bannerbanner
Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой
Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Полная версия

Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 4

Почему? Штудер положил сложенный листок подчеркнуто небрежно в свой нагрудный карман. Какой плотной была бумага! Он не заметил этого в Базеле, когда он хладнокровно положил в карман температурную кривую перед носом розового полицейского санитара…

Отец Маттиас узнал температурную кривую? Где он ее мог видеть? У капрала-ясновидца?

И в первый раз у вахмистра Штудера зародилось подозрение, что история о капрале-ясновидце, которую он считал сказкой, могла иметь какое-то значение – не оккультное, не матафизическое, не ясновидящее, нет! Можно было оценить историю о капрале-ясновидце, как глупый шахматный ход, который сделал умный противник. Сделал плохой ход, пожал плечами, но потом обнаружил, что после шести-семи ходов он попал в засаду… Необходимо все, что было связано с этой историей о ясновидце, хорошенько проверить. Это будет не просто сделать отсюда из Берна. Но зря что ли у него были хорошие знакомые в Париже? Например, комиссар подразделения Маделин, которого называли «патрон» более дюжины инспекторов? Или ходячая энциклопедия Годофрей? Хотя только по побледнению теорию строить, конечно, нельзя. Вообще любую теорию! Сначала и прежде всего нужно было разобраться с теплыми отношениями семьи Клеман. Да! Разобраться! Только после этого можно будет решить, что делать дальше.

И Штудер написал под абзацем о Клемане Викторе Алоизе: «Братская могила» – и подчеркнул это двойной чертой.

Священник стоял у окна и смотрел во двор.

– Эпидемия оспы, – продолжал он. – Я пoпросил показать мне историю болезни моего брата. Все истории болезни за 1917-й год были в наличии, даже история болезни неизвестного негритенка, где было записано: «Мулат, пяти лет, доставлен… летальный исход…» А история болезни моего брата отсутствовала. Да, инспектор, ее не было. – «Мы не знаем… Мы сожалеем…» – Через три месяца после его смерти уже нельзя было найти историю болезни…

Невероятно, не так ли?

А через четырнадцать лет пророчествующий индивидуум, после того, как я вывел его из транса, сказал мне: «Мертвый принесет женщинам смерть. Он хочет отомстить. Мертвый принесет женщинам смерть…» Ясновидящий капрал повторил это, потом он описал моего брата, его курчавую бороду, его очки… Я знаю, Вам трудно себе представить, как это подействовало на меня; для этого Вам нужно знать Геривилль. Вам нужно было бы увидеть мою комнату, наполненную зелеными сумерками, городок за стенами моего дома, Блед… Блед – это по-арабски значит «страна». Еще нужно рассказать о равнинах, бесконечных, на которых растет сухая трава степной ковыль, она никогда не бывает сочной, она растет уже как сено… И тишина на плоскогорье! Тишина!.. Я привычен к тишине, поскольку я достаточно долго жил в безмолвии пустыни… Но Геривилль другой. Поблизости от городка находится надгробный памятник святого Марабута, пастушьи племена совершают паломничество к нему – они идут молча. Глубокая тишина поглощает даже звуки рогов, когда происходит смена караула в казарме.

Барабаны не гремят, они только глухо бормочут под ударами барабанных палочек… И теперь представьте, в моей комнате, залитой зеленым светом, неизвестный человек описывает моего брата, говорит его голосом… – Отец Маттиас затих на последнем слове. Внезапно он повернулся – три широких шага – и он стоял перед вахмистром. Он быстро спросил и его дыхание перехватило:

– Как Вы полагаете, инспектор? Мой брат может быть жив? Вы верите, что он может стоять за этими двумя убийствами, – поскольку речь, действительно, идет об убийствах, Вы не можете больше этого отрицать? Скажите мне честно, что Вы думаете?

Штудер сидел, положив сложенные руки на колени. Он выглядел массивным, тяжелым, и прочным, как одна из тех каменных глыб, которые встречаются на альпийских лугах.

– Действительно так.

После длинного потока слов священника оба слова, произнесенные как одно, прозвучали как точка.

Затем вахмистр поднялся. Держа свою пустую кофейную чашку в руке, он подошел к раковине, чтобы поставить ее туда. Тут на него напал приступ кашля, который прозвучал в маленькой кухне так громко, как будто в толпу выпустили деревенскую дворняжку. Штудер вытащил носовой платок, повернулся к раковине спиной – и когда он снова положил белый платок в боковой карман своего плаща, в нем был какой-то твердый предмет.

Это была чашка, на дне которой он обнаружил смешанный со снотворным кофейный осадок. Но чашка была вымыта…

Кем? Осмотр квартиры длился не более десяти минут, а потом отец Маттиас уже сидел в мягком кресле и играл со своей шапкой!..

Десять минут… Достаточно времени, чтобы сполоснуть чашку.

Но, может быть, на чашке можно будет обнаружить отпечатки пальцев?..

– Вам лучше, инспектор? – спросил отец Маттиас. – Вам надо что-то делать со своим кашлем.

Штудер кивнул, лицо его было красным и в его глазах блестели слезы. Он махнул рукой, кажется, хотел что-то сказать, но это оказалось ненужным, потому что в дверь квартиры постучали…

ГЛАВА 5. Маленький человек в синем плаще и другие

Перед дверью стояла дама, очень тонкая, на ee маленькой птичьей голове была короткая пажеская стрижка. Она представилась как владелица расположенной в этом доме школы танцев и говорила с очень сильным английским акцентом, поэтому вахмистру пришло на ум, что для расследования этого случая, в особенности, если это былo ожидаемoe каждым криминалистом «Громкое дело», нельзя было ограничиться только Бернским немецким, приходилось разговаривать то на французском, то на литературном немецком, то на булькающем базельском, а теперь вот на очереди был еще и английский… И вообще вся эта история была очень нешвейцарская, – мрачно подумал Штудер, – хотя все участники швейцарцы – за исключением капрала-ясновидца, о национальности которого священник ничего не сказал… Нешвейцарская – точнее, зарубежно-швейцарская, длинное и не совсем благозвучное слово.

– Я хочу сообщить мои наблюдения, – сказала дама, так изгибая и поворачивая свое стройное тело, что это невольно напоминало танец кобры под звуки флейты индийского факира. – Я живу внизу…

Указательный палец извивающейся руки указал на пол. И вдруг дама внезапно замолчала, так как она с удивлением увидела священника: он снова сидел в мягком кресле и играл с чечией.

Вахмистр стоял прямой как палка, уперев руки в бока под своим плащем, так что он был похож на черапаху, которая стоит на задних лапах, – в книжках с картинками животных иногда рисуют в таком положении. Маленькая голова и тонкая шея Штудера подчеркивали это сходство.

– Итак? – спросил он нетерпеливо.

– Вчера вечером нам позвонили, – продолжала тонкая дама, то есть это прозвучало как «виечера виечером» и «позевониль». – Маленький человек стоял перед дверью, он был одет в синий плащ. Он говорил неясным голосом, потому что был закутан в кашне… Фуляр.. Как Вы сказали? Ах, да!.. Вокруг шеи был обмотан шерстяной шарф, который также закрывал нижнюю часть его лица…

Кашель, сухой кашель. Затем:

– Шляпу… шлиапу… он надвинул низко на лоб. Он спрашивал о фрау Хорнусс… Я ответила, что это этажом выше. Мужчина поблагодарил и ушел. В доме было очень тихо. Поэтому я слышала, как он позвонил в дверь квартиры…

– Когда это было?

– Около… около одиннадцати… Может быть, немного позже. У меня был урок танцев, который закончился без пяти одиннадцать. А потом я приняла душ…

– Ах, – произнес отец Маттиас и погрузился еще глубже в его мягкое кресло. – Вы приняли душ!.. Хм!..

– Это меня не интересует! – прервал Штудер.

Дама, казалось, не заметила невежливость обоих мужчин, так как она пристально смотрела как завороженная на чечию, которую священник продолжал крутить, то замедляя, то ускоряя…

– Ну, а потом? Вы еще что-нибудь слышали? – спросил Штудер нетерпеливо.

– Да… Подождите… Я слышала, как позвонили, наша квартира находится как раз под ними. Я не закрыла нашу дверь, я хотела узнать, откроет ли фрау Хорнусс, она могла уже лечь спать… Но она, по-видимову, ожидала кого-то. Как только мужчина позвонил, я тут же услышала голос старой женщины: «Ах! Наконец-то!» – Это было сказано с облегчением. – «Заходите внутрь!» – И после этого дверь снова закрыли на замок.

– Мы в Швейцарии, – прервал Штудер – не говорим «Заходите внутрь». Мы говорим или «Заходите!» или «Входите!». Вы не можете вспомнить, фрау… фрау…

– Фрау Чуми.

«Очень интересно! – Подумал Штудер. – Англичанка с Бернской фамилией!» – И вслух:

– Фрау Чуми, не можете ли Вы мне сказать, какую форму обращения употребила женщина? Обратилась ли она к позднему посетителю на «Вы» или говорила ему «ты»?

– Мы в Англии, – это звучало как «мивинглии», – обращаемся ко всем на «Вы». Поэтому, я думаю, фрау Хорнусс говорила «Вы».

– Точно, «Вы», фрау Чуми?

– О, Боже! Конечно! Вы, должно быть, думаете, что я была слишком усталой. Вы из полиции? – внезапно спросила тонкая дама.

– Да… Вахмистр Штудер… – А Вы больше ничего не слышали?

– О, конечно, – сказала дама, улыбаясь, – и довольно много… Однако, Вы меня извините, господин… Господин… Штьюде…

Штудер уже привык, что его называли по-разному: например, французы его называли «Штюдере», а у английской дамы это звучало как «Штьюде» – почти как птичье пение…

– Этот господин не мог бы перестать играть со своей шапкой, это меня нервирует…

Отец Маттиас покраснел как пойманный школьник, быстро водрузил чечию на свой череп и засунул руки в рукава рясы.

– Я слышала, – говорила дама, снова извиваясь как змея, – шаги в кухне. Потом перетаскивали что-то тяжелое через всю квартиру. Потом глухие голоса, долго, очень долго, почти до часа ночи. Я сказала моему мужу: «Что бы это значило, у старой леди никогда не было посетителей, тем более, так поздно, что происходит там наверху?..» – Вы меня понимаете, инспектор?» – «С» она произнесла резко, а «Р» в конце слова проглотила, – нам нравилась старая леди. Она была совсем одинока, иногда мы навещали ее… иногда она приходила к нам. Она всегда была грустной…

– Да-да, – сказал Штудер нетерпеливо, – а дальше?

– Внезапно в кухне стало тихо. Кто-то тихо пошел по квартире, так тихо, как если бы сознательно хотел заглушить шаги. У нас внизу мы очень отчетливо слышим, что происходит в квартире наверху; пол, наверное, имеет пустоты… Затем открылась дверь квартиры наверху, я опять приоткрыла нашу дверь… Знаете, инспектор, любопытство! Потом был слышен поворот ключа в замке квартирной двери. И тишина! Я очень тихо сказала мужу, который стоял рядом со мной: «Что этот человек там делает?» – И как только я это прошептала, я услышала шаги, они удалялись от квартиры. На лестнице было темно, мужчина, наверное, не знал где выключатель… Он крался в темноте вниз по лестнице, и тут на нашей площадке он заметил освещенную щель. Он остановился, подождал. И затем он сделал несколько больших шагов, совершенно неожиданно, пробежал, нет, это был не бег… он прыгнул…

Действительно, драматический рассказ! Почему все женщины так любят театральность!.. Штудер сухо спросил:

– Он казался испуганным?

– Да… очень, очень испуганным. Он что-то уронил. Это упало на землю совсем бесшумно. Я видела это только в свете, который проникал из нашей двери… Я слышала, как мужчина большими прыжками скатывался по лестнице. («Cкатывался!» – где это дама подхватила это слово?) – А потом хлопнули входные ворота.

– Разве их не запирают в десять? – спросил Штудер.

– Нет, только в одиннадцать, из-за моей школы, и часто их забывают вообще запереть. Здесь есть один человек, он живет на первом этаже. Он всегда забывает ключ, живет один и возвращается домой поздно, и если входные ворота заперты, он звонит нам… Поэтому мы оставляем обычно ворота открытыми…

– Хмммм… – пробурчал Штудер. – А что он уронил, фрау Чуми?

– Вот это, – сказала тонкая дама и протянула Штудеру открытую ладонь. На ее поверхности лежалa веревкa, тонкая, свернутая в форме восьмерки, и завязанная узлом в середине. Штудер бросил взгляд на Белого Отца3, прежде чем взял пальцами находку, а потом снова посмотрел на фигуру с голыми жилистыми икрами… На губах священника была улыбка и ее трудно было определить. Сдержанная… может быть, насмешливая? Нет, не насмешливая – этому противоречило выражение глаз, которые были большие и печальные: серое море, над которым нависли облака – и редко, очень редко солнечный луч играл на поверхности…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
4 из 4