Отравленные морем

Больше всего я боялась, что Манриоло, расхваставшись, выдаст и мою тайну. Как-то вечером в Перне, поддавшись откровенности, я рассказала ему о Карите. Прошлой весной в Венетте некоторые друзья дона Арсаго решили испытать мои способности кьямати и подарили мне горлодерку, с тайной надеждой, что она прикончит меня на месте. Надежды не оправдались. Мы с Каритой сумели поладить, более того, однажды она защитила меня от убийцы. Мне не хотелось, чтобы эта история дошла до слуха синьора Алонзо. Иногда чужое любопытство обходится нам слишком дорого.

Выждав момент, когда все матросы были заняты делом, я украдкой поманила к себе Манриоло и выбранила его от души:

– Что ты творишь? Разве дар кьямата дается для развлечения? Для того, чтобы устраивать цирк на потеху толпе? Тебе нельзя так долго находиться в мысленной связи с Гриджо, это опасно. Я же сто раз объясняла! Причем опасность здесь кроется не только для тебя, но и для него тоже!

Увы, мои слова канули в пустоту. Манриоло, окрыленный успехом у публики, только пожал плечами:

– Да не боись, я знаю, что делаю. И Гриджо любит играть. Я чувствую его настроение. Теперь я вообще чувствую его гораздо лучше, чем раньше. Ты отличный учитель! – похвалил он, снисходительно потрепав меня по плечу.

Я подумала, что была ужасным учителем, если благодаря мне Манриоло додумался рисковать здоровьем валлуко ради «почетной» роли палубного шута. Но как его переубедить? Невозможно… Я вздохнула:

– Ладно, делай как знаешь. Может, тебе действительно стоит чаще общаться с Гриджо. Вдруг он сумеет добавить тебе немного мозгов!

Мне пришлось сбавить тон, чтобы нас не подслушали. Один из матросов как раз направлялся в нашу сторону, разматывая бухту каната. Манриоло, заметив его, вдруг нахально приобнял меня за талию.

– Кажется, моя милая сегодня выгонит меня ночевать на палубу! – подмигнул он матросу, сопроводив эти слова фривольной улыбкой. От возмущения у меня даже дух захватило. В Перне Манриоло ничего подобного себе не позволял. Что с ним случилось? Захотелось покрасоваться перед командой? Выставить себя ловеласом, который играючи может соблазнить любую пташку с куста?

Разозлившись, я отпихнула его и ушла в каюту. Жаль, что ее отделял от палубы только занавес, который нельзя было со всего маху за собой захлопнуть.

После яркого света палубы меня ослепил полумрак. Сгоряча я ударилась коленом об угол лежанки, что тоже не улучшило моего настроения. Здесь было так тесно, что мы с Манриоло вечно на что-нибудь натыкались. Но сейчас я предпочитала сидеть в тесноте и духоте, чем служить мишенью для дурацких матросских шуток. С палубы доносились смешки. Манриоло, поди, опять разошелся вовсю. Ну и Хорро с ним!

Смахнув с лежанки какие-то вещи, я уселась, хмуро подперев щеку рукой. В таком виде меня и нашел Пульчино, вернувшийся вечером. Я поделилась с ним своим возмущением, но против ожиданий Пульчино меня не поддержал:

– Ему просто хочется утвердиться в новой стае, а на корабле, где у каждого есть свое место, это не так-то легко. Для парней синьора Алонзо он выглядит как неудачник. Нищий изгнанник, застрявший в рыбачьем поселке.

– То есть он пытается спасти свою гордость, ущемив при этом мою? Ну знаешь, я против!

– Ничего, скоро к нему все привыкнут, и тебе больше не придется отсиживаться в этой норе! – утешил меня Пульчино.

– Да, умеешь ты успокоить…

После нашего разговора меня охватило новое беспокойство. Я подумала, что замечания Пульчино отличались удивительной меткостью, и вообще за годы нашего знакомства он научился мыслить почти как человек. Раньше я не придавала этому большого значения, но теперь вдруг задумалась: а как действует на него наша связь? В кого я его превращаю? Наша дружба казалась естественной, как дыхание – но к чему она могла привести?

Позже, воспользовавшись темнотой, я незаметно вышла на палубу. Море мягко укачивало фелуку на маслянистых волнах. В небе таял закат, грязно-розовый, как рыбьи жабры. Вся команда собралась вокруг котелка с бобовой похлебкой. Пахло солониной, грубоватыми шутками, усталостью после долгого дня и тем особым умиротворением, которое наступает, когда люди чувствуют, что неплохо потрудились и теперь с полным правом могут предаться отдыху. Манриоло тоже был там. До меня по-прежнему доносились смешки и обрывки разговоров, но теперь я постаралась отрешиться, впитывая приглушенное бормотание волн, запах смолы и соли, поскрипывание снастей, тысячи таинственных ночных звуков… Наконец я почувствовала себя просто точкой, скользящей навстречу невидимому горизонту. Сосредоточившись, я попробовала позвать бедного Гриджо, однако мне никто не ответил. Море, простиравшееся вокруг, оставалось тихим и безмятежным, только стайка дорадо испуганно метнулась прочь от моего зова. Наверное, валлуко сегодня совсем измучился. «Ну, Манриоло! – подумала я с новой злостью. – Эгоист несчастный. Поделом ему, если Гриджо захочет уплыть насовсем!»

* * *

На третий день вдруг задул свежий встречный ветер, из-за чего часть пути нам пришлось проделать на веслах. К вечеру все вымотались настолько, что даже Манриоло немного притих.

– Сегодня пораньше пристанем к берегу, – распорядился синьор Алонзо. – Спешить нам особо некуда.

Он был прав. По рассказам моряков я знала, каким коварным бывает ночное море. В темноте можно было запросто сесть на мель или налететь на скалу.

Впереди как раз показался Пицене – шумный городок с рыжими черепичными крышами, черными иглами кипарисов и традиционным замком на холме. Грубые приземистые башни, расположенные по углам крепостной стены, казалось, проседали под тяжестью облаков. В порту на рейде стояли два больших корабля, в одном из которых – по округлому корпусу и высоким надстройкам на носу и на корме – легко было признать венеттийского «купца». Сердце у меня зачастило. Капитан этого судна почти наверняка был знаком с Рикардо Граначчи… а может быть, и с Алессандро.

Грязный, крикливый порт встретил нас шумом и толкотней. Синьор Алонзо, хлопнув по плечу местного чиновника, принялся расспрашивать насчет стоянки и приличной таверны. Я заметила, что он также поинтересовался насчет той венеттийской каракки. Корабль из Венетты возбудил не только мое любопытство.

– Хочешь попробовать?

Вздрогнув, я очнулась от мыслей. Рядом со мной стоял Манриоло, протягивая кулек, сложенный из виноградных листьев. В кульке была горсть оливок. И когда только он успел их добыть?

– Пройдемся немного, – предложил он. – Алонзо сам обо всем договорится. Все равно до завтра мы отсюда не двинемся.

Судя по оливкам и мирному тону, он старался меня задобрить. После вчерашней размолвки мы так и не помирились. Манриоло остался ночевать на палубе с матросами, а я всю ночь пролежала без сна, прислушиваясь к усталому поскрипыванию переборок и размеренному плеску волн.

Чем дальше мы отходили от порта, тем спокойнее и тише было вокруг. На молу торчали рыбацкие домишки на сваях, будто дозорные, бдительно наблюдающие за морем. Ветер, так некстати задержавший нас в пути, трепал растянутые для просушки сети.

У оливок был крепкий, солоноватый вкус, но меня это не смягчило.

– Мне не нравится, что ты выставляешь меня дурой перед людьми синьора Алонзо, – прямо заявила я. – Что это вчера было за представление? Я тебе не невеста и не жена!

– Твои слова разбивают мне сердце, – театрально вздохнул Манриоло, но, споткнувшись о мой хмурый взгляд, посерьезнел: – Ладно. Будь ты моей невестой, все было бы проще. В команде у синьора Алонзо есть разные люди, и кое-кто из них не прочь воспользоваться ситуацией. Взять хотя бы Джованни с Барилем. На последней стоянке они едва не разыграли тебя в кости! Хорошо, что капитан вовремя вмешался. Если донна Джулия когда-нибудь узнает об этом, она оторвет мне башку и скормит ее морренам! Пусть лучше эти невежи думают, что ты со мной…

У меня запылали щеки. Раньше мне не приходилось сталкиваться с подобной грубостью. В монастыре на Терра-деи-Мираколи, разумеется, не было мужчин, кроме старого Ваноцци, вечно дремавшего в будке около ворот. Но Ваноцци был так стар, что вопрос о его поле можно было считать несущественным. Он казался ровесником монастырских стен. После этого в Венетте я жила под защитой Рикардо и донны Ассунты, ну а в Перне рыбаки так боялись моих талантов, что не осмеливались позволять себе вольности. «Оскорбишь морскую ведьму – будешь потом целый месяц хлебать пустой суп из капусты!» – вот что они, вероятно, думали. В Перне я была в безопасности. А теперь?

Мир был не очень-то расположен к одиноким женщинам вроде меня. Я впервые задумалась, что буду делать в Венетте. К кому обратиться за покровительством? Вероятно, Джулия могла бы меня защитить, но еще неизвестно, как на это посмотрит Рикардо. Прошлой весной я обвела его вокруг пальца, сыграв роль его сестры, и в отместку он вполне мог упрятать меня в тюрьму. Для простой девушки выдать себя за патрицианку – это преступление, и неважно, насколько благородными были мои мотивы. А поскольку муж Джулии находился в отъезде, за нас некому будет заступиться. Разве что Алессандро… но я запрещала себе думать о нем. Может статься, он вообще меня презирает. Страшно подумать, что ему пришлось пережить тогда в крипте, и все из-за меня! Вряд ли он обрадуется, если я снова появлюсь у него на пути.

Манриоло тем временем продолжал извиняться. Спохватившись, я поняла, что пропустила его последние слова мимо ушей.

– Ладно, забыли.

Ссориться расхотелось. В конце концов, какая разница, что подумают или не подумают про меня синьор Алонзо и его люди! Через день-другой мы расстанемся и, надеюсь, больше никогда друг друга не увидим.

Размышляя каждый о своем, мы повернули обратно к порту и шумным торговым рядам. На постоялом дворе стоял дым коромыслом, а в общем зале было так тесно, что яблоку негде упасть. Манриоло направился к стойке, чтобы найти хозяина. Я отошла в сторонку, пропустив запыхавшуюся девушку с подносом, и огляделась. За отдельным длинным столом сидел синьор Алонзо со своим помощником в компании каких-то важных господ. Мне показалось, что я узнала капитана той самой карраки. Пожилой седоволосый синьор был очень похож на венеттийца. Об этом говорили и его солидная одежда темных тонов, и напористая манера речи. Его спутники выглядели попроще и больше помалкивали. Может, это охранники? Зато синьор Алонзо, как всегда, болтал за троих, блестел зубами, улыбался, постоянно подзывал разносчиц, требуя то жаркого из козлятины, то ветчины, то новый кувшин вина. Похоже, все они отлично проводили время.

– Я, наверное, пойду к ним, чтобы узнать, нет ли чего нового, – объявил Манриоло, незаметно подошедший ко мне. – А ты, если хочешь, поднимайся наверх. Здесь все забито, но мне удалось сторговать одну комнату. Хоть сегодня выспимся как нормальные люди, в нормальных постелях! Господь свидетель, мне надоело сгибаться, как складной нож, чтобы втиснуться в тот сундучок, который Алонзо гордо называет каютой. И я устал засыпать на палубе под храп Бариля! Он так рычит во сне, как будто воображает себя медведем.

Я невольно засмеялась, взяла ключ и пошла наверх. Мне тоже хотелось узнать новости из Венетты, но в свете нашего последнего разговора напрашиваться в компанию к подвыпившим господам было бы глупо. Потом не оберешься проблем, даже если Манриоло поклянется перед всеми, что я его жена! Поэтому я смирилась и решила, что лучше высплюсь.

Комната с низкими темными балками под потолком встретила меня тишиной и покоем. Снизу едва доносились всплески веселых голосов и звон посуды. Постель выглядела вполне удобной, а в умывальнике была вода. Что еще нужно усталому человеку? Охапка сена на полу, накрытая одеялом, видимо, предназначалась для Манриоло. Хмыкнув, я распахнула окно. Где-то вдалеке брехали собаки. Рыбный запах, ударивший в ноздри, на миг заставил меня вспомнить о Перне. Здесь было так же спокойно и тихо. Громкие события, бушевавшие в Венетте, Фиеске, Эттуро и Медиолане, обходили этот городок стороной. Здесь в основном жили люди, которым больше нравилось быть зрителями происходящих где-то событий. «Идеальное место для тех, кого потрепало жизненным штормом», – подумала я. Потом забралась в пахнувшую лавандой постель и решила хотя бы на одну ночь выбросить из головы все тревоги.

Несмотря на усталость, заснуть удалось не сразу. Оказалось, что я привыкла к убаюкивающей качке и скрипучей жалостной песне фелуки, и теперь мне этого не хватало. Было душно, голоса посетителей внизу постепенно затихли. Кажется, я задремала… но внезапно чей-что крик безжалостно вырвал меня из сна. Подскочив, я села в кровати. Темнота была глубокой, словно вода, только в глубине комнаты выделялся более светлый квадрат окна. В ушах до сих пор противно звенело.

Что-то случилось, пока я спала. Что-то плохое. Только не здесь, на берегу, а в море.

Глава 5

– Скорее всего, взорвался пороховой погреб, – мрачно рассказывал синьор Алонзо. Его плечи ссутулились, глаза были в красных прожилках от недосыпа и усталости. – Такое случается. Одной искры достаточно, чтобы угробить целый корабль.

Вечерело. Мы сидели в той же таверне, где помимо нас собралась добрая половина населения Пицене. Солнце клонилось к закату, пыльный воздух в комнате наискось пронизывали рыжеватые лучи. Сегодня никто не веселился, все были слишком подавлены случившимся. На рассвете венеттийская каракка «Доменико» снялась с якоря с утренним отливом, но не успел корабль скрыться из виду, как на нем громыхнуло, вспыхнуло пламя, и над бухтой потянулись клочья вонючего черного дыма. Солнце, поднявшееся над краем низких холмов, осветило накренившиеся мачты и вздыбленный нос несчастного судна.

– Дьяволово оружие, этот ваш порох, – пробурчал какой-то рыбак, чьи обвислые усы еще больше подчеркивали скорбное выражение на его лице. – Недаром же от него смердит серой! Я подгреб на своем баркасе одним из первых, и пускай меня схарчит горлодерка, если возле обломков корабля не воняло серой, будто в аду!

Сразу же, как только столб дыма поднялся над морем, местные рыбаки бросились к лодкам, чтобы попытаться спасти тонувших. Синьор Алонзо со своими людьми тоже участвовал в этом и довольно быстро заслужил всеобщее уважение. Несмотря на свою неприязнь, я должна была признать, что без его вмешательства жертв могло быть гораздо больше. Когда случается что-то настолько ужасное, многие люди просто теряются и от растерянности попусту тратят драгоценное время.

Теперь рыбаки с особым вниманием прислушивались к его словам:

– Не так-то легко перевозить порох на судне, сделанном из просмоленного дерева и холста.

– Я и говорю, дьявольское это зелье! – ворчал рыбак. – Лучше бы вообще зарыть его и забыть, где лежит. Добра от него не жди!

– Э, не скажи, – оживился Алонзо, словно рыбак затронул какую-то струнку в его душе. – Как же без пороха? Благосостояние всех городов, какой ни возьми – Фиески, Венетты, Медиолана, – держится на торговле с далекими землями. С Каликутом, Мадагхой… А без пороха там нечего делать. Поди синьор Васка никогда не сумел бы открыть фактории в Каликуте, если бы не поговорил с их князьками на языке пушек!

Я подумала, что это был не разговор, а скорее монолог. Мнения туземцев никто не спрашивал. Просто вдруг явился человек из-за моря на высоком, как башня, корабле и устроил им огненный ад. Меня замутило, когда я вспомнила, в каком состоянии утром привозили раненых с каракки. Порох оставлял ужасные ожоги. Все хозяйки в Пицене спозаранку бросились растапливать плиты и греть воду: вдруг кого-то из несчастных привезут именно в их дом. В нашей с Манриоло комнате, где он так и не успел отоспаться, теперь разместились трое. Капитана венеттийцев, того строгого пожилого синьора, так и не нашли. Кроме него, море забрало в свои глубины еще шестерых человек…

– …Люди годами бьются над тем, чтобы сделать порох более безопасным, – продолжал разглагольствовать синьор Алонзо. – Я читал трактат La pirotechnica молодого Бирингуччо и другие его работы. Говорят, что фирензийцы научились делать зерненый порох. Он не так опасен при перевозке и более удобен для пушкарей.

– Ну, от этих «поедателей фасоли» можно ожидать чего угодно, – фыркнул рыбак. – Фирензийцы – те еще хитрецы!

Разговор об утренней катастрофе плавно перетек в уютное злословие. Хотя большинство рыбаков за всю жизнь ни разу носу не казали из родной деревни, каждому было что рассказать о чудачествах фирензийцев, медиоланцев или эттурян. Все сходились во мнении, что на чужбине, конечно, можно встретить иногда приличного человека, но лучшие люди, истинная соль земли, живут только здесь, в Пицене. Посетители оживились. Недавняя трагедия потрясла всех. В то же время они понимали, что нельзя горевать вечно. Плавание в морях всегда считалось опасным делом. Сегодня смерть прошла совсем рядом с Пицене, но не задела никого из своих – значит, нужно быть благодарным судьбе хотя бы за это.

Когда синьор Алонзо шумно заспорил с кем-то о преимуществах литых пушечных ядер перед каменными, я незаметно поднялась, посмотрела на спящего Манриоло и вышла наружу. Мой друг с утра страдал от невыносимой головной боли. Это все из-за валлуко. Напуганный взрывом, Гриджо так всполошился, что даже меня разбудил. А у Манриоло, по его собственным словам, «чуть мозги из ушей не вылетели». Я напоила его отваром и принесла холодное мокрое полотенце на голову, с трудом удержавшись от замечания: «Я же тебе говорила!» Их связь стала слишком тесной. Если бы Манриоло не общался с валлуко так часто, не пришлось бы теперь страдать.

Под рыжеватым закатным небом мягко переливались темно-свинцовые волны. Кое-где в них вспыхивали золотые отблески. На гладком песчаном берегу уже не осталось ни следа катастрофы. Все, что море выплюнуло вечерним приливом – куски деревянной обшивки, такелажа, обрывки канатов, – было деловито растащено по домам. В хозяйстве-то все пригодится. А на местном кладбище появились две новые могилы…

Вдруг откуда-то возник Пульчино и, мягко захлопав крыльями, опустился рядом со мной на песок. Его присутствие действовало утешающе.

«Что там наш капитан, опять ораторствует перед публикой?» – иронически осведомился он.

«Может быть, я зря его подозревала. Сегодня он помог спасти жизнь многим матросам… и к тому же он неплохо разбирается в пушках».

«Ну еще бы! – фыркнул Пульчино. – Это логично, если учесть, что на фелуке припрятано шесть бочек пороха».

«Что? – удивилась я. – Но зачем?»

Шесть бочек пороха! Для чего? Фелука даже не была военным судном. На ней не было ни одного самого завалящего фальконета!

«А ты-то откуда знаешь?» – с подозрением спросила я у Пульчино.

«Да уж знаю».

Просто невероятно, как ему удалось, действуя исподтишка и ухитрившись ни разу не попасться матросам, обследовать всю фелуку от трюма до кончиков мачт. Видимо, наши прошлые приключения научили его осторожности.

«Может, Алонзо надеется продать порох в Венетте?» – предположил Пульчино, показав вопиющую некомпетентность в торговле.

Я усмехнулась: «Ага, вези финики в Аравию! У нас пороха и так навалом, целый склад в Арсенале. Вряд ли за него можно будет выручить хорошие деньги… Тогда лучше было продать его где-нибудь на островах, на Керкире или Канди!»

Наверное, комендант какой-нибудь дальней крепости заплатил бы за эти бочонки чистым золотом, так как пушки и крепостные стены были единственной защитой колонистов от тарчийского плена. Наш синьор Алонзо как-то очень нерасчетливо вел дела.

«А ты спроси у него», – язвительно предложил Пульчино.

«Ну уж нет!» Я не могла даже представить себе подобный разговор. Да и какое я имею право его допрашивать? Но теперь я решила еще внимательнее следить за нашим капитаном.

* * *

На другой день мы покинули гостеприимный Пицене и отправились дальше на север, в Венетту. Вскоре море вокруг изменилось: вместо темной синевы на многие лиги протянулись мутно-зеленые воды лагуны. В воздухе висела прозрачная дымка, солнечный свет мягко обрисовывал знакомые очертания куполов и крыш. Золотая Венетта, вся в роскошном блеске летнего утра, постепенно вырастала из моря. Я узнала огромный купол Собора, похожий на перевернутую чашу, высоко вонзавшуюся в небо макушку Кампанилы, на которой уже можно было различить крошечную фигурку грифона. Вдруг показалось, что грифон шевельнулся, взмахнув крылом. От удивления я моргнула, стерев набежавшие слезы. Нет, это просто облако… наверное. Просто воздух дрожал над водой.

Кроме меня, все были заняты делом. Двое матросов опускали лот, постоянно измеряя глубину. Манриоло стоял на корме рядом с рулевым, взяв на себя обязанности лоцмана. Летом лагуна часто мелела, и ее илистые отмели представляли собой опасную ловушку для кораблей. Чужой моряк, не знакомый с фарватером, ни за что не сумел бы провести фелуку к причалу.

У меня из головы не выходили слова Пульчино насчет бочек пороха в трюме. Так и подмывало сходить посмотреть. А кто мне помешает? Все матросы заняты на палубе, капитан только что спустился в каюту… Пробираясь бочком, словно краб, я незаметно очутилась возле темной и узкой лесенки, ведущей в чрево фелуки. В этот момент дверь капитанской каюты вдруг распахнулась, и мне навстречу выплыла зубастая улыбка синьора Алонзо:

– А, синьорита Франческа! Вы-то мне и нужны. Прошу вас, уделите мне немного времени.

Он посторонился, пропуская меня в каюту. Дверь за нами мягко закрылась. Отчего-то я занервничала, будто мышь в мышеловке, хотя внутри не было ровным счетом ничего пугающего. Капитанская каюта была чуть светлее и просторнее, чем та, которую занимали мы с Манриоло. Кроме лежанки, тут помещался маленький стол, на котором сейчас красовались два блюда под блестящими крышками.

– Хотите? – спросил синьор Алонзо, сделав приглашающий жест рукой.

Он достал бутылку и по-хозяйски разлил вино в два тонкостенных бокала.

– За благополучное окончание нашего путешествия!

– Я предпочла бы отпраздновать это на берегу, – извинилась я, не желая показаться невежливой.

«И не наедине», – хотелось добавить.

Не слушая возражений, капитан выдвинул для меня табурет и вложил в руку бокал:

– Очень удачно, что я вас встретил.

На моей тарелке лежал крупный красный омар, сваренный прямо в панцире. Я мысленно содрогнулась. Никогда не умела изящно справляться с такими блюдами. Если капитану хотелось потом отчищать этого омара со стен своей уютной каюты – ну, тогда он не зря меня пригласил.

– Дело в том, что в Венетте меня ждет… одно деликатное дело.

Маленьким ножом синьор Алонзо ловко отсек одну из клешней и, вскрыв ее, извлек нежное белое мясо. Он проделал это так хищно, что мне стало не по себе.

– Вы уехали довольно давно и, вероятно, не знаете новостей. Кажется, ваш новый дож проявил удивительную недальновидность, позволив себе заключить секретный союз с тарчийским султаном.

– Что?

Меньше всего я ожидала, что понадоблюсь синьору Алонзо для бесед о политике, в которой я разбиралась как свинья в апельсинах. Капитан вскинул ладонь, призывая меня к молчанию. Омар на его тарелке лишился уже обеих клешней. Выглядело это ужасно.

– Встреча с синьором Терецци, капитаном несчастного «Доменико», подтвердила мои подозрения. Уже не в первый раз от Дито отчаливают корабли, нагруженные порохом, деревом, сталью и заготовками для клинков. Этот груз предназначается якобы для колоний, а на самом деле идет прямо в Ракоди, в руки к тарчам и джазирским наемникам! У дона Сакетти в кабинете, в потайном отделении шкафа должен храниться коносамент на этот груз.

– Но… при чем тут я?

Алонзо посмотрел на меня, словно оценивая:

– Видите ли, я немного осведомлен о ваших… подвигах. Думаю, что девушке, сумевшей незаметно проникнуть в крипту графского дома, не составит труда пробраться во Дворец дожей и изъять документы.

«Надо было все-таки прищемить Манриоло его длинный язык!» – подумала я с бессильной злостью. Однако сдаваться не собиралась:

– Я понятия не имею, о чем вы говорите, синьор.

Взгляд Алонзо стал более жестким:

– Я говорю о гибели дона Арсаго, которая случилась весной при весьма необычных обстоятельствах. Это дело по некоторым причинам возбудило мое любопытство. В крипте, где погиб дон Арсаго, нашли нечто странное. Сломанную птичью клетку, например. А еще – вот это.

Он достал маленький бархатный мешочек и демонстративно вытряхнул на стол его содержимое. На скатерть упала изящная золотая заколка в форме стрекозы, с рубинами вместо глаз, и кусочек богатого кружева. Именно таким кружевом были отделаны пышные манжеты моей шелковой рубашки в тот день, когда мне пришлось спуститься в крипту. После бегства из Венетты я изменила привычки и теперь одевалась гораздо скромнее.

– Это кружево зацепилось за дверцу клетки, и поэтому его нашли, – будто издали донесся голос Алонзо.

«Наверное, я порвала рубашку, когда пыталась сбить замок. А заколка могла выпасть, когда граф Арсаго вцепился мне в волосы».