Печальные рассказы

Действуя в качестве нейтрального посредника на основании предоставленного ему мандата, МККК содействовал репатриации освобожденного пленного по просьбе азербайджанских и армянских властей.

До репатриации военнослужащего посетили делегаты МККК, с целью удостовериться, что он возвращается на родину по собственной воле. Начиная с 1992 г., когда МККК стал осуществлять свою деятельность в этом регионе в связи с карабахским конфликтом, организация содействовала репатриации или передаче 655 человек. Международный Комитет будет поддерживать осуществление подобных операций и в будущем, если в этом возникнет необходимость.

За дополнительной информацией обращаться:

Annick Bouvier, ICRC Geneva, tel. + 41 22 730 24 58 или + 41 79 217 32 241

***

17 июля 2008 года. Баку.

Лента новостей портала Statika.az

Сегодня, в 14 часов 15 минут в агентстве “Тренд” прошла встреча Захида Мустафаева, отца бывшего военнопленного Рашада Мустафаева, 15 июля сего года переданного азербайджанской стороне при посредничестве Международного Комитета Красного Креста, с журналистами.

Как заявил Захид Мустафаев, о возвращении сына ему сообщили в бакинском офисе МККК.

”Нам ничего не сообщили из Госкомиссии по делам военнопленных, заложников и пропавших без вести, только в МККК.

Мы с дочкой и моим двоюродным братом выехали в село Баш Гервенд Агдамского района, где предполагалась передача нашего сына.

Но так как это село находится на линии соприкосновения огня враждующих сторон, мы не участвовали не только при процедуре передачи нашего сына, нас вообще не допустили до села.

До глубокой ночи мы прождали у ворот одной из воинских частей, куда после репатриации привезли моего сына.

Только ночью один из офицеров сообщил нам, что мой сын арестован военной контрразведкой и его делом будет заниматься военная прокуратура.

Мой сын с 2001 года пропал без вести, столько лет мы искали его, мать все глаза выплакала, наконец, нашли его при содействии Красного Креста и вот теперь его не возвращают нам, даже не разрешили увидеться с ним.

Я прошу все органы и структуры, которые занимаются делом нашего сына разрешить нам увидеться с ним и отпустить его в семью, он столько лет провел без нас ”, – заявил Захид Мустафаев.

1.

Фуад Багиров родился в богатой семье.

Отец его занимал должность заместителя министра просвещения Азербайджанской ССР, мать же пользовалась большой популярностью среди будущих мам, работала гинекологом в объединенной больнице Нефтеразведчиков.

Рос и формировался он в благодатное время ”эпохи застоя”, отец имел на его счет определенные планы, естественно, что закончил Фуад школу с серебряной медалью и поступил на престижнейший юридический факультет Азербайджанского Госуниверситета, по окончании которого по протекции был направлен в Комитет Государственной Безопасности Азербайджанской ССР.

Первые отголоски недовольства в Карабахе застали его врасплох.

Он никак не мог понять, почему академик Аганбекян2 вмешивается в конституционные права республик, почему вдруг так важна стала Топхана3, хотя еще четыре года назад безболезненно Азербайджан передал несколько сел Газахского района Армении, почему нет определенной реакции Москвы на происходящие события.

Те два года, которые прошли до страшного двадцатого января тысяча девятьсот девяностого года, были каким-то страшным сном для Фуада.

Он родился в интернациональном дворе, имел среди друзей армян и понять логику переселения народов из одной республики в другую, для него было сложно.

Даже трагедию двадцатого января он воспринимал немного иначе, считая, что именно лидеры Народного фронта виноваты в том, что пролилась кровь невинных жертв, ведь были предупреждения и просьбы расходиться.

Но потом была первая командировка в Карабах, от которой невозможно было отказаться, к тому времени отца отправили в отставку, руководство республикой сменилось и приходилось надеяться только на себя.

Та первая командировка не слишком напрягла.

Большей частью они проводили время в селах, близлежащих к Армении, выясняли настроения местных жителей.

А потом была вторая, предполагавшаяся на недельки две, а затянувшаяся на четыре месяца.

Четыре месяца ужаса, навсегда оставившие след в душе Фуада, когда ему пришлось воочию понять, что такое война.

Отсутствие единого командования и нормальных бытовых условий, анархистские действия отрядов ополчения, борьба среди командиров приводила не только к большим людским потерям, но и к оставлению многих населенных пунктов.

Именно там, на войне, Фуад впервые почувствовал ненависть к армянам, увидев в одном из освобожденных сел зверства, которые были учинены над мирными селянами.

Но была у него ненависть не только к врагу, но и к своим, так называемым беженцам, которые покидали свои дома прежде, чем были слышны разрывы снаряд или лязг армянских танков.

Эти беженцы переправлялись в Баку за месяц, а то и за три до предполагаемого наступления армян, оставляя, таких как Фуад, один на один в незнакомой местности, без поддержки.

Возненавидел он также и политиков всех мастей республики, которые в такой напряженный момент вместо консолидации вели борьбу за власть, в результате чего установился режим Народного фронта, не имеющий четкой программы, состоявший из гуманитариев, не знавших, что такое руководство страной, особенно в такой исторический момент.

Фуад вернулся в Баку морально подавленный, озлобленный на всех и вся, но вынесший в себе аксиому, что” армяне наши враги”, хотя и понимал, что противостояние это когда-нибудь закончится и придется обоим народам жить рядом, никуда от этого не деться.

После той командировки прошло пятнадцать лет.

За это время многое изменилось.

Скончалась мать и это было невосполнимой потерей. Сам он женился и у него рос сын, усвоивший аксиомы отца. В руководстве КГБ, которое теперь называлось Министерством Национальной Безопасности, произошли изменения и Фуад перевелся в военную прокуратуру.

Был он на хорошем счету, поднимался по карьерной лестнице довольно быстро, поговаривали, что ему подыскивают место прокурора в одном из районов Баку.

Именно к нему, Фуаду Багирову и попало дело Рашада Мустафаева, недавно переданного азербайджанской стороне по линии Красного Креста.

Все в этом деле ему стало ясно после первого же ознакомления с материалами.

Он отодвинул от себя папку, откинулся в удобном кресле и нажал кнопку вызова.

2.

Конвоир ввел в кабинет коротко остриженного, загорелого молодого человека с наручниками на запястьях

Фуад кивнул и конвоир вышел.

– Ну, что ж, садись,– он показал рукой на табурет перед собой

Арестованный сел, понурив голову.

– Курить будешь? – Фуад протянул пачку”Kent”а,– Извини, у меня наши, ты, наверное, там армянские привык курить?

-Без разницы, я все курю.

-Ну, тогда рассказывай. Все по порядку, с самого начала.

-А что рассказывать? Родился я в селе Солтанлы Джебраильского района, в тысяча девятьсот девяносто втором переехал вместе с семьей в Баку.

-В девяносто втором?– переспросил Фуад,– То есть за год до оккупации района. Что ж вы так рано бежали? Тогда еще ничего не предвещало печального конца.

-Не знаю. Отец так решил. А вы, что, хотели, чтобы мы остались там и нас постигла судьба ходжалинцев4.?

-Так ходжалинцы хотя бы остались,– жестко ответил Фуад,-А вы бежали, вместо того, чтобы свой район, свое село, свой дом защищать. Или помогать тем, кто пришел защищать вас. Твой отец стал беженцем за год до бегства. Какие же вы беженцы?

Арестованный промолчал, понурив голову.

-Рассказывай дальше, – Фуад закурил новую сигарету, но ему уже не предложил.

-В две тысячи первом году я был призван в армию Низаминским райвонкомиссариатом и направлен на передовую в Тертерский район.

-Вот с этого места поподробнее.

-А что поподробнее, господин следователь? Попал я в часть, где царила “дедовщина”, казнокрадство, взятничество. С питанием было плохо, с гигиеной тоже, купаться не всегда удавалось.

Три месяца ужасно для меня прошли. Да не только для меня, были некоторые случаи побега из части, это дезертирством называется, их находили и возвращали, им после этого еще хуже становилось. Были моменты, когда и я подумывал о побеге.

Через три месяца нас перебросили на линию огня. Вы не поверите, как мы обрадовались! Думали теперь- то легче станет, с “дедовщиной” покончим, питание лучше станет. Да куда там! Ничего не изменилось,– арестованный тяжело вздохнул.

– Все это известно, было давно, теперь наша армия прекрасно вооружена, части обеспечиваются питанием от и до, лично мы ведем борьбу с всякими проявлениями “дедовщины”. Дальше.

-Дальше? – он пожал плечами,– Был август, командир отделения сержант Фархадов меня и еще трех солдат взял с собой в соседнее село, мы должны были привезти заготовленные для нас продукты.

По дороге машина сломалась и командир приказал мне двигаться в село одному, чтобы все там проверить и подготовить к их приезду. Я и пошел.

-Еще до твоего возвращения сержант Фархадов заявлял на следствии, что ты самовольно оставил боевых товарищей и ушел в неизвестном направлении.

-Как это сам? Как можно было бы там самому уйти? Все мы были вооружены автоматами, если бы я сам, то они в любой момент остановили бы меня выстрелами.

-Твой командир заявлял, что они были заняты ремонтом грузовика, а ты в это время успешно скрылся.

-Врет он. Чтобы себя обелить врет. Я пошел по его приказу. Сначала шел по дороге, потом решил скосить и пошел через поле. Это было близ села Гасангая. Шел я и, видимо, заблудился. Вышел через некоторое время к селу, обрадовался, прямиком к первому домику направился. Меня окликнули, на нашем, азербайджанском, я и не подозревал ни о чем. А оказалось, что я по ошибке вышел к селу Гейарх, занятого армянами.

Вначале ничего не понял, но потом, когда меня окружили и я услышал армянскую речь – как будто заморозили меня, стою и не двигаюсь.

-А чего ты истуканом стоял? У тебя же автомат был. Не пришло в голову пострелять ?-ехидно спросил Фуад.

-Не пришло. Я в тот момент так испугался, что не только про автомат, все на свете забыл.

– И что? Как прошло первое знакомство?

-Никак. Похлопали меня по плечу, немного по-азербайджански, немного по-русски начали объяснять, куда я попал. Отобрали автомат и повели в штаб. Через некоторое время прибыл какой-то офицер и начал допрос.

-Все рассказал? – ухмыльнулся Фуад

-Они и без меня многое знали. Что я мог им рассказать? Тот офицер сказал, что если я хочу остаться в живых, мне надо будет сотрудничать с ними. Это не так страшно, просто меня отвезут в Ереван и я выступлю по телевидению, расскажу как плохо служиться в азербайджанской армии. А если я откажусь, то меня расстреляют и никто об этом не узнает, так как никто не видел как я перешел в это село.

Я согласился, а что мне оставалось делать? Да и если бы это произошло, то я рассказал бы только правду.

-Твоего выступления по ереванскому телевидению не было. Почему?

-Не знаю. Я до ночи провалялся в одном сарае, потом приехали еще какие-то военные и, посадив меня в машину, привезли в Степанакерт.

-Ханкенди5, – грозно поправил Фуад, – Называй город так, как он исторически называется.

-Простите, господин начальник, по привычке сказал

-Ты свои армянские привычки забудь, ты теперь на исторической родине. Продолжай.

-Привезли меня в тюрьму. Там был такой Каро, он сразу же избил меня. Он всех вновь прибывших избивал, для профилактики. Потом в одиночную камеру до утра поместили.

А утром вывели на работу. Почти все заключенные тюрьмы работали на строительстве чего-нибудь: домов, школы, больницы, ремонтом дороги занимались. Вот так и было.

-Ты хочешь сказать, что больше с тобой не говорили, к сотрудничеству не склоняли, никаких предложений? Вывели на работу и все?

-Да, так и было.

-А чем объяснить твое назначение бригадиром?

-Я хорошо работал. Заметили, сделали бригадиром. Какое имеет значение, кто-то из наших все равно становился бригадиром.

-Да, но там были заключенные, давно сидевшие, да и по возрасту старше тебя. Как же выдвинулся ты, пацан?

-Говорю же, работал нормально, меня и назначили.

-Вот так ты семь лет и проработал. А домой не хотелось? Пытался говорить с ними или об освобождении или об обмене?

-Пытался. Но они все обещали. Даже когда Красный Крест приезжал меня и еще несколько человек вывозили куда-то, чтобы нас не видели. Поэтому никто про нас не знал.

-Да, тебя искали несколько лет. И по линии Красного Креста и по линии Госкомиссии по делам военнопленных. Но только на третий год твоего пленения контрразведка получила о тебе первые данные, хотя были сомнения, что это именно ты. Ведь ты носил там кличку Ромик, не так ли?

-Да, армяне меня так называли.

-Теперь перейдем к твоей так называемой работе в тюрьме. Ты был назначен надзирателем, так?

-Скорее всего, старостой.

-Это что значит? – осведомился Фуад

-Я помогал нашим заключенным, передавал их просьбы коменданту, пытался чем-то помочь им.

-Знаешь, мерзавец, я и не ожидал, что ты здесь расскажешь всю правду. Но она, правда, здесь,– Фуад хлопнул рукой по папке с делом,– Здесь все твои художества в тюрьме.

-Какие художества? – встрепенулся арестованный, – Я не знаю, что у вас там, но хочу заявить, что меня семь лет держали в плену, семь лет не видел я родных.Наконец, вернулся на Родину, а меня арестовали, дело ведут.

-Родину?! – выкрикнул Фуад,– У дезертиров, изменников, прихвостней армянских фашистов нет Родины. Нашей Родины.

-Мне там говорили, что меня по возвращении ждет тюрьма. Предлагали выезд в другую страну. Но я отказался, потому, что хотел именно домой, к родителям, к друзьям. Я вернулся, а вы тут…

-Хорошо, – мрачно улыбнулся Фуад, – Мы еще устроим тебе очные ставки, ты, наверное, и не догадываешься. А пока вот, – он придвинул к себе и открыл дело,– Послушай:

Из показаний бывшего военнопленного Абдулазиза Мамедова: “Я участвовал в боевых действиях в районе города Шуша. Вместе с другими бойцами отряда самообороны попал в плен. После пленения был доставлен в ханкендинскую тюрьму. Меня держали в плену очень долго, так долго, что иногда забывался который сейчас год. Через несколько лет в тюрьму привезли Рашада Мустафаева, который через несколько месяцев дорос до надзирателя. Он выделялся даже среди армянских надзирателей своей жестокостью. Все называли его Ромик, ходил в милицейской форме и был правой рукой начальника тюрьмы”.

Из показаний бывшего пленного ханкендинской тюрьмы Ильяса Пиррова: “Рашад Мустафаев по кличке Ромик жестоко надругался над азербайджанскими заложниками и военнопленными, а Фархада Атакишиева забил до смерти”.

А вот показания Хумары Велиевой: “Я работала в одной армянской семье, выполняла всю черную работу. Я свидетель, что восьмого мая две тысячи третьего года Ромик вместе с армянами праздновал годовщину взятия Шуши. Они привезли из тюрьмы Шахнису и ее четырнадцатилетнюю дочь и все насиловали их .Шахниса давно сошла с ума, потому, что ее насиловали несколько лет подряд, как только попала в плен и ее дочку тоже ”.

Из показаний Рафика Керимова: “Рашад Мустафаев лично отрезал груди у Эльнары, фамилию не знаю, а потом убил ее кинжалом”.

И это еще не все, сука, у меня просто нет сил читать тебе все твои похождения.

-Я отрицаю все эти обвинения, господин следователь. Единственно признаю факт убийства Эльнары. Я любил ее и она меня тоже. Я убил ее, чтобы над ней не издевались так. Она дважды была беременна от армян, первый раз ей сделали аборт, а второго она родила. Я спас ее от последующих насилий.

Фуад сел в кресло и сложил руки на животе.

-Во мне клокочет такая ярость, что я готов не удушить, не расстрелять тебя, нет. Я готов вложить твои мужские причиндалы в машинку для перемолки мяса и прокрутить. И не в электрической, а в ручной, чтобы ты почувствовал все прелести, – он достал сигарету, нервно прикурил и нажал кнопку вызова, – Мы еще долго будем беседовать с тобой и когда ты окажешься на очной ставке с бывшими заключенными, я не позавидую тебе.

-Я ни в чем не виноват, это все обман, они хотели себя…

Конвоир вывел арестованного.

3.

Заур Алиев, заместитель главы исполнительной власти одного из районов Баку, член исполкома правящей партии ”Новый Азербайджан”6, молодой и честолюбивый был близким другом Фуада Багирова.

Они сидели на открытой веранде уютной дачи Заура в Бузовнах и говорили о процессе Рашада Мустафаева.

-В этом деле меня интересовала психологическая сторона, – говорил Фуад, потягивая ароматный чай, – но, к сожалению, именно психологизма я и не увидел.

-Психологическая составляющая индивидуума или предательства?

-Именно предательства, – горячо заговорил Фуад, – Предательство-это вероломный, один из нижайших способов улучшить свое положение. Я это понимаю. Но с другой стороны, есть масса примеров, когда сам факт предательства можно оправдать.

-Неужели? – вскинул брови Заур,– Примеры.

-Пожалуйста. Убийство Юлия Цезаря Брутом. Человек, обласканный покровителем, считавшим его своим другом, вонзает кинжал в своего добродетеля. Предательство? Бесспорно. Но с точки зрения республиканской традиции древнего Рима это акт возмездия против деспотии Гая Юлия Цезаря.

-Значит, ты придерживаешься точки зрения некоторых писателей и историков, что предательство Иуды Искариота являлось благом?

-Если с точки зрения, что все предопределенно, то Иуда не мог не предать. Это было заложено самим рождением Иисуса. То есть не имеет значения личность предателя, важен сам факт действия, не будь этого факта, не было бы искупления грехов на кресте.

-Но тогда непонятно предательство “твоего” Ромика. Оно было предопределено? Не будь этого Ромика, был бы другой?

-Я где-то читал, что суть предательства – получить желаемое любым доступным способом. Причем социальные инстинкты морали проигрывают перед инстинктом обладания тем, чего самому не удается достичь или усилить свои собственные позиции в деле, здоровье, социальном статусе.

-Слишком сложно для моего восприятия, – заметил Заур, – Так значит, мораль проигрывает мечте?

-Причем тут мечта?

-Ты сам сказал: чего самому не удается достичь. А достигаешь того, чего желаешь, о чем мечтаешь.

-Несколько утрированно, но, в принципе, верно.

-Следовательно, генерал Власов7 является не предателем, а просто моральным уродом, так?

-Глупейшее утверждение. Законодательства большинства современных государств квалифицируют переход на сторону противника, намеренно совершенный в военное время, сопряженный с активными боевыми действиями на стороне противника против национальной армии как одно из наиболее тяжких уголовных преступлений. Эта квалификация не зависит от правовой системы данного государства, не зависит от его религиозной, социальной и иной сущности.

Пленение Власова долгое время занимало меня и у меня сложилось мнение о его безумной жажде жизни. Он не застрелился перед немецким пленением, как дивизионный комиссар Зуев, не захотел, или не смог уйти к партизанам как комиссар 23 бригады Аллахвердиев, опять же не застрелился, когда понял, что его нагоняют военнослужащие Советской Армии. Он не мог не понимать, что его ждет в Союзе. Правда, в плен тогда попал и Мусса Джалиль8, но не стал же он сотрудничать с немцами?

А генерал Карбышев?9 Да тот же Деникин 10, ярый враг советской власти отказался от предложений фашистов.

-Ну, Деникин проживал в эмиграции, не переживал по поводу репрессий, не ощутил всех прелестей тоталитаризма. Тут можно домысливать.

-Я назвал Деникина в качестве примера патриота, говорят, на предложение Розенберга, он ответил так: “Немцев всегда бил и теперь вместе с ними на Россию не пойду”. Если же тебе нужны примеры эпохи репрессий – пожалуйста: Мерецков11, Рокоссовский.12 Я привожу фамилии наиболее известных, было энное количество офицеров рангом ниже, они смогли побороть в себе всю ту злость, которая связана с арестом, с пытками, со злоключениями родных и пойти вновь служить своей Родине, не помышляя о предательстве.

-А если посмотреть на это с другой точки зрения, с точки зрения военной катастрофы армии в тот период. Власов оказался в тупике, и акт его перехода на сторону врага оказывается морально оправданным, или, скажем, морально понятным.

-Неверное утверждение. Предательство нельзя оправдывать моралью. Предательство суть бесчестный поступок, конечно, у тех людей, у которых она есть.

Многие пытаются представить Власова как борца за идею, борца против сталинизма. Но Власов не был тупицей или малообразованным человеком. Он прекрасно понимал суть режима Гитлера, он не мог рассчитывать на то, что Гитлер будет относиться к нему как к союзнику. Все свои идеи фюрер изложил в книге “Моя борьба”, написана она была еще в тысяча девятьсот двадцать третьем году и в ней Гитлер четко определил будущее устройство России и судьбу тех же славян. К тому же официально антисоветские части начали формироваться сразу же после начала войны, а Власов был пленен в сорок втором. Никакого отношения в начальный период к заявленным целям свержения советского строя он не имел. А как соотнести к этим же целям карательные действия власовцев против мирного населения?

Нет, чтобы ни говорили, я просто убежден, что Власов был жизнелюбом, он оказался даже хуже Гитлера, который нашел в себе силы застрелиться. Или дать такой приказ.

-А Дудангинский?13 Тут идейную составляющую ты уже не сможешь отрицать,– Заур сделал знак приходящей прислуге принести еще чаю.

-Нет для меня и здесь вопросов. Если в сорок втором году Расулзаде14 понял тщетность своих попыток добиться от гитлеровцев признания независимости Азербайджана и отошел от сотрудничества с ними, то Дудангинский продолжил это сотрудничество и благополучно пережил войну. Если даже он не принимал непосредственно участия в боевых действиях, что сомнительно, он был майором Красной Армии, то идейно вдохновлял других азербайджанцев-военнопленных. Весь ужас в том, что Розенберг признал право Азербайджана на независимость только семнадцатого марта сорок пятого года, когда все было решено. Соответственно, считать Дудангинского борцом против сталинизма или за независимость Азербайджана на стороне фашисткой Германии, по крайней мере, абсурдно. Это мое мнение с правовой точки зрения.

Морально где-то можно оправдать наполеоновского маршала Мормона15, сдавшего Париж союзникам, но опять же, у него не было полномочий от императора на такие действия. Капитуляция Парижа привела к первому отречению Наполеона, что автоматически подразумевает правовое понятие измены делу Наполеона. Кстати, с точки зрения права изменником является и маршал Ней16, перешедший во времена Ста дней17 на сторону Наполеона.

-Все у тебя логично выстраивается. А каков все-таки психологический портрет этого Ромика?

-Нет никакого портрета, – Фуад глубоко затянулся сигаретой, – молодой пацан, не выдержал “дедовщины”, дезертировал. Может быть, и не хотел переходить на сторону армян, но случай. И тут раскрылась вся его сущность. Сначала смалодушничал, потом струсил, появилась возможность возвыситься – стал надзирателем. Боязнь смерти, побоев и тому подобного заставляла быть жестоким по отношению к соотечественникам.

Но меня интересовал другой вопрос: неужели он не понимал, что его ждет здесь?

Предполагал, что не будет свидетелей? И почему его выдали армяне? Стал ненужным? Они все-таки допустили до него представителей Красного Креста, а это прямая репатриация в Азербайджан. Почему не получилось у него выехать в третью страну? Это был бы классный пиар для армян.

– Он признает себя виновным?

-Не только не признает, несмотря на свидетельские показания, но даже отказался от услуг адвоката.

***

27 августа 2008 года. Баку.

Лента новостей портала Statika.az

Во вторник в Суде по тяжким военным преступлениям под председательством судьи Мамеда Залова завершился процесс по делу Рашада Мустафаева. Суд признал его виновным в измене Родине и приговорил к пожизненному заключению по статьям 274 (государственная измена), 334.3 (дезертирство в военное время), 260 (преступные действия военнопленных в плену) УК Азербайджана.