Третье поколение

Кошмар рассказывал, что ему на планшет постоянно приходят послашки. Откуда – неведомо. Но утром, всякий раз вызывая голоэкран, он находил одну или две фразы. Иногда они повторялись изо дня в день, иногда, мелькнув однажды, больше не возникали. Но что странно, точно такие же фразы появлялись в коридорах снова и снова, будто проступали из-под слоя краски всякий раз после того, как робот-маляр замазывал граффити.

Кошмар по секрету сообщил Джи, что многие надписи малюют сами роботы.

– Зачем? – удивилась Джи.

– Значит, прога у них такая, – предположил Кошмар. – Кто-то им подправил мозги.

В детстве Джи казалось, что с высших палуб, из прекрасного далека, должны спускаться умные дяди и тети в красивых белых мундирах с золотыми нашивками, проверять оценки, расспрашивать детей об их мечтах и забирать трудолюбивых и умных к себе наверх. Она верила, что очень скоро ее вместе с Кошмаром как самых-самых отправят в высший лицей. Но нарядные дяди и тети сверху в их учебный блок так и не заглянули. А когда Кошмар заставил в учебных мастерских исчезнуть модельку корабля, а на стене при этом осталась обожженная дыра по форме напоминающая паука, ему запретили там появляться, да еще выпороли.

А потом Кошмар исчез, как и его кораблик, остались такие как минималист Эдгар по прозвищу Эрг. Джи напрасно ждала возвращения Кошмара. Месяц, два, три. А потом написала заяву на учебу в техническом лицее палубы D. Три часа отсидела в очереди в приемную префекта. Отсидела – термин неточный, правильнее сказать: отстояла у двери, потому что кресел поблизости не имелось, а уйти было нельзя: в очередь из двадцати человек все время пытались влезть новые просители. И вот спустя три часа Джи вошла в заветную дверь. Только оказалось, что приемная состоит из двух комнат, а первую занимает помощница префекта. Дверь к самому префекту была демонстративно закрыта. Джи только-только шагнула к этой второй двери, как раздался грозный окрик:

– Префект не принимает! – Плосколицая тетка из вторичников стерегла своего начальника не хуже цербера.

– Но только префект…

– Сначала бумагу мне на стол! – Тетка поднялась из-за стола и с поразительной ловкостью, как будто тело ее было по-змеиному длинным и гибким, выхватила из рук Джи прошение на листке рыхлой серой бумаги.

– Наверх учиться никого не берут, – заявила церберша, что-то написала на прошении и сунула в мятую распухшую папку.

– Это почему? – возмутилась Джи. – У меня лучшие оценки по математике и физике, свои проекты.

– Такие правила, – отрезала помощница префекта. – Учись на ремонтника, место у нас есть.

– Но я могу…

– Не можешь! Следующий! – нажала тетка кнопку вызова.

И сколько раз с тех пор ни бывала в этой приемной Джи, о чем бы ни просила, все повторялось в мельчайших деталях – префект никого не принимал, а заявка, прошение, обращение – как ни назови – тонуло в архиве церберши.

⁂

Джи обедала позже, нежели Эдгар, но он намеренно сместил свое расписание, чтобы повстречаться с девушкой в столовке. Многие регламенты давно не соблюдались так строго, как прежде, в том числе и перерывы на обед. В худшем случае выпишут штраф. Еще один вдобавок к сотне, что накопились у Эрга. Кто-то пошутил: запоминается первый штраф как первый секс, остальное рутина. Эдгар следовал инструкциям как мог, но выполнить все никак не получалось. С тех пор как все заработанные донаты стали уходить на оплату мелких штрафов, Эрг перестал гоняться за приработком и жил так, будто мог претендовать только на гарантийку. Поразительно, но Джи умудрялась получать донаты и избегать штрафов – а уж она никогда не была пай-девочкой. Но тайной, как ей удается такой полет, она делиться ни с кем не собиралась.

Едва Джи вошла в столовку, как Эдгар встал на раздачу следом.

– У меня разговор. Сядем вместе, – предложил он.

– На пати в сектор три не пойду, – отрезала она. – Там все время блевантин и прочие прелести.

– Это деловой разговор.

– Деловой насколько?

– На сто процентов.

На раздаче выбор был невелик: клейкая похлебка серого цвета и клейкая похлебка с оттенками розового. Наверняка одинаковые на вкус. На второе – брикетик чего-то желтого с вкраплениями зеленого (обозначено было как натуральные овощи из оранжереи) и стакан ярко-розовой жидкости на третье.

Пищеблок (камбузом именовали только место приготовления жрачки) был одним из самых больших помещений палубы. Узкие столы на восемь человек каждый и стулья вокруг можно было опустить и упрятать в пол, и тогда столовка превращалась в большой холл. Стены, потолок и пол пылали ядовито-зеленым цветом. Говорят, в дни первого поколения на стены столовой проецировали голограммы весеннего сада, и ветви цветущих яблонь качались над столиками обедающих, по небу бежали легкие облачка, а под ногами шелковистым ковром лежала неувядаемая мурава. Потом голограммы сочли ненужными, остались голые стены, как любил выражаться Тэп, цвета биллиардного сукна. Биллиардный стол имелся только в комнате отдыха префекта, и Джи видела его однажды – когда после стычки с грабителями народ взялся за главу палубы.

– Ты сегодня отлично выглядишь, – сказал Эдгар.

– Так что у тебя за дела? – спросила Джи и зачем-то понюхала мисочку с розоватым содержимым, чего делать категорически не следовало.

– Три месяца назад мы нашли удобную пустующую каюту в боковухе, – Эрг на всякий случай понизил голос. – Вчера пришла одобряшка от префекта на наш запрос.

– Одобряшка от префекта? Ну надо же! А я ни разу такое чудо не получала.

– Точно, настоящая, со штампом. Мы хотим там сделать клуб-кафе. Зовем тебя.

– Кто это мы?

– Я и Тэп, Тибериус то есть.

– А, философ, как его, Эпиктет. Я-то вам зачем? Философствовать не тянет.

– Починить вентиляцию. Мы там клуб-кафе хотим запустить.

– А ты-то сам что готов сделать?

– Я? Ну… Объявы об открытии клуба нашлепаю. И потом надо все там обустроить. Внутри какие-то коробочки. Я даже не знаю, с чем, но тяжеленькие.

– И где эта каюта?

– Так ты согласна?

– Может быть.

Назвать номер коридора Эрг не успел – к их столику подошла Мирая.

– Бата не видели? Он пропал.

– Что значит пропал? – Джи задумчиво помешала ложкой жидкость, потом решительно посолила и поперчила содержимое мисочки. Перец ускоренного созревания научились выращивать уже давно, хотя неведомо, насколько оранжерейный перец походил на своего земного собрата.

– Ну, вот так, взял и пропал. В жилом боксе нет, в рабочем – тоже.

– Может, он по делам палубой ниже? Он же вроде иногда курьерит?

– Тогда бы идентификатор работал, показывал, что выписан пропуск. А он просто не отвечает. Молчит, как космос. Так ведь не бывает?

– Не бывает, – согласилась Джи.

– Может, он ушел в колодцы? – предположила Мирая.

– Может быть, – поддакнул Эрг, ему хотелось, чтобы Мирая ушла. Его раздражал ее потерянный вид. Чье-то исчезновение казалось опасным, как эпидемия, будто и тебя пометили, чтобы ты исчез. Он вспомнил пустоту за кварцевым стеклом и невольно вздрогнул.

– Колодцы найти не так-то просто. И потом, в них никто не живет, – заявила Джи.

– Может, идентификатор сломался? – сделал еще одно маловероятное предположение Эрг. – А может, Бат в самом деле отыскал колодцы и двинул скакать с палубы на палубу, как Кошмар.

– Какой кошмар? – не поняла Мирая.

– Кошмар! Рэмембе! – изумилась Джи.

Мирая покачала головой.

– Sic transit gloria mundi, сказал бы Эпиктет. Бедный Кошмар, он уже позабыт.

– Если что-то узнаете, спикните? – Мирая глянула на Эрга просительно, игнорируя ядовитые замечания Джи.

Она отошла от их столика.

– Бат пропал, – сказала она работягам-вторичникам за соседним.

– А мне до звезд, – хмыкнул один. Второй хохотнул, найдя шутку удачной.

Мирая кивнула, как будто соглашалась, обернулась к Эдгару, глянула жалостливо.

– Сообщим, – пообещал Эрг громко и, понизив голос, спросил у Джи: – В самом деле, куда он мог деться?

– А я знаю? Люди все время уходят. Может, есть тайные проходы в параллельное измерение?

– Или наблюдатели пожаловали, – предположил Эрг.

– Не, наблюдатели так не тихарятся. – Джи хорошо помнила предыдущие набеги. – Они топают бандой и хапают все, что глянется.

– Передают, наблюдателей больше нет. С тех пор, как их последний отряд умер от голода на переходной лестнице, – шепнул Эрг.

– Да, болтают, – подтвердила Джи, хотя не очень в это верила.

Уже семь лет сверху никто не являлся. Ни инспекций, ни грабежей.

А до этого наблюдатели приходили раз в три месяца, а то и чаще. Три месяца – срок вызревания овощей в оранжереях. Наблюдатели спускались сверху с палубы E за данью – семь или восемь дюжих парней из второго поколения, в черных свитерах и брюках из искусственной кожи, обвешанные оружием, с пустыми контейнерами для оброка. Брали все, что приглянется: вещи, продукты, одежду, прежде всего свежие овощи. И непременно пару женщин – поначалу самых младших из второго поколения. Через три месяца наблюдатели возвращались, а женщины – нет. Ходили слухи, что бандиты продают их в трюм, куда верхние палубы ссылали своих преступников. Чем платили каторжане, неведомо.

Префект палубы H, когда-то наигранно бравый, а ныне трусоватый и умеющий ловко прятаться за чужими спинами вторичник, сам указывал схроны палубников, лично приводил молодых женщин налетчикам. «Надо уступить, иначе хуже будет», – повторял он одну и ту же фразу, уговаривая остальных подчиняться. Во время наблюдательского рейда как по команде исчезали все безопасники палубы. Говорят, отсиживались в трехкомнатной каюте префекта, все двенадцать человек во главе с лейтенантом. Но как только бандиты уходили, выползали на свет, в новенькой, отливающей синевой броне, в шлемах с затененными забралами, следили, чтобы народ не возмущался и не бунтовал после рейда. «Где ж они, мордатые, ховались, когда нас грабили!» – возмущались одни. «А что они могли сделать? Их бы убили!» – оправдывали другие. «У них же шокеры и “свинец”!» – напоминали самые дерзкие. «Бандитов больше! Наши погибли бы напрасно! – объяснял ситуацию префект. – И патронов к пистолетам по счету».

Полтора года палуба терпела набеги, а потом, едва пожаловали недобрые гости, решили оставшихся молодых женщин спрятать. Разъяренные бандиты схватили двух девчонок пятнадцати лет из третичников и попытались увести с собой. И вот тогда дорогу им заступил Кошмар. Никто так и не узнал, где он раздобыл «свинец», то есть самый настоящий пистолет с мягкими свинцовыми пулями. Возможно, стащил у пьяного в хлам бандита во время предыдущего рейда. Теперь Кошмар без колебаний просто поднял пистолет и выстрелил идущему впереди главарю в живот, пуля ударила в бронник и опрокинула, хотя и не убила.

Главарь, падая, выпустил руку девчонки, та кинулась бежать. Выстрел прозвучал сигналом к атаке, мужчины ринулись на бандитов с ножами и обрезками арматуры, с подходящим инструментом из мастерских, кому-то из «гостей» досталось по голове, кому-то – по рукам, плечам, спине. Бандиты отстреливались, из палубников кого-то ранили, кого-то убили, но народ озверел, напирал, стрельбу не замечали, задние не давали отступать, бежать было некуда, оставалось одно – биться. Кошмар выстрелил еще раз, почти наугад, и этот выстрел послужил вторым сигналом: бандиты, избитые и окровавленные, отступили к лифту и убрались восвояси.

Перед рейдом наблюдателей всегда отключались камеры слежения, и никто с других палуб и даже на Мостике не мог видеть, что творилось внизу. После бегства грабителей несколько минут палубники стояли в недвижности, не зная, что делать, тупо глядя на три распростертых трупа налетчиков. Один из троицы – тот, в кого первым выстрелил Кошмар.

– Чего вы ждете? – крикнул Гор. – Тела надо бросить в Утку.

Его трясло, он размахивал пистолетом, как жезлом, и никто не знал, есть ли в магазине патроны. Как ни странно, все подчинились мальчишке. Может быть потому, что приказ был дельный. Из оранжереи принесли электропилу, трупы разделали и отправили в утилизатор, трофейное оружие спрятали в разных схронах. Долго колотили в дверь каюты префекта, и только угроза выжечь гнездо заставила открыть замок. Префекту разбили нос, безопасников (те и не думали сопротивляться) разоружили и выволокли в коридор, где с наслаждением зверски избили. Префект быстро сообразил что к чему, объявил, что все горе-защитники разжалованы во главе с лейтенантом, а Мостик пришлет им на смену новых, в этот раз смелых и честных. Префекту поверили, безопасников заперли в пустующем складе и выбрали временного лейтенанта. На шлюзовые двери накинули цепи – теперь их можно было открыть только с палубы. Лифты заблокировали. Так что обмен продукцией между палубами сделался, мягко говоря, затруднительным. Впрочем, как стало известно, запоры поставили не только на палубе H. Почти все страты спешили закрыться от соседей. Теперь лейтенанты с каждой палубы долго переговаривались друг с другом, прежде чем запустить лифты и обменяться продукцией или запасами.

Корабль оказался разрезан на несколько страт, и это грозило голодом и всеобщим хаосом. Через месяц пришло сообщение от коммандера Хорста, отвечающего за службы безопасности корабля. Коммандер подтвердил назначение нового лейтенанта и новый состав подразделения безопасности, а также заверил, что все банды ликвидированы и порядок водворен. Никаких грабежей отныне, на высших палубах и в промке всеобщее торжество закона. Но в замкнутой атмосфере корабля отношения людей мутировали так же быстро, как болезнетворные вирусы. Новые гости пожаловали через полгода. Якобы пожарные инспекторы. После долгих препирательств их пустили, потребовав, чтобы те явились без оружия. Четыре человека в комбезах межпалубной пожарной службы долго бродили повсюду, написали рекламации и удалились, забрав с собой небольшую корзинку с овощами из оранжереи в качестве презента. Через три месяца инспекторы пожаловали вновь. В этот раз корзину получил каждый. Спустя год поборы приняли регулярный характер, такса установилась более или менее постоянная. Кто-то пробовал протестовать, но крикунов урезонили свои же: против прежнего новый робкий рэкет казался почти благом. К тому времени Кошмар уже исчез. А потом инспекторы тоже сгинули, и семь лет никто не являлся – кроме обменщиков, что сначала приходили со списком товаров на обмен, долго торговались с новым префектом, которого выбрали на смену прежнему. Новый был в меру способный, а главное, в меру ленивый, то есть «забывавший» следить за каждым шагом палубников. Впрочем, на прием к нему было попасть так же трудно, как и к предыдущему, поскольку священную дверь оберегала все та же плосколицая тетка.

– Ах да, все забываю тебя спросить! – воскликнул внезапно Эрг. – Память дырявая, мозг валяется в депрессухе. Разъясни: почему, когда рванули зонды, одновременно полыхнуло у нас в коридоре? Два взрыва сразу – разве это не странно, нет?

– Одновременно? – Джи уставилась на товарища детских игр с изумлением и даже отставила пузырь с мыльно-розовым напитком. – У тебя сбой программы. Сначала накрылись зонды, а уж потом через три дня у нас прижгло.

– Но я помню, что…

– Почти друг за другом, но даже не в один день, – оборвала его Джи. – Память подводит, бывает. И защитные зонды на самом деле никакие не зонды – это корабли-автоматы сопровождения, синхронизированные по скорости с ковчегом. Их задача была тралить пространство впереди. Поскольку сканить, а потом убирать всякую бяку с пути невозможно при высоких скоростях, они работали в непрерывном режиме. А потом их разорвало в клочки, осталось только облако газа. А взрыв у нас в промкластере – это совсем из другого запуска. В Сети проверь.

– Ты уверена? – сморщился Эрг.

– Как в постоянной Планка.

⁂

Вечером Эрг решил последовать совету Джи отыскать данные по аварии зондов в корабельном архиве. Но едва он включил поиск, как экран полыхнул красным и вывалилось черно-белое, скалящееся восклицательными знаками предупреждение: «Запрос недопустимой информации! Вынесено предупреждение! В случае повторного поиска будет вынесено строгое предупреждение!»

Эрга так перегрузило, что он спешно свернул экран, содрал с рукава планшет и отшвырнул в угол, как мерзкого паука. Пауков, кстати, на корабле было немерено, многие размером с ладонь.

Ну и ну! Вот же подстава!

Эрг не собирался искать что-то запретное. Просто любопытствовал, и все. Но экрану такое не объяснишь! Ну что за дела! Эрг чуть не плакал от обиды – ему только строгача не хватало. Он же не Кошмар какой-то, чтобы нарываться. Он власти чтит. Неужели Джи подставила его, типа так подшутила? Или блокировка появилась недавно? Проверять версии желания не было. Лучше не задавать вопросов.

Эрг довольно долго сопел от обиды и все решал, стоит просигналить насчет Джи безопасникам или оставить так? Решил оставить – все же Джи могла не знать о запрете.

⁂

«Мы – отдельно, они – отдельно», – намалевал некто на лифтовых дверях, и надпись почему-то не закрасили.

Глава 4

Год 77-й полета. 14 сентября по условному календарю корабля. Палуба C

Ната была самым любопытным существом на свете. И к тому же самым безрассудным, во всяком случае на палубе C. Дочь префекта, ни в чем не знавшая отказа, уверенная, что отец ее защитит, лет в десять она уже возглавляла ватагу из третьего поколения. Что ни день – захватывающие приключения, и всякий раз новый путь выбирала Натали. Подхалимы предрекали, что она станет в будущем главой палубы, отец поощрял ее выходки и заявки на лидерство. Что бы ни затевала Натали, Гай и Клим ее сопровождали.

Худенький субтильный Гай, типичный интель, будто из синт-гейма, его грядущий путь был уже отчетливо различим, когда остальные малявки-одногодки еще только учились писАть. Случалось, склоняясь над игрушками, он бормотал что-то непонятное, а на вопрос, что же он шепчет, отвечал мечтательно: «Разговариваю с роботом на его языке». В семь он бредил программированием и, погружаясь в мир мертвых языков, древнегреческий и латынь кибернетики, с ностальгией мечтал о времени, когда для общения с компами нужно было писать программы, а не вживлять нейрошунт в голову. Словосочетание «двоичный код» вызывало у Гая радостный смех. Это было так же заманчиво, как бумажные книги, как старинные, не похожие на нынешние, блоки компов, которые, будто рыцарские доспехи, именовались «железом». Его роль в прайде определилась практически сразу.

А вот Клим, спешащий опекать Натали и одновременно руководить ею и Гаем, вызывал нарекания, споры и ссоры. На лидера он явно не тянул, не хватало запала и эвристического мышления, а для основы мальчишка слишком много брал на себя. Прайд мыслился как путь организации мини-групп внутри палубы, и подавался психологами как средство против стратификации экипажа. Психолог Лил уже несколько лет делила детей в самом нежном возрасте на крошечные замкнутые группы. По ее замыслу, детская дружба должна была спаять маленький прайд не хуже олова и при правильном подборе он сохранится на всю жизнь. Как предельное слияние Лил предлагала создавать тестуды, но префект пока не выдал ни одного разрешения на подобный опыт. Практиковались стаи только на высших палубах, в основном у сишников, а в промке поощряли разобщенность.

Стандартный прайд состоял из четырех подростков: лидер, интель, стратег и основа. В стае Натали космились пока что трое.

Палуба C считалась наиважнейшей – здесь располагались лаборатории по анализу микробиологии корабля. В замкнутом пространстве ковчега мутации грозили появлением новых смертельных болезней, без мониторинга воздуха и воды не обходился ни один день. При малейшем подозрении ученые тут же начинали генерить вакцину – так была остановлена эпидемия K-лихорадки – названная по номеру самой нижней промпалубы, где она возникла и откуда полыхнула сразу на четыре страты. Здесь же, на уровне C, располагались оранжереи, призванные не только снабжать продуктами, но и для выведения новых видов овощей, зерновых, грибов и дрожжей – более эффективных в условиях искусственной гравитации и искусственного полива. В промышленном блоке создавались новые синты, способные послужить материалом для замены изношенных деталей.

Две научные палубы – C и D – составляли ядро прикладной науки, в то время как палубу B отдали на откуп фундаментальщикам, но оттуда давно уже не поступало новостей.

Экипаж дэшников с первого дня полета заточен был под технические задачи. Время от времени технари поднимались наверх для обсуждения совместных научных проблем. В такие дни офицеры надевали черные мундиры с золотыми нашивками и с такими высокими воротниками, что они подпирали головы на манер шейных корсетов. В большом конференц-зале из пола поднимались адаптивные стулья, в воздухе парили голограммные схемы и модели, и начинался обмен мнениями на птичьем языке науки. Маленькая Натали непременно сидела на первом ряду рядом с отцом, впитывая непонятные термины: защитные зонды, предельная безопасная скорость, сфера Хилла, защитное кольцо, новые синты. Особенно ей запомнилась пронизанная эйфорией конференция, после того как удалось доставить на корабль с помощью шаттлов метеорит, почти весь состоящий изо льда. Вода на корабле проходила замкнутые циклы, об этом знали все, даже только что народившаяся малышня, и несколько тысяч тонн льда сверх лимита давали возможность создания новых оранжерей и получения водородного топлива для шаттлов. Все говорили, что это уникальная работа, вторая за все время полета (во время первого рейда удалось собрать в специальную ловушку темную материю).

После конференции несколько офицеров с палубы D пожаловали в апартаменты отца – просторная гостиная, мало походившая на крошечные стандартные боксы, на этот вечер превратилась в аудиторию для яростных споров. Сбросив кители и оставшись в белых, пропитавшихся пОтом рубашках и черных измятых к вечеру брюках, мужчины и женщины спорили до хрипоты о судьбе корабля.

– Нет, вы послушайте! Флагман вот-вот достигнет орбиты Геи-2! Флагман! Будет! На орбите! – пыталась перекричать гул голосов женщина лет сорока пяти из лаборатории зондов с палубы D. Натали запомнила, что ее зовут Тили. – А мы все еще будем барахтаться в космосе и даже наши внуки, да что там внуки – правнуки не ступят на твердую почву планеты.

– Здесь расчеты, все проверено! – размахивал планшетом мужчина с забавно вьющимися каштановыми волосами, высоким лбом и какими-то сумасшедшими голубыми глазами. – Нам хватит материалов, чтобы построить новые противометеоритные зонды.

– Нам нужен материал…

– Если бы мы не упустили металлические метеориты…

– Пожертвуем двумя шаттлами…

– Поставим защиту на самом корабле…

– Не нужно было тормозить…

– Правильное решение…

Яростная энергия спора внезапно захватила восьмилетнюю Натали, она сбросила туфельки, вскочила с ногами в кресло и, подпрыгивая, стала кричать:

– Новые зонды! Хочу новые зонды!

– Устами младенца глаголет истина, – засмеялась Тили и протянула Натали узкую ладонь. – Теперь мы с тобой союзники, Ната! Так?

– Да, Да! Сделаем зонд вместе!

⁂

Положение Натали на палубе было исключительное. Любые выходки ей сходили с рук. Хотя отец сердился всякий раз и предупреждал, что отнимет у дерзкой дочери опасные игрушки вроде парализатора, электронного пса или ключа, дающего доступ к любым помещениям палубы, эти угрозы оставались пустышками и никогда не выполнялись. Напротив, она сумела выклянчить обещание, что на шестнадцатилетие получит универсальный ключ от межпалубных лифтов и сможет в любое время спускаться к дэшникам (дорогу выше открывал только личный ключ префекта). Однако попытки получить доступ на палубу E, последнюю из высших палуб, встречали всякий раз упорное сопротивление. После ликвидации банды Марко эта палуба сделалась опорным центром администраторов, рассылавших вверх и вниз малопонятные циркуляры, а вышняков она привлекала тем, что ешники оборудовали массу игровых площадок на месте ликвидированного научного кластера: здесь можно было поиграть в пейнтбол, поглядеть на бои без правил и даже в них поучаствовать. К тому же ешники устраивали почти что настоящие гладиаторские бои, только мечи выдавались алюминиевые и тупые, однако травмы и даже смертоубийства случались чуть ли не каждую неделю. Здесь всем заправляли букмекеры, ставки делались всекорабельные, даже на смерть участников. Алекс, старший брат Натали, однажды участвовал в поединке на арене, после чего неделю провалялся в медицинском блоке, а с его счета списали тысячу донатов за проигрыш. Не то что Натали влекли подобные развлекухи, или она готова была рискнуть жизнью в поединке. Скорее, увидеть запретное мечталось из чистого любопытства. К тому же Натали планировала спуститься еще ниже, в гадостную промку, потому что толком о нижних палубах ей никто рассказать не мог, а ее ненасытное любопытство требовало ответов на все вопросы.