Чёрный Лес

Надо сказать, когда Мартин разошелся с Мари, Май очень обрадовалась, просто ничего не могла с собой поделать. Вот только потом, когда она как следует все обдумала, ей стало стыдно: ведь и эта примитивная радость, и ее собственный неудачный опыт с ухажером, были просто следствием обычной женской конкуренции, а не ее сознательным выбором. Май считала себя девушкой не глупой и рассудительной, но, вот пожалуйста, поддалась влиянию каких-то древних инстинктов, глубоко скрывающихся в самой человеческой природе. Эта мысль ее неприятно поразила, она всерьез задумалась, как найти правильный баланс между разумом и чувствами, между моралью и инстинктом. Поэтому когда Мартин был так расстроен разрывом с Мари, она еще больше отстранилась, не желая превращаться в дежурную жилетку, в которую так удобно выплакаться и которая всегда под рукой. Ее женская гордость восставала против подобного отношения. А потом он уехал, а она с ним даже не попрощалась. А уже через пару недель, когда все ее здравые размышления так ни к чему и не привели, и она решила продолжить жить, доверяя корректировку баланса между осознанным и подсознательным, в основном, своему чутью, Май поняла, что ужасно скучает. Ей очень нужен был Мартин, но не завоеванный любой ценой – это было бы нечестно, а самостоятельно понявший, что она самая лучшая на свете. На меньшее она была не согласна. Для начала она лишь поменяла свой имидж на чуть более «взрослый» и женственный, и решила дождаться возвращения Мартина. И вот теперь, два месяца спустя, ловя на себе его немного растерянные, но очевидно восхищенные взгляды, Май подумала, что иногда лучше просто подождать, и время само все расставит по местам.

По случаю возвращения мужчин, Элена устроила самый настоящий праздничный стол в русском стиле. Вдвоем с Май они нарезали несколько салатов, запекли буженину, а основным блюдом была утка с яблоками. Правда, целой птицы не удалось найти во всей Доностии, и блюдо больше напоминало французское «Magret de canard aux pommes»1, но никто не стал придираться. Мужчины по достоинству оценили старания кулинаров, воздав должное каждому блюду и не забыв попросить добавки. Девушки, правда, тоже не отставали, кто же не любит праздничную еду? Скоро тарелки опустели, и все сидели, сытые и довольные, неторопливо беседуя и потягивая специально купленное выдержанное вино, терпкое и ароматное.

– Дети! Вы же умные? – Элена, чуть улыбаясь, посмотрела на притихших Май и Мартина.

От вина она расслабилась и чуть раскраснелась, и выглядела очень красивой. Элена рассеянно водила пальцем по краю своего бокала, в то время как другая ее рука уже давно находилась в плену больших ладоней Оскара.

– Ок, мам, мы сообразительные и… тактичные. Так что мы уже идем к нам домой смотреть телевизор.

– Вот и хорошо… – женщина на секунду задумалась, но тут же покачала головой, отгоняя неуместные сомнения. – Мартин, тебе не обязательно возвращаться домой поздно, оставайся у нас, диван в гостиной тебе ведь подойдет?

– Э… да, конечно! Не в первый раз! – кивнул тот, понимая, что их довольно бесцеремонно выпроваживают, но не имея ничего против. – Спасибо за ужин.

Молодые люди поднялись, Мартин пошел в свою комнату, решив захватить гитару, а Элена вдруг встала со своего места и чуть придержала за руку уходящую девушку.

Она тихонько спросила по-русски:

– Майтанэ, ты же умненькая девочка? Ты же не будешь делать глупости?

– Ок, мама, я умненькая, а глупости… кое-кому еще надо заслужить!

– Это верно… Ладно, иди, спокойной ночи!

– И вам… – дочь не сдержала красноречивой улыбки, – хорошей ночи!

– Все время забываю, что ты уже совсем взрослая! – вздохнула Элена.

– Ага, вот только голова взрослеет быстрее всего остального…

– Разве это плохо?

– А разве хорошо девушке быть рассудительной?

– В некоторых ситуациях – очень даже! Это избавляет родителей от излишних волнений.

– Понятно, тогда, мам, не волнуйся, ок? Я пойду, Мартин уже в коридоре топчется. Да и Оскар подозрительно косится.

– Да, иди, – Элена поцеловала дочь в щеку и вернулась за стол.

Мартин действительно уже ждал в коридоре, показав на гитарный чехол, он, словно извиняясь, сказал:

– Завтра ж с утра на репетицию…

– А я думала – это для меня! В смысле, думала, ты мне споешь перед сном.

– Ой, конечно спою, – он обрадованно посмотрел на подругу, – я боялся, ты теперь не захочешь слушать… после всего.

– Глупый ты! – Май укоризненно посмотрела на него. – И место для выяснения отношений выбрал не самое лучшее.

– Значит… ты больше не сердишься?

– Нет, – честно ответила девушка, – не сержусь. Я же так и написала в письме! Слушай, пойдем уже, пожалей бедных изнывающих от любви предков!

– Конечно! – широко улыбаясь в полумраке коридора, он подхватил гитару и распахнул входную дверь. – Прошу, товарищ пчела, только после вас!

* * *

– Сеньор! У нас проблема.

– Минуту!

Шеф встал из-за стола, подошел к широкому окну, выходящему на запад и поморщился: красно-оранжевые теплые лучи заходящего солнца вызывали у него физический дискомфорт. С щелчком он резко опустил жалюзи и пробормотал себе под нос:

– Так-то лучше!

В наступившем полумраке шеф вернулся к столу и зажег лампу, светившую холодным чуть голубоватым светом. Он не стал садиться и, встав напротив вытянувшейся по стойке смирно подчиненной, строго спросил:

– Я слушаю, офицер!

– Сеньор, у нас проблема! – нервно повторила та.

– Я уже понял. Дальше!

– При переносе оборудования в новое помещение, грузчики уронили с лестницы холодильный шкаф номер три. В нем хранились несколько сотен проб, что-то из химии, некоторые приборы… Содержимое полностью испорчено.

– Какое это к нам имеет отношение?

– В холодильнике номер три были спрятаны уже собранные нами образцы крови кандидатов и, что хуже, много что из реактивов и маркеры для определения…

– Ясно, можешь не продолжать! Как ты думаешь, посторонний сможет по остаткам образцов и прочего узнать о нашей деятельности?

– Вряд ли, содержимое холодильника основательно перемешалось и по всей видимости отправится прямиком в утилизатор.

– Хорошо, одной заботой меньше!

– Так точно, но вместе со всем пропали и зашифрованные данные по двум уже подготовленным кандидатам…

– Офицер! Сколько раз я говорил не держать все в одном месте!

– Виновата, сеньор!

– Чем грозит потеря этих данных?

– Мы не знаем дозировки уже примененных препаратов, а для стабильного протекания процесса необходима максимальная точность во время всего периода терапии.

– То есть кандидаты погибнут?

– Так точно, сеньор.

– Дьявол! Значит – минус два… Все начинать сначала.

– Боюсь, что так, – офицер виновато опустила глаза к полу.

Ее начальник задумчиво, но вместе с тем нервно прохаживался прямо перед ней.

– Так, времени до регенерации у нас пока достаточно, – сказал он наконец, – но работать придется более активно. Особенно это касается поиска новых кандидатов. И за реактивами придется съездить. Сколько на это понадобится времени?

– Дорога займет немного. Большинство химикатов есть в готовом виде на складе, но что-то придется синтезировать на базе. Это долго, процесс займет месяца полтора.

– Понятно… Так, сегодня уже поздно, завтра оформляй прямо с утра отпуск и выезжай.

– Одна? – в высоком голосе офицера прозвучали нотки неуверенности.

– Именно!

– Но сеньор… А если Страж не узнает меня? Мне не хотелось бы встречаться с ним в ваше отсутствие.

– Не мели вздор! Это практически исключено, не зря же я платил за этого пса такие деньги! Перед уходом с базы я запрограммировал его так, чтобы он даже не просыпался если придет кто-либо из своих. Так что это совершенно безопасно… – и, чуть помедлив, добавил с кривой усмешкой: – наверное!

– Разрешите идти? – мрачно спросила офицер, понимая, что спорить бесполезно.

– Разрешаю! Вольно!

Начальник сел на стул и более мягко, почти с участием посмотрел на подчиненную:

– Что ты так разволновалась? Бальтасар тебя прекрасно знает и уж явно не забыл за последние, сколько там, лет, пока нас не было.

– Он – да, а его контроллер? Вот чего я всерьез опасаюсь.

– И совершенно напрасно! Все, поезжай! Одна нога здесь – другая там! Удачи!

– Спасибо, – проворчала расстроенная подчиненная и вышла за дверь.

Глава 4

Май с Мартином немного посмотрели телевизор сидя рядышком на диване, щелкая кнопками пульта по кругу и иронично комментируя очередную телевикторину, которыми был забит вечерний эфир. Было еще не слишком поздно, но девушка отчаянно зевнула и потянулась.

– Слушай, я что-то так устала… Пойду ложиться, ок? Ты же сможешь себе сам тут постелить, правда?

– Конечно, не волнуйся, не в первый же раз!

– Зайдешь ко мне через пять минут? Ты же обещал мне спеть на ночь. Что-нибудь хорошее.

– Обязательно!

Она улыбнулась и побрела чистить зубы.

Мартин привычно устроил себе постель, достав из ящика дивана все необходимое, затем принялся задумчиво настраивать гитару. Он услышал, как Май прошла по коридору, дал ей время улечься и тихонько постучал в дверь.

– Заходи! – послышался ее сонный голос.

Мартин вошел в темную комнату, ориентироваться в которой позволял лишь приглушенный свет, падавший из коридора и слегка разгонявший темноту напротив открытой двери. Девушка уютно свернулась под одеялом, глаза ее были закрыты.

– Спой про чаек. Хорошо?

Мартин устроился на самом краешке стула возле кровати, на котором была сложена одежда Май, помедлил секунду и запел негромко, под аккомпанемент гитарного перебора:

Чайки в море, рыба ждет.

Ветер, волны, острый лед —

Все готово для тебя…

Ты плыви, любовь моя.

Вдаль, в туман, во тьму, вперед.

Твой корабль, спеша, идет.

К черной бездне, где на дне

Есть местечко и тебе.

Это была грустная песня про «Титаник», она особенно нравилась Майтанэ. Но в этот раз девушка, похоже, так устала, что даже не дослушала до конца. Когда последние ноты повисли в воздухе, постепенно затихая, Май уже спала, дыша ровно и едва слышно.

– Спокойной ночи, – прошептал Мартин.

Ответа не последовало. Вдруг, поддавшись мгновенному импульсу, он наклонился и легонько поцеловал тонкие пальцы, расслабленно лежавшие поверх одеяла. Стараясь не шуметь и чувствуя, как кровь горячей волной прилила к щекам, Мартин выскочил из комнаты и бросился на диван, уткнувшись лицом в прохладу подушки, не до конца веря в реальность того, что с ним происходит.

Май чуть улыбнулась во сне, словно видела приятный сон и тихонько прошептала что-то неразборчивое.

* * *

Уставшая и очень довольная Элена удобно устроилась в объятиях засыпающего Оскара. Ей тоже очень хотелось спать, но одна мысль не давала покоя, снова и снова вытаскивая ее из приятной дремоты.

Она тихо позвала:

– Оскар, ты спишь?

– М-м-м?

– Ты не думаешь, что, выставив сегодня детей из дома, мы подталкиваем их к… отношениям?

– К чему? Не преувеличивай! Мартин сто раз ночевал у вас, а Май у нас, это для них не является чем-то исключительным.

– И все же… Последнее время они какие-то странные…

– Ну, не знаю… если ты про секс, то что такое пестики и тычинки они давно уже в курсе и сомневаюсь, что есть способ как-то контролировать в этом плане двух вполне взрослых людей. Если приспичит, найдут время и место. А если ты имеешь в виду романтическую сторону отношений, то разве реально на это повлиять? Как можно заставить человека влюбиться? В любом случае, дети давно выросли, оставь их в покое.

– Думаешь?

– Уверен. Давай спать… или у тебя есть еще какие-нибудь предложения?

– Есть… но, вообще-то, лучше с этим подождать до утра, я уже засыпаю.

* * *

– Март! Март! Дрыхнешь?

– Что?

– Спишь?

– Уже нет… – Мартин протер глаза.

В комнате было темно, но не слишком – яркий месяц заглядывал в окно, которое, конечно же, никто не потрудился завесить. Май, одетая в узкую футболку и короткую юбку, стояла возле дивана и смотрела на него.

– Мне не спится… – девушка не стала уточнять, что спалось ей прекрасно, а снившийся сон был очень хорошим, вот только она не могла вспомнить точно о чем он был – от него осталось лишь нежное эхо, сладко отдававшееся где-то глубоко в груди и требующее хоть какого-то романтического продолжения. – Пойдем погуляем немножко? Луну посмотрим.

– А что, пошли…

Мартин уже натягивал джинсы, мысль о романтической прогулке под луной его приятно волновала. Сон подождет.

Они спустились на пустынную улицу и направились в сторону моря. Мартин отважно взял девушку за руку, та не возражала, даже наоборот, крепко сжала его руку своей узкой прохладной ладонью. Через десять минут дома остались позади, больше не закрывая бархатисто-звездчатое, как мантия сказочного мага, небо. Молодые люди подошли к перилам набережной, далеко впереди в густом мраке чернел силуэт острова Санта Клара, а прямо под ногами суетливые волны, увенчанные пенными барашками, неровными рядами набегали на песок пляжа, таинственно отблескивая в оранжевом свете уличных фонарей.

– Красиво… – тихонько сказала Май.

– Ага.

С океана налетел порыв прохладного ветра и девушка поежилась, смущенно скрестив руки на груди: она надела футболку прямо на голое тело и теперь ей вдруг стало немного неловко за мгновенно отреагировавшую на холод, слегка напрягшуюся грудь, натянувшую эластичную ткань отвердевшими кончиками.

– Замерзла?

Не дожидаясь ответа, Мартин чуть неуклюже обнял девушку, та немного постояла не убирая скрещенных рук, но и не делая попыток высвободиться, а потом порывисто обняла его за шею, доверчиво подняв лицо. В ее глазах отражались два маленьких искристых месяца. Мартин робко прикоснулся губами к уголку ее рта, Май неловко ответила на поцелуй. Потом смелей, сильней и настойчивей. И вдруг все вокруг закружилось в вихре неизведанных доселе эмоций. Какое-то время они продолжали целоваться уступчиво-нежно, будто опасаясь спугнуть нахлынувшее чувство. Мартин прижимал к себе Майтанэ, держа свои руки у нее под мышками, чувствуя ее живое, немного лихорадочное тепло, касаясь ладонями краешков небольших упругих грудей. Затем она отстранилась и, крепко взяв его за руку, проговорила чуть хрипловатым голосом:

– Пойдем домой…

– Пойдем, конечно, пока ты не простудилась! – кивнул Мартин и решительно повел ее в сторону дома.

Они перешли пустую темную улицу, не обратив внимания на красный сигнал светофора. В голове у Мартина был полный сумбур: с одной стороны он жаждал продолжения, ему не хотелось выглядеть в глазах Майтанэ нерешительным малолеткой, но он очень боялся форсировать события, ни в коем случае не желая спугнуть что-то тонкое и невыразимо еще хрупкое, только начавшее сплетаться между ними. У Мартина, если не считать интрижки с Мари, совсем не было реального опыта в подобных делах, и все десять минут до квартиры он ломал голову над тем, как же ему поступить.

Но все получилось само собой: они еще раз поцеловались, стоя посреди темной гостиной, а потом Май прижалась виском к его щеке и замерла, тихонько дыша. Мартин осторожно гладил ее между лопаток, стараясь ни о чем таком не думать.

– Я, наверное, пойду спать… Ок? – чуть слышно прошептала девушка, и добавила еще тише: – Мы же никуда не торопимся?

– Конечно, – выдохнул Мартин чуть разочарованно, но вместе с тем облегченно, – мы совершенно не торопимся. Я теперь тебя никуда не отпущу.

Она серьезно смотрела на него в темноте широко раскрытыми глазами. Он слегка взъерошил пальцами ее стриженый затылок, отчего по всему ее телу пробежала волна электричества, почти заставив пожалеть о своих словах. Мартин нежно прикоснулся губами к уголку ее рта.

– Спи хорошо.

– И ты…

Она порывисто высвободилась и скрылась в своей комнате, словно боясь в последний момент передумать.

Не зажигая свет Май быстро скинула юбку и футболку, выпрямилась, провела ладонями по всему телу сверху вниз, пытаясь унять легкую дрожь, сгоняя бегающие под кожей мурашки куда-то к пяткам. Легче не стало: сердце сладко трепетало, а где-то глубоко внутри возникло и все усиливалось странное ощущение, похожее на легкую приятную щекотку, и это было ново и волнующе-прекрасно. Май подумала, что это и есть те самые пресловутые бабочки, которые порхают внутри очень влюбленных девушек.

И это не имело ничего общего с теми эмоциями, которые вызывали грубоватые ласки отставленного ухажера, не говоря уж о том, что случилось после. Ей не хотелось думать об этом, особенно сейчас, но воспоминания упрямо всплывали из памяти одно за другим. Сначала все было весело и даже интересно, а потом…. Потом ей подумалось: чем этот красивый жизнерадостный парень хуже для первого раза, чем остальные? Затем…. А вот затем, когда в самый последний момент она вдруг неожиданно сама для себя передумала, робкий шепот ее протестов был попросту проигнорирован: то ли ухажер был уже слишком занят, то ли посчитал это проявлением пустых девичьих страхов, на которые не стоит обращать внимания. Было неприятно, даже больно, но, к счастью, длилось совсем недолго. Очень скоро довольный парень наконец отпустил ее и спросил, как будто ему было чем гордиться:

– Ну, и как тебе? Класс?

Она молча, быстро кое-как оделась и, не оборачиваясь, выскочила за дверь, услышав вслед удивленное:

– Ты же сама этого хотела!

Май провела ладонью по глазам, пытаясь отогнать неприятные мысли. Все давно прошло, хотя поначалу она чувствовала себя довольно гадко, и винить тут можно было, в основном, себя. Она помотала головой. Вот чего точно не стоило делать прямо сейчас, так это чересчур драматизировать произошедшее… И что интересно, ухажер очень потом удивился, что Май не пожелала продолжить общение… Девушка вздрогнула, стараясь не вспоминать его имя, усилием воли загоняя эти не самые лучшие переживания в глубины памяти. На секунду ей даже показалось, что, испугавшись отголосков прошлого, бабочки в животе угомонятся, но не тут-то было. Она села на постель, поверх одеяла.

– И где твоя хваленая рассудительность, которой ты так выпендривалась перед мамой? – спросила она себя вслух. – Так втюриться в друга детства, которого знаешь как облупленного… Это надо было постараться! – она ненадолго задумалась. – Но… в конце концов, неужели мы уже не заслужили эти самые «глупости»? А, будь, что будет… Или не будет, если Март уже заснул, пока я тут рефлексирую!

Девушка встала и, не обращая внимания на то, что совершенно раздета, распахнула дверь. Мартин, который все это время так и простоял столбом посреди темной гостиной, ровно там, где она его оставила, глубоко задумавшись о своем, поднял глаза на звук. Мгновенно все поняв, он сделал несколько широких шагов и горячо обнял ее обнаженные плечи. Она, гибко, как-то по-кошачьи, отступила назад в свою комнату, увлекая его за собой.

И как же это было чудесно! Он обнимал ее упругое, но вместе с тем податливое тело, гладил нежную кожу, легонько целовал в шею, стараясь максимально сдерживать свой пыл, чтобы ничего не испортить. Потом Май легла на постель, Мартин сел рядом, наклонился к ней, накрыл ладонью и легонько сжал ее грудь. Она вздрогнула, ее колени крепко сжались.

– Ты же не сделаешь мне больно?

Он сразу же разжал руку, поднял взгляд и понял, что Май имеет в виду что-то другое. Ему показалось, что в ее глазах, чуть блестящих в свете месяца, бесстыдно заглядывающего в окно, появилось настороженное, почти испуганное выражение.

Внезапно он догадался:

– Ты все еще…

Она помотала головой.

– Как? – вырвалось у него.

Это было совершенно, чудовищно бестактно, но он даже не успел подумать об этом.

– Давно уже, – она пожала плечами, и в этом движении ему почудился скрытый упрек.

Значит у Май кто-то был. Эта мысль совершенно неожиданно больно обожгла его, заставив замереть. Но когда? Когда он уехал? Или раньше, когда… Именно! Когда они с Мари обжимались по кустам и кинотеатрам! И Май имела полное право делать тоже самое с кем хочет. Мартин медленно выдохнул, ощущая, как ревность раскаленной иглой ворочает глубоко в груди, и понимая, что пока не имеет на это чувство никакого права. Усилием воли он выкинул это из головы, понимая, что если он любит Май, ничто больше не имеет значения. Он ласково посмотрел в ее доверчивые, полные тревожного ожидания глаза, и прошептал:

– Я никогда, слышишь, никогда не сделаю тебе больно. Я люблю тебя, Май.

Он наклонился и начал легко-легко целовать ее сжатые губы, чувствуя, как ее напряжение растворяется, омываемое теплой волной нежности. Она обхватила его за шею, горячо отвечая на поцелуй. Не слишком умело лаская Май, Мартин теперь старался быть еще более внимательным. Им повезло: они действительно очень подходили друг другу по темпераменту, и, несмотря на полное отсутствие реального опыта, никому не было больно, наоборот, довольно скоро и без особых ухищрений у них все получилось. И это было просто здорово.

Позже они пошли спать на диван в гостиную – там было больше места для двоих. Когда они уютно устроились в обнимку, Мартин на всякий случай спросил:

– А как же мама?

– Я закрыла дверь на цепочку, нас не застигнут тут врасплох!

– Но она же догадается.

– Конечно! И что? Это что-то меняет? – она с шутливой подозрительностью посмотрела на него в темноте. – Или ты собираешься завтра сбежать?

– После всего, что было? – он легонько поцеловал ее тонкие улыбающиеся губы. – После того, как я пятнадцать лет возле тебя увиваюсь?

– Говорят, мужчины такие: соблазнят девушку и – бежать, оставив ее на произвол судьбы с семью детьми!

– Ну, если с семью… Знаешь, по-моему, мы самые настоящие, как это ты все время по-русски… Дураки! Как можно было не понимать очевидного?

– Молчи, глупый, к чему слова? – прошептала Май тихонько, уткнувшись носом ему в шею.

– Люблю тебя! И никогда тебя не оставлю!

Она еще крепче прижалась к нему.

– И я тебя люблю.

Утром его разбудил аромат свежесваренного кофе. Солнце светило вовсю, рисуя на паркете под окном яркие желтые квадраты. В квартире было тихо, было слышно, как Май возится на кухне, что-то тихонько напевая по-русски. Мартин потянулся, вскочил и, быстро собрав постель, схватил одежду в охапку, намереваясь идти в душ. От вчерашнего сумбура в голове не осталось и следа, ему было легко и радостно на душе, да что там говорить, он был просто на седьмом небе. Он заглянул на кухню. Увидев его, Майтанэ заулыбалась так, как могут улыбаться только счастливые, всецело довольные женщины.

– Доброе утро, товарищ! – шутливо отсалютовала она Мартину.

Она где-то откопала его старую, немного выцветшую, но все еще яркую красную футболку, видно оставшуюся от его прошлых ночлегов и надела вместо платья. В этом несколько фривольном, но, в целом, вполне приличном наряде Май была просто неотразима.

– Ты такая красивая!

Ее щеки порозовели от удовольствия, Май подошла к Мартину и коротко поцеловала.

– Кофе готов, ты в душ? Давай скоренько, ок? И будем завтракать!

– Окей! – улыбнулся он в ответ, скрываясь в ванной.

– Только оденься! – крикнула она ему вслед. – Чувствую, скоро придут гости.

Май прошла в прихожую и сняла с двери цепочку, слегка улыбаясь своим мыслям.

* * *

Как Оскар не пытался, ему не удалось отговорить Элену от раннего визита домой. Еще с вечера они собирались провести выходной на пляже, и ей неожиданно понадобилось захватить из дома некие совершенно необходимые для этого мероприятия вещи. Конечно же это был просто предлог, но открыто спорить с нервничающей женщиной Оскар благоразумно не стал. На площадке третьего этажа, когда они оказались перед нужной дверью, он попытался было надавить кнопку звонка, но Элена его опередила, открыв дверь ключом. Она сделала несколько решительных шагов по полутемному коридору, повернула и резко замерла на пороге кухни. Оскар, неотступно следовавший за ней, успокаивающе положил ей свою сильную руку на плечо и легонько сжал.

– Доброе утро! Как хорошо, что вы зашли! – весело воскликнула Май, глядя на мать с отчетливым вызовом.

Она, все в той же мужской футболке, сидела на коленях у немного смущенного Мартина, который, совершенно не подумав, как это выглядит со стороны, слегка поглаживал голые коленки девушки. Судя по реакции Элены, сцена получилась весьма красноречивой, Мартину подумалось, что хуже могло быть только если бы их застукали прямо там, на диване. Он поднял взгляд на отца, но вместо осуждения увидел в его глазах немного лукавую улыбку и… одобрение. Оскар очень любил своего сына и уже давно относился к Майтанэ как к дочери, но вместе с тем он неплохо разбирался в людях, искренне веря, что дети никогда не стали бы выходить за рамки дружеских отношений ради сиюминутной страстишки. А значит все было глубоко и серьезно, и это его только радовало.