Непримиримые 3

– Почему?

– С Игнатом расстаться? – кхекает, словно глупой девчонке Бравина. – Ох, Ир, отстала ты от жизни, и ведь даже не пытаешься узнать всё о своём враге. Он… такой очаровательный козлина, что девчата хоть и понимают, что не надо ему верить, а отказать не могут. Вот и получается, вроде как он уходит, девица горюет, а потом, бах, он опять улыбается, и она опять оживает. Напрочь забывает, что он уже топтал её честь, и вновь бросается на амбразуру.

– И Лера такая?

– Что Лера? – пожимает плечами Ксю, – она с ним около года неспроста. Если и не нравится что-то, то молчит, по крайней мере истерик не закатывает на людях. Видимо, их обоих устраивают такие отношения. Да и в постели он ничего так, – играет бровями Ксю, чем меня смущает не на шутку. Щёки гореть начинают. – По слухам, – торопливо добавляет, вскинув палец.

– Не понимаю, – изучаю руки, ковыряя ногтем другой.

– Забей, – отмахивается Бравина, – просто не думай, что он бедный, несчастный и податься ему некуда. Постель он всегда найдёт!

Ещё немного поболтав, решительно еду домой. Правда, уже в зале запал во что бы то ни стало выгнать Игната из своей комнаты, или как минимум начать безжалостную кампанию, быстро утихает.

Вяло кушаю, стараясь настроиться на войну, ну или хотя бы мысленно просчитать некоторые варианты развития событий. Видимо, поэтому и не тороплюсь в свою комнату, ведь каждый раз сражение, даже воображаемое, оканчивается для меня полным фиаско.

Нет, правда, честно пытаюсь себя суперкрутой гёрл представить – вся такая неустрашимая, острая на язык, борзая, дерзкая и умеющая за себя постоять в плане силы… Но как вспоминаю наглые руки Игната, его губы, кривую усмешку, проказливый блеск в глазах – тотчас теряюсь.

Нарушитель моего спокойствия появляется чуть погодя. Выпивший, но устойчиво стоящий на ногах.

– Спасибо, не голоден, – как бы мимоходом бросает заплетающимся языком, но остро ощущаю, что парень просто не желает составить нам компанию.

– Отличная семейка, – хмыкаю тихо. Мы с родными сидим за общим столом и ужинаем.

– Мать – хорошая, а вот сын… избалован, – бурчит папа.

– Да? – нарочито удивлённо вскидываю брови: – Не заметила. По-моему, очаровательный представитель мужской брутальности!

Получаю от деда мрачный, от бабушки укоризненный, а от папы хлёсткий взгляд и умолкаю. Хотела уколоть, но так, чтобы вывести на разговор, а он не клеится – семья продолжает неспешно поглощать ужин по принципу «когда я ем, я глух и нем!».

Осознаю, что чем дольше тяну, тем меньше остаётся решительности воплотить в жизнь план Ксю. Устаю от напряжения и на ватных ногах иду наверх.

«Мне нужно готовиться к занятиям!» – убеждаю себя трусливо.

Уже почти толчком распахиваю дверь, но порыв усмиряю. Вдруг Игнат голый…

Вхожу без лишней экспрессивности, но как к себе. Даже дыхание перехватывает, ведь гад такой, и правда, голый!!! Разваливается по-хозяйски на моей постели, а она… большущая! Ну хоть, благоразумно лежит на животе, полубоком, лицом к выходу. Одеяло между ног, и частично скрывает заднюю часть. Зато голова… создаётся впечатление, что он зарывался в мои мягкие игрушки.

Извращуга чёртов… надеюсь, он их не осквернил?..

Краснею, делаю рваный глоток воздуха и тотчас морщусь – в комнате стойкий запах алкоголя.

Вот же гад! И почему не остался там, где бухал?

Блин! Только обговорила с Ксенией план военных действий, а для меня это отчаянный шаг – принять вызов соседа, – как Селивёрстов умудряется меня переиграть!

Зло соплю, шагая к балкону. Открываю дверь. Плевать на голого Игната, мне не хватает свежего воздуха!

Сажусь за стол, выуживаю конспекты и приступаю к чтению.

Некоторое время удаётся понимать смысл, но когда внимание полностью ускользает, а точнее переключается на бормотание соседа, откладываю тетрадь. Прислушиваюсь… Игнат чем-то недоволен, бурчит, ругается или спорит.

– Ир… – едва слышно протягивает с таким бархатом, интимностью, что меня жар прошибает с ног до головы. Неразумное сердце принимается трепыхаться с ускорением. Кошусь на соседа.

Спит, не шевелится. Вновь обращаюсь в слух, очень хочется понять, что парень бормочет, но Селивёрстов молчит.

Псих!

Строй мурашек несётся по позвоночнику, зябко веду плечами – нужно дверь балконную закрыть, да и спать ложиться. Перед сном юркаю в ванную.

Брезгливо отодвигаю вещи Игната, нагло бросившего свои грязные на стиральную машинку. Раздеваюсь, ступаю в ванную, включаю воду… Прохлада немного помогает расслабиться. Блаженство.

Выключаю воду, и только отодвинув шторку и протянув руку к крючку, где всегда висит моё полотенце, чертыхаюсь – я опять забыла о новом!

Блин, что делать? Кошусь на висящее на сушилке… махровое, которым явно пользовался Игнат. Неаккуратно накинуто, неравномерно…

Борюсь с собой, но всё же тяну на себя. Брезгливо подношу к носу…

У-у-у, ожидаю мерзкого запаха, потного амбре… но вместо этого отчётливо выделяю нотки парфюмированного аромата. Яркого, приятного.

В животе необъяснимая тягучая метаморфоза ощущений происходит, не сразу понимаю – нравятся изменения или нет, – кожа гусиной становится, а кровь непостижимо бурлить начинает.

Ну почему мне не противен запах Селивёрстова? Почему не раздражает? И что, чёрт возьми, с моим телом?!

Новое потрясение ожидание, только заканчиваю себя вытирать.

Одежда!

Блина!!! Я не взяла сменную!

Привыкла, что облачаюсь в комнате…

Несколько секунд смотрю на старые вещи.

Ксю сказала, что война!

Я должна быть как всегда и делать вид, что присутствие Селивёрстова если и замечаю, то мне на него с высокой башни плевать!

Обматываюсь полотенцем, ощущая, как от неуместного возбуждения наливается грудь, а соски болезненно напрягаются. Осторожно выглядываю. Игнат спит, но теперь уже светит голым задом, повернувшись к окну.

Стараясь не шуметь, – ещё не хватает разбудить гада, – открываю комод и выуживаю свежее бельё. А наткнувшись на стопку трусов и носков Селивёрстова, недолго думая, выуживаю и кладу сверху на комод.

Это мои полки! Война – значит, война! Чужие вещи – прочь!

То же самое проделываю со стопкой футболок и джинсов из шкафа.

Полотенце новое брать глупо, я уже и так обсыхаю, поэтому тихо начинаю облачаться, но перед этим убеждаюсь, что сосед крепко спит.

Ага, без задних ног…

Натягиваю трусики, по ходу позволив упасть махровой ткани, беру лифчик. Застёгиваю спереди, переворачиваю, поправляю грудь в чашечки и торопею, когда случайно веду глазами по зеркалу.

За спиной, ничуть не смущаясь, без зазрения совести меня рассматривает Игнат – вальяжно лежит на боку, подпирая голову рукой.

Краска приливает так быстро, что от гула крови в голове пульсирует.

Вероятно, краснею с ног до головы. Инстинктивно пытаюсь прикрыться, но этим ещё больше забавляю наглеца.

– Да ладно тебе, – криво усмехается, – я уже всё видел…

– Ты… ты… – не нахожу слов. – Это аморально… подсматривать…

– Королёк, это нормально, что парень подсматривает за девчонкой с острой формой эксгибиционизма.

– Я не страдаю…

– Я бы так не сказал, – хмыкает самодовольно Игнат, скользнув по моему телу многозначительным взглядом. – Как минимум лет с тринадцати. Всё время по комнате голая шастаешь…

– Что? – таращусь на парня, продолжая ощущать, как горит от стыда лицо. Потом медленно начинает работать мозг. Селивёрстов бы просто так не ляпнул подобное. Кошусь на окно балкона. Чёрт, даже отсюда видно сгоревшую комнату Игната. Неверующе перевожу взгляд на соседа.

– Ты… за мной…

– А можно подумать, ты нет? – пфыкает Селивёрстов.

– Ни разу! – вспыхиваю негодованием, хотя лгу. Несколько раз натыкалась, и не всегда отворачивалась, а обратной стороне медали не придавала значения.

– Жаль, многое пропустила… Я, конечно, не обладаю такими роскошными прелестями, но у меня тоже есть, на что посмотреть.

– Дурак! – возмущаюсь, не зная, что ещё сказать. – Так вот откуда ты… – озаряет догадка, – узнал про тату. Блин, Селивёрстов, ты что, уже после моего возвращения подсматривал? – упираю руки в боки.

Гад!

Я ему устрою нешуточный эксгибиционизм! Сам голый лежит, а меня упрекает! Клин клином!!! Пусть думает, что прав – мне нисколько не стыдно за наготу. Видимо, я ещё та испорченная девчонка. Да и что во мне такого? Ничем не отличаюсь от других. Скольких Игнат уже успел изучить? Я ни лучше, ни хуже…

– Ага, – ничуть не смущается Селивёрстов, – не смог отказать себе в таком удовольствии. Ты бы научилась хотя бы окна зашторивать, – добавляет со смешком.

– Теперь научусь! – киваю рьяно. Демонстративно подхожу к окну и дёргаю ткань. Поворачиваюсь к Селивёрстову, некоторое время молча пилю взглядом. Надоедает созерцать наглую рожу, тем более глаза, нет-нет, да и пытаются скользнуть ниже, на хоть и прикрытое смятой простынью, но так нагло выпирающее…

Не выдерживаю интимности и щекотливости момента, шагаю к постели. Свой край одеяла набрасываю на соседа:

– Накройся, не всем нравится видеть подобное.

– Правда? – криво улыбается Игнат, убивая самонадеянностью, – а мне кажется, тебе нравится на меня смотреть.

– Мне?.. – давлюсь негодованием. – На тебя?..

– Мгм, – самодовольно кивает парень. – Когда вошла – рассматривала, перед душем – рассматривала. Вышла – рассматривала, да и сейчас уже всего облизала глазами.

– У тебя извращённая фантазия, – оправдываюсь спешно. Ступаю к шкафу, распахиваю створку. – Да и ты… спал, – звучит жалко, но я действительно так думала. Правда, ведь была уверена!

– Мгм, – опять угукает едко.

Вот не нравится мне эта его мерзкая привычка угукать. Так снисходительно уличающе. Врезала бы… по моське наглой. Тяжелым и увесистым!

– Я даже окно специально открыла. От вони избавиться, ну и тебя подморозить – чтобы под одеяло залез, – добавляю колко, доставая футболку и шортики.

Буду вести себя, как обычно, а обычно я одеваюсь так… Да и торопиться не стану, чтобы не выдать стыд. А что… я на пляже частенько в плавках и лифчике. Пока училась в Канаде, меня приучили, что стыдиться нечего. Тренер по волейболу у нас был мужчина, и ничего зазорного не видели, когда он к нам заходил, пока переодеваемся.

На самом деле, ходил слух, что он гей, вот и не было стыда. Да и в общаге… парни гостили у соседок. Главное себя в обиду не давать, не позволять вольностей, а так… ну… тело, как тело. Ноги, зад, грудь, руки, голова – все мои друзья.

Себя убеждаю, но разница всё же есть. На меня настолько похотливым взглядом ещё никто не смотрел, даже Лианг… А взгляд Игната пробирает до костей… Аж пожар в животе разгорается.

С напускным равнодушием облачаюсь, но застываю, когда слышу скрип постели. Мягкие шаги, и по дуновению ветра понимаю, что мимо меня проходит Игнат.

Напрягаюсь так сильно, что даже дышать больно. Мой зад опаляет шлепок; негодующе поворачиваюсь высказать всё, что думаю, но наткнувшись на голого соседа, спешно отворачиваюсь:

– Блин, ты совсем охренел?! – хнычу растерянно, потирая горящую ягодицу.

Всё не так! Мой план – в нигде! Я проигрываю, даже не успев навязать какие-то свои правила. Это ненормально!

Парень! Голый! В моей. Комнате. Скрылся в моей. Ванной комнате.

Абзац, даже дверь не закрывает…

Слышу звук льющейся…

Струи?!

А-а-а!!! Он что, ссыт? Ссыт при мне?!

Я бы правда сбежала, да ноги прирастают к полу. Видать, от шока!

Звучит вода… в унитазе, потом из крана. Игнат руки моет? Ну, хоть так…

Ой, он же сейчас выйдет! Эта мысль уже срабатывает отрезвителем и выводит из ступора подобно увесистому пенделю. Ретируюсь, но уже в коридоре прихожу в себя.

Так. Я за водой. На кухню.

Проветриться, охладиться, дух перевести, мысли собрать… чувства…

Но ещё не успеваю шагнуть с последней ступени в зал, как догоняет голос Игната:

– Малыш, ты бы мне попить захватила и перекусить… А то вымотала, я еле руками-ногами двигаю!

Останавливаюсь, точно вкопанная. Зажмуриваюсь сильно-сильно. Блииин! Что дальше?

Из кухни раздаётся звук битой посуды и злое чертыханье отца! Он… мягко сказать, не ругается крепкими выражениями. Папа обычно и голоса старается не повышать. Может, конечно, рявкнуть, но крайне редко.

Значит, довели… Ужас!

Нервно сглатываю и заставляю себя двигаться.

Я сильная! Выдержу…

– Почему не спишь? – подозрительно кидает отец, только ступаю на кухню.

– Доброй ночи, – вежливо здороваюсь. – Учила, – распахиваю холодильник.

– Почему нет подушки и одеяла внизу? – не унимается папа.

– Потому что не буду больше спать в зале, – так же ровно отзываюсь, выуживая маленькую бутылку с минеральной водой. – Я вернулась в свою комнату! Буду спать с Игнатом! – захлопываю створку нарочито спокойно.

Папа заметно краснеет, но не от смущения, а от гнева. Он так и плещется в его светло-карих глазах.

– Что такое? – деланно удивляюсь. – Тебе можно спать с соседкой, а мне с её сыном нельзя?

– Ирина, ты забываешься! – рокочет отец.

– Ты тоже. Папа! – выделаю последнее слово и покидаю кухню: – Приятных снов… ну или горячей ночи… Мне…

Перед дверью опять тушуюсь, но, сглотнув нервоз, вхожу без стука.

Вот ещё! Моя комната!

– Я уж подумал, что опять спать внизу останешься, – бурчит Игнат, глядя с затаённой обидой.

С порога бросаю ему бутылочку с водой. Парень, несмотря на то, что лежит, реагирует быстро. Ловит. Открывает и с блаженным шумом пригубляет:

– Спасибо, малыш, – закрывает. Отставляет на тумбочку со своей стороны. – Спать собираешься? – недвусмысленно улыбается. – Рискнёшь? – хлопает по пустующей части постели.

– Прочь, – грожу пальцем, подступая к своему краю. – Руки при себе… и хозяйство от меня подальше.

– Мгм, – проказливо хмыкает сосед, опять шмякнув ладонью по одеялу.

Ну вот, снова этот звук!

Гад думает, что король положения! Ненавижу самонадеянных индюков!

Не покажу, что трясусь от страха.

Или… от возбуждения.

Мы ещё повоюем…

Ещё не успеваю лечь, как понимаю, что военный настрой капитально даёт сбой. Селивёрстов прав, я тоже живая. Слишком живая… Цунами, что сейчас стихией носится по телу, не контролирую, и как совладать с непогодой чувств – без понятия. Полный кавардак…

Я в диком, неописуемом смятении. Никогда подобной реакции на мужчину не испытывала…

Демонстративно разделяю постель пополам, а между частями делаю стенку из покрывала, которое поднимаю с пола, куда его бросил Игнат.

С преувеличенным спокойствием ложусь.

Блин, одеяло-то одно! Нащупываю край, что отогнула, пока устанавливала перегородку, и тяну на себя сильнее. Со смешком Игнат позволяет ткани двинуться ко мне. Не поворачиваюсь, но ощущаю въедливый взгляд – жжёт затылок, спину…

– Думаешь, меня эта фигня остановит? – звучит непростительно близко и жарко. Натужный смех. Дыхание касается моей шеи, прогоняя по телу стадо мурашек и волну тепла.

– Ага, – бью не глядя. Локтём. Попадаю в накаченное тело.

– Ой, – театрально охает парень, – чего дерёшься…

– Прочь, Селивёрстов! – грожу мрачно.

– Злая ты, а ещё сестрой станешь…

– Справедливая, брат… в будущем, – закрываю глаза.

– Хм, а поцелуй… сестры?

– Только кулак, Селивёрстов, – отрезаю ровно, но безапелляционно.

Наигранно тяжко вздохнув, Игнат умолкает.

Некоторое время ёрзаю под пристальным взглядом. Долго лежу без сна, даже тело затекает от однообразности положения, но повернуться не решаюсь. Когда уже не ощущаю руку и бок, осторожно ложусь на спину. Жду колкости или пошлости от соседа, но слышу только мирный сап.

Любопытство побеждает разумное, и я чуть поворачиваюсь к Игнату, в любой момент готовая либо дёрнуться обратно, либо прикинуться спящей. Но не приходится – парень спит, закинув руку за голову, а вторую протянув вдоль тела. Одна нога выпрямлена, а другая чуть согнута в колене и торчит из-под одеяла.

Красивый… Очень красивый. Мне, конечно, не с кем особо сравнивать. В реале он первый голый мужчина в моей постели. Но если брать в расчёт Лианга, которого видела в плавках, Игнат выигрывает по всем статьям: и рост, и мощь, и крепость. Джи Линь тоже красив, но он напоминает тигра, жилистого, смертельно-опасного, а Селивёрстов… льва. Наглого, вальяжного… знающего, что все самки его.

Не удивительно, что столько девчонок сходят по нему с ума.

На пляжном турнире замечала кокетства других представительниц женского пола. Они заигрывали с Игнатом, улыбались, жеманничали, стараясь привлечь внимание. Насколько помню, он с одной даже ночь провёл… из-за этого и опоздал на второй день игр.

Кошак блядунский…

Мда, он умеет обольстить. Знает, как действует на противоположный пол. Соблазняет, влюбляет, пользует…

Хорошо, что я не поддаюсь его чарам!

Мысль сильная, достойная… уместная, вот только… ловлю себя на том, что хоть и звучит уверенно, но на деле – бравада чистой воды! Ведь не знаю, как бы себя повела, что бы ощущала, если бы сосед с детства меня не гнобил, а пытался быть своим в доску. Да блин, я бы, скорее всего, таяла, как и все остальные.

Я ничуть не сильнее их. Ничуть не лучше!

Вот и сейчас чётко осознаю, что он мне нравится. Несмотря ни на что – даже его поведение и вольности, отвращая, притягивают. Это какая-то острая форма болезни. Меня бьют, а я терплю… В меня плюют, а я терплю…

Хорошо, хоть не влюбляюсь…

Или всё же сердечко даёт слабину?

Не! Я сильная… да и повезло, что Игнат всю школу надо мной насмехался, издевался – вот и выработался иммунитет к его очарованию, даже спасибо хочется сказать за это.

Антивлюблин!

Хм, вот бы исследования на этой почве сделать. Научиться управлять феромонами, как «парфюмер».

Хорошая мысль, разумная…

Опять кошусь на Селивёрстова.

Удивительно природа постаралась над созданием парня – при светлых, чуть вьющихся волосах, тёмные брови и чёрные длинные ресницы.

Чуть подрагивают, на лице нет кривой усмешки.

Милый парнишка, вот прям реально милый… В такого можно влюбиться! Ещё как. Без памяти.

Но лучше пусть будет колючим, едким, гадким, вредным. Мне это нужно. Жизненно необходимо – не хочу стать его бывшей… Одной из…

Только сейчас понимаю, что бесстыдно продолжаю рассматривать Селивёрстова.

Лёгкая небритость. Прямой нос словно высечен рукой мастера. Прямая линия рта – не узкого, но и не полного. Очень чувственного.

А как умеет целовать… От воспоминаний о прикосновениях губ Игната вновь бросает в стыдливый жар.

Едва одёргиваю глупый порыв коснуться щеки…

Дура пустоголовая!

Повезло, что парень спит. Хоть рассмотреть смогла вблизи.

Улыбка растягивается против воли. Вот теперь мне хорошо и спокойно. Могу и поспать!

***

С утра просыпаюсь первой. Как только юркаю в ванную комнату, предусмотрительно щёлкнув замком, начинаю умываться. Щётка во рту. Ритмично вожу туда-сюда, вверх-вниз… слышу настойчивый стук:

– Открой!

– Ага, щас, – хмыкаю, продолжая чистку зубов. – На войне как на войне. Кто первый – того и тапочки.

– Ир, я не шучу, – ударяет сильнее Игнат. – Я ссать хочу!

У меня аж глаза на лоб лезут – вижу свой шок в зеркало. Во рту щётка, волосы растрепаны.

– Селивёрстов, свали в туман, – бурчу, на секунду вытащив средство гигиены. – Моя ванна!

Пару раз провожу по зубам, в дверь опять стучат. Настойчиво, нетерпеливо:

– Я дверь вышибу, будешь потом душ принимать на моих глазах!

Эта мысль не нравится, но игнорю. Ополаскиваю щётку, ставлю в стаканчик. Беру расчёску, провожу по волосам… и тут дверь с грохотом распахивается:

– Обалдел?! – выдыхаю оторопело. Воинственно стою в одном белье и с массажкой в руках. Игнат тоже красава – в боксёрах, спасибо хоть их надел. – Ты… ты… неандерталец! – негодую праведно.

– Мгм, знаю, не только ты заметила мои изысканные манеры, – ухмыляется чересчур самонадеянно. – И сейчас из этой пещеры тебе лучше смотаться, а не то.

Его откровенно похотливый взгляд прогуливается по мне, задерживаясь на некоторых участках, которые приличной девушке стоит прикрывать. Заливаюсь краской смущения, грудь яростно вздымается, что не ускользает от Селивёрстова.

– А не то я покажу, что такое первобытное желание, и от души продемонстрирую, как именно брали тех, кого хотели!

Дёргаюсь к выходу, словно ошпаренная, но в проёме Игнат отрезает дорогу, рукой преграждая путь:

– Малыш, тебе реально не хочется? – не скрывает недоумения и надежды.

– Неа, – рьяно мотаю головой. Проныриваю под локтём, и только в комнате понимаю, что забываю вещи в ванной.

Звук льющейся струи пригвождает к месту.

Опять? Блин, он что, реально опять ссыт, не стесняясь меня?

Сердце недовольно бьётся в негодующем темпе. Шумно выдыхаю.

– Ко мне присоединишься? – вырывает из коматоза голос Игната, чуть приглушённый гулким плеском воды из крана.

Хватаю из шкафа новые джинсы и футболку. Сдергиваю с вешалки толстовку. В рюкзак запихиваю тетради и учебники. Вжикаю молнией и выскакиваю из комнаты прежде, чем сосед выходит из уборной.

***

– Что у вас за грохот? – волнуется ба, когда стремительно сбегаю в зал. Родственница как раз выходит из кухни, вытирая о полотенце руки.

Отец и дед сидят в зале и завтракают.

– Этот… этот, – бурлит гнев, – дикарь, – наконец выдавливаю слово, боясь высказаться тяжелее, – сломал дверь в ванну!

– Что? – ахает бабуля, но дед удерживает её за руку:

– Успокойся, всё поправимо!

– Прямо Шекспировские страсти, – мрачно подмечает папа, крутя чашку в руках, – ни стыда, ни совести, ну и взрослость изо всех мест…

Насупливаюсь, но зачем в перебранку бессмысленную вступать? Если отец хочет на меня повесить все грехи – его не переубедить, пока полностью не уступлю его позиции. А я… я не хочу уступать! Чёрт! Я… я тоже твёрдолобая и вредная.

– Он ведь нечаянно? – допытывается мягко бабушка.

Блин, я прямым текстом говорю, что сосед дверь сломал, а мне учиняют глупый допрос в надежде на обратное. И взгляд, молящий опровергнуть сказанное…

Не хочу расстраивать родственницу.

– Не важно, – качаю головой, чуть поостыв, – суть в том, что дверь теперь без замка!

– Вот видишь, – натянуто кивает дед. – Починю…

– Да ладно, – небрежно отмахиваюсь, – Игнат такой милый, что я подумываю ему свою комнату отдать! Насовсем!

– Мгм, согласен, – раздаётся ненавистный голос. Селивёрстов с ленцой сытого кота спускается по лестнице. Рюкзак через плечо. – С тобой в придачу. Кстати, я подумываю колечко тебе купить. Нужно же наши отношения узаконить!

– Прекрати! – не выдерживает папа. Поднимается, упираясь руками в стол. – Ты тут только гость, а ведешь себя так, словно…

– Насколько знаю, мы почти родственники. Вы, кстати, уже сделали предложение маме?

Отец не отвечает, лишь багровеет. Селивёрстов продолжает искусно отыгрывать роль гада:

– Вот, – кисло подытоживает, – я не хочу быть, как вы… Я, может, ещё тот говнюк, но если испортил девчонку, женюсь!

– Я не голодна, – подрываюсь из-за стола. – Пока всем, – даю отмашку и спешу прочь, чтобы не слышать дальнейшую ругань.

Уже было покидаю зал, но Игнат успевает меня нагнать возле двери из дома в гараж:

– Мы не закончили, Королёк! – рукой упирается в косяк, не позволяя выйти. Зло кошусь через плечо:

– Мы и не начинали. Пусти! – молча пилим друг друга взглядами.

– Ирк, – с теплотой и нежностью, интимно с хрипотой, так проникновенно, что удушливо становится. Завороженной идиоткой стою и жду продолжения. – Ирк, – ощущаю прикосновение к бедру, меня накрывает праведным негодованием:

– Пусти, – повторяю с угрозой и наступаю Игнату на ногу. Он терпит, но чуть морщится:

– Боевой Королёк – это что-то новое…

Мой кулак, попадающий в солнечное сплетение Игнату, вряд ли причиняет вред, но помогает избавиться от нависшего гнёта в лице Селивёрстова.

***

– Ксю, – сидя в кафешке, набираю Бравину. – План не срабатывает!

– То есть? – скучающе и с некоторым оттенком недопонимания.

– Ну, я вчера… – кратко пересказываю, что да как.

– Он, правда, так хорош? – хихикает Ксения, явно не разделяя моего возмущения.

– Ау-у-у, – взываю к разуму подруги. – Ты слышала всё, что я сказала? Или застопорилась на том моменте, когда я рассказывала, что он голый лежал?..

– Слышала, – неуверенно оправдывается Бравина, – просто уточняю.

– Ксю, – скулю в трубку, помешивая чай. – Я слабее его…

– Мне так не кажется, – отрезает Ксения. – Просто он… уже битый жизнью, матёрый волк, а ты – новичок. Не давай спуску, не уступай…

– Думаешь, стоит продолжать? – не на шутку разбирает сомнение.