Восставший

–И что это по-вашему доказывает? Моисей разговаривал с горящим кустом; обратил реку в кровь и раздвинул море. Даже если вы не врете, и если это не просто искажение вашего восприятия, то это всего лишь мелочь, по сравнению с тем, что творили посланники божьи.

–Но библия писалась не мной и не вами. А то, что происходило со мной я чувствовал на себе лично.

–Как же вы оба меня утомили. Бальдр! Выведи нашего гостя, так сказать, в шею!

–Но до рассвета остался час! – возмутился Бальдр

–Я что услышал протест? Ты хочешь в чем-то мне возразить?

–Нет. – ответил он

–Вот и славно. Не волнуйся за своего друга. Уверен, древние боги вмешаются и дадут ему защиту от загара.

Бальдр подошел и медленно с неохотой скрутил Антона своими гигантскими руками, как крендель.

–Прости. Если бы я мог отказать… – шепнул он на ухо Антону перед тем как пинком вышвырнуть его из дома.

Антон вылетел из дома Станислава подобно пробке от шампанского – резко, со звуком, и оставив после себя бурление – бурление озлобленного Станислава. В очередной раз его подвел длинный язык. Бальдр, не сразу заметив образовавшуюся во время вчерашнего дождя лужу около крыльца, случайно выбросил Антона именно туда, оставив того с позором лежать в грязи. Сердечно извиняясь перед Антоном он под зазывания Станислава зашел обратно в дом захлопнув за собой дверь.

Грязная одежда, лицо и волосы были очень неприятной, но наименее острой из проблем Антона на данный момент. Опять это розово-фиолетовое небо предвкушало исчезновение еще одного альг'гаил с лица земли. Когда отблеск света в окне одной из пятиэтажек промелькнул перед Антоном, он вновь побежал прямо из лап смерти.

Не смотря на все усилия, что Антон прилагал к своему спасению, ни к себе домой, ни в клуб к Алисе, ни в институт к Виктору шансов попасть у него не было. Осознал он это на пересечении улицы Тимирязевской и проспекта победы, когда от линии горизонта на него по дороге ринулась розовая масса света. Спрятавшись в утренней тени, лежащей в проходе между двумя пятиэтажными домами, он думал, как поступить дальше.

–Эй ты! – окликнули его неизвестно откуда

Антон долго оглядывался по сторонам, и не установив источник звука вернулся к своему срочному вопросу.

–Замороженный. Я здесь – наверху.

Подняв голову Антон обнаружил альг'гаил висящего вверх ногами на выкрашенной в желтый газовой трубе.

Отвратительная белесая худая фигура с длинными конечностями таращилась на Антона прямиком сверху вниз, оголяя кривые длинные клыки с трудом вмещающиеся в челюсть, усаженные по всему рту. Ноги существа были согнуты в коленях, чтобы цепляться ими за трубу, а руки были настолько длинные, что их приходилось складывать пополам, дабы они не задели голову Антона. Заметив смятение существо расплылось в широкой улыбке, напоминавшей скорее оскал, будто оно и не улыбается, а собирается укусить Антона, отчего заметив ее тот машинально отпрыгнул в сторону. Принимая во внимание свисающий через голову расстегнутый пиджак, напоминавший крылья, длинные конечности, и оскаленные зубы, было похоже, что существо, которое встретил Антон, является противоестественной смесью паука, человека, летучей мыши, и ожившего кошмара тех, кто питает фобию к цирковым артистам.

–Разрешаю переждать день на моем чердаке. – сказал альг'гаил и раскачавшись на трубе спрыгнул с нее зацепившись за газораспределительный узел и подобно таракану за считаные секунды забрался по балконным решеткам на самый верх пятиэтажки.

Антона неслабо подергивало от того, что он увидел, но иного варианта не оставалось. В очередной раз солнце было слишком близко к тому, чтобы оборвать жизнь Антона. Пришлось принять приглашение.

Он поднимался по грязному, зловонному, исписанному ритуальными знаками культа фаллоса местных аборигенов и выкрашенному в болотно-зеленый подъезду, ощущения, от нахождения в котором являлись как бы предвосхищением встречи с очередным мерзким порождением ночи. Будучи не до конца уверенным, что это хорошая идея, он делал шаг за шагом, становясь все тяжелее и все больше росло его желание сбежать отсюда, но бежать было некуда.

Не дойдя до крыши Антон по приваренной к люку лестнице пролез в пространство между ней и потолком пятого этажа, где располагалась дренажная насыпь.

Он шел аккуратно, инстинктивно стараясь производить как можно меньше шума, и когда мелкие камешки рассыпались под его ногами он и сам рассыпался в дрожи. Узкий столб света, идущий от небольшого полукруглого окошка в восточной стене дома падал на пустое старое кресло и был единственной точкой интереса. Антон медленно зашагал к нему. Массивное кресло было ничем не примечательно, кроме того, что каким-то образом оказалось на чердаке. Но вот что было необычно, так это то, что по пути сыпучие звуки мелкого щебня, которые рождались под ногами Антона, были единственными звуками.

–Есть тут кто? – спросил он вполголоса, но ответа не последовало.

Развернувшись Антон, ведомый неуютными ощущениями от полной тишины, направился к выходу, но теперь его внимание привлекло сооружение из пластикового и деревянного мусора выглядевшее как юрта, стоящее у противоположной стены.

Попустив свой страх в пользу любопытства Антон подошел к юрте. В ней находилось несколько перевязанных матерчатых мешков набитых круглыми предметами.

–Кто-нибудь, ответьте! – крикнул он, чтобы убедиться, что никого рядом нет.

Антон развязал один из мешков и набитый до отвала он вывалил из себя все содержимое. Внутри него были головы. Высушенные головы самых разных размеров и возрастов покатились Антону под ноги. Потеряв самообладание от неожиданности и отвращения, он запнулся и едва не упал на пол. Справляясь с падением, он запрокинул голову наверх, где под потолком увидел мутную тень, которая с семенящими звуками тут же исчезла из поля зрения.

Окончательно убедившись, что идея была плохая, он попятился назад, постоянно переводя взгляд с одного темного угла на другой. Шорохи, которые теперь были слышны отовсюду заставляли Антона вертеть головой, как волчком. Маленький камешек упал с потолка, когда уже не придававший значения опасности снаружи Антон едва не добрался до люка. Камень пролетел прямо перед его носом и кроткий, но глубокий и громкий вздох Антона выдал в нем сильнейший испуг. С трудом заставив себя поднять голову он увидел два оранжевых зрачка в темноте. Прищурившись он разглядел темном угле под потолком человека-летучую мышь-паука, цепляющегося за опорную балку своими длинными руками и ногами. Он внимательно смотрел на Антона отогнув шею и был готов взорваться от смеха.

Не выдержав Антон вскрикнул и ноги его все же подкосились, заставив его упасть, отчего наблюдавший за ним скривился в улыбке еще сильнее.

–Ты бы видел себя! – рассмеялся альг'гаил – Никогда не надоест. Это даже еще смешнее, чем с живыми.

–Ты псих? Зачем тебе головы? – кричал Антон, надрывая голос

–У меня есть не только головы. В мешке справа лежат руки и ноги, а в левом туловища. – альг'гаил разжал ноги и повис на балке, после чего спрыгнул, едва не приземлившись Антону на голову – Пойдем покажу! – с энтузиазмом он взял Антона за руку и потащил к мешкам

–Не надо. С меня достаточно. – Антон отдернул руку от незнакомца – Зачем они здесь?

–Просто так. Хотя не просто так. У меня с каждой история связана. –Альг'гаил подбежал к мешку и взял оттуда одну из голов – Да где же она? – пробормотал он

Перебирая головы в мешке и попутно складывая туда те, что Антон выронил, он начинал все сильнее раздражаться. В конце концов панический ужас охватил неизвестного альг'гаил, и он начал судорожно рыскать по всем закоулкам в поисках чего-то. Оттолкнув собеседника в сторону, он нырнул под половицу, на которой стоял Антон до этого.

–Вот она! – из него вырвался выдох облегчения

Альг'гаил довольно разогнул спину и продемонстрировал Антону искомую им вещь. В руках у него была пыльная высушенная голова маленькой девочки лет двенадцати, если судить по двум косичкам и размеру самой головы.

Взяв в каждую руку по голове, он встал перед Антоном словно в театре и подражая девичьему голосу тряс голову в такт словам:

–Как же холодно этой зимой. – сказала голова в левой руке

–Да, точно. Что же нам делать? – ответила та, что в правой

–Я знаю! Пойдем погреемся в темном подъезде.

–Хорошая идея!

–И тут как раз я выхожу на прогулку, представляешь! – начал он своим обычным голосом – В тот день у меня появилось аж два новых друга. Искали повсюду – ходили по соседям, осматривали клумбы во дворах, рыскали по мусорным корзинам, а Я смотрел на все это вон с того кресла. – маньяк указал на кресло у маленькой круглой прорези в стене – И никто даже не подумал, что они могут быть здесь, потому что это было бы слишком очевидно.

Со злости Антон ударил его в лицо со всей силы и тот упал на щебень, подняв облако пыли.

–Зачем ты это делаешь? Отвечай!

–От скуки. – Хитро улыбнувшись Аль'гаил встал и без тени злости вплотную подошел к Антону – Рассказал я эту историю тоже от скуки. Ты так испугался уже мертвых людей, что я не мог не подшутить над тобой… Знаешь, что выдает в тебе новичка? Ты испытываешь страх и отвращение к трупам. Но ведь ты сам труп, разве нет?

–Я убью тебя! – Антон налетел на обидчика, но тот увернувшись достал из кармана старый траншейный нож, на котором виднелись пятна запекшийся крови

–Но-но-но. Я бы не стал этого делать… – паук-акробат взмахнул ножом перед глазами Антона – И так ты благодаришь меня за спасение?

–Ты монстр!

–Да ты гигант мысли! А как ты это понял? Мне интересно чем ТЫ в таком случае отличаешься? Тем, что не получаешь удовольствия от этого? Это уже сугубо твои проблемы, ведь ты все равно делаешь то же самое… не считая мешки в том углу. Но какая трупам разница, что с ними делают?

–Они были детьми!

–И что? Твои жертвы были взрослыми – им было тридцать, сорок, пятьдесят, но все они прожили меньше чем им положено, но какое это имеет значение? Жизнь человека, в наших рамках – лишь едва заметное мгновение, и на временной шкале не отличить жил человек десять лет или сто. Ждать старости человека, все одно, что человек ждал бы старости куриц.

–Это могли быть твои дети.

–Кто знает? Может это и были мои дети. А может дети моего брата, или моя младшая сестра с ее подругой. Да чьи угодно это могли быть дети. Какая теперь разница?

–Ты говоришь о людях, как о курицах. Как будто не знал никого из людей, будто бы ты сам не был человеком. У тебя хоть осталось имя, или что-то, чем бы ты мог себя обозначить как человека, а не как монстра?

–До встречи с тобой оно было мне не нужно. – альг'гаил глубоко задумался, прижав кулак к подбородку – Нет. Пожалуй, имени у меня нет. Свое ты тоже можешь не озвучивать. Я так думаю, мы больше никогда не увидимся.

Слова о том, что они больше никогда не увидятся вернули Антона в чувства и злость его снова сменилась боязнью

–Хорошо. – начал он – Ты не против если для удобства я буду звать тебя ''альг'гаил''? А теперь давай успокоимся, и ты уберешь нож. Я слегка погорячился насчет ''я убью тебя", но давай теперь обсудим все на холодную голову, пока никто не натворил лишнего.

–Как ты меня назвал, еще раз? Альг… кто? Что-то знакомое… Впрочем, называй меня как хочешь. И, больно надо мне тебя убивать. – Альг'гаил убрал нож под ремень – Мне давно не было так весело, так что я могу забыть об этом, но, когда солнце сядет ты пулей выскочишь отсюда.

–С удовольствием.

–Да ты не расстраивайся из-за этих голов и туловищ. Сам не заметишь, как втянешься.

Солнце наконец набрало достаточную высоту освободив кресло из плена своих губительных лучей. Заметив это аль'гаил немедленно уселся в него и занялся тем, что по-видимому было одним из немногих удовольствий, оставшихся в его жизни, если судить по энтузиазму, с которым он ринулся к креслу. И удовольствием этим было разглядывать людей, спешащих с утра на свою работу, или просто вышедших на раннюю прогулку с собакой, или на спешащих в детский сад будущих профессоров и пролетариев – на всех прохожих он смотрел с неподдельным интересом.

–Смотри. – обратился он к Антону стоящему поодаль от него – У них у всех что-то, да есть. Только я никогда не понимал, что. Для чего они живут? А я? А ты? Нет, я-то знаю зачем живу – у меня есть коллекция. – Антон отошел еще дальше, не скрывая своего отвращения – Но иногда мне становится слегка скучно, вернее даже невыносимо скучно. В нашей жизни нет солнечных дней – только вечная, липкая, густая ночь. И ничего с этим не поделаешь. В этих мешках женщины, мужчины, дети – все они забавляли меня в первые секунды перед смертью, но потом – тоска. Я смотрю на эти головы и вспоминаю, как они кричали, некоторые даже умоляли их отпустить. Я как будто бы снова с ними в этот момент, но мне от этого скорее грустно, потому что второго такого раза не будет. Может мне похищать их живыми? Как думаешь? Не слишком неэтично на твой взгляд?

–Я бы объяснил тебе что этично, а что нет – выдавил Антон сквозь зубы – но ведь это бесполезно. Ты давно уже ни на капельку не человек и говорить с тобой с позиции человеческой этики и морали просто неуместно.

–Вот именно! Я тоже думал об этом. Вообще говоря, ты здесь за этим – чтобы подтвердить мои мысли, и еще ответить на вопрос. Можешь не стесняться в выражениях и действиях, но не забывай, что у меня нож в кармане.

–Нет, подожди. Я не оправдываю твое поведение особым статусом. Ты ублюдок, каких на свете мало. Я просто пытался донести, что тебя уже невозможно исправить. Человека в тебе не вернуть.

–Понятно. Теперь мой вопрос. Иногда я видел таких как мы ночью на улице. Они выглядели вполне себе обычно, да и разговаривали об обыденных вещах. А почему я не такой… в смысле – некрасивый? И мы типа вампиры с тобой, да? А еще, у всех проблемы с кукушкой, или только у меня?

–Начну по порядку. Если вкратце на нас родовое проклятие и у всех оно себя проявляет по-разному. Кто-то выглядит лишь чуть по-другому, чем при жизни, другие как ты, а третьи, например, я, в зависимости от того, как давно поели. И да, мы типа вампиры, но как всегда дело в нюансах. Что до проблем с кукушкой: Если ты говоришь про забывание, то все, с кем я встречался, в той или иной степени подвержены этому, но такие отклонения как у тебя я вижу впервые.

–Так и знал, что меня где-то обделили. Ну и пожалуйста! Ну и не надо!

В злости Аль'гаил встал со стула и взялся раскидывать строительный мусор, лежавший штабелем на чердаке, чем производил сильный шум.

–Пожалуйста успокойся. – уговаривал его Антон – Что если тебя услышат?

–Лучше бы им не слышать… Но, пожалуй, ты прав. К чему нам лишнее внимание? – Аль'гаил снова сел в свое кресло – Я совершенно спокоен и категорически адекватен. Такое поведение не для меня. – взяв голову девочки под правую руку и прислонив левую к окну он продолжил свое наблюдение

Пожалуй, самые частые чувства Антона за два месяца были отвращение страх и недоумение. И сейчас они квинтэссенцией собрались на этом чердаке.

Отвращение он питал к неназванному. Несмотря на то, что ему приходилось убивать самому, Антон просто не мог поверить, что кому-то это станет истинным наслаждением. Но на самом деле частью своей натуры он понимал, что неназванный был прав – они мало чем отличаются друг от друга, и эта часть его ликует при виде своего превосходства над живыми. Он, как маленький жестокий ребенок, играющийся с муравейниками, хотел бы подобно богу выжечь каждого, кого он только захочет, дотла, не имея на то никакой причины, а просто потому что он может, и только вспоминая, что он Антон Викторович Синельников девяносто второго года рождения, его внутренний ребенок засыпал. Наверное, поэтому ни жестокость Станислава, ни даже его собственные поступки не отзывались внутри него так сильно, как зверства, устроенные пауком-акробатом, ведь они были мотивированны, прикрыты взрослыми оправданиями, которые позволяли придать границам морали расплывчатость, но теперь он видел перед собой чистую, непринужденную, детскую жестокость и за отвращением его скрывалась зависть. Поэтому Антон чувствовал его как никогда сильно.

Страх дарило ему всегда присутствующее где-то неподалеку и то и дело дышащее в спину забвение. Кем будет он без своего имени? Лишь вечно слоняющейся оболочкой, или родится новый человек в старом теле? Куда денется его самосознание? Антон не знал ответов, но он всегда мог позволить себе забыться, стоило лишь слегка ослабить хватку. И это его пугало больше всего. Он всегда стоит на грани пропасти куда бы не пошел и сделав шаг уже не сможет вернуться обратно. А свойственное всем людям любопытство заставляет его пристально всматриваться в бездну, отчего ноги его дрожат, а грудь тяжелеет, и когда-нибудь он все же не выдержит и оступится.

Недоумение порождала его прежняя жизнь, а в особенности Лена. Она не может быть для него ничем более, кроме как едой, и он в этом уже не раз убедился. И если он маленький мальчик, то она муравей. Так, что же его держит около нее? Может быть она якорь, цепи которого сомкнулись на шее Антона? И каждый раз, когда бездна пытается его поглотить, воспоминания в лице Лены удерживают Антона внутри себя, но душат своими цепями.

Три столпа его новой жизни наконец обрели ясность на этом чердаке, а с ней и увиделась цель – беречь свой единственный якорь столько, сколько он сможет, а иначе неизвестность поглотит его, не оставив и следа от того, кем он себя считает, и быть ему вторым пауком-акробатом.

–Ты спросил, помню ли я что-нибудь. – отвлек его альг'гаил, хандряще сгорбившийся на стуле – Я вообще не уверен, что был человеком. Ну, то есть руки-ноги на месте, это да. Но что до памяти: Открываю глаза – надо мной крышка гроба, и это мое первое воспоминание… или мне так кажется, и я просто забыл. И вот, может это шутка такая? Может кто-то хочет, чтобы я считал себя давно умершим человеком, а на самом деле я появился примерно семь лет назад? Звучит убедительно. Да и на человека я лишь слегка похож. Вон взять обезьян. Они же не люди?

–Знаешь – ответил Антон – Если бы ты не был таким выродком, то мне бы было даже жаль тебя.

–Ничего, когда-нибудь он поймет. Я же прав, Ксюш?

–Меня не Ксюша зовут.

–А я и не с тобой разговариваю.

Развернувшись лицом к альг'гаил Антон увидел, как он трясет голову ребенка подражая движениям рта во время разговора. Последняя капля упала в океан ненависти и начался шторм. Выхватив из груды мусора доску, на которой была пара острых гвоздей он, со всему размаху, ударил по голове альг'гаил сидящего на кресле отчего та застряла в нем. Ошарашенный паук-акробат упал на пол и его начало трясти от боли. Склонившись над ним Антон выхватил нож из-за его пояса и вонзил прямо меж его ребер. Продолжая истошно кричать и шипеть, оголяя свои зубы, аль'гаил все не хотел умирать. Удар за ударом наносил Антон и вскоре начал осознавать, что нож в их драке был бы слабым подспорьем, и угроза с его стороны, это скорее блеф. Аль'гаил начал приходить в себя и попытался встать, отчего испугавшись Антон отпнул его к окну и грохоча стеклом его голова высунулась наружу. Запах гари ударил в нос Антону и на миг время остановилось для него – по его вине снова кто-то умирает. Осознав, что он делает Антон отдернул неизвестного от окна, но было уже слишком поздно. Его лицо было опалено до неузнаваемости. В нем уже не прослеживались ни человеческие черты, ни черты альг'гаил

–А это было за что? – таковы были последние слова, которые он с большим трудом из себя вытянул

–Я боюсь тебя… – ответил Антон умирающему ребенку

К его удивлению убийство не избавило от чувства отвращения, напротив, только усилило его – настолько неприятным для Антона был этот паук-акробат что, когда он заносил пробитую гвоздем доску над его головой рука Антона ни разу не дрогнула. Чтобы окончательно убедиться, что аль'гаил мертв он пнул бездвижное обожженное тело со всей силы, и когда тот не отреагировал отнес его к мешкам, стоящим в правом углу западной стены.

Некоторые события последних месяцев изменили отношение Антона к окружающему миру. Если бы он встретил неназванного аль'гаил будучи человеком, то исключая испуг он бы чувствовал только слепую ненависть, но сейчас ему было самую малость жаль его. Жаль, потому что ничем не обоснованные зверства показались ему таковыми лишь на первый взгляд, и делались они, как он предположил, лишь для осознания себя в этом мире. Его искренне непонимающее ''за что?" оставило след в душе Антона как самый неожиданный вопрос на его памяти.

В воздухе стоял запах жженой плоти; в углу лежал мертвый собрат по несчастию, и в придачу ко всему на чердаке находились мешки с по меньшей мере дюжиной трупов. Обстановка в которой приходилось пережидать день была не очень располагающей. А самое неприятное – Антон подслушал как жильцы пятого этажа ходят по подъезду и пытаются определить причину недавнего шума и странного запаха. Слышно было, как обойдя всех соседей и не установив виновника, компания из двух жильцов одной из квартир собирались сдаться, но тут вмешался низкий женский голос одного из них:

–Смотри, люк открыт!

–И че? – ответил кто-то сиплым прокуренным голосом уставшего от жизни мужчины

–Как ''и че''? Как ''и че''? Может оттуда несет?

–Если оттуда, то скорее всего работники рубероид прижигают. Вопрос закрыт. Пошли домой.

–А, ну да… Подожди-ка! Когда это у нас крышу чинили?.. Не-е-ет, это самогон кто-то варит. Прогони их, пока не бахнуло ничего.

–Ну ты дура, нет? Какой самогон? Ты уже давно не в деревне своей. Или как? Домой пойдем, пока тебе самой не бахнули.

–В деревне не в деревне, а самогон он везде самогон. Я этот запах… Стой. А че это ты меня удерживаешь? Ах ты синяк! Это дружки твои, наверное, а я стою тебя слушаю. Ну я тебе твой рот то сейчас заштопаю, паразит! Нечем будет пить тогда.

–Ну что ты, душенька моя – провалиться бы тебе – в завязке я давно, но ты иди, иди, проверь. Если это работники, то я тебе сам устрою… И как ты еще по голове не получила за свой нос длинный?

По подъезду тотчас раздался тревожный металлический звон от удара каблуком об лестницу. С каждым стуком у Антона нарастала паника. Что делать? – думал он – Бежать? Но куда? На улице еще только утро… Может просто убить всех в подъезде? Нет! Такое точно привлечет внимание. Да и при чем тут внимание – не по-человечески это. Она идет. Надо быстро что-то решать.

Антон решил забаррикадироваться на чердаке и первым делом подбежал к лестнице и опрокинул люк. К сожалению, в этот момент как раз показалась толстая желеобразная голова женщины с подъезда и люк приземлившись прямо на нее, отскочил как мяч от стены, и упал на ее голову второй раз. Под матерные крики в подъезде раздался гул, словно в нем взорвалась петарда, или кто-то уронил двигатель от многотонного грузовика.

Обдав Антона матом, наверх полез уже мужчина. Паника схватила Антона еще сильнее и не придумав идеи лучше он взял кресло, стоявшее на чердаке, оказавшиеся тяжелым даже для него и понес к люку, чтобы поставить на него сверху. Когда Антон собирался поставить кресло люк снова открылся. На этот раз из него выглянула седая проплешина, щетина, и злобные узкие глазки, вплотную прилегавшие к крючковатому носу.

– Ну я тебе сейчас все кишки выпущу… – подняв голову и увидев над собой кресло в руках Антона мужчина сначала недоумевая замолчал, а после вовсе застыл на месте

– Мужик, мне тяжело. Если ты не уберешься отсюда, я на тебя его сброшу. – голос Антона дрожал так же сильно, как и его руки

–Понял. Извините. – Мужчина спешно закрыл люк и спустился с лестницы

–Ну что, в милицию? – простонала женщина на лестничной клетке

–В полицию… А, я же говорил тебе, не самогон это, и не я точно! – услышал Антон, после чего последовали громкие шлепки, стихшие только, когда закрылась дверь квартиры

Ну все. Конец. Загнан в угол как крыса. – подумал Антон – А все из-за какого-то психопата. Хотя в этом случае скорее я психопат. Ну почему ты не мог потерпеть, Антон?

Постепенно на лестничной клетке пятого этажа стали собираться люди, чтобы посмотреть, что происходит, и почему их соседи кричат в закрытый люк. Вскоре подошел и местный участковый.

–Рассказывайте. Что по чем – хоккей с мячом? – спросил он у кого-то снизу

–Да посмотрите сами. Вон, чердак – заперся кто-то на нем и ни в какую не выходит. – ответила женщина с двумя шишками

–Ну и что? Выйдет, как проголодается. Зачем было меня дергать?

–А ты хлеб то зачем своей ешь? Или вы только когда умрет кто зашевелитесь? Гарью воняет с чердака и шум там. Обкололся, наверное, и сидит. А у нас пожар.

–Ну ладно. Кто там… мужчина, женщина?

–Мужчина. – ответил муж рогатой женщины

–Мужчина! – обратился он к Антону – Вы на чердак зачем полезли?

–Захотел. – ответил Антон – И вообще, отстаньте.