Сотрудник инквизиции. Осатанелый город

– Буду рад оказанной милости. Тем более сегодня день поста и по дороге, нельзя было вкусить подобающей пищи.

Викарий сделал замысловатый жест рукой и прищурил один глаз, так многозначительно, что стало ясно – в доме настоятеля имеется все, что надо.

На обеде у настоятеля, кроме Юргена и викария присутствовали еще два приора малых церквей Шаффурта: Девы Марии – отец Гиерон и Святого Луки – отец Яков.

Что оба, тоже бенедиктинцы было видно по их двойным подбородкам. Настоятель Святой троицы, отец Аманд был еще более лунообразен.

После молитвы, которую произнес сам отец настоятель, приступили к постной трапезе. Проглотив кусок фаршированной щуки, Юрген рассказал, что начал свое образование, в привилегированной корпорации Парижской Богоматери и Святой Женевьевы.

Видя, как у приоров и викария вытянулись лица, он запил пищу добрым глотком церковного вина и добавил многозначительно:

– Восемь лет постигал науки в оплоте православия, университете города Парижа, взрастившем таких столпов, как Учитель Церкви Альберт Великий и его ученик святой Фома.

Теперь столпам католичества Шаффурта стало ясно, о чем идет речь. Оба были поражены ученостью гостя и не скрывали этого.

– А, сам, сын мой, почему не удостоился духовного звания? – Поинтересовался отец Аманд.

– Грешен, ваше высокопреподобие. Был смущен соблазнами большого города и не особо усердно изучал науки. Схоластика же требует особого усердия и усидчивости.

Отец настоятель, сделал легкий взмах рукой и сказал:

– В тот час, когда раскаивается грешник, Господь слышит его

После этого, он оторвал ножку у кролика, который для укрепления духа отцов церкви, в дни поста, приравнивался к рыбе.

– Хотя могу сказать, что хоть и не конца постиг мудрость Святого учения, но весьма преуспел в этом. – Заметил Юрген, разбирая копченого угря.

Священники наклонами головы, подтвердили, что верят его словам. Мол, видим, что не дурак. Начитанный малый.

Дальше, Юрген изложил свою легенду, рассказал, что после смерти родителей, отклонил предложение дяди, из Гамбурга, приобщится к торговому ремеслу, и вместо этого, на присланные деньги отправился в Болонью, для пополнения багажа знаний.

Отец настоятель одобрил его порыв и попросил служанку принести еще парочку кувшинов. Коротко изложив конспект своего пребывание в Болонье, бакалавр поведал о своем путешествии в Рим.

– Неужто, сын мой, своими газами видел собор Святого Петра? – Изумился настоятель, а викарий и приоры, прямо застыли, в благоговении, не донеся куски осетрины до рта.

Рассказ гостя о соборе, в котором могут поместиться жители тридцати Шаффуртов, произвел неизгладимое впечатление, а сообщение о том, что Войцеховский неоднократно присутствовал на мессах, которые вел сам римский понтифик, Александр Седьмой, озарило обеденный зал ореолом святости и все присутствующие, не сходя с места, прочитали: «Молим Тебя, всемилостивый Боже, чтобы Ты благоволил в мире и изобилии небесных благ умножать Твою Святую Католическую Церковь…»

Ночевать Войтеховский отправился к викарию. Его служанка была очень недовольна состоянием патрона, однако разглядев гостя, у которого ножны сабли терлись о рыжие ботфорты, смягчилась и уложила обоих спать. Прежде, чем Юрген заснул матрона, несколько раз поинтересовалась у него, мол, не нужно ли господину чего-нибудь перед сном. Однако бакалавр на ее вопросы отвечал на латыни, что оставляло ситуацию подвешенной. Когда экономка, наконец, решила, что была не была, нужно брать дело в свои руки, а в случае возникновения недоразумения сослаться на трудности перевода, из чулана, куда поместили гостя, уже раздавался мощный храп.

Утро разбудило Войтеховского не солнечными лучами, а мычанием коров, блеянием овец и свиным хрюканьем. Он понял, что раз скотину гонят на пастбище, значит, город проснулся. Выбравшись из своей каморы, он сразу определился с направлением движения и проник на кухню. В очаге, который был расположен по центру, уже горел огонь. В помещении было дымно и от этого уютно. Заведующая хозяйством викария была на рабочем месте. Она резала что-то овощное на столе и была так занята делом, что даже не поглядела на вошедшего. Войтеховский, для привлечения внимания, вторично стукнул дверью, потом энергично покашлял. Ситуация не сдвинулась с места. Тогда он пошел на крайние меры и громко прочитал утреннюю молитву. Произнеся: «Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь», он, не секунды не помедлив, наградил капризницу хорошим шлепком по заду. Экономка встряхнулась, так что все телеса пришли в движение и, провозгласив: «Аминь», перекрестилась.

Смело обняв ее за бока, Войтеховский поинтересовался есть ли в этом доме питье и что барышня может ему предложить, для утоления жажды. Сердце экономки оттаяло уже после шлепка, а после того, как ее назвали барышней, для гостя нашлось немного пива. После галантного разговора, насыщенного комплиментами, Юргену было предложено немного вина, в количестве одного кувшина.

Поэтому, проснувшийся викарий обнаружил, что его гость ориентируется, у него на кухне, лучше его самого. Впрочем, настроения ему это не испортило. Оно, настроение, после вчерашнего постного обеда у настоятеля и так было хуже некуда. Но, в это утро, его хозяйка была на редкость щедра и настроение клирика быстро улучшилось. Отправляясь в церковь, отец имярек, увлек своего гостя за собой. От греха подальше. На улице, он осторожно поинтересовался у Войтеховского:

– Славная женщина, моя экономка, не находите?

– Главное правило любого школяра гласит: «Гуляй на стороне. Не гадь, там, где живешь». – Прямо ответил на поставленный вопрос Юрген, и викарий преисполнился к нему самыми теплыми чувствами. Расстались они друзьями. Пригласив Юргена, на ужин и ночлег, викарий отправился на работу, а бакалавр решил пройтись, чтобы ознакомиться с городской планировкой.

Планировка Шаффурта оказалась довольно сложной. Как Войтеховский выяснил позднее, город возник на месте деревни Шаффурт, которая не отличалась правильной геометрией. Когда-то это было сообществом крестьянских дворов, собранных в кучу. Куча располагалась возле рыцарского замка и, со временем выросла в городской поселок. Поселок уже оброс стенами и башнями, но в имперских статутах долго числился рынком. Только в смутные времена правления императора Сигизмунда, Филипп фон Шаффурт Первый купил Шаффурту статус города, а себе титул бургграфа.

Немного проветрившись, Войтеховский решил, что ему как историку-попадананцу, нужно поскорее наладить контакт с сословием горожан и отправился в трактир, который заприметил, на соборной площади. Трактирщик вел дело умело. Никаких ограничений, по времени, у него не было. Двери, с раннего утра были открыты нараспашку, ставни подняты. Стекол в окнах первого этажа не было и все это походило на летнюю веранду.

При виде гостя двое горожан хлебавшие похлебку за столом, у окна, переместились за стол в темном углу. Юрген плюхнулся на освободившуюся лавку и откуда-то, сразу выскочила бойкая девица. Она ничего не предложила, ничего не спросила. Просто стояла у стола и пялила немного раскосые глаза на гостя.

– В этом случае, явно венгры постарались. – Подумал бакалавр, оценивая ее выступающие скулы. – Видишь, какая поджарая! Нет, тут, точно – венгерская кровь!

– Так, что – пива принесешь, или я до вечера ждать буду? – Сказал он вслух.

Девица засмеялась и убежала, а через мгновение из двери, где она скрылась, показался упитанный трактирщик, с кружкой пива в руках.

Юрген важно поднял кружку, поставленную на стол, отхлебнул треть, прислушался к ощущениям и положил на стол крейцер.

– Сколько будет на один. – Спросил он.

– Три. – Сказал хозяин. – Но только потому, что первая, для уважаемого гостя – бесплатно.

– День и ночь торгуете? – Спросил Юрген.

– Закрываемся во время мессы. – Вздохнул хозяин. – Отец настоятель, насчет этого, очень строг. Грозит отлучением от причастия.

В открытое окно дул свежий ветерок. Настроение у Войцеховского было выше среднего.

– Присаживайся. – Сказал он трактирщику.

Тот осторожно сел на соседнюю лавку и стал мяться. Видимо, что-то его тревожило, что-то невысказанное.

– Говори уже. – Сказал Юрген. – Чего мнешься?

– Говорят, вы комиссара встретили?

– Было дело.

– Может, говорил, к нам – за какой надобностью?

– Надобность у него одна.

– У нас ведь ничего такого не слышно.

– В других местах, тоже тихо было, пока Святая Инквизиция не начала следствие. Потом оказалось, что в таких тихих местах, колдовская зараза особенно глубоко коренится.

Хозяин долго крестился, потом сказал:

– Может и не приедет.

– Может. – Согласился Юрген. – Все от божьего провидения зависит.

В таверну вошел запыхавшийся мужчина, с золотой или золоченой бляхой на груди. Было видно, что этот атрибут власти, не идет к тому костюму, который был сейчас на ее владельце. Было понятно, что одежда на нем – повседневная и, собираясь второпях, человек нацепил бляху, на то, что было.

– Слава Иисусу Христу. – Сказал мужчина, без робости присаживаясь к столу. – Иохан Черный, бургомистр этого славного города.

– Сердечно рад знакомству. – Наклонил голову Войтеховский.

– Что тут было сказано о Божьем Провидении? – Спросил бургомистр. – Я, знаете ли, вдобавок к обязанностям бургомистра являюсь регентом церковного хора.

Узнав, что говорили о комиссаре инквизитора, городской голова покачал головой и сказал:

– На все есть божья воля, а с ведьмами – как? Не пойму!

– Тут все происходит от божьего попущения. – Заявил Юрген.

– После войны, в образованных людях, образовалась крупная недостача. – Вздохнул Черный. – Столько княжеств образовалось. Числа им нет. И каждому требуются нотарии, регистраторы, секретари. Не хватает людей.

– В империи, ведь, университетов – не счесть. Иезуиты, к слову говоря, открыли множество коллегий.

– Народ, после войны, грубый пошел. – Сказал, только, недавно вошедший бюргер, с порога. – Не дается им ученье.

У него тоже на груди висела бляха. Вдобавок, через плечо была перекинута желто-голубая лента.

– Городской канцлер. Маркус Рейнский. – Представил его бургомистр. – Глава купеческой гильдии Шаффурта. Маркус прав. Читать писать умеют, а складывать и вычитать, могут только наличные. В счетах путаются. Канцлеру самому приходится все проверять.

– А, когда? Где время? – Возмутился глава купеческой гильдии. – Торговля оживать начала. Дела в гору пошли. А тут, городские счета – камнем на шее. Вот, вы господин бакалавр, умножать числа можете?

– Даже в уме. – Сказал Юрген. – Пять на пять – двадцать пять. Шесть на семь – сорок два.

– Правильно! – Восхищенно сказал Рейнский. – Вы и в законах разбираетесь, я слышал?

– Годы учения не пропали даром. – Сказал Войцеховский. – Могу кое-чего. Хоть имею только степень бакалавра, многие годы провел, изучая право в различных университетах. Степень магистра не удосужился получить, исключительно, в связи с недостатком средств.

– Господин бакалавр. – Не по купечески, раскрыл карты городской канцлер. – Я вижу вы человек бывалый, опытный, во многих делах. Возьмитесь за ведение городской канцелярии. А то у нас там – полная неразбериха. Три бакалавра из Зальцбургского университета, уже три месяца с делами разбираются. Никак разобраться не могут.

– Сразу, ничего сказать невозможно. Это нужно посмотреть. Если увижу, что справлюсь – возьмусь. Нет – прошу не гневаться.

По дороге в ратушу, к ним пристал Карстен Рябой, городской судья, и три советника Витрифт, Хильдберт и Кристоф. Прозвища у них были: Пришлый, Подгорный, Широкий. Эти трое имели больше времени, чтобы принарядиться, поэтому вдобавок к ленте и бляхе, у всех на голове были коричневые шляпы городского фасона. Горожане останавливались и выглядывали изо всех углов, наблюдая за этой процессией.

Канцелярия ратуши располагалась на втором этаже перехода, между донжоном и второй круглой башней, городской тюрьмой. Расположение средневекового офиса было очень удачным – сразу за залом заседаний, городского совета. Собственно говоря, это был перестроенный переход из ратуши в Тюремную башню.

В канцелярии не щадя сил трудились три человека, довольно юного возраста. Всем троим было едва за шестнадцать. Не больше. С первого взгляда было ясно, что опыта, в канцелярской работе, у них – никакого.

При появлении городского патрициата, все трое встали с бумагами в руках, демонстрируя рвение в работе. Правда, глаза у всех были припухшие ото сна.

– Так. – Сказал Юрген, обозревая бумажные и пергаментные завалы на двух столах.

Патриции ждали продолжения. Ничего больше не сказав, бакалавр прошелся по помещению. Осмотрел бумажные залежи по углам, поднял с земли пергамент и бегло пробежался по нему глазами.

– Ну, что же. – Сказал он, бережно положив документ на стол. – Это мне нравится. Непочатый край работы. Сейчас составим предварительный договор, сроком на два месяца и за дело.

Члены городского совета удовлетворенно закивали.

– Бумагу, перо и чернила. – Обратился Юрген к юношам, застывшим в недоуменных позах.

Один самый расторопный, быстро подал бакалавру требуемое и тот присев на лавку у стола, принялся строчить пером по бумаге. Писал бакалавр настолько быстро, что у всех, даже у нотариев, захватывало дух. Чрез пару минут документ был готов.

Переданный в руки бургомистра, документ был торжественно зачитан вслух:

«Это соглашение, которое я, Юрген Войтеховский составил, заключено между Советом Шаффурта с одной стороны, Юргеном Войцеховским, бакалавром искусств, с другой стороны:

1) Юрген Войтеховский и Совет два месяца со дня пятницы, 18 июня 1658 года от рождества Христова, по их клятве, которую они дадут, должны соблюдать этот договор.

2) Совет Шаффурта наделяет на указанный срок Юргена Войцеховского секретарем городской канцелярии, по их клятве, которую они дадут Империи, совету и бургграфу Конраду фон Шаффурту….

5) Юрген Войцеховский должен поклясться всеми святыми быть послушным бургграфу и совету Шаффурта и быть полезными, как часто это будет необходимо, как покажется необходимым бургграфу и совету Шаффурта…»

Далее шли не менее замысловатые формулировки, в ходе которых всем стало ясно, что за услуги Юргена, Совету придется раскошелиться на шестьдесят талеров, по талеру, в день и оплатить двухразовое питание в трактире Зашкварного, включая вино, которое: «Юрген Войтеховский будет потреблять в количестве, необходимом, для восполнения сил, после трудов отданных на благо города, совета, бургграфа Конрада фон Шаффурта и Императора».

– Как написано! – воодушевленно сказал Витрифт Пришлый.

– Замысловато, но правильно. – Согласился бургомистр.

– Нет, как красиво! Я про буквы говорю. – Ткнул пальцем в бумагу Пришлый.

– Я, еще и с завитушками могу и вообще – по-разному. – Заметил новоиспеченный секретарь. – Если надумаете Императору писать или Египетскому султану – не опозоримся.

Договор был подписан и скреплен печатью, не сходя с места. После взаимных реверансов, работодатели и работник расстались, в самом прекрасном настроении.

Когда патриции удалились, Юрген снял саблю, повернулся к ошарашенным собратьям бакалаврам, которые в один момент, превратились в его подчиненных и поинтересовался:

– Как вас зовут, юноши?

– Карл. – Сказал тот, что подавал ему чернила.

Второй похлопал ресницами, подумал и тоже представился:

– Карл.

– Ну, а – ты? – Обратился Юрген, к третьему.

Третий, открыл рот, потом испугался чего-то и промолчал.

– Дай догадаюсь. Тоже – Карл?!

Малый кивнул.

– Значит, так. – Прищурился Юрген. – Различать я вас буду так. Ты будешь Карл Расторопный.

Он указал пальцем на самого расторопного.

– Ты – Карл Сонный, а ты – Карл Немой.

Юрген потер руки и начал распоряжаться. Достав из укромного места монету, он протянул ее Расторопному:

– Держи. Это пражский грош. Десять крейцеров с хвостиком. Мчишься в трактир. Мне кувшин вина, вам по кувшину пива. Донесешь? Молодец. Отправляйся.

– Теперь вы – Сонный и Немой. Стол очистить. Полностью. Потом складывать все в две стопки. Пергаменты отдельно бумаги отдельно. Все понятно? Начинайте.

Сам Юрген закурил трубку, прихватил, со стола, один из пергаментов и углубился в его изучение.

Когда свет в помещении стал меркнуть, секретарь распустил свой нотариат. Ребята били баклуши в городе уже с самой Пасхи, и основательно обжились. Все трое, по идее, должны были ночевать в канцелярии, заодно охраняя архив. Однако молодость брала свое и вся троица, по прошествии пары недель обзавелись городскими подружками и, с той поры, пренебрегала долгом.

Поэтому ночевал Юрген в ратуше один. В круглой башне, которая была городской тюрьмой и в данный момент пустовала, он нашел пустующую каморку сторожа и выбросив оттуда всю ветошь, устроился спать на голых досках. Впрочем, это мало помогло. Клопы гнездились в этом помещении повсеместно и томимые долгой голодовкой набросились на Юргена, все разом. Поспать ему удалось только полночи. Потом заряд вина кончился, и стало не до сна, клопы копошились на нем, словно тюлени на лежбище. Убедившись, что больше поспать не удастся он вышел на связь с Центром и доложил, о проделанной работе.

В Центре были рады, что его внедрение прошло успешно и спрашивали, о планах на будущее.

– Продержитесь три месяца? Как вам кажется?

– Продержусь больше. Только надо организовать перевод от дяди из Гамбурга. Я напишу туда письмо. Письмо по дороге перехватите, а через месяц вышлите мне еврейским переводом деньги. Один еврей в Шаффурте есть. Значит, система быстрых переводов существует.

– Зачем вам еще деньги? Вы там неплохо зарабатываете.

– Это повысит мой социальный статус. Может домик куплю в городе. Оборудуем, там постоянную базу. Без клопов. Это повысит наши возможности в деле правильного освещения сложившейся исторической обстановки.

Второй день работы Войтеховского, в качестве секретаря канцелярии Городского Совета Шаффурта, начался с утреннего развода. Немой и Сонный Карлы были поставлены разбирать бумаги.

– Раскладывайте все по годам. – Сказал он. – Без различия в содержании. Просто по годам и все. Ты пергаменты, ты бумагу. Неопределенные документы откладывайте отдельно. С ними будем разбираться позднее.

После того, как Карл Расторопный сгонял в трактир, за напитками, ему была поставлена отдельная задача.

– Идешь к канцлеру и говоришь ему от моего имени, что тут нужен столяр. Надо сделать полки, для документов. Иначе, скажешь ему, через какое-то время, все снова перепутается и придется начинать сначала. Не отставай от него, пока он не договорится с мастером. Вместе с плотником и придешь. Без плотника не возвращайся.

Убаюканный шелестом бумаг, которые перекладывали нотарии, Юрген часок вздремнул, положив голову на стол, благо клопы в это время ждали его в каморке тюремного сторожа. После сна, он приступил к изучению особо любопытных документов.

Звон шпор привлек его внимание, но он не реагировал на это, пока у двери канцелярии кто-то не хмыкнул, очень героически. Обернувшись Войтеховский обнаружил у двери бравого вояку, в современном колете, сюртуке, шляпе с пером и со шпагой на боку.

– Капитан лейб-стражи, его светлости бургграфа фон Шаффурта – Герарт фон Дустервайс. – Представился военный. – Вам приказано немедленно прибыть в замок. Бургграф требует к себе.

– Надо, так надо. – Сказал Войцеховский, вставая.

Капитан нахмурился.

– Немедленно отправляюсь в замок, по требованию их светлости. – Поправился Юрген.

Нацепив саблю и надев шляпу, он всем своим видом показал, что готов следовать приказу.

– Следуйте за мной. – Приказал капитан, но пошел не впереди, а рядом.

– Что шпаги, в Париже, же не в моде? – Спросил капитан, когда они вышли на площадь.

– Так я не прямо из Парижа. Сказал Юрген. – По дороге сюда, заглянул в Болонью, потом в Рим, потом в Вену. Посетил Прагу и только после Праги – сюда. Шпагу выменял в Вене на саблю, потому, что к ней с детства приучен. У нас в Литве шпагами можно только холопов в зад покалывать, чтобы шевелились быстрее. Если на войну, то – с саблей. На юге татары, на востоке – москвиты. А, эти – наполовину татары. Только, что обликом, на людей похожи. А так, все, у них – татарское, и кони, и панцири и сабли.

– Война, говорят, там – теперь.

– Война, не война, а казаки бунтуют.

– Что, так?

– Шляхетства требуют.

– В благородные метят?

– Точно, так.

За разговором не заметили, как подошли к городским воротам, которые назывались Замковые. Здесь, стражи видно не было. Ворота были нараспашку. Потом из бойницы на втором этаже показалась голова. Голова была лохматая и бородатая. Глаза на ней были настолько заплывшие, что ее владелец придерживал веки двумя руками, стараясь рассмотреть, кто тут ходит.

За Замковыми воротами раскинулся Замковый бастион. Трава здесь была вытоптана скотом. Где-то под валом блеяли козы. Над воротами замка, которые назывались Городским, полоскался бело-голубой флаг, с желто-красно-зеленым гербом посередине. У этих ворот уже стояла стража. Лейб-гвардия, мушкетеры бургграфа. Стражников было двое. У обоих через плечо были повязаны желто-красно-зеленые шарфы. Эти цвета видимо были официальными в символике бургграфства.

Обменявшись с подчиненными приветствиями, капитан препроводил Юргена, в первый двор замка. Слой гумуса, здесь, был такой же толстый, как на соборной площади. Было ясно, что бургграф блюдет принцип продовольственной безопасности, опирается на собственные ресурсы. Об этом же свидетельствовали расположенные вдоль стен постройки, в основном хозяйственного назначения. Архитектура этих строений была незамысловата, в стиле временных лагерей мигрантов. Все было слеплено абы как. Живности по двору гуляло достаточно, что свидетельствовало о высоком уровне животноводства, в этой части Германии. За вторыми воротами был еще один двор. Архитектура строений расположенных здесь тоже по периметру, была выдержана в национальном стиле. Двухэтажные здания были отделаны желтой веселенькой штукатуркой. Первый этаж занимали складские помещения, а на втором находились жилые. Это легко было определить по сотовым свинцовым рамам со вставленными в ячейки непрозрачными стеклами.

И здесь по двору, ходили свиньи и козы. Правда, не в таком количестве, как в первом. Здесь же слонялась свободная от нарядов лейб-гвардия и многочисленные придворные. В основном это были женщины, разных возрастов и наружности. Армейские шуточки сопровождали все перемещения дам. Звучали многочисленные непристойные предложения. Наверх, в дворцовые покои, Юрген и капитан поднимались по винтовой лестнице, расположенной в стенной башне. Когда-то это был открытый барбакан, но в ходе реконструкции, с целью улучшения жилищных условий, к нему пристроили двухэтажное здание, а сам барбакан перестроили в башню. Получилось очень удобно и оригинально.

Шествуя по анфиладе комнат, Юрген оценил интерьер помещений, как очень скромный. Ни одна комната, не была янтарной, светильники были кованные, местного производства, а живопись на стенах – местная кустарщина. Полотен Рубенса и Леонардо да Винчи не наблюдалось. Повсеместно по стенам встречались головы невинно убиенных животных, в основном кабанов и оленей.

Тронный зал отличался от остальных покоев, только большими размерами и двумя светильниками под потолком. Еще трофейных голов и рогов, здесь по стенам было больше. Тронного возвышения не было. У дальней стены, стоял импортный резной стул, с высокой спинкой и несколько стульев попроще. Стена позади стула была густо усеяна разнообразным оружием, в основном вышедшим из употребления. Над самим стулом был развернут флаг с гербом. Вблизи Юрген сумел разглядеть в гербе три подковы. В комнате толпились придворные и вассалы. Дамы сидели на лавках и сундуках, у глухой стены. Под портретами. Видимо – предков бургграфа.

Сам государь, бургграф Конрад фон Шаффурт, стоял у небольшого столика, похожего на журнальный, в окружении особо доверенных лиц. Он был молод, на вид, примерно лет тридцати, с хвостиком. Костюм на нем был довольно модный. Отставание от Италии, Юрген, на глазок, определил лет в десять. По бокам господина стояли два мордоворота. Один – повыше, широкоплечий, другой – пониже, кругленький.

– Господин бургграф, вот. Вот привел, кого вы просили, ваша светлость. Бакалавр Юрген Войтеховский. – Доложил капитан.

Граф положил на столик бумагу, которую держал в руках и с интересом посмотрел на иностранного туриста. Юрген отставил носок ботфорта в сторону, поклонился и подмел шляпой пол, покрытый резаным камышом.

– Юрген Войтеховский, шляхтич из Великого Княжества Литовского, бакалавр искусств Парижского Университета.

– Очень хорошо. – Сказал бургграф. – Значит, вы долго прожили во Франции. Значит, понимаете по-французски.