Зеркало

Маленький мальчик, отдыхая с родителями в курортном городке, вечерами играл в шахматы со взрослым мужчиной. Однажды, будучи весьма близок к победе, мальчик украл ради этого пешку с шахматной доски.

«Лето было в самом разгаре. Курортный городок N, счастливо приютившийся в небольшой бухте, утопал в зелени пальм и кипарисов. Солнце позволяло отдыхающим выходить из тени только ранним утром и поздним вечером. Поэтому днем в городе господствовала невообразимая тишина. Море катило свои тяжелые волны на берег, чайки ходили по раскаленным камням и напряженно смотрели в небо.

А вечером городок оживал.

На чугунных столбах зажигались большие фонари, мороженщицы бойко торговали сладостями. В это время вся отдыхающая публика неспешно выходила на единственную в городе мощеную улицу. Было слышно, как в старом парке оркестр играл романтичные композиции. Завязывались многообещающие знакомства, происходили романтичные истории – каждый отдыхал по мере возможности и старался не мешать другим делать то же самое.

В ту пору мне было десять лет. Мы с родителями нанимали комнату в большом доме, одна сторона которого выходила во двор, а другая – на улицу. Нам повезло больше, чем соседям: комната, которую мы занимали, находилась на втором этаже, из окна открывался чудесный вид на море. Каждый день поутру мы ходили купаться. День посвящался чтению, вечер – прогулкам по берегу.

На первом этаже дома жил старый доктор Лев Глебович, который приехал на отдых в полном одиночестве. Это был высокий полный господин, неизменно находившийся в хорошем настроении. Хотя он немало повидал на своем веку, большую часть своей трудной, но интересной жизни был верен двум страстям: одежде весьма старомодного, «благородного» покроя и шахматам. Не было ни одного человека в городе N, который сумел бы перещеголять доктора в умении со вкусом одеться. Долгое облачение на вечернюю прогулку он превращал в театр одного актера со своими трагедиями и комедиями. Доктор тщательно подбирал костюм, затем, негромко насвистывая что-то из французской оперы, придирчиво проверял общий вид. Потом недовольно качал головой, почти полностью переодевался и отправлялся на прогулку в парк.

Однако эта страсть к красивой одежде не шла ни в какое сравнение с его увлечением шахматами. Доктор играл постоянно, долго и вдумчиво. За шахматной доской он проводил долгие часы в поездах, автомобилях и самолетах. Лев Глебович выписывал несколько шахматных журналов и часто с придыханием произносил в разговоре священные имена Алехина и Капабланки.

В городе N он долго не мог найти vis-à-vis, страдал по этому поводу неимоверно, и в конце концов подошел ко мне. Десятилетний поклонник мороженого и воздушных змеев был очень польщен его предложением. Я иногда играл в шахматы с отцом и потому имел некоторое представление об этой игре. Мое согласие весьма обрадовало Льва Глебовича и мы начали сражения.

Потянулись долгие вечера, в течение которых мы сидели за шахматной доской во дворе. Иногда наши баталии затягивались до поздней ночи, однако родители этому не препятствовали, так как полагали, что игра в шахматы способствует развитию умственных способностей (хотя сегодня я думаю, что мое отсутствие просто позволяло им подольше побыть друг с другом). Разумеется, я всегда проигрывал Льву Глебовичу, но делал это с неизменным удовольствием, потому что находил, что проиграть такому взрослому и хорошему шахматисту не зазорно, а скорее даже почетно.

Однажды наша игра продолжалась особенно долго.

Был выпит не один стакан чая, съедено не одно яблоко, но Лев Глебович, к своей величайшей досаде, не мог заставить моего короля капитулировать. Это была первая игра, в которой я имел большие шансы не проиграть. Доктор, сидя напротив меня, нервно ерошил волосы, выкуривал тайком от моей матери сигарету за сигаретой, но ничего не мог поделать. Мой король бегал по шахматной доске, как раненая лань, и упорно не хотел сдаваться. В довершение всех бед черных, которыми играл мой vis-à-vis, белые даже осмелились перейти в контрнаступление. Черным грозил большой конфуз, в воздухе запахло сенсацией. Перелом в игре был близок. Равновесие сохранялось только благодаря неуступчивой черной пешке, которая неустанно сводила на нет успех моих хитроумных комбинаций. В конечном итоге только эта пешка, заняв очень выгодную позицию, противостояла всему моему шахматному войску.

Разминая затекшую шею, я поднял голову. Начинало светать. Где-то вдали, за морем, розовела тонкая полоска света. Воздух теплел. На балкон вышла моя мама и грозно позвала меня спать. Лев Глебович, устало тряхнув головой, пробормотал:

– Спокойной ночи, коллега, доиграем завтра.

А потом мне снилась его черная пешка.

Она, как огромный сторожевой пес, скалила зубы и страшно лаяла. За моей спиной прятались белые и трусливо предлагали согласиться на ничью. Вдруг пешка начала расти. Она становилась все больше и больше. Постепенно она заполнила собой все пространство. Свободного места вокруг меня почти не осталось, воздуха становилось все меньше и меньше. Пешка выталкивала меня своей черной массой куда-то в пустоту. Я начал задыхаться, громко вскрикнул и проснулся. Холодный пот выступил на лбу, руки дрожали. Посмотрев в зеркало, висевшее над кроватью, я увидел бледную испуганную физиономию. Глубоко вздохнув, я огляделся. Рядом, обнявшись, спали родители. Дверь на балкон была открыта. Солнечный луч играл на мокрых от росы перилах, свежий воздух нерешительно проникал в комнату. Надев сандалии, я вышел на балкон.

Боже мой, какое восхитительное было утро!

На мокрых листьях сверкала роса, розы раскрыли свои бутоны навстречу солнцу. Над шиповником гудели пчелы и шмели, собирая пыльцу мохнатыми лапками. Где-то далеко-далеко еще виднелся туман, который, становясь все прозрачнее, постепенно исчезал на вершинах гор.

Но вдруг я увидел черную пешку.

Она преспокойно стояла на шахматной доске среди других фигур, ждавших продолжения партии. Ее тонкая черная талия была прекрасна, ажурный воротничок, который украшал шею, – безупречен. Точеная головка была до слез восхитительна. Вдруг я увидел, что пешка повернула ко мне лицо и злорадно усмехнулась. Я оторопел. Она же, оскалив зубы, громко расхохоталась на весь двор. Я оглянулся, боясь, что кто-нибудь услышит этот ужасный хохот. Но вокруг стояла мертвая тишина.

Пешка, продолжая ухмыляться, сильно толкнула моего ферзя. Тот испуганно отшатнулся и замер. Это было выше моих сил! Я быстро спустился по лестнице во двор, взял ненавистную пешку и отправился в сад. Там выкопал неглубокую яму и положил в нее шахматного врага. Потом засыпал землей и слегка притоптал место «захоронения». Господи, как же легко стало на душе! Чувство невыразимой свободы, которое я помню до сих пор, овладело всем моим существом. Я глубоко вздохнул и счастливо засмеялся.

Вдруг я услышал, как моей спиной тихо скрипнула дверь.

Я поспешно оглянулся и увидел Льва Глебовича, стоявшего на пороге своей комнаты. Он серьезно смотрел на меня. Синие круги темнели под глазами, морщины стали явственнее. Но не это удивило меня. Я был поражен тем, что Лев Глебович, педант и эстет, спал, не раздеваясь. На нем были вчерашние легкий белый пиджак и серые брюки. Весь костюм был помят, когда-то блестящие белые туфли предательски обнаруживали следы пыли.

– Подойди ко мне, – тихо сказал доктор. – Послушай, – продолжал он, когда я приблизился, – Я очень хорошо тебя понимаю. Ты хочешь выиграть, ведь ты так близок к этому. Раньше бы я сделал так же, как ты, – постарался бы любыми способами избавиться от врага. Но жизнь научила меня другому. Я понял, что именно честная борьба делает нас людьми. Препятствия воспитывают. Часто важен сам процесс противостояния трудностям, а нечестность сводит на нет результат усилий. Понимаешь? Позже эта пешка будет постоянно встречаться тебе в жизни. Она примет вид человека, животного, просто обстоятельств. Имей же мужество побеждать ее честно, опираясь на собственные силы. Именно это сделает тебя мужчиной. А теперь, – закончил он, – пойди и верни пешку на место.

Я вернулся в сад, возвратил пешку на шахматную доску и посмотрел на Льва Глебовича.

– Пойдем пить чай, – сказал он.

Днем доктор сообщил моей матери, что мы доиграли партию и что победил я».

НОВЕЛЛА II. ПОКУПАТЕЛЬ

Юноша решил купить автомобиль. Он приехал на большой автомобильный рынок и долго выбирал подходящую машину. Но все вышло не так, как он рассчитывал.

«Это произошло совсем недавно, мои внимательные слушатели. Жил в нашем городе один парень. Совсем простой парень: мало чем занимался, бездельничал со своими друзьями, часто бывал в разных барах и кафе, где тратил родительские деньги, понемногу волочился за молодыми и стройными, в общем, жил без смысла и цели.

И вот однажды, уж не знаю почему, пришла ему в голову мысль стать взрослым. С понедельника он решил жить по-новому (мы ведь все хотим с понедельника жить иначе). Он устроился на Работу, Бог знает, конечно, какую, но все же на Работу. Родители были в восторге. Потом он решил купить машину. Пошел в банк, взял кредит, сумев втереть очки банкирам, и поехал на авторынок. Последний находился в большом и зловонном городе километрах в сорока от деревни, где жил наш герой.

Что же его ожидало? Огромное помещение с бесчисленными автомобилями, как почти новыми, так и чуть живыми после «реанимации». Толпы мужчин с горящими глазами. Одни сидят в машинах, другие о чем-то оживленно беседуют, третьи бегают с бумажками.

Юноша подошел к первой попавшейся машине, черной и большой, и осведомился о стоимости. Цифра не ударила обухом по его мировоззрению. А пробег?

– О, 100 тысяч километров. Многовато. Покатались на ней прилично. Похожу еще, но обязательно вернусь.

Другая машина была чуть хуже, да и стоила чуть дороже. «Ничего, времени еще много, поприцениваюсь, спешить некуда, к тому же пробег тут 300 тысяч километров». Он сходил пообедать, затем поболтал с хитрыми мужиками, посидел, как взрослый, в каком-то жутком «танке» и опять начал поиск машины своей мечты.

Белая и низкая. Блестит на солнце, как колесница Феба. Ездил какой-то дедушка. И очень аккуратно ездил. Не больше 70 километров в час.

– Кого он обманывает? Машина заезжена, как старая лошадь. Нет уж, пойду-ка я дальше.

Между тем, вечер неизбежно опускался на серый город. Множество потенциальных идеальных машин вместе со своими хозяевами уже уехало. Большая часть обеденных заведений закрылась. Стало чуть грустно. Наш герой начал быстро осматривать то, что осталось. Но то хозяин был ненадежный, то машина не нравилась, то есть хотелось, – подходящий вариант не находился.

Начало темнеть. Юноша уже бегал по рынку с выпученными глазами.

Серая, крепкая, четыре колеса.

– Пробег? 500 тысяч километров?! Цена? Сколько-сколько?! Не ремонтировалась?! Два раза была разбита?! Беру!

Через несколько часов он ехал в купленной машине. Вернее, его машину тянула другая, поскольку «покупка» сломалась и парню пришлось попросить за фантастическую сумму денег дотащить ее до дома. Он ехал и размышлял, потягивая кофе из термоса:

– А ведь первая машина была лучше всех, почти нетронутой. Чем больше я искал, тем было хуже. Вот и пришлось взять эту, какая есть, чтобы не дойти до чего похлеще. На этом и успокоюсь».

***

– Таким сложным бывает выбор, досточтимые дамы и господа, зато радость от правильного решения надолго согревает сердце.

– Согласно. И не поспоришь.

– В любом случае унывать не стоит, продолжим наши новеллы. Как весьма справедливо заметил господин ведущий, то бишь я, последствия неправильных решений всю жизнь преследуют человека. Их масштабность становится очевидной только со временем, поэтому сожаления и разочарования о принятии таких решений позднее вовсе не уменьшаются, а, скорей, наоборот.

НОВЕЛЛА III. СОСЕД

Молодой человек мечтал стать геологом, но, так и не решившись воплотить свою мечту, он по настоянию родителей выбрал спокойную и стабильную жизнь.

«Совсем недавно в нашем доме жил один человек. Теперь он куда-то запропастился, так что я могу спокойно рассказывать. Так вот, этот мужчина несколько раз в день выходил из подъезда и усаживался на им же сколоченную маленькую лавочку. Я думал, что он выходит покурить, но выяснилось, что курил он далеко не всегда, а как бы заодно. Стало быть, причиной его появления у подъезда было совсем другое. Надо, кстати, заметить, что он всегда поглядывал на один из подъездов соседнего дома. Все это заинтересовало меня чрезвычайно, и я решил во что бы то стало выведать тайну.

Выяснилось, что он совсем не дурак выпить. Как гласит один из законов человеческого общежития, «спиртное развязывает языки, тем более, в гараже, тем более мужчинам, оставшимся на некоторое время без жен». Итак, я как бы случайно познакомился с ним, и как бы случайно «под пьяную удочку» мы разговорились. И что же я узнал? Все оказалось не так метафизично, как я надеялся, но передаю его рассказ слово в слово.

«Я – несостоявшийся геолог. Жизнь моя определилась давно и навсегда, и я сам тому поспособствовал, о чем жалею сейчас неимоверно.

С детства огромную роль в моей жизни играла мама. Она всегда считала, что лучше знает, как сделать меня счастливым. После школы, – о, я был прилежным учеником, получить «неуд» было вселенской катастрофой! – меня «поступили» в какой-то институт, связанный с физикой. Считалось, что работа после его окончания дает верный кусок хлеба, и даже хлеба с маслом, поскольку в ту ударную эпоху везде требовались физики-ядерщики. Я и в этом институте был прилежным студентом, окончил его вполне благопристойно – с красным дипломом. Иначе и быть не могло. Определили меня на одно загадочное полувоенное предприятие в нашем же городе, огромные чертежи чертить и какие-то агрегаты придумывать. Надо сказать, что взялся я за это дело без особого энтузиазма, так как никакой склонности к чертежам да агрегатам не испытывал. В ту пору я зачитывался книгами, как это ни странно, по геологии. Почему странно? Потому что никаких предпосылок для такого увлечения не было, ни один их моих предков, насколько я знаю, не был геологом. Зато были физики. Это удручало. Тем не менее, я ночи напролет просиживал за изучением пород камней, географических карт и так далее. Никого я в эти увлечения не посвящал. Жизнь катилась как-то сама собой. Мама оказалась права, работа физика дала мне кусок хлеба, уважение соседей и «стабильность в жизни». Я приходил ровно в восемь утра, пил кофе и потом чертил какие-то колоссальные чертежи, с умным видом что-то доказывал, кого-то опровергал, с кем-то соглашался. Мне дали как молодому перспективному специалисту служебную квартиру, кстати, ту самую, где я и сейчас живу. Повторюсь, жизнь встала на рельсы, как паровоз, и с силой потащила меня к вполне прогнозируемому будущему. Я уже имел на примете девицу с того же полувоенного предприятия, и она, как мне казалось, имела на примете меня.

И все же что-то угнетало.

Мне думалось, что я выбрал тихую гавань, даже слишком тихую, что я мог бы открывать новые месторождения, бродить по горным перевалам, ночевать на берегах далеких рек, что жизнь моя была бы гораздо полнее, насыщеннее и полезнее, чем возле стендов с чертежами и формулами… Я втайне от всех изучил условия поступления в геологический институт и так же тайно начал готовиться. Благо жил я тогда один, было легко многое делать незаметно. Я читал много книг, конспектировал, что-то учил наизусть. Но потом, вдруг решив, что еще недостаточно готов, отложил поступление на год. Потом, как вы уже догадались, еще на год…

Я слукавил, сказав, что никого не посвящал в свою геологическую страсть. В то время у меня был друг. Таких друзей теперь не бывает. Звали его Пашкой, и жил он в соседнем доме. Он разделял мое увлечение, мы мечтали, что когда окончим институт, вместе отправимся в геологическую партию, откроем месторождение золота. Он был смелее меня и мечтал гораздо смелее. Пашка не медлил, с первого же раза поступил в институт, и пока я корпел над книгами, он уже учился у известных профессоров.

Однажды вечером он прибежал ко мне.

Вижу, глаза горят, от волнения ни слова сказать не может. Подождал я, дал ему воды. Оказалось, что сбывалась наша мечта. Молодой профессор X набирал добровольцев в геологическую партию. Пашка, сам записавшись, рассказал обо мне. Профессор, несмотря на то, что я не был студентом института и не имел никакого опыта, принял меня заочно, поскольку Пашка описал мой фанатизм, наши мечты и прочее. Говорю же, хороший у меня был друг. Поразительно, но потом, в случае успеха партии, мне бы даже облегчили поступление на первый курс.

Мечта сбывалась.

Мы с Пашкой обнялись от радости и договорились через день встретиться утром на углу. Но я совершенно не знал, что брать с собой, потому что был силен только в теории. И он предложил помочь мне собраться. Как бывалый геолог, советовал что-то взять, а что-то с гневом отбрасывал. Мы пили чай до поздней ночи, с жаром разговаривали о золотоносных месторождениях, как будем, вооруженные пистолетами, исследовать новые земли, помогать друг другу в написании отчетов об экспедициях.

Прекрасное было время!..

Пашка ушел только под утро. Через день все менялось в моей жизни. Этим утром я должен был уволиться с полувоенного предприятия, сказать «Адью!» волоокой девице, разочаровать маму и надолго уехать из родного города.

Как вы уже догадались, я не сделал этого. Почему? Потому что я – жалкий маменькин сынок. В то утро Пашка, простояв на углу, прибежал ко мне, барабанил в дверь, но я не открыл. И больше я его не видел. Мне кажется, он потом избегал меня. Позднее я много о нем слышал, читал в геологических журналах об его открытиях. Он осуществил нашу мечту, теперь заведует каким-то институтом на Севере.

А что я? Женился на волоокой девице. Работал на том же предприятии. Года через три развелся. Почему? Потому что я – маменькин сынок, я ж говорил. Теперь вот обитаю в той же квартирке как никому не нужный перспективный (ха-ха!) специалист. Сколотил несколько месяцев назад скамейку и выхожу посидеть. Зачем? А вдруг Пашка вновь придет и позовет меня?»

– Такой рассказ услышал я тогда. Не могу сказать, что очень сочувствовал соседу. Каждый выбирает свой путь сам. Если чертежи, кофе и уют были ему дороже, чем холод и ветер горных перевалов, то как его за это осуждать? И возможно, что работая на том загадочном предприятии, он был гораздо более «на месте», чем ему казалось. В любом случае, надо уметь отделять миражи от реальности. И еще – нельзя позволять другим определять судьбу за тебя.

* * *

– Дамы и господа, сегодня мы продолжим развивать тему выбора. Устраивайтесь поудобнее. Я вынужден признаться, что уже порядком устал от нашего времяпрепровождения. Но – продолжим. И, надеюсь, не менее интересно.

– Он вытер платком пятно на моем правом боку! Спасибо, сударь! До Вас никто этого не сделал. Я даже стало выглядеть моложе. Какие же новеллы будут дальше?

НОВЕЛЛА IV. ЯНУС

Девушка в одном южном городе познакомилась с юношей, он ей очень понравился. Но в ходе общения она заметила несколько настораживающих деталей в его поведении.

«Она всю ночь сидела на подоконнике, держа в руках кружку крепкого чая. Кто же это все-таки?

Они познакомились вчера вечером. Вполне буднично и почти книжно. Она любила сидеть по вечерам в маленьком уютном кафе на берегу моря: закат догорал на горизонте; его последние краски отражались в бокале красного вина; одинокий музыкант изливал душу равнодушным посетителям.

Как обычно, она то читала книжку, то смотрела на чаек, бродивших по берегу.

Вдруг к ней подошел некто молодой и высокий, и в витиеватых выражениях пригласил на танец. «Отчего ж не потанцевать, если я тоже молодая и высокая?» Так и началось многообещающее, как ей тогда казалось, знакомство. Он был альпинистом, недавно вернувшимся с Эвереста. И хоть покорить вершину в этот раз не удалось, впереди были новые заманчивые старты. Одновременно он учился в престижном столичном университете и всерьез увлекался теннисом. Вообще прекрасный незнакомец вел совершенно рекламный образ жизни, и его рассказ был удивительно красочен и логичен. Однако – и это ее весьма и весьма насторожило – судя по его речи, филологией высокий и красивый увлечён не был. Когда же он рассказывал, как чуть не утонул, катаясь на водном мотоцикле по волнам Аральского моря, у него самым неожиданным образом обнаружился такой недостаток туалета как полное и, по-видимому, постоянное отсутствие носков. Но слова и движения незнакомца были настолько уверенны, настолько точны и убедительны, что к концу вечера она должна была признаться себе, что он очень даже «ой-ой-ой…».

Потом они гуляли по ночному городу и уже утром забрели в только что проснувшийся парк культуры и отдыха. Было немедленно решено прокатиться на колесе обозрения. Сонный контролер вяло протянул две белые бумажки и пустил в кабинку. Она, кстати, вовсе не внушала доверия, стонала от ветра, как души Эреба, и грозила обрушиться с высоты птичьего полета. Но это обстоятельство их не остановило, хотя Ромео вдруг заметно сник.

Кабинка поплыла наверх, приводя пассажирку в настроение булгаковской Маргариты при разгроме квартиры критика Латунского. А на ее спутника было жалко смотреть: он беспокойно оглядывался, как мартышка в ожидании удава, проверял надежность конструкции кабинки, просил спутницу не совершать резких движений. Та его не слушала: улыбалась огням города, что-то кричала морским далям, посылала воздушные поцелуи парочкам, застывшим на скамьях. Потом она начала весело обдумывать ситуацию, в которой можно будет поцеловаться, а затем грациозно помахать ручкой, чтоб на следующий день сдаться на милость победителя.

И тут случилось неожиданное.

Ромео вдруг странно засуетился. Закрыл лицо руками, потом прокричал вниз:

– Опускай немедленно!..

Зачем-то рванулся на выход (на высоте восьмого этажа), и ей стоило больших усилий остановить его. Он кричал, умолял выпустить его и, в конце концов, самым постыдным образом, заплакал. Она не знала, как себя вести. Хотела было рассмеяться и увлечь его разговором, но вид смертельно напуганного мужчины вовсе не настраивал на беседу. Потом хотела обнять его, успокоить, но он оттолкнул ее. Так, в подвешенном состоянии, они и спустились вниз.

Чуть позже было классическое и уже ему одному казавшееся неизбежным провожание ее до дома. В ходе прогулки до дверей ей было математически объяснено и оправдано существование страха у каждого человека в экстремальной ситуации. Одним из доказательств было, например, то, что Маяковский боялся прикоснуться к дверной ручке из-за микробов. Все это было хорошо, а в конце даже стало совсем гладко, так что она даже позволила себе осторожно посмеяться. Наконец дойдя до ее дома, они быстро попрощались и разошлись: «завтра на том же месте, в тот же час».

И вот теперь она сидела на подоконнике и пила крепкий чай.

Именно после случая на колесе обозрения появилось много вопросов. Если он альпинист, то почему боится высоты? И какой же он теннисист, если называет сеты таймами? И вообще, почему у него не было носков? В столице теперь такая мода? А эти ругательства на первом свидании… Что будет на втором? Пушкин тоже ругался… Но он еще и написал «Евгения Онегина»… Происходило странное событие: складывалось два образа человека, незнакомец был подобен двуликому Янусу. В один образ хотелось верить, но с другим приходилось мириться. Она всю ночь просидела на кухне.

На следующий день на свидание не пошла: Аральское море почти высохло».

НОВЕЛЛА V. ВОРОН

Перед выпускником школы стояла дилемма: на какой факультет подавать документы при поступлении в университет? Юноша желал поступать на исторический, а родители чаяли видеть его на физико-математическом.

«Уже перед началом выпускных экзаменов в голове Димы промелькнул вопрос: на какой факультет потом поступать? Родители желали, чтобы сын непременно учился на физико-математическом, сам же он хотел изучать историю. В ту пору удалось отмахнуться от этой проблемы, сказав себе, что сейчас есть дела поважнее – хорошо сдать школьные экзамены. И вот прошла жаркая пора с ее нервными учителями и бледными учениками, экзамены сданы, праздники отгремели. Вновь тот же вопрос встал в полный рост: на какой факультет поступать? Посвятить свою жизнь синусам и тангенсам или изучать славные деяния Ганнибалов и Сципионов? Признаться, Дима всегда засыпал, когда читал учебники по физике и математике. Готовясь к экзаменам, он даже вкладывал в скучные книги брошюру с описанием Пунических войн.

Для него самого проблемы не было, но как противостоять железной воле родителей?