкой, с каждой новой фрикцией его разрывало на куски от наслаждения и близящегося удовольствия.

Никольская закусила губу, впиваясь ноготками в спину, и замерла вместе со Степой, слушая его глубокие вдохи, после которых он аккуратно отстранился.

– Как ты? – проводит пальцем по ее щеке.

– Хорошо, – она тянется к нему, целует шершавую щеку.

– Я сейчас.

Ульяна приподнимается на локти, наблюдая под ярким светом полной луны, как он уходит в душ, буквально на пару секунд.

По возвращении Степочка ложится на спину, утягивая Ульку за собой, накинув на нее одеяло и крепко стискивая в стальных объятиях. Она льнет к нему, сворачивается в клубочек, довольно вздыхает, чувствуя его тепло и все еще быстро бьющееся сердце.

– Ты знаешь, я до сих пор не верю в то, что происходит. Мне кажется, это какой-то сон. Я так хотела быть с тобой, а теперь не могу поверить, что ты рядом, здесь, со мной.

– Уже хочешь от меня избавиться? – сжимает ее грудь.

– Не дождешься, я здесь поселилась основательно, здесь, – обводит взглядом комнату, – и здесь, – касается ладонью его сердца, а он кладет свою руку поверх ее пальцев.

***

Утром Громов провожает Токмана, он уезжает раньше всех, ссылаясь на работу. Чета Азариных выползает в гостиную лишь к обеду, Улька же все это время с энтузиазмом что-то кашеварит. Степа наблюдает за ней со стороны, периодически слушая ее «только ничего не трогай, не лезь, я сама».

– Что это будет? – складывает руки на груди, опершись на столешницу.

– Пирожок.

– Пока непохоже.

– Это пока, – Улька прищуривается, осматривая Степу с холодком, – ты сомневаешься в моих кулинарных способностях?

– Что ты, – с усмешкой, – готовь-готовь.

– Но ты знаешь, на всякий случай закажи доставку, – Никольская морщит нос и выливает тесто в противень, – суши там, пиццу…

– Ну я понял.

– О, Наташка, – смотрит на сонную Свободу, которая рухнула на диван, прижимая ко лбу бутылку минералки.

– Не кричите, я сейчас взорвусь, – шепчет Азарина, прикрывая глаза.

– Плохо ей.

– Еще бы, столько пить. Натах, может, тебе таблеточку? – Громов выдвигает ящик, где лежит аптечка.

– Обойдусь. Лучше шампанского налей. Ой, что-то мне очень плохо, – Татка быстренько шагает в сторону ванной, а Громов оборачивается к Ульяне.

– Вот что бывает, когда не слушаешься взрослых и много пьешь.

– Ой, я вообще не пью. Как тут у тебя включается? – раздраженно смотрит на духовку.

Степа выставляет температуру, забирая из Улькиных рук вафельное полотенце. Приподымает ее над полом, срывая с губ поцелуй и сажает на столешницу.

– Все хорошо? – ощупывает ее тело, останавливая пальцы на внутренней стороне бедра.

– Прекрасно, все было прекрасно,– шепчет ему на ушко. – Давай сегодня сходим на залив?

– Давай, проводим только…

– Вы тут не одни, – Сергей сбегает по лестнице, ехидно улыбается и садится на барный стул. – Слушай, Гром, хороший дом. Как наша система работает?

– Без перебоев.

– Какая система? – вмешивается Ульяна, соскальзывая на пол.

– Умный дом, – Азарин отвечает, смотря на экран своего мобильного, – Тина.

Никольская с интересом рассматривает Громовского друга, она еще вчера отметила, что он немного отличается от всех присутствующих здесь. Он выглядит как с обложки журнала, говорит так, словно прямо сейчас может поучаствовать в президентских дебатах. Азарин приехал сюда в сопровождении двух машин охраны, которые остались за территорией, а на мужском запястье часы за несколько сотен тысяч долларов. Он, как никто, сохраняет вокруг себя пространство, словно отгораживается, не любит близости людей, да и, кажется, людей не очень любит. Но, несмотря на все это, здесь, сейчас, вчера он вел и ведет себя как свой, видимо, их с Громовым действительно связывает многолетняя дружба. Настоящая дружба. Потому что, глядя на этих людей по отдельности, довольно нереально представить, что у них вообще может быть что-то общее.

– Значит, ты разработчик?

– Моя компания.

– Прикольно. Почему Тина?

– Вообще, проект задумывался как Тата, но Наташка была против. Но владелец может изменить настройки под себя и дать программе любое имя.

– Именно поэтому у него в доме ее зовут Натаха, – Свобода, появившаяся за спиной брата, громко цокает языком, – Натаха, свари кофе, открой дверь… Он вечно надо мной издевается.

– У нас с братом все как-то по-другому, – Улька пожимает плечами, чувствуя на своей талии Степины руки, улыбается.

– Потому что твой брат – адекватный человек, а не помешанный на компьютерах и алгоритмах гений.

– Ты слышал, Гром? Она вслух назвала меня гением.

– А еще сноб и циник, который считает, что все бабы – дуры.

– Я такого не говорил.

– Ты громко думал.

– Давайте лучше кофе, – вновь вмешивается Никольская, пытаясь разрядить атмосферу.

Когда Азарины уезжают, Улька вспоминает про пирог, который подгорел и выглядит совсем не аппетитно. Выбросив в урну свой шедевр, Улька засовывает противень в посудомойку и уходит наверх.

Степочка разговаривает по телефону, что-то по работе. Хоть он и обещал, что три дня выходных будут только для них, на деле это мало похоже на правду. Пока он занят, Никольская успевает принять душ, накраситься, переодеться и пару раз заглянуть к Степке в кабинет. В последний такой поход он поднимает на нее глаза, подзывая к себе рукой. Усаживает на колени, переплетая их пальцы.

– Все, Лер, если он так хочет, пусть оперирует сам, так и скажи.

Громов раздраженно кидает телефон на стол, и Улька подбирается. Перекидывает ногу через его колени, усаживаясь к Степе лицом. Трогает его щеку, обнимает, вынуждая его сбросить негатив.

– Ты хотела на залив.

– Да, но, если ты не хочешь, можем побыть дома.

– Нет, сейчас поедем.

– Какие-то проблемы?

– У нас всегда какие-то проблемы. Не бери в голову, – целует в висок, – слушай, там ветер, поищи себе какую-нибудь куртку у меня.

– О, это будет целое одеялко. Отключи телефон, слышишь? Пусть они сами разбираются!

Никольская жадно вцепляется пальцами в Степину футболку, смотрит прямо в глаза. Он замечает в них волнение. Она переживает, не понимает происходящего, не знает его реакций и пока не осознает, что для него значит его работа. Он трудоголик, это почти похоже на болезнь.

– Я быстро, – Улька выбегает в соседнюю комнату, роется в гардеробной, спустя пару минут возвращается уже готовая, с перекинутой через локоть ветровкой. Его ветровкой.

– Поехали.

Степа убирает телефон в карман джинсов под немного раздраженным взглядом Ульяны и вместе с ней спускается в гараж.

– Можно я поведу? Кстати, надо забрать мою машинку от Лизкиного дома.

– Завтра заберу. Садись, – протягивает Ульяне ключи от Ягуара.

– Я так люблю водить. Ты просто не представляешь, – Никольская ерзает на сиденье, подстраивает под себя руль, зеркала и высоту кресла. Все это получается довольно быстро. – Куда ехать?

– За забором направо.

– Поняла.

Пока Ульяна маневрирует по не совсем ровной грунтовке, Гром наблюдает за ее реакциями. Как она морщит лоб, вытягивает шею, чтобы лучше увидеть дорогу, закусывает губу или высовывает кончик языка, с энтузиазмом выкручивая руль. Он смотрит на нее, чувствуя то, насколько он привык. Привык к ее непосредственности, улыбкам, позитиву. Она живет в его доме чуть меньше недели, а он совершенно не знает, что будет делать, если она решит уйти. С ней он меняется, с ней у него есть эмоции, с ней он чувствует. Чувствует то, насколько она дорога, то, насколько он в нее влюблен.

– Мы приехали, – Ульяна ставит машину на паркинг и смотрит на бушующий залив широко распахнутыми глазами, – сто лет здесь не была, – выбирается из салона и вдыхает холодный воздух, пронизанный запахом воды.

– Капюшон надень, – Степа обходит машину, накидывая на Улькину голову капюшон.

Они направляются к воде, идут вдоль берега, держась за руки. Никольская бурлит эмоциями, не собираясь их сдерживать. Что-то говорит, говорит, без умолку, много улыбается, но в какой-то момент поджимает губы и замолкает. Правда, после срывается, замирает, упираясь ладонями в Степину грудь.

– Громов, тебе вообще со мной неинтересно, да?

– Что? – он хмурится, не совсем понимая, о чем она.

– То. Ты вечно молчишь. Я понимаю, у меня нет красного диплома, я не училась на пятерки и, может быть, не такая умная…

Степан накрывает ее губы поцелуем, прерывая поток этого несвязного бреда. Приподымает над землей, вынуждая обхватить его корпус ногами. Немного отстраняется, смотрит в глаза, затянувшиеся влажной пленкой, и качает головой.

– Ульяна, я не самый приятный собеседник. Я тебя слушаю, слышу, – его губ касается улыбка, – но я не могу, как и ты, вот так обыденно болтать ни о чем. Это не в обиду тебе, – сразу обрывает ее попытку возмущения, – я не люблю говорить просто ради того, чтобы говорить.

– Как с тобой сложно, – она вздыхает, – ну ладно, вернемся к этому через годик, думаю, все будет иначе, – облизывает пересохшие губы. – Поставь меня на землю.

– Нет, ни за что.

Они здесь вдвоем, в таком тягуче-сладком уединении. Их обдувает холодным ветром, из-за которого не слышно ничего вокруг. Только сильные порывы и всплески волн. У берега прозрачная вода превращается в пену, омывая золотой песок, искристо переливаясь под проглядывающими лучами солнца.

Глава 13

У камина тепло, Ульяна отогревает свои холодные пальчики, сидя в уютном кресле. Степа подает ей горячий чай и садится на пол, распрямляя колени. Улька нагло закидывает ноги ему на плечи.

– Видишь, я уже поселилась на твоей шее, – посмеивается, делая глоток облепихового чая.

Степины пальцы проходятся по ее голени поглаживающими движениями.

– Почему ты вернулся из Америки? Тебе там не нравилось?

– Нравилось, – Громов сводит брови, – я изначально не планировал задерживаться там надолго. Это был хороший опыт, не более.

– Я не знаю, как сказать родителям о нас. Наверное, нужно, да? Они все равно узнают, когда я отменю свадьбу, – девушка прикладывает пальцы к губам. – Кстати, Макс оказался геем, представляешь? Он хотел жениться на мне для прикрытия.

– Практично, – только и выдает Громов.

– Очень. Боюсь ехать домой, мама устроит скандал.

– Я могу поехать с тобой.

– О нет, не нужно. Скандал будет еще громче, я лучше сама…

– Уверена?

– Более чем.

Степа целует ее колено, и Улька проворно переползает на пол. Усаживается рядом, тесно прижимаясь к мужскому боку. Огонь в камине успокаивающе потрескивает.

***

Утром Степа отвозит Ульяну в театр и не хочет с ней прощаться. Улька целует первая, перелезая к нему на колени, ее пальчики проворно расстегивают верхние пуговицы на его рубашке, а ладошки обхватывают шею.