Полная версия
Каждый день
– Чуваки....черт побери! – кричит на всю коморку, что за сценой, Дэвид.
– Это было круто! – восторженно скандирует Милз.
– Еще бы…а вы видели выражение лица старого Брауна, когда мы Элвиса играть стали! Я ради такого…хоть каждый год готов здесь играть. – подхватил Гордон
– Ух ребята…это еще что! Вот через год, два, это выступление в школе запомнят как наш первый звездный час! Восхождение группы Дэвида! Теперь ребята мы с вами точно мир изменим… – продолжает Дэйв.
– Звездный час? – с удивлением спрашивает Джо.
– Ну да. – отвечает Дэвид, но скепсис в голосе друзей его насторожил. – А что…?
– Дэйв…чувак, о чем ты, пора думать о будущем. А мы не можем всю жизнь играть…это не понесет нас на олимп счастливой жизни. – поясняет Джо. – Да, музыка это круто…но…не всегда прибыльно…
– Но…
– Что но, Дэвид? Не обижайся, но ты и Гордон богачи…вам терять нечего. – говорит Милз. – Вы можете поставить все на альбмом, а мы…
– Верно…мистер Хейли–шоп! – иронично сказал Джо.
Спор был неожиданным явлением. Целых пятнадцать минут молодые люди спорили по поводу будущего своей группе, с одной стороны были Гордон и Дэвид, а с другой стороны Милз и Джозеф. Последние, однако, одержали верх, и даже Гордон для себя решил, что более занятие музыкой не будет постоянным занятием в жизни. Дэвид был вне себя от злости, чувствуя себя преданным, он бросил гитару в коморке и выскочил из помещения, крикнув – ну и черт с вами…я буду один!
Уговоры друзей, доносящиеся из-за спины не повлияли на Хейли, но у него было еще одно дело. Эми, юная муза. Он спешил к ней в надежде довершить свой план и хоть как-то поднять настроение себе.
Покуда еще не все разошлись, он решил сделать долгожданный шаг. На период этого решения мысли о разногласии с друзьями покинули память парня, она заполнилась сценариями о том, как будет выглядеть процесс признания. В голове Дэвида мелькали эпизоды первого свидания, улыбку девушки и приятные взаимные слова.
К несчастью Дэйв был далек от реальности, его наивность его и подвела. По дороге он увидел Эми, в компании юного Джеральда Форда, такого же звездного парня, как и сам Дэйв, но только с одним исключением – он не любит музыку и мечтает открыть собственный бизнес.
Сердце Хейли стало быстро колотится от эмоций, что он испытывал в момент, когда видел свою возлюбленную в объятиях другого. Тот в свою очередь проводил пальцами по ее рыжим волосам, поглядывая ей в глаза, создавая неловкий момент для самого Хейли. Его охватила паника, он начал ронять слезы. Эми и Джеральд продолжали о чем то тихо разговаривать и смотреть друг на друга влюбленными глазами. У Дэвида появилось желание, тут же бросится и хорошенько побить этого напыщенного индюка, но чтобы окончательно не потерять контроль над собой, он хватил свой галстук и стал нервно играть им в руках, попутно поднимая воротник своей рубашки, что должно было смотреться как проявление гордости; но было нелепым. И стоять ему долго тоже не хотелось долго, он ловил себя на мысли, что в скором времени он увидит то, что ему самому хотелось бы испытать с Эми – поцелуй. И так произошло, нервная система мальчика не смогла включить защитную реакцию: он бросил свой голубой пиджак и синий галстук на пол и стал быстро идти в сторону выхода.
Он даже не особо понял, как дошел домой, он оставил и плащ, и гитару в школу. Это заметили родители и сказали забрать все завтра.
– Хорошо, я ....завтра утром…схожу в школу и заберу все. – сказал, ели сдерживая слез Дэвид.
Дэвид решил весь вечер провести в комнате: еще одного спора с семьей он бы не вынес. В голове у мальчика лишь мелькали эти двое и друзья, которые, по его мнению его предали. Долго с этими мыслями лежать на крове он не смог, он встал и побежал вниз. Был вечер, Итан и Марта сидели в гостиной.
– Мам, пап, а чего тянуть. Пойду сейчас и заберу вещи, пока там еще открыто. А то вдруг завтра никого не будет… – крикнул своим родителям Дэйв.
– Давай, только не долго…и возьми джемпер…на улице уже холодно. – ответила мама.
– Без проблем…будьте уверены…я не надолго.
Дэвид не стал даже переодеваться, пошел в своих белых брюках, рок–н–рольных ботинках, накинув лишь сверху синий кардиган. Но перед этим, он тихо заглянув в кабинет отца. Он знал, где лежит отцовский кольт 1911, ему не составило труда его взять.
Вече, тем не менее, не приносил нужных темных красок, с этим прекрасно справлялась тень Дэйва, идущего в направлении школы. У школы стоял старенький черный Форд конца сороковых, а из открытого салона машины доносилась громкая музыка. Проходя мимо Форда, он вспомнил хозяина этой машины, Оливера, он видимо ждал свою девушку, обычно они вместе уезжают. Joshua Fit the Battle of Jericho в исполнение любимого Дэйвом Элвиса Пресли – песня, игравшая в машине задавала определенный тон походки Мистера Хейли.
Школа была не закрыта, какой уж там, даже сам рождественский вечер не закончился, все были еще в школе, даже друзья Дэвида. Его самого интересовала лишь пара Джеральда и Эмели, которые, к слову, были около коморки, за углом перед входом в помещение. Мистер Хейли, с оружием в руке, подошёл к самой двери. Эми и ее новый молодой человек его не видели, зато ему самому открылся отличный взор на всю их любовную процессию, плюс – все было слышно. Оказалось, эти двое уже дней пять вместе, поначалу она его недолюбливала, он клеился к ее подруге. А теперь, вы видите сами, расцвет новой школьной любви.
Дэвиду не хотелось долго на это смотреть и слушать их разговоры; его переполняло отвращение, помноженное на злость к друзьям и всем людям в целом. А было похоже это на тяжесть, словно внутри тебя лежит гиря, которая постепенно увеличивается, давая о себе знать.
– В этом мире…ничто не достойно внимания…и даже любовь и даже дружба…Даже чертова музыка не приносит нужной радости! – пробормотал Дэйв, направляя пистолет отца на парня Эми.
Глаза Дэвида заполнились яростью, а желание спустить курок, но что–то его держало. Вероятно, его сдерживало то, что называется нашей совестью, но я так не думаю: он просто не хотел травмировать Эми. Хотя о чем это я, не могу он этого сделать. Не так–то просто убить человека, в особенности, если ты добрый человек. На секунду ты в ярости и с грозным взглядом пытаешься сделать ошибку, а потом злость сменяется отчаянием. Впав в это самое отчаяние, Дэвид вбежал в коморку, сел за пианино и начал рыдать. Даже играть было трудно, бить по клавишам или по самому инструменту, ибо там, в двух шагах – Эми и ее кавалер.
Как мне все это надоело, я так не хочу! Все отвратительно… Да пошло оно все к черту! – Молодой человек посмотрел на пистолет и, произнеся эту фразу, выстрелил себе в затылок, сидя за фортепиано.
Звук упавшей головы молодого человека издал неприятный и пронзительный скрип фортепианных клавиш. Это дополнилось грохотом упавшего оружия. На миг вокруг наступила абсолютная тишина, лишь только пробивавшиеся сквозь столбы мертвой тишины крики птиц за окном оттеняли один сплошной реквием. Ноты естественной мелодии смерти были столь медленными, что можно было, смело успеть их записать.
Жизни людей теперь могут измениться очень сильной. Но никто не знал, что будет дальше. А для одного из них, карта судьбы предоставила лишь одну дорогу, вокруг и позади которой огромная стена. И уйти с этого пути назад, или в сторону уже нельзя – только вперед. Там где раньше была тьма, теперь оказываешься ты и будь готов к этому.
Глава II. Пустота
Вы когда–нибудь задумывались, как вообще происходит смерть? Для тех, кто не верит в бессмертие души или в Бога, ответ очевиден, умирает биологическое существо, но для верующих или суеверных – душа отправляет на суд Божий, в ад, в рай, в потусторонний мир, у каждого по–разному.
Я представлял это иначе. Но мои стремления, мои предположения и идеи были далеки от истины. Мертвые не могут испытывать шок, но могут испытать страх. Страх при виде самого себя. И я не в силах сказать, что я чувствую, когда смотрю на самого себя с оружием в руках. Но только это уже не я, то бездыханное окровавленное тело. Что же произойдет дальше? Неужели меня ждет ад?
Вокруг меня был совершенно невообразимый пейзаж. Там где раньше был я, теперь огромный темно–синий туман или тень, и он постепенно двигается в мою сторону. А над головой звезды, нескончаемый поток синих огней и точек, похожих на картинки с изображением галактики из учебника по астрономии. Справа от меня на полу находилась трещина, которая ведет в темную пустоту, оттуда доносятся, тихо, но четко, неприятные вопли и крики. Неприятные звуки, словно кто-то играет на скрипке ржавой пилой. Яркие потоки золотых огней проносились сквозь меня, мне казалось, что я видел целый мир, оставаясь на том же самом месте. Звук, напоминающий крылья голубя, но невообразимо громкий, вышел из другого угла, откуда сочился перламутровый свет с ярко–зеленой дымкой.
– Я не помню тебя в своем списке… – внезапно из–за угла я услышал чей–то голос.
Эхо в коморке было малым, но фон этого голоса был ярким и громким.
– Кто вы? Вы…дьявол? – спрашиваю я, пытаясь отыскать источник голоса,попутно думая о происходящем. – Неужели дьявол…он пришел за мной? Вот так легко…
– О нет, что ты, я не дьявол… – передо мной предстал высокий мужчина с темно–русыми волосами.
Внешность у него была, на мой взгляд, весьма импозантной, строгий стиль одежды, но в тоже время одна деталь выделяла его характер. Он был одет белую рубашку, серый клетчатый, пыльный, словно временем он был испачкан, жилет, черные как чернила в классе мистера Брауна, брюки и такой же темный, словно тень фрак. А его туфли, были той самой смущающей меня деталью его образ: рыжие лаковые. Эти ботинки совершенно не вписывались в общую картину этого джентльмена, который будто бы сошел со страниц иллюстраций викторианской эпохи в Англии. Все соответствует, но не туфли. От них исходил такой поток света, словно в них были встроены телевизионные лампочки, при отсутствии таковых. Да и от самого персонажа исходила одновременно и светлая и темная энергия, о чем я сам знаю, но не в силах объяснить откуда. Дополнили его образ ручные кожаные часы с трещинной в стекле. А его голос был настолько чист и высок, будто со мной говорит женщина, которая периодически занижает свой голос, становясь похожей на мужчину. Очень смутное объяснение, но его голос чертовки пластичен, говорит и женским и мужским голосом одновременно и это не вызывает отторжения слуха.
– Кто же вы тогда? – спрашивают я с легкой дрожью в голосе.
– Разве это не однозначно?
Но даже его наводящий вопрос не подтолкнул меня к поиску ответа. Ко всему прочему, я продолжал со страхом смотреть на свое холодное тело, на лице которого застыл ужасный одинокий взгляд, окрашенный в багровые брызги.
– Мое имя…у разных народов…звучит по–разному! Иудеи дали мне имя Аваддон, другие зовут Азраэлем. А для большинства людей я известен лишь как слово, которое несет с собой каждая война… – поясняет таинственный собеседник, не смыкая при этом глаз, смотря лишь мне в глаза.
– Ты…ты – смерть… – тихо говорю я, направляя свой взгляд обратно на самого себя.
– Совершенно верно…так меня называют, когда обвиняют или злятся, когда пишут в газетах или рассказывают в историях. Ангела, что забирает людей…
– Ангел? Что…простите? Я не догоняю… Ангелы – они…хорошие…и не убивают! А людям, по вашему, им не за что ругать? Вы…вы разрушаете человеческую жизнь! – упрекая, во весь голос, тараторил я, перескакивая от фразы к фразе.
– Я? Разрушение? Одумайтесь! Что вы говорите? Я лишь исполняю обязанности, данные мне по неволе своим создателем! Мне никогда не хочется разрушать чью–то жизнь или разлучать близких людей, но такова судьба! – с криком отвечает Ангел смерти, оглядываясь вокруг. – Душа проходит цикл, как и солнце. Утром вы видите его над головой, а ночью его нет…
Я умерил пыл по мере его объяснений. Желание спорить со смертью и так не было велико, а теперь и вовсе испарилось.
– Людям…всегда нужен тот, кого можно обвинить, чтобы самим остаться чистыми… Такова наша натура.
– Это странная черта вашей натуры.
Ангел смерти стоял в метре от меня. Но когда стал спорить со мной, он расправил свои огромные серые крылья, вокруг которых струилось необычное голубоватое сияние. Крылья были настолько огромны, что проходили сквозь стены, словно через туман. Смерть смотрел прямо мне в душу своими серебряными глазами, не стесняясь и не скрывая легкого презрения в мой адрес.
– Разве вы, не лишили себя жизни сами? Я был вынужден прийти, хотя дел у меня много…такие как ты есть каждый день, каждый час и во всем мире. – с уважением продолжает Смерть.
– Нелегко это наверное… – комментирую сказанное я.
– Ангелы сущие…
– Что, вы отправите меня в ад…это же грех с моей стороны?
Он взглянул на меня, словно пытаясь что–то увидеть, найти какую–то нить, хотя возможно, он просто определяет круг ада, в которой бросят меня навсегда. Но внезапно он направил свой указательный палец на меня и громко сказал – НЕТ!
– Что??! – с удивление спрашиваю я.
– Я не могу, отправить в ад светлую душу, пусть даже и залитую грехом. Но и в рай дорога тебе закрыта. Твоим чистилищем станет это место, где ты забрал жизнь…что была тебе дана не собой!
– Что вы имеете в виду? – с непониманием спрашиваю я.
– Тебя никто не увидит, тебя никто не сможет услышать…
– Но как…как мне это исправить…и есть ли выход?
Ангел смерти направился в другой угол, пронзая своими крыльями стены школы, попутно объясняя с улыбкой на лице – выход есть всегда…твой шанс тебя найдет, и твое время придет! Исправишь ошибку, исправишь и судьбу, у тебя будет шанс…
– Н-о-о-о-о....к-а-а-а-к!? – кричу я, но ангел уже исчез, оставляя после себя лишь нотки голубого сияния крыльев.
Я остался наедине со своим телом. Как вдруг я понял, что был совсем не один, сзади были люди, которые мне очень знакомы. Они все смотрели в мою сторону, но видели лишь окровавленный труп с оружием в руках. Первыми очевидцами этих событий стали Джеральд и Эмели, которые прибежали на звук выстрела. Нужно сказать, но слезы на глазах Эми уже успели высохнуть, горестный взгляд сменился на взгляд, полный апатичности и разочарования.
Бедную Эми обнимая, практически сдерживали, чтобы та не упала. Лицо ее было бледное, думается, эту травму она не забудет. Я не в силах даже описать, как мне было неприятно это видеть. С одной стороны, это было ужасно, и мне ее было жаль, но с другой стороны, мои эгоистичные порывы было не сдержать.
– Если она так горюет…то почему она с этим…с позволения сказать, парнем?! Вот уж как мне это все напоминает лицемерие…как не стыдно! – в слух громко говорил я, понимая, что себя лишь слышу я сам.
Но я знаю, какую ошибку я совершил, ибо сюда пришли мои родители. Мою мать я никогда в таком состоянии не видел прежде, но больше всего, удивил отец. Я впервые вижу, чтобы Итан Хейли, человек необычайного юмора и крепкого духа так плакал. И что самое забавное, если в таком контексте следует допустить такое высказывание, у него было обычное его каменное лицо, с чертами человека, любящего сарказм и политику, но слезы раскрашивали этот взгляд тусклыми красками. Стоит признать, я был неправ, когда кричал на него, что у него нет сердца.
Там были мои друзья, мой рок–банд, члены моей семьи. У них в глазах был тот же ужас.
– А…теперь я вам нужен! Ну что же, посмотрим, как вы будете скучать по тем временам, когда мы вместе играли…до встречи, чуваки! – иронично и сердито говорил я.
В своих мыслях, я хотел остановиться, промолчать, понять ошибку и признать себя виноватым, но я не могу. Обида еще осталась, злость, причем на всех. На друзей, на девушку, которую я любил, на семью, на всех, без исключения.
Неожиданно, в помещение входит мистер Браун. Он кричит – все вышли отсюда! Сейчас сюда придет полиция! Все вон, тут не на что смотреть! Живо!
– Старый черт…тьфу…всегда будет всех строить… – проговаривал я, глядя, как учитель всех выпроваживает.
Внезапно, я услышал как мистер Браун что–то нашептывает.
– Эх…бедный юноша…что же ты натворил… – этот шепот был четким и говорил он обо мне.
Я пошел в его сторону, чтобы понять его слова. Не было веры во мне, что старик Браун сказал бы мне такое, никогда.
– Господи! Прости молодого дурака! Прими его в обитель свою, под крыло свое! На моей памяти такого талантливого молодого человека я не встречал…такие рождаются редко. Пусть я часто с ним спорил, что поделать, два резких человека, но в душе я знал – его ждало бы большое будущее… Аминь! – от этих слов учителя, на мгновение, мне стало стыдно и одновременно приятно. – Пусть в царствие твоем его ждет его любимое занятие…
На следующий день расползались, как черви после дождя, слухи. Буквально на каждом шагу, на каждой парте и из каждых уст. Все хотели знать подробности. Никого не осуждаю, я сам прекрасно знаю, что слухи это очень интересный вид информации. Но на них я стараюсь не обращать внимания, не слушаю и все, меня это не интересует, в чем смысл, если поддерживать разговоры я не могу. Единственное, что мне похоже доступно, это вещи трогать, ими управлять, потому что я без труда разбил колбу в классе химии, когда туда вбежал. Что же, это будет интересно. В этом я убедился, когда все рождественские каникулы проторчал в школе, самый страшный кошмар.
Моей целью был класс, где училась Эмели. Я наблюдаю за ней и ее классом весь день после каникул, изучаю их расписание и наконец, в четверг, когда они сидят в классе, где стоит старое фортепиано, мне пришла в голову гадкая мысль. Пока идет урок, я медленно поднимаю крышку старого черного пианино и стучу по клавишам. Первым это заметил один мальчишка на первой парте, но особого значения он не придал, а когда все повернулись, движения не было. А вот когда я начал перебирать клавиши громче, это заметили все.
– И что…ничего удивительного, механические инструменты уже есть на выставках… – заявил какой–то умник на второй парте справа от выхода.
– Ах ты…(пауза) черт! А как тебе такое! – кричу я, хлопая крышкой пианино, параллельно играя на нем.
От всего этого, мне было смешно, они все меня не видят, и громко кричат. Особенно Эми, которая пребывает в шоковом состоянии. Она выбежала из кабинета как ошпаренная, громче всех крича. Учителю, хоть и самому было страшно, удалось утихомирить класс. Вокруг все кричат – это приведение! Скорее бежим!
– Никаких приведений нет! Всем оставаться на своих местах! Класс…тихо! Что вы орете? Просто пианино сломалось, надо к мистеру просто Брауну его отвезти. Так все! Урок еще незакончен! – учитель продолжает успокаивать класс, хотя, по–моему, он сам не верит своим словам, тоже слегка побаивается.
А я сам, тем временем, последовал за Эмели и наблюдал за тем, как она плачет у окна.
– Что–то быстро веселье сменяется плохим настроением и жалостью… – говорил про себя я, объясняя свои чувства в этот момент.
Через две минуты, она вернулась в класс. На уговоры учителя сходить к медсестре, она отвечала решительным отказом. Учителю ничего не остается, как продолжать урок.
– И так…давайте вспомним причины развития кризиса в Британских Североамериканских колониях… – возвращается к теме урока учитель.
– Мистер Риган? – спрашивает парень, сидящий на первой парте справа от двери.
– Да Билли, в чем твой вопрос?
– А как вы считаете, откуда берутся легенды о призраках и духах…или…прочих существ?
Учитель нахмурился, мне показалось, он сейчас ответит что–то нелицеприятное этому Билли или как–то накричит на него. И я уже к этому подготовился, ждал веселого момента, но учитель внезапно сбросил свою грозную мину, улыбнулся и начала отвечать на вопрос ученика.
– Хм…что же, хоть этот вопрос и не по теме урока, я отвечу. Явления, так называемые, призраки были давно. В каждой культуре своя легенда, свой рассказ или какая–то сказка. Даже у нас…вспомните Ирвинга с его призраком всадника, мистические рассказы Эдгара Алана По. Мне кажется, призраки появляются тогда, когда человек умер не так, как должен был…И родным, друзьям и знакомым хочется увидеть умершего человека. Довольно загадочная тема, надо сказать, отрицать ее глупо, но и верить тоже. Нет проверенных фактов или законов, я лишь рассказал то, что знаю. Версий много и как говорится, все правдивы, пока не доказали значимость единственной теории!
– Вы думаете, призрак Дэвида Хейли не уйдет, пока…кое–чего не добьётся? – переспросил, спросил Билли, бросая свой взгляд на Эмели.
– Ах…мне нравится этот парень! – сказал я вслух.
– П…причем тут Хейли? И нет у нас в школе никаких призраков! И вообще, забудьте про эту историю, проявите уважение к покойному парню. – сказал учитель.
– Билли…иди ты к черту! – крикнула Эми и снова выбежала из класса.
На сей раз, за ней последовал учитель, а я остался в классе.
– Билли, о чем это ты? – спросила одна девушка, воспользовавшись, случаем.
– Все же знают, что Хейли втюрился в Эмели. А она с этим…Джеральдом закрутила. А ты думаешь, зачем ему пистолет в рот было вставлять!
На этой прекрасной ноте я не выдержал, схватил со стола бюст Джорджа Вашингтона и швырнул его на пол. Реакции класса я ждать не стал и ушел. А проходя по коридору, я заметил как учитель, Эмели, Гордон и офицер полиции беседуют в коридоре.
– Откуда там взялся полицейский! – крикнул я, проходя мимо них.
Ясное дело, что коп расспрашивал Гордона обо мне, а учитель вместе с Эмели подернулись случайно. Подслушивать этот разговор мне смысла не было, зачем? Моим конечным пунктом маршрута стал стадион, благо за пределы здания, как, оказалось, выходить я могу. Но вот дальше школьного участка мне прохода нет.
Весело было только первые пять лет. Когда тебя никто не видит, ты можешь развлекаться, как можешь, кричать, петь и вытворять вещи, за которые тебя давно бы исключили из школы и посадили бы в казенный дом лет на двадцать. К счастью, техасские тюрьмы не принимают в свои камеры мертвецов, также как и наши родные суды не будут судить призрака. Хотя, моими стараниями ряд учеников получили наказания.
– Упс…а что я, ребята, я помочь не могу…извините, умер! – говорю всегда я, когда вижу, как мальчишек обвиняют в моих же проделках.
***Однажды утром, 18 сентября 1965 года, судя по дате в газете на столе мистера Брауна, я заметил активные дебаты двух старшеклассников. Любопытство толкнуло меня тут же послушать, о чем спорят эти юноши.
Как оказалось, они не спорили, а громко восторгались одним фактом – США отправили свои войска во Вьетнам.
– Не может быть! Мой отец был все это время прав, надо же… – с удивлением сказал про себя я.
– Скоро наши в миг уничтожат этого демона красного, и вся Азия будет подчиняться нам! – сказал один из старшеклассников.
– Еще бы, зуб даю, месяц им на то, чтобы свои красные чемоданы собрать… – поддержал второй.
Трудно поверить в это, но такие мнения были. Юные американцы верили, что армия решит все проблемы быстро. Но я помню, как дело развивалось дальше.
Стоит упомянуть о музыке, которую я, в силах некоторых трудностей слышать не могу. При этом, я слышу популярные мотивы.
– Все бы отдал за персональный проигрыватель… – однажды воскликнул я, сидя на одном из вечером самодеятельности школьников.
Я каждый день вижу, как кто–то кому то в любви признается. Только, не всегда я запоминаю имен. Отрывками я могу составить хронотоп: Клара призналась в любви Мэту в октябре 1963–ого; Гарольд пригласил на свидание Лизи; Роберт поцеловал Донну, этот список бесконечен. Также бесконечны те моменты, когда я стою рядом этой процессии и злобно проговариваю:
– Да что ты? Любит он ее…как же, он целовал твою подругу!
– Ты…вечно…что? Не клянись дура! Чует мое сердце, что вон тот ботаник станет твоим лучшим парнем, чем этот качек!
– Друг мой…о чем ты? Какое свидание, она – местная шлюха! Ей такие хорошие парни как ты не нужны!
– Может, хватит! Ребят, я хоть и умер, но меня тоже может тошнить от ваших поцелуев…
– Стоп! Тот факт, что вы заперлись в моей коморке не дает вам право....продолжать на моих глазах! Черт возьми.
И знаете, после того как крикнешь как следует на этих людей, становится намного лучше. Мне вспомнилась одна сцена, как 13 мая 1967 года в моей коморке. Да, опять в ней, я уже потерял счет. Парень изменил своей девушке с какой–то чирлидершей. У этой девчонки, кроме ее фигуры не было ничего, но суть не в этом. Так вот потом слухи дошли до его девушки, они выясняли отношения, и она ему поверила. Эта дура ему поверила, они встречались еще около месяца.
А через год какому–то парню с внешностью ботаника изменила девушка, так он был такой бледный, будто хотел пойти моей дорогой. Я тогда оказался неподалеку, услышал крики, это была как раз одна из таких идиллий. Парнишка был настолько шокирован, что смотрел в одну точку, где как раз стоял я, не отрываясь. А затем я просто ушел, в другую комнату. Парень еще долго кричал, неужели эта девушка так сильно была ему дорога, что можно выскочить из школы с криками. Будем надеяться, он не собирается себя трогать.