Эрагон. Возвращение

«Но что еще они потребуют от нас, – спросил ее Эрагон, – когда мы окажемся в их власти? Станут ли они уважать договор варденов с эльфами? Пошлют ли нас в Эллесмеру учиться или же решат совсем иначе? Джормундур кажется мне человеком вполне достойным, а вот остальные члены Совета… не знаю…»

Сапфира слегка коснулась нижней челюстью его макушки.

«Согласись, по крайней мере, присутствовать на церемонии назначения Насуады; уж это-то, мне кажется, мы сделать обязаны. Что же до клятвы верности, то посмотрим, нельзя ли как-то ее избежать. Возможно, что-то еще успеет перемениться… А может, решение нам подскажет Арья».

И Эрагон, согласившись с нею, громко сказал:

– Хорошо, как вам будет угодно. Я готов присутствовать на церемонии назначения Насуады.

Джормундур вздохнул с облегчением:

– Вот и прекрасно! В таком случае нам осталось обсудить еще только один вопрос, и ты можешь быть свободен: одобрение кандидатуры Насуады. Нет причин откладывать решение этого вопроса, раз уж все мы собрались здесь. Я немедленно пошлю за Насуадой и за Арьей – нам необходимо получить также и одобрение эльфов, прежде чем объявить народу о принятом решении. Впрочем, вряд ли это вызовет какие-то трудности: Арья не может пойти против нашего Совета и тем более против тебя, Эрагон. Ей придется согласиться с нашими доводами.

– Погоди, – суровым тоном остановила Джормундура Элессари, и глаза ее блеснули сталью. – Скажи ты свое слово, Всадник! Принесешь ли ты клятву верности во время церемонии избрания?

– Да, ты, разумеется, должен это сделать, – сказал Фалберд. – Это же позор для варденов, если Всадник откажется поддержать их. Или мы не сможем обеспечить ему полную безопасность.

«Нет, до чего хитро они загнали меня в угол!» – мысленно воскликнул Эрагон.

«Они рисковали, но риск того стоил, – заметила Сапфира. – Боюсь, выбора теперь у тебя не осталось».

«Они не осмелятся причинить нам зло, если я откажусь!»

«Да, не осмелятся. Но горя они могут причинить нам предостаточно. И я не ради себя самой, а ради тебя самого предлагаю: соглашайся. Есть множество опасностей, от которых я не в силах защитить тебя, Эрагон. А если Гальбаторикс выступит против нас, то тебе понадобятся союзники, а не враги. Тем более среди варденов. Начиная войну с Империей, мы не можем позволить себе вступать в противоречия с варденами».

Выслушав ее, Эрагон сказал, обращаясь к Джормундуру:

– Хорошо, я принесу клятву верности.

Члены Совета, даже тощий Умерт, не стали скрывать своей радости, и Эрагон подумал:

«Они же боятся нас, Сапфира!»

«Они и должны нас бояться», – сердито буркнула она.

Джормундур кликнул Джаршу и велел ему немедленно разыскать и привести на Совет Насуаду и Арью. Разговор за столом совершенно увял, и вскоре воцарилась весьма неуютная тишина. Но Эрагон почти не обращал внимания на примолкших членов Совета, он мучительно искал выход из создавшегося положения, но пока не находил.

Наконец дверь отворилась, и все выжидающе повернулись к ней. Первой вошла Насуада – голова высоко поднята, взгляд совершенно спокоен. Она была в черном платье, расшитом нитками еще более густого черного цвета – темнее даже, чем ее кожа. Эту сплошную черноту нарушала лишь тонкая полоска королевского пурпура, протянувшаяся от плеча до бедра. Следом за Насуадой вошла Арья – легкой и грациозной кошачьей походкой; за ними маячил исполненный глубочайшего восхищения Джарша, которого тут же отпустили.

Джормундур лично усадил Насуаду на отведенное ей место. Эрагон поспешил сделать то же для Арьи, однако она не обратила внимания на услужливо отодвинутый им стул и осталась стоять на некотором расстоянии от стола.

«Сапфира, – попросил Эрагон, – ты уж сама расскажи Арье обо всем, что здесь произошло. По-моему, Совет и не подумает сообщать ей, как они вынудили меня дать все эти обещания».

– Арья! – Джормундур почтительно поклонился эльфийке и тут же полностью переключил все свое внимание на Насуаду. – Насуада, тебе, дочери Аджихада, приносит Совет Старейшин свои глубочайшие сожаления по поводу столь горькой утраты, затронувшей тебя более, чем любого из нас… хотя все мы скорбим с тобою вместе.

– Благодарю вас, – потупившись, прошептала Насуада. Сейчас она казалась такой юной, уязвимой и беззащитной, что Эрагону вдруг стало ее безумно жаль. Она была совсем не похожа в эту минуту на ту чрезвычайно энергичную молодую женщину, что заходила к ним с Сапфирой перед самой битвой.

– Хотя сейчас ты, безусловно, оплакиваешь отца и тебе нет дела ни до чего другого, – продолжал Джормундур, – принять одно важное решение все же придется, ибо этого требует насущная необходимость. Совет Старейшин не может руководить варденами, это ясно всем. Кто-то должен стать заменой твоему отцу, причем сразу же после похорон. Мы просим тебя занять этот пост, ведь он по праву принадлежит тебе как его наследнице. Да и все вардены, по-моему ожидают, что теперь их возглавишь именно ты.

Глаза Насуады вспыхнули и тут же налились слезами, но она сдержалась и, низко наклонив голову, сказала достаточно твердо, хотя горечь утраты так и звенела в ее голосе:

– Я никогда не думала, что именно мне придется занять место моего отца. К тому же я, по-моему, слишком молода… И все же, если вы настаиваете, я исполню свой долг перед отцом и перед варденами… Я приму на себя эту святую обязанность.

Истина познается среди друзей

На лицах членов Совета заиграли победоносные улыбки: Насуада поступила именно так, как они и хотели.

– Да, мы действительно настаиваем на этом, – подтвердил Джормундур, – причем ради твоего же собственного благополучия и благополучия всех варденов.

Все с готовностью его поддержали. Насуада с грустной улыбкой приняла их заверения в любви и преданности. А Эрагон успел заметить брошенный на него гневный взгляд Сабры, поскольку к общему хору он не присоединился.

Пока продолжался этот лицемерный обмен любезностями, Эрагон наблюдал за Арьей, ожидая, что она как-то проявит свою реакцию и на то, что успела сообщить ей Сапфира, и на заявление Насуады. Но лицо эльфийки оставалось по-прежнему спокойным и невозмутимым. Единственное, что несколько утешило Эрагона, это сообщение Сапфиры о том, что Арья хочет с ними поговорить после заседания Совета.

Эрагон не успел ей ответить: Фалберд, повернувшись к Арье, спросил, сочтут ли эльфы подобное решение приемлемым.

Она так долго и пристально смотрела на Фалберда, что тот под ее пронзительным взглядом стал извиваться как червяк; потом удивленно подняла бровь и сказала:

– Я не имею права говорить от имени нашей королевы, но лично я в данном решении не вижу ничего такого, что могло бы встретить ее возражения. И благословляю Насуаду, ибо это тяжкая ноша.

«Ну, еще бы! – сердито думал Эрагон. – Естественно, даже у Арьи нет возражений, хоть она теперь все уже знает. Нас всех просто в угол загнали!»

Слова Арьи явно порадовали членов Совета. Насуада поблагодарила ее и спросила Джормундура:

– Вы хотели еще что-то обсудить со мною? Я очень устала…

Джормундур покачал головой:

– Нет, нет. Мы все подготовим сами. Обещаю: до похорон никто тебя больше не потревожит.

– Спасибо. Но, раз мы все обсудили, вы, может быть, оставите меня? Мне нужно подумать, как отдать последние почести отцу, как служить варденам… Вы дали мне слишком богатую пишу для размышлений. – И Насуада выжидающе сплела тонкие пальцы на коленях, обтянутых темной тканью платья.

Умерт встрепенулся; судя по его виду, он хотел возразить против того, что юная «принцесса» отсылает прочь членов Совета Старейшин, но Фалберд жестом призвал его хранить молчание и покорно склонил перед Насуадой голову:

– Разумеется, как тебе будет угодно. Постарайся, оставшись в одиночестве, обрести хоть какое-то успокоение. Но если тебе понадобится помощь, мы всегда готовы служить тебе. – И, поманив за собой остальных, он быстро прошел мимо Арьи к двери.

– Эрагон, прошу тебя, останься, – вдруг сказала Насуада.

Озадаченный этим приглашением, Эрагон снова сел, не обращая внимания на встревоженные взгляды членов Совета. Фалберд даже помедлил в дверях, словно ему вдруг расхотелось уходить. Следом за ним, последней, вышла Арья. Прежде чем закрыть дверь, она посмотрела на Эрагона, и в глазах ее отчетливо читались беспокойство и сочувствие, которые прежде она столь успешно от него скрывала.

Насуада присела за стол чуть боком, отвернувшись от Эрагона и Сапфиры.

– Вот мы снова и встретились, Всадник, – сказала она. – Отчего ты не стал приветствовать меня вместе с остальными? Я тебя чем-то обидела?

– Нет, Насуада. Я просто не осмелился ничего сказать тебе – боялся показаться грубым или глупым. В нынешних обстоятельствах не стоит делать чересчур поспешных заявлений, а потому… – Эрагон умолк. Ему вдруг стало страшно при мысли о том, что их могут подслушать. Совершив над собой определенное усилие, он обратился к магии и нараспев произнес: – Атра нозу вайзе вардо фра элд хорнья… – что примерно означало: «Да защитят нас чары от излишне любопытных ушей». – Прости, но теперь я уверен, что можно говорить без опаски, ибо нас не сможет подслушать ни человек, ни гном, ни эльф.

Лицо Насуады несколько смягчилось.

– Спасибо, Эрагон! – воскликнула она. – Ты даже не представляешь, сколь ценен твой дар! – Теперь голос ее звучал куда более уверенно.

За спиной Эрагона шевельнулась Сапфира. Дракониха встала, осторожно обошла вокруг стола и остановилась перед Насуадой, опустив голову так, что один ее сапфировый глаз уставился прямо в черные очи Насуады. С минуту Сапфира неотрывно смотрела на девушку, потом тихонько всхрапнула, выпрямилась и велела Эрагону:

«Скажи ей, что и я печалюсь из-за постигшей ее утраты и очень ей сочувствую. А еще скажи: пусть ее сила станет силой всех варденов, когда она наденет плащ Аджихада! Ее подданным нужна будет твердая рука».

Эрагон повторил ее слова Насуаде и прибавил:

– Аджихад был великим человеком! Его имя будут помнить вечно… А сейчас мне нужно кое в чем тебе признаться: перед смертью он приказал мне любой ценой не допустить раскола в рядах варденов. Это были его последние слова. Их слышала также и Арья.

Я хотел сохранить все в тайне из-за возникших сложностей, но ты, по-моему, имеешь право это знать. Я не уверен, что именно имел в виду Аджихад и чего именно он хотел от меня, но одно я знаю твердо: я всегда останусь на стороне варденов и буду изо всех сил защищать их. Я хотел, чтобы ты это поняла и знала: у меня нет ни малейшего желания самому командовать варденами.

Насуада горько рассмеялась:

– Так ведь и я вряд ли буду сама ими командовать, ты же должен понимать это! – Вся ее сдержанность куда-то исчезла, но остались самообладание и решимость. – Я знаю, почему ты оказался здесь раньше меня, и догадалась, чего добиваются члены Совета. Неужели ты думаешь, что за столько лет, пока я была рядом с отцом, мы с ним ни разу не обсуждали подобной возможности? Члены Совета ведут себя именно так, как я и ожидала. Зато теперь для меня все ясно, и я с чистой душой могу принять на себя командование варденами.

– Значит, ты не позволишь им сделать из тебя марионетку?

– Не имею ни малейшего желания! Но ты больше никому не говори о последних словах Аджихада. Глупо делать это предметом досужих обсуждений; к тому же люди могут воспринять его слова как пожелание того, чтобы ты заменил его на посту руководителя варденов; а это, безусловно, подорвет мой авторитет и внесет смуту в их ряды. Он сказал то, что тревожило его больше всего; он хотел во что бы то ни стало защитить своих подданных. Я бы сделала то же самое. Мой отец… – Голос ее дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. – Я готова жизнь положить ради дела отца. И я хотела бы, чтоб ты это понял как Всадник. Все планы Аджихада, все его стратегические цели – все это теперь мое. И я постараюсь не подвести его! Империя непременно потерпит крах! И Гальбаторикс будет низвергнут!

Насуада умолкла. Эрагон заметил, что по щеке ее медленно ползет слеза. Он понимал, сколь сложным оказалось то положение, в которое она попала, и восхищался силой ее духа и воли, которых не сумел разглядеть раньше.

– А какую роль ты хочешь отвести мне, Насуада? Что мне делать среди твоего войска?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Ты можешь делать, что тебе будет угодно. Члены Совета – просто глупцы, если думают, что смогут управлять тобой. Для варденов и гномов – ты настоящий герой, и даже эльфы поклонятся тебе, узнав о твоей победе над Дурзой. Даже если ты вдруг решишь пойти против Совета или против меня, мы будем вынуждены уступить, ибо народ всей душой поддержит именно тебя. И в данный момент именно ты обладаешь самой большой властью над варденами. Впрочем, если ты действительно согласен с моим назначением, то могу тебя заверить: я ни на шаг не отступлю от планов своего отца, так что тебе придется вместе с Арьей отправиться к эльфам и завершить там свое обучение, а потом вернуться к нам.

«Почему она со мной так откровенна? – мысленно вопрошал Эрагон. – Если она права, то зачем же мы согласились с требованиями Совета?»

Сапфира ответила не сразу.

«Так или иначе, – сказала она, – теперь уже слишком поздно. Ты уже дал свое согласие. А Насуада говорит с тобой откровенно просто потому, что твоя магия наконец-то избавила ее от любопытных ушей. Ну, и еще потому, что она надеется отвоевать нашу преданность у Совета».

И Эрагон вдруг решился, но сперва все же спросил Сапфиру, можно ли полностью доверять Насуаде.

«Да, – мгновенно ответила дракониха. – Она говорила совершенно искренне».

Эрагон сказал ей, что собирается сделать. Сапфира одобрительно кивнула, и он, вытащив Заррок из ножен, медленно подошел к Насуаде. Он успел заметить, как в глазах ее промелькнул страх, взгляд невольно метнулся к двери, а рука, скользнув в складки платья, стиснула какое-то невидимое оружие. Остановившись прямо перед нею, Эрагон преклонил колено и положил Заррок плоскостью острия на вытянутые руки.

– Насуада! Мы с Сапфирой здесь недавно, но успели за это время проникнуться глубочайшим уважением к Аджихаду. И теперь нам кажется, ты будешь ему достойной заменой. Ты сражалась с нами вместе и не отступила, когда другие бежали с поля боя. Кстати, я ни разу не видел среди сражавшихся тех двух женщин, что входят в Совет. Кроме того, ты никогда не относилась к нам подозрительно, всегда была честной и искренней, и мы с Сапфирой решили: я, Всадник Эрагон, предлагаю тебе свой клинок, свою верность и преданность.

Эрагон произнес это торжественное обещание с чувством окончательной победы, но твердо знал, что ни за что не сумел бы изречь подобных слов перед битвой при Фартхен Дуре. Теперь же у него перед глазами стояли убитые и раненые в том бою. Теперь война с Империей стала не только его, Эрагона, личным делом. В ней участвовали все вардены, и он обязан был помочь им и всем тем, кто страдал под тягостной властью Гальбаторикса. И свержению этой власти – сколько бы времени на это ни потребовалось – он решил посвятить всю свою жизнь до конца.

И все же он страшно рисковал, принеся клятву верности Насуаде. Совет возражать не посмеет: ведь Эрагон пообещал принести клятву верности новому, выбранному ими предводителю варденов. Но хватит ли у Насуады сил и умения выполнить свои обещания? «Что ж, лучше дать клятву честному глупцу, чем лживому мудрецу», – решил Эрагон.

А Насуада между тем молчала. В глазах ее застыло удивление. Потом она решительно сжала в руке рукоять Заррока, приподняла его – не сводя глаз с алого лезвия меча – и коснулась острием головы Эрагона.

– Я с благодарностью и уважением принимаю твою клятву верности, Всадник, – торжественно промолвила она, – как и ты примешь всю ответственность, связанную с этой клятвой. Встань же и как мой вассал прими от меня свой меч.

Эрагон встал, принял из ее рук меч и сказал:

– Теперь я могу честно тебе признаться: Совет заставил меня согласиться присягнуть на верность варденам – а точнее, членам Совета – во время церемонии назначения тебя на пост, принадлежавший твоему отцу. То, что я сейчас сделал – единственный способ для нас с Сапфирой перехитрить их.

Насуада с искренним наслаждением рассмеялась:

– Ах вот как? Ты, я вижу, уже научился играть в наши игры! Отлично! Но, в таком случае, не согласишься ли ты как мой самый первый и пока что единственный вассал еще разок принести мне клятву верности – только на этот раз прилюдно?

– Разумеется, смогу.

– Хорошо. И пусть члены уважаемого Совета на это полюбуются. А теперь прошу: оставь меня и постарайся до похорон не тревожить. Мне нужно многое обдумать и подготовиться к похоронам… Помни, Эрагон: договор, который мы с тобой только что заключили, возлагает на нас обоих одинаковые обязательства, и я должна отвечать перед тобой за свои действия точно так же, как и ты обязан служить мне. Не нанеси же урона моей чести, как и я не нанесу урона твоей!

Насуада помолчала, заглянула Эрагону в глаза и прибавила гораздо более ласково и мягко:

– Прими и ты мои соболезнования. Я ведь понимаю, что и другие, а не только я одна, имеют причины печалиться. В этом бою я потеряла отца, а ты – друга. Мне очень нравился Муртаг, и я страшно огорчена его исчезновением… А теперь прощай, Эрагон.

Эрагон поклонился ей и вышел, чувствуя во рту противную горечь, а в горле – комок. Коридор, где они с Сапфирой очутились, был совершенно пуст, в обе стороны тянулись бесконечные серые стены. Эрагон остановился, упер руки в бока, набрал полную грудь воздуха и с силой выдохнул. День еще только начинался, а он уже чувствовал себя страшно усталым – слишком много событий обрушилось на него за эти часы.

Сапфира, подтолкнув его носом, безмолвно сказала: «Сюда» – и без лишних слов повела его по коридору куда-то вправо. Ее сверкающие когти цокали по каменному полу.

Эрагон хмуро следовал за нею.

«Куда мы идем?»

Ответа не последовало.

«Сапфира, ответь, пожалуйста».

Она только хвостом дернула. Эрагон не стал ждать, когда она соизволит заговорить, и сменил тему:

«Понимаешь, все в нашей жизни теперь действительно будет иначе! Хотя порой мне кажется, что новый день способен принести лишь горе, печаль и новые кровопролития».

«Все не так плохо, – возразила Сапфира. – Мы одержали великую победу. Ее следует праздновать, а не оплакивать».

«Вот только любая радость гаснет, стоит столкнуться с подобной мышиной возней!»

Сапфира сердито фыркнула. Тонкий язык пламени метнулся, осветив ее ноздри и осыпав плечо Эрагона искрами. Он так и взвился, прикусив язык, чтобы удержать рвущиеся изо рта проклятия.

«Тихо, тихо», – сказала Сапфира, качая головой и стараясь развеять поваливший от одежды дым.

«Ничего себе „тихо“! Ты же мне чуть бок не поджарила!»

«Я сама не ожидала. Я все время забываю, что пламя может вырваться непроизвольно. Представь себе, что каждый раз, стоит тебе шевельнуть рукой, в землю ударяет молния. И так легко, сделав лишь одно неосторожное движение, что-нибудь уничтожить».

«Ну да… наверное… Ты уж прости, что я так рассердился. Больно все-таки».

Сапфира подмигнула ему, слегка прищелкнув жестким шипастым веком.

«Ничего. И ты меня извини, я ведь не хотела. Мне просто стало смешно: ведь даже Насуада не сможет заставить нас что-либо сделать».

«Но ведь я поклялся, я дал ей слово Всадника!»

«Возможно. Но если мне придется это слово нарушить во имя твоей же безопасности, я колебаться не стану. И бремя вины перед Насуадой вынесу легко. Я неразрывно связана с тобой, и только поэтому твоя клятва верности Насуаде затрагивает и мою честь, но сама я этой клятвой не связана. Если придется, я тебя даже выкраду. Тогда уж точно никто не поставит тебе в вину нарушение данного слова!»

«Нет уж, Сапфира, до этого дело доводить не стоит. Если мы начнем пользоваться подобными уловками, то Насуада запросто власть потеряет, а вардены утратят свое единство».

Наконец Сапфира остановилась и распахнула резные двери библиотеки Тронжхайма. Огромное помещение казалось совершенно пустым, хотя за аккуратными шкафами и изящными колоннами запросто мог бы скрыться целый отряд. Из светильников лился мягкий свет; всюду виднелись корешки книг и свитки; в уютных нишах стояли мраморные столы и удобные кресла.

Сапфира, извиваясь всем телом, ловко пробиралась между шкафами и стеллажами, ведя его к одной из таких ниш. Там сидела Арья. Эрагон остановился, глядя на нее. Он никогда еще не видел ее в таком возбуждении, хотя это и проявлялось, пожалуй, лишь в некоторой скованности движений и в том, как судорожно сжимала ее рука рукоять меча с изящным перекрестьем гарды.

Эрагон присел у стола напротив нее. Сапфира устроилась между ними, не сводя с обоих проницательного взгляда.

– Что же ты натворил?! – В голосе Арьи звучала неожиданная враждебность.

– А что такого?

Она резко вскинула голову.

– Что ты пообещал варденам? Что ты натворил?

Эрагон был потрясен; он видел, что Арья вот-вот потеряет контроль над собой. Ему даже стало немного не по себе.

– Мы сделали то единственное, что могли сделать в подобной ситуации, – сказал он, стараясь держать себя в руках. – Я не слишком хорошо знаком с обычаями эльфов и готов принести свои извинения, если мы чем-то тебя расстроили. Но сердиться на нас у тебя нет причин.

– Глупец! Что ты знаешь обо мне? Я провела здесь семьдесят лет в качестве посланницы нашей королевы. Пятнадцать лет из этих семидесяти я охраняла яйцо Сапфиры, носила его то к варденам, то к эльфам. За эти годы я столько сил положила на то, чтобы у варденов были мудрые и сильные вожди, способные противостоять Гальбаториксу и уважать желания тех, кто им помогает. Бром очень помог мне. Благодаря ему мы подписали договор насчет нового Всадника – тебя. Аджихад нес за тебя ответственность и явно испытывал к тебе симпатию, но по-прежнему старался не нарушать создавшегося равновесия сил. А теперь ты взял и перешел на сторону Совета – не знаю уж, по своей воле или нет, – чтобы вместе с ним управлять действиями Насуады! Чтобы подчинить ее себе! Ты же превратил в ничто работу всей моей жизни! Что же ты натворил?!

Эрагон, видя ее отчаяние, мигом утратил всю свою заносчивость. Коротко и ясно он объяснил, почему согласился с требованиями Совета и как они с Сапфирой договорились перехитрить их.

Когда он умолк, Арья тоже некоторое время молчала, потом обронила:

– Значит, так?..

– Значит, так.

«Семьдесят лет! Ничего себе!» Эрагон знал, что эльфы живут необычайно долго, но ему и в голову не приходило, что Арья может оказаться такой… старой! Ведь на вид ей можно было дать лет двадцать или чуть больше. Единственное, что, пожалуй, выдавало ее истинный возраст, это изумрудные глаза на совершенно гладком, лишенном морщин лице: глаза глубокие, все понимающие и чаще всего мрачные.

Арья откинулась назад, не сводя с него глаз.

– Ты занял не совсем ту позицию, какую мне хотелось бы, но это все же лучше, чем я думала, – призналась она. – Прости, я вела себя отвратительно, невежливо…

И ты, Сапфира, тоже прости… Ведь на самом деле вы поняли куда больше, чем мне казалось. И эльфы наверняка согласятся с твоим компромиссным решением, но ты никогда не должен забывать о своем долге перед нами. Все-таки это мы спасли яйцо Сапфиры. Без наших усилий никаких Всадников больше вообще бы не появилось.

– Я знаю это. И мой долг выжжен в моей крови и на моей ладони, – сказал Эрагон. Они снова помолчали. Он судорожно выискивал какую-нибудь новую тему для разговора, мечтая продолжить беседу и узнать об Арье еще что-нибудь. – Ты, значит, давно не была на родине? Ты, наверное, тоскуешь по Эллесмере? Или ты жила в другом городе?

– Нет, мой родной дом – Эллесмера. – Арья смотрела куда-то мимо него. – Но я не жила там с тех пор, как получила приказ отправиться к варденам. Тогда стены и окна нашего дома были увиты первыми весенними цветами… А те мимолетные мгновения, когда я возвращалась туда… О, по нашим меркам, они так коротки, не длиннее снов!

И Эрагону снова показалось, что от нее исходит острый запах сосновой хвои – точно кто-то нечаянно сломал ветку и раздавил ее. Этот аромат, казалось, открывал его чувства, освежал мысли, все его существо тянулось к ней…

– Как это, должно быть, тяжело – жить среди гномов и людей в Фартхен Дуре, где нет никого из твоих сородичей, – сочувственно сказал он.

Она лукаво посмотрела на него, склонив голову набок:

– Ты так говоришь о людях, словно сам не человек.

– Возможно… Возможно, я и впрямь нечто другое – некая смесь двух рас. Или даже трех. Ведь Сапфира живет во мне точно так же, как и я в ней. Мы разделяем одни и те же чувства, ощущения, мысли. Порой мне кажется, что мы не два отдельных существа, а одно.

Сапфира закивала в знак согласия столь энергично, что чуть не разнесла огромной головой мраморный столик.