Слышащий сердце. 3

– Говорили, и что?

– Активы скоро подешевеют. За валюту можно будет много чего прикупить. Идеальный шанс легализоваться и жить спокойно. Только в нефтянку не нужно лезть, а то рано или поздно и отберут, и голову отвернут. А вот отельчик какой или заводик пивной приватизировать – самое то!

– Давай так и сделаем. Получай выписку из банка. Езжай в Питер, только Битюга предупреди, чтобы ждал, и про кино ему скажи. Пусть чела того с телеканала найдёт. Ну, пошли завтракать, а то наши девчонки заскучали там без нас, – поднялся с места Олег Генрихович.

– Одна по дедушке скучает точно, – улыбнулся Евгений.

– Не забудь незаметно скопировать рукопись. Надо бы ксерокс купить, – говорил Олег Генрихович, пока они возвращались в дом.

– Я прямо с компа на флоппи-диск перекину.

– Ну-ну, тебе виднее.

                                          * * *

Вениамин стоял перед зеркалом. Он уложил длинные влажные волосы в обычную причёску. Высохнув, они стильно обрамят его полноватое круглое лицо, придав ему чуть-чуть богемного артистизма. Он недовольно рассматривал своё добродушно-простоватое (из-за густых и круто изогнутых бровей) выражение и слушал трель телефонного звонка. Терновый не спешил отвечать.

«Ну кому я понадобился? – безо всякого желания он протянул руку к мобильнику, но сначала выпил. – Помянем Пашу! Ему теперь легче, чем нам!»

Телефон не умолкал. Вениамин нажал кнопку «Принять вызов» и приготовился выслушивать очередные плохие новости или угрозы бандюков.

– Чего так долго трубку не берёшь? – услышал он голос знакомого медиаагента Шкловского.

– Наум, ты, что ли? Не до тебя…

– И ты, Веня, что ли, вляпался? – почему-то радостно спросил Шкловский.

Терновый представил себе, как бегают масленые глазки у лысого проныры.

– Не то слово – уже вижу, как моими яйцами в бильярд играют!

– Неужели так серьёзно?

– Какие, на хрен, шутки! Вот сижу думаю, где взять триста тысяч баксов – ну, помнишь, на тот проект люди одни дали? Сучий потрох, через три дня собирались выходить из этих грёбаных ГКО! Три дня, Наумчик, не могли, козлы, подождать! Три дня!

– Веня, тогда у меня для тебя… только для тебя и только у меня… хорошие новости. Можешь временно повесить свои шары на место. И прошу: больше с нашим государством в рулетку не играй и ручонки свои к колоде, к бюджету то есть, не тяни!

– Сам не тяни! Что у тебя? – заволновался Вениамин.

Но Шкловский только сопел и молчал, что-то обдумывая.

– Моих двадцать пять процентов, раз ты в дерьме. Десять вперёд по получению, остальные – по мере освоения. И ещё один процент с прокатных. Договорились? – произнёс Наум.

– О чём? – ничего не понимал Терновый.

– Люди тебя авторитетные разыскивают. Давно не видели.

– Нашли уже! – мрачно бросил Терновый.

– Это я тебя, слава богу, нашёл… живым!

– Шуточки у тебя, Шкловский!

– Не шуточки, а жизнь такая. Про тебя Битюг спрашивал – мол, как ты. Намекал, что долг платежом красен. Старик, он о чём?

– Твою мать, как не вовремя…

– А кредиторы, они такие, несвоевременные! – снова пошутил Шкловский. – Ну я не хочу лезть в ваши с ним дела. У него к тебе предложение. Приехали одни французы. Хотят снимать кино про русскую мафию. Питерское телевидение им не нравится. Говорят, что деньги дадут только под федеральный канал. Я и вспомнил про ЦТВ. Ты же всё ещё генеральный директор?

– Что дальше?

– Допивай свой коньяк, бери билет и дуй в родной город. Ждут тебя там! Остальное не по телефону. И мой тебе совет: не будь дураком, и вылезешь из любой задницы, а когда поумнеешь, то и попадать туда перестанешь! Да, давно хотел спросить: Терновый – это настоящая фамилия или псевдоним?

– А тебе-то какая разница?

– Действительно, никакой! Но в любом случае лучше поменяй. Венец на нём терновый сидел всегда дерьмово. Не фень… шуйно как-то. Весь твой геморрой через него, – стебался агент. – Или ты хочешь вечно страдать от мук творчества?

– Да пошёл ты! Чтоб тебе самому вечно штукатурить Стену плача!

Последнюю фразу Вениамин произносил в пустоту: в телефоне звучали короткие гудки.

«Подкалывает, морда одесская! Битюг объявился ни с того ни с сего. Эстет, наверное, подослал про долг напомнить. Как всё некстати навалилось! И при чём тут французы?» – недоумевал Терновый, снова набирая номер секретаря.

– Света, заказала билет до Питера? К чёрту поезд. Полечу самолётом, ближайшим рейсом. Пусть привезут прямо в Шереметьево. Я выезжаю туда через полчаса!

Вениамин посмотрел на часы. Они показывали начало второго.

«А что я теряю? Во всяком случае, уже сегодня вечером всё станет ясно, а других вариантов найти за неделю триста тысяч долларов у меня нет, – размышлял Вениамин по дороге в аэропорт. – И больше не пить».

С унылым видом он уставился в окно. Автомобиль наконец выбрался из убаюкивающей тесноты Ленинского проспекта на МКАД, перестроился в крайний левый ряд и начал набирать нормальную скорость. Кольцевая, как говорят москвичи, ехала. Если обойдётся без пробок на развязках с Рублёвским и Волоколамским шоссе и не будет длинного хвоста на съезде на Ленинградку, то можно будет успеть перед посадкой на рейс опохмелиться. Тревожные мысли не хотели покидать и без того тяжёлую голову Тернового.

Глава 3. Бебутом интересуется атташе по культуре

Градов вошёл в «Пушкарь»6 и, хотя отлично знал, где его ждёт Ломов, остановился перед барной стойкой. Василий Петрович, привыкший к тому, что его друг говорит загадками, тем не менее волновался. Тревожные интонации явно пробивались в голосе Ломова, когда тот пригласил его встретиться в любимом баре. Выйдя из метро, Градов ловил себя на том, что непроизвольно ускоряет шаг, подсознательно спеша на встречу.

«Ни слова не сказал про пиво, мол, давай посидим, выпьем, а именно так: „Нужно поговорить!“ Интересно, о чём? Почти два года не виделись», – запыхавшийся Градов задержал дыхание, мысленно досчитал до пяти и только тогда направился в дальний зал.

Столик в углу, как всегда, занял Дмитрий, но был он не один. Некто в кожаной куртке, сидевший спиной к Градову, всем мощным телом навалился на стол, выдавая очевидный интерес к рассказу Ломова. Третий, незнакомый пожилой мужчина, переводил взгляд то на рассказчика, то на здоровяка в куртке. Его полное добродушное лицо выглядело растерянным. Стоявшая перед ним кружка пива была наполнена до краёв, даже пена не успела осесть.

«Ну хоть ничего не пропустил», – подумал Градов, подходя к столику.

– О, Василий Петрович, ты как раз вовремя! – эмоционально, но без радостных интонаций пивного фестиваля в голосе воскликнул Ломов.

– Мог бы и предупредить, что встреча выпускников, которых я не знаю, – Градов сел на свободное место напротив пожилого мужчины. – Познакомишь?

– Да ты и так должен всех знать. Но я подумал, что настал момент всем встретиться лично, – с паузой произнёс Ломов, – не помешает! Юра… Битюг, а это – Семён Семёнович.

– Горбунков7? – не удержался от шутки Градов, пытаясь справиться с нервным ознобом.

– Почти, – ухмыльнулся Дмитрий. – Ночной сторож в Артиллерийском музее. Если не забыл, то в той нашей истории тоже хватало драгоценностей.

– Неужели ты нашёл «Слышащего сердце»?

– Я нет, а вот кто-то снова начал его поиски. Послушай. Юра, давай сначала ты, а потом Семёныч.

Битюг откашлялся, нахмурил брови, подвигал небритой челюстью-утюгом и отхлебнул пива. Ломов же знаками показал официанту, чтобы тот принёс кружку и Градову. Рассказ бандита относился к эпизоду, когда в аварии погибли Овсепяны. Он подробно описал, как его банда пасла Эдуарда от банка до дачи и ждала в засаде, но так и не дождалась.

– Улетел на полной скорости в песчаный карьер за Медным озером. Мы спускаться к машине не стали, чтобы не наследить. Хотя деньги терять было очень жалко: всё-таки квартиру на Невском – не в каком-то Купчино – продали!

– Никаких следов не заметили? – спросил Ломов.

– Темно уже было. К тому же, как я сказал, к жигулям мы не подходили, постояли минуты две на краю обрыва и смотались. Но показалось, что к ним тянулись две полосы по песку, словно кто-то на лыжах спускался.

– Так и бросили людей?! – вырвалось нечаянное замечание у Семёныча.

– А ты, папаша, думаешь, что мы их там ждали капучино попить? В тот раз нас кто-то опередил, и Эстет приказал найти киллера и по возможности деньги. Мы вышли на армянскую диаспору – ничего. Потом ты, Дмитрий, подбросил тему с Баку. К азерам трудно было пробиться: сидят у себя на рынках, якобы кроме мандаринов их ничего не интересует. Но мы припугнули, что если разговаривать с нами не хотят, то есть много способов развязать языки. Короче, встречались на самом высшем уровне, в Москве. Их главный… ну, знаете его… под ним Черкизон8 и много чего ещё. Так вот он сказал, что его люди ни при чём, типа готов даже бабки возместить за квартиру, чтобы доказать непричастность. Но Эстет денег не взял. На том и разошлись, не отыскав концов. Что-то случилось? Чего вдруг кипеш три года спустя?

– Неужели три года прошло? – удивился Градов, выжидательно глядя на Ломова, заметив, что его тёмные волосы стали почти седыми, а лицо почти везде было изрезано глубокими морщинами.

«Добавить усы, и будет вылитый Панкратов-Чёрный! – в который раз отметил сходство друга с известным актёром Василий Петрович. – Вот только шутить Димка не умеет и взгляд у него, как дуло пистолета».

Ломов предложил поделиться новостями Семёнычу.

– А что в музее слышно?

– После убийства директора меня потаскали на допросы, но дело в итоге зависло, и всё затихло, – по-военному приосанившись, начал докладывать сторож. – А недавно посольство Турции обратилось к руководству – провести закрытую экскурсию для дипломатов. Я к ним и пристроился. Так один турок очень любопытствовал насчёт холодного оружия, под видом байки рассказал за столом легенду о «Слышащем сердце».

– А меня вызвали комитетчики, но не на Литейный, четыре, а в частном порядке, – перебил сторожа Ломов. – Интересовались, что мне известно про кинжал. Я им, конечно, не сказал, что именно я его принёс Шведову, но откуда-то пронюхали, что в ночь убийства бебут был у директора музея. С ними был турецкий атташе по культуре, он же офицер безопасности под прикрытием. Расспрашивал со знанием дела, намекал, что правительство Турции будет благодарно за помощь в поисках османского бебута. Я его спросил, почему они вдруг заинтересовались убийствами трёхлетней давности. Но он ушёл от ответа, наплёл что-то про бюрократию, общение по формальным дипканалам. Что-то случилось, но вот что именно? Чтобы Турция вышла на наших гэбэшников на правительственном уровне.

– И главное: где произошло? В Турции? В Баку? Или где-то в другом месте? – отпустил замечание Градов.

Битюг и Семёныч молчали, с интересом слушая разговор двух сыскарей.

– Не знаю, Петрович, не знаю. По нашим оперативным сводкам, таких «ритуальных» расправ с большой колотой раной в сердце и отрезанной головой не было. И что интересно, дело из архива не истребовали, но предложили мне взяться за частное расследование. Атташе прямо сказал, что возместит любые расходы, а в случае успеха вот… – Ломов положил на стол смятую бумажку, на которой были написаны цифры.

– Здесь одни нули, – крякнул Битюг, а Семёныч вытянул шею, чтобы их пересчитать. – А где цифра?

– Он обещал проставить позже, если приду на встречу, – ответил бандиту Ломов, но посмотрел при этом почему-то на Градова. – Я завтра встречаюсь с ним, получу аванс и инструкции. Надоело жилы рвать на наше государство за копеечную зарплату.

– Что ты ещё решил? – спросил Градов.

– Ну, во-первых, хочу, чтобы вы все знали о том, что «Слышащий сердце» снова ищут. Во-вторых, нам нужно вести собственное расследование по всем каналам, и по твоим, Битюг, тоже. И ты, Градов, подключайся.

– А мне что делать? – подал голос забытый всеми Семёныч.

Его незапоминающееся лицо то ли прапорщика, то ли майора снова застыло в полной растерянности.

– Вам тоже найдётся дело. Для начала нужно устроиться на дневную работу в музее, чтобы быть в курсе событий: кто и зачем приходит. Особенно нужно приглядывать за залом холодного оружия. Кстати, не знаете, где тот альбом с Мустафой Четвёртым9? – вспомнил про важную деталь Ломов.

– Был в кабинете директора, – ответил Семёныч. – И турки про него спрашивали.

– А эти как пронюхали?

– Наши музейные, наверное, сболтнули. Роман Георгиевич, царствие ему небесное, – Семёныч отпил пива, не крестясь, – не мне одному альбом показывал и про султана рассказывал.

– А туркам на фига кинжал сдался? – пробасил Битюг.

– Не знаю, но постараюсь узнать завтра у атташе, – сказал Ломов. – Может, закажем закуску? Нам сидеть здесь ещё долго. Нужно обсудить все версии.

– Версия, пожалуй, одна, но пожрать точно нужно! – согласился Градов. – Как и пивка свеженького выпить!

– У тебя-то время на это дело будет? Твоё агентство, я слышал, просто нарасхват, – в голосе Ломова послышалась зависть.

– Раскрутились на бартерных сделках – все же хотят знать, где застряли их вагоны с сахаром или баржи с «ножками Буша»10. А тут приватизация… Но ты, Дима, не беспокойся, у меня есть кому заняться бытовухой. Главное, чтобы турки платили исправно.

– Но не знали, что платят двоим, так? Ну, какая у тебя есть идея? – Ломов ждал ответа от своего друга, зная, что тот многое интуитивно понял и мысленно спланировал.

– Видишь, Битюг, какие у меня друзья понятливые – цена, как на турецком рынке, сразу увеличилась в два раза! Времена всех учат коммерции! – Градов впервые обратился напрямую к бандиту.

– То есть и зарплата сторожа, – Битюг небрежно кивнул в сторону Семёныча, – за счёт турецкого бюджета? А нам, санитарам бизнеса, кто заплатит?

– Не переживай так раньше времени, Юра, что-нибудь да обломится! Петрович, выкладывай свою версию!

– Очевидно, что кинжал не в Питере и вообще не в России, – начал выкладывать свои соображения Градов. – Иначе мы бы давно про него услышали: слишком знаково им убивают. Вряд ли нам так уж повезёт и мы узнаем, что где-то кому-то снова отсекли голову и пронзили сердце. Хотя кто знает. За новостями нужно теперь следить. Может, и проскочит в хрониках происшествий наш друг, но лучше подготовиться заранее.

– Три года никому дела не было, и вот на тебе… – Семёныч уставился на кружку.

– А может быть, всё устаканится? Никаких следов мы ведь не смогли обнаружить? – попытался успокоить всех Битюг. – И турки покрутятся-покрутятся, носами поводят и уедут.

– Если только турецкий атташе не знает чего-нибудь такого, чего нам самим не мешало бы знать. Дима, раскрути его завтра, постарайся получить хоть маленькую зацепку, почему они нарисовались здесь, когда уже столько лет прошло! – Градов взял паузу, что-то обдумывая.

Никто его не торопил. Никаких гениальных идей ни у кого не было. Турки свалились на русские головы совершенно неожиданно.

– Интересно, почему кабак полупустой? – поинтересовался Семёныч.

– Боренька дефолт объявил, вот рестораны и опустели. Но ничего, зато скоро кладбища заполнятся новыми постояльцами, а потом уже и рестораны, – мрачно пошутил Битюг. – Тебе-то что переживать?

Градов допил пиво и катал сосиску по тарелке. Наконец он заговорил:

– Скажут чё турки, не скажут – будем исходить из того, что явно какие-то серьёзные люди озаботились поиском кинжала, раз не побоялись напрячь МИД и ФСБ. А значит, они так просто не отстанут. Сто процентов, ведут своё собственное расследование. Найдут бебут где-нибудь у себя, мы даже не узнаем об этом. А вот если… а вот если они спугнут нашего Жжёного Джокера и тот решит замести все следы, включая русские, то он снова объявится в Питере – все данные у него есть.

– Зачем ему возвращаться сюда? Его здесь никто не знает и никогда не видел! – недоумевал Семёныч.

– Если он уверен, что сохранил инкогнито, то да. А если он испугается, что его раскроют? Тогда он вспомнит встречу с Градовым в Краснодаре. Может, и меня в компанию пригласит, – резюмировал Ломов. – В общем, нам нужно держаться вместе и сообщать друг другу любую информацию. Евгения Кузнецова с Эстетом нужно известить. Послезавтра созвон по результатам встречи с турецким дипломатом.

Градов и Ломов вместе вышли из бара и направились к метро. Семёнычу нужно было туда же, но он отстал от них, размышляя о том, нужно ли отменять поездку на Псковщину и под каким предлогом, чтобы не беспокоить жену. Битюг в одиночестве стоял возле своего внедорожника и с кем-то разговаривал по мобильному телефону.

Глава 4. «Слышащий сердце» заказан

Муса бросил чемодан на полку и устало развалился на койке, осматривая скромное тесноватое помещение с небольшим привинченным к полу столиком под иллюминатором. Капитан уступил ему свою каюту.

Муса вспомнил утомительную дорогу на поезде из Баку в Тбилиси, потом пересадку на Батуми, в котором он провёл несколько дней. Сначала он познакомился в прибрежных кафе с местными шкиперами-кардашимами11, которые перевозили разные грузы между Грузией и Турцией, не брезгуя мелкой контрабандой и перевозкой пассажиров. Узнал, когда отходит ближайший корабль на Трабзон и кто его командир. Договориться с ним не составило особого труда – всего двести долларов за пятичасовое плавание по Чёрному морю в каюте капитана. Судно отходило через час. В дверь вежливо постучал кэп и поинтересовался, не нужно ли чего. Муса попросил принести стакан под коньяк и помыть фрукты.

«Батум – Трабзон – Стамбул – Афины, через пару дней уже буду в Ханье, – мысленно прочерчивал маршрут Муса. – Дипломатический американский паспорт – вещь! Никакого досмотра! А то пришлось бы „Слышащего сердце“ в Баку оставить. Деньги нужно будет на счёт в Хелленик Банк положить. Или лучше в ячейку вместе с кинжалом? Наличка может пригодиться».

Муса мысленно похвалил себя, что не стал спешить и отправился в более длинное и утомительное путешествие на поездах и корабле. На машине было бы, конечно, быстрее, но рискованнее. Лучше прикинуться челноком, едущим в Турцию, чем одному гнать на автомобиле по горным кавказским дорогам в такое неспокойное время.

Капитан принёс посуду, вымытые и уже порезанные фрукты и погнутую вилку с тупым ножом. Муса проводил моряка и, посмотрев, нет ли кого в коридоре, закрыл дверь. Он вернулся к вещам, открыл чемодан и, покопавшись, достал коробку из-под обуви. Снял крышку и развернул свёрток. Блеснули инкрустация и драгоценные камни. После небольшой паузы, взявшись за рукоятку, Муса медленно, будто прислушиваясь к пульсу, потянул бебут из ножен. Невидимый сердечник глухо стукнул в набалдашник. Муса, непроизвольно прищурившись, всматривался в горящий изнутри рубин и ждал, пока замрёт дрожащая струна. Нервный озноб вдруг пробежал меж лопаток, заставив Мусу содрогнуться.

«Просится в дело. Неужели придётся достать его ещё раз? И кинжал это чувствует? Не врал старый Ахмет про мистические свойства османского бебута», – думал Муса, пряча кинжал.

Он отпил коньяк, бросил в рот одну за одной несколько виноградин и закрыл глаза. Накопившаяся за последние несколько месяцев усталость и нервное напряжение сказывались – ему всё чаще хотелось спать, и иногда в самое неподходящее время.

«Проклятая Чечня! Если бы не священный кавказский долг перед моими предками, никогда бы туда не поехал. Пускай сами ведут свой джихад!»

Муса никак не мог сосредоточиться на предстоящем отчёте командованию.

«Специальный посланник ЦРУ Уилльям Уэмфри уже ждёт меня на военно-морской базе НАТО в Ханье. Нужно будет так драматично составить доклад, чтобы у него не оставалось никаких сомнений, что мне нужен отпуск. А он мне очень нужен. Моя албанская банда совсем, наверное, распустилась. Я бросил её… Сколько же я не был на Крите? Года три? Ну да, после того расстрела в Баку я отлежался и вернулся на базу. И вместо переподготовки с „морскими котиками“ меня отправили на восстановление. Две недели на пляже прошли замечательно! – Муса улыбнулся, вспомнив молодую гречанку из отеля. – Найти её, что ли? Там ли она работает? Столько времени прошло! Можно и повторить с ней, но сначала нужно потребовать отпуск и навести порядок в банде. Отчёт обдумаю завтра».

И Муса прилёг подремать. До Трабзона его никто не беспокоил.

                                          * * *

Дмитрий Ломов положил трубку служебного телефона и долго смотрел в окно. Открытое настежь, оно не несло прохлады, несмотря на вечернее время. Наоборот, в него вползало невидимое, душное и влажное невское марево – предвестник грядущей грозы.

«Скорей бы уж! – подумал Ломов. – Хоть чуть-чуть, может быть, освежит. Не август выдался, а парилово – ни вдохнуть ни выдохнуть!»

Он подошёл к окну и некоторое время прислушивался, не зашумит ли в кронах лип долгожданный ливень. По ржавому, с остатками пузырящейся краски подоконнику забарабанили первые крупные капли. С Выборгской стороны наползала чёрная со зловещей сиреневой окантовкой по краям туча. Потемнело. Ломов долго возился с неподдававшейся защёлкой, наконец плотно прикрыл окно. Тряхнул его, проверив на прочность. Убрал документы со стола в сейф и посмотрел на настенные ходики – до назначенной встречи с турецким атташе оставалось сорок минут.

«Он будет тебя ждать в восемь вечера в „Кавказ-баре“ – знаешь, конечно?» – сообщил Ломову несколько минут назад незнакомый гэбэшник, представившийся майором Литвинцевым. Ломов бросил взгляд на молчавший телефон и подумал, почему таким делом занимается начальник отдела расследования преступлений иностранцев, а не… Но Ломов не стал решать эту головоломку, а попросту выругался вслух.

Дождь, набирая силу, стучал по стёклам всё настойчивее. Ломов пошарил в нижнем ящике стола и вытащил оттуда зонт. Наплевав на непогоду, он решил пройтись до Караванной улицы, на которой располагался ресторан, пешком.

«По Каляева, потом направо на Пестеля к цирку, а там и Караванная уже – как раз на полчаса хода! – мысленно выстраивал маршрут Ломов. – Заодно погляжу, нет ли хвоста, и ливень мне в помощь – людей будет не много. А с другой стороны, если комитетчики сами мне назначили встречу с турком, на кой им за мной следить? Хотя кто их знает. В любом случае подышу прохладой после такой парилки».

Ровно через тридцать минут Ломов стоял под проливным дождём перед входом в «Кавказ-бар», пытаясь закрыть заевший старый зонт. Он был зол на себя за то, что решил поиграть в сыщика и устроил этот забег. На Фонтанке, не дожидаясь зелёного сигнала светофора, он бросился лавировать между рядами машин. Добравшись до Караванной, он свернул за угол и остановился в ожидании, не воткнётся ли кто в него. Но никого подозрительного он не заметил. Похоже, что среди гэбэшников идиотов шляться в такую погоду не было. Наконец кривые в некоторых местах спицы схлопнулись, и Ломов толкнул входную дверь.

Он вошёл внутрь и остановился, привыкая к затемнённому помещению и осматриваясь. За столиком справа у окна ему махал мужчина около сорока лет с красивым, слегка вытянутым лицом восточного типа. Аккуратная модная, как у киноактёра, причёска контрастировала с небритыми щеками. Очевидно, он не носил бороду и совсем недавно решил её отпустить.

– Вы пунктуальны! – похвалил он Ломова.

– Ага, у вас, шпионов, учусь! На Литейном, четыре проинструктировали, чтобы не опаздывал на встречу, а то вы свалите, заподозрив неладное! – съязвил Ломов.

Он интуитивно решил вести себя с дипломатом немного вызывающе, чтобы попробовать раскачать его в надежде получить как можно больше информации.

– Ха-ха! – рассмеялся, похоже искренне, турок. – Отличная шутка! Я занимаюсь вопросами культурного обмена, а за безопасность у нас отвечает другой офицер!

– Как вам будет удобнее, – не стал настаивать Ломов. – Меня зовут Дмитрий, а вас?

– Вот моя визитная карточка. Видите, всё официально и легально, – турок протянул картонный прямоугольник с полумесяцем в углу и надписью на русском языке «Берк Демир – посольство Турецкой Республики, атташе по культуре».

«Специально для меня напечатал», – подумал Ломов, принимая визитку.

– У меня таких аксессуаров нет. Вот мой номер телефона, – и Дмитрий написал несколько цифр на салфетке.

Собеседники только сейчас обратили внимание на стоявшего рядом с ними официанта.

– Давайте, Дмитрий, сделаем заказ и отпустим молодого человека. Против бараньих рёбрышек, думаю, вы возражать не будете. Нам лепёшек и обязательно кавказских закусок в стол на ваш выбор. Я буду пить пиво, а вы, может быть, возьмёте водки? – Берк Демир смотрел на Ломова.

– Нет, спасибо, мне тоже пиво.

Официант, приняв заказ, ушёл. Берк Демир оказался на удивление осведомлённым для вероятного шпиона специалистом по холодному оружию Востока. Он во всех подробностях изложил историю Мустафы IV, легенду «Слышащего сердце», показал даже фотографию бебута.