Великая эвольвента

Нечто похожее произошло и на Руси, но с опорой на

иную мировоззренческую основу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Духовная Эвольвента России

I

Если в Европе со времён Реформации христианские заветы перековывались по модели активно развивавшейся социальной, экономической и политической жизни, то в Московской Руси, православная вера, став «центром бытия» народа, обусловила приоритет духовных ценностей. В такой ипостаси вера надолго определила стиль жизни народа. Между тем, именно этот фактор оказался в числе главных причин, которые обусловили отставание России в широком диапазоне материальной сферы. Как уже говорилось, всё «вещное» виделось православным лишь средоточием греха и соблазнов, отваживающих от смысла и значения жизни, Вместе с тем, православное вероисповедание несло в себе родимые пятна исторической жизни народа. Сформировав мировосприятие и соответствующее ему – оно было расцвечено давними традициями и обычаями. И всё же будем помнить, что параллельно ему – и на протяжении веков – существовали предикаты древнего язычества. Русское Православие было той формой или «мехами», в которые заливалось «вино» пассионарной энергии культурно и исторически молодого народа. Будучи главным действующим ли- цом истории, народ, принимая в христианстве ту «часть», которая соответствовала его видению мира и отвечала настрою его души, эвольвентно «Лад» этот не особенно противоречил св. Писанию, поскольку народ мудро и одновременно наивно воспринимал в нём И здесь замечу, что, как и на историческом Западе, в России св. Писание растолковывало народу местное духовенство. Но, если католический Запад располагал своим духовенством, то в Киевской и Московской Руси духовенство почти целиком состояло из греков. В силу ряда обстоятельств на Руси происходила духовного учения с последующим «замораживанием» основных его положений Нельзя отрицать, что в процессе участвовали особенности мировосприятия, выстраивавшей прямую и обратную связь с этническими характеристиками народов Московской и пост-Московской Руси. Не будем преуменьшать и факторы огромных пространств, особенности сурового и подчас несовместимого с жизнью климата. Всё это на неопределённо долгое время определило специфику многих форм городского и деревенского существования Российского государства. Аскетическое бытие, обусловив невысокий потолок экономического и социального устроения, не могло не оказывать серьёзное влияние на развитие внутренних и внешнегосударственных связей. Последние, отличаясь неторопливостью и сосредоточенностью на ценностях внутреннего плана, были вынужденно воинствен- ны. Другими они не могли быть, поскольку равнинная Русь была открыта для набегов, практически, со всех сторон. Впрочем, если принять в расчёт чуждые внутренней соподчинённости и не вписывающиеся в интересы внешней политики спонтанные набеги удалого люда (), «неторопливость» русских была относительна, что не раз ощутила на себе Византия и безначальные южные и восточные соседи Руси. коей признавалось спасение души. народное православие,  переиначивал духовный первоисточник на свой лад. вечное и нетленное. местная идентификация в социально пассивном размеренно-созерцательном бытии. выработанного в иной духовной и исторической среде, вкупе с созерцательным мироощущением и мужей и дружинников

Тем не менее, совокупность объективных факторов, закрепощённая «географией», определив отгороженность от опыта внешнеисторической жизни, привела к тому, что внутренняя жизнь Страны долгое время воспроизводила «саму себя». Говоря проще, – схожие причины приводили к аналогичным следствиям. Само же бытие Руси, беря на вооружение метафору русского актёра и рассказчика XIX в. И. Ф. Горбунова, – «кажинный раз спотыкалось на том же самом месте». Так было в гражданской жизни городов, то же происходило в глухих деревнях, в своих духовных привязанностях и социальной структуре принципиально не отличавшихся от городов. Ибо и там и здесь господствовала общинная психология, которая не способствовала вертикальному развитию Это относится не только к народному (то-бишь, традиционно деревенскому) бытию, но и к послепетровской России, за исключением отгородившегося от Страны града Петра. власти удела, княжества, Руси, а потом и Российского Государства.

И опять нам не миновать нам мировоззренческую ипостась.

Имея лишь опосредованную связь с аскетизмом, социально инертное общинное бытие психологически отражало малоценность (вещного) А не имел по причине малой к нему , что тождественно малой потребности в нём. Застоявшись в веках, инертность, претендуя на духовные сокровения и обретя черты своеобразной «народной идеологии», – в этом качестве вросла в социальную, политическую и хозяйственную жизнь России. Однако, – «по Сеньке и шапка». Державшемуся поместному бытию Страны характерны были локально-общинные толкования морали и нравственности. Не имея поддержки в реальности и не находя особой опоры в делах, – духовные умозрения узнавали себя в повседневности через неуважение к ней. Как будто глубокое приобщение к вере на поверку обозначало неадекватность требованиям реального мира. того мира, который изначально не имел цены в сознании. духовной и психической адаптации не на правах, а на обычаях,

И в самом деле: поскольку вся власть от Бога, а от человека ничего не зависит, то не особенно нужно участвовать в том, В результате дочерние «вере» бездеятельность, безалаберность и небрежность, приняв формы идеологии и без труда утверждаясь в упованиях на «авось» и «небось», – явили себя что не редко вело в Стране к хаосу, преступной безответственности и бесправию. Явственно заявив о себе после духовной смуты середины XVII в., эти свойства после Петра утвердились в чиновном самодурстве, а имперская ипостась государства лишь укрепила их в своих неподсудных недрах. В период становления Империи Таковое положение дел, имея схожие причины, и здесь вело к схожим следствиям, увы, сохраняя свою силу вплоть до настоящего времени. законы важны уже потому, что через приобщение к правилам жизни они сдерживают разложение общества тогда, когда его покидает мораль и нравственность. в чём ты, «по благословению свыше», не властен. в неразвитости чувства меры, в обществе не получила признание важность правовых взаимосвязей жизни Страны. В результате, среди многих здравых понятий утерялось наиглавнейшее:

Наверное, социально-правовая неупорядочность и бытовая неприхотливость, порождающие гражданскую неразбериху, и обусловили восприятие России иностранцами как некую громадную территорию, населённую «странным и непутёвым» народом. В отличие от русских, европейцев – весьма практичных и куда как конкретных в достижении поставленных целей – менее всего беспокоили «вселенские проблемы», если, конечно, не понимать под ними поиски и колонизацию новых земель. Именно здесь – в разнице мировосприятий – нужно искать суть проблем и в прежней, и в нынешней российской жизни, как и корни идеологического и политического противостояния «Востока и Запада».

Но, «пришла беда – открывай ворота». После Раскола неясности правовой жизни усугубили факторы духовного плана, усложнившие общее положение дел и внутренний лад Московской Руси. Разболтанность этих связей прямо затрагивала интересы обороны Страны, которые для Петра – природного геополитика – были важнее всего. Воочию убедившись в материальном, техническом, информационном и образовательном отрыве западных государств, , создавая новую Россию и предполагая её исторически долгую жизнь, но опираясь на соображения политического и хозяйственного порядка. Таким образом идеи монарха, минуя отечественные субстанции, разделили Россию в душе и сознании людей на «Петровскую () монархию» и на Страну-царство, испокон веков понимавшуюся народом как «помазанную Богом». Создалось неразрешимое противоречие: дабы успешно противостоять давлению «матерьяльной цивилизации» необходимо было принять образ жизни народов, её исповедующих, что, – На протяжении веков являясь единой, по факту, племенной сущностью и религиозной принадлежности, – в новых условиях Русь утеряла жизнеспособность по причине разрыва религиозных, внутри-социальных и окраинных взаимосвязей. Пётр выстраивал государство не на монолите духовной единосущности народа, Петербургскую означая отказ от типа религиозного сознания,  противоречило историческому выбору Страны.

Положение усугубляли реалии, от царя не зависящие. Протяжённые государственные границы России в ряде регионов были не ясны, условны и слабо защищены. Помимо внутренних кочевников их терзали Турецкая Порта, сверх всякой меры амбициозная Речь Посполитая и ищущая путей для реализации своего политического честолюбия высокомерная Швеция.

После смерти великого реформатора большая часть «птенцов гнезда Петрова», разжирев, разучившись летать и вообще перестав быть орлами, забыли идеи императора и его политические настояния. А позабыв, не желали вспоминать о них. Флот гнил в гаванях Петербурга, армия теряла организованность и боеспособность. Хотя, и в этих условиях русский солдат сохранял издревле присущую ему силу духа, которая не отличала опрусевший генералитет. В высшем командном составе воинский дух сменили, по Герцену, – «дифирамб и риторика подобострастия». Светская власть и чиновная челядь, наперегонки осваивая иностранные языцы, спешили отгородиться от русского языка, культуры России и самого народа. В лице очиновленного государства последний обрёл своего беспощадного насильника и грабителя.

И всё же совокупно-историческую неудачу в создании Империи нельзя считать поражением Петра. То была, скорее, беда Великого Императора, в исторической перспективе обернувшаяся трагедией России. Не дано и не под силу было человеку за столь короткий срок привести к гармонии ритмы эволюционного пути европейской части Страны и «закаменно-племенной». Долго ещё после незавершённых реформ Петра обширное «туловище» Страны существовало само по себе, а неподконтрольная «центру» периферия «гуляла» как придётся и куда ей захочется… Перенесённая же «голова» России, едва не сворачивая себе «шею» в стремлении разобраться в заморских ценностях, обречена была упираться в противоречивую, а в политической ипостаси отнюдь не дружественную цивилизацию Европы. долговременно могучей

В XVIII в. Россия вступила, по Пушкину, – «под гром пушек и стук топора». Это воинственное столетие прошло в битвах против могущественных государств Европы и Азии, приведя к присоединению к России новых и ряда старых своих регионов. В европейской части к России в 1758 г. была присоединена Восточная Пруссия,а на Востоке в 1730—1740 гг. – Уральская, Тургайская, Акмолинская и Семипалатинская области, а также остаток казахского ханства (1731). Однако войны России против ряда могущественных государств (отмечу изумившие мир блистательные виктории великих полководцев Петра Румянцева-Задунайского и Александра Суворова) и наступившие в начале следующего столетия тяжелейшие испытания в битвах с Наполеоном не прошли для Страны бесследно. Явив миру блеск и славу русского оружия, нескончаемые баталии повлекли за собой огромные человеческие жертвы.Из множества викторий выделю важнейшие: 24  25  Истончив великоросский слой европейской части России, – войны эти привели к невосполнимым материальным и ресурсным потерям; растратив настоящую, – надорвали потенциальную жизненную энергию нации.

Против Швеции (1700—1721, 1741—1743, 1788—1790), Турецкой Порты (1710—1713, 1735—1739, 1768—1774, 1787—1791), Персии (1722—1723), Семилетнюю войну против Пруссии (1756—1762), а так же борьбу с Крымскими ханами, после чего последовало при- соединение Крыма к России в 1783 г.

К числу политически важнейших событий века отнесём проведённые совместно с Пруссией и Австрией (1772, 1793 и 1795),за которыми последовало тяжелейшее противостояние всеевропейскому воинству под началом Наполеона I в 1805, 1807, 1812 гг. (здесь отмечу разгром Суворовым лучших маршалов Наполеона в 1799 г.). Но, если последние десятилетия XVIII века, посредством беспримерного мужества русского солдата под началом гениальных полководцев, ознаменовались воссоединением России то первые десятилетия XIX в. прошли под знаком завоевания земель Средней Азии и Кавказа. три раздела Польши с прежними своими землями, сопредельных России (Доп. III) 26

Яркие победы русского оружия оттеняло никуда не девшееся со времён Раскола размежевание духовной целостности народа, сопровождавшееся отходом от «старых» обычаев и традиций. Процессы духовного, социального и этического расхождения растянулись во времени и усугубились чрезвычайно опасным для исторического бытия России социальных и культурных парадигм Запада. Означенные излишества усугубило неумение преобразовать победу в Отечественной войне 1812 г. Результат не замедлил сказаться. Совокупно с духовными и культурными инновациями первая треть XIX в. ознаменовалась При всей важности результатов феерических баталий, в оценке рассматриваемого периода необходимо принять во внимание, что формальным копированием в общенародный социальный и культурный подъём. войны XVIII и XIX вв. рознятся не только по политические мотивам и географическому нахождению, но и концептуально. утерей Россией соборного содержания, испокон веков державшего её основы.

Турция, омываясь четырьмя морями и занимая территорию на стыке трех частей света – Европы, Азии и Африки – была главным нервом мировой торговли и важнейшим стратегическим плацдармом, что предопределило извечное тяготение к ней европейских государств и в первую очередь вездесущей Англии. Россия менее кого-либо могла терпеть у себя под боком политическую суету, сопряжённую с то и дело возникающими для неё военными угрозами. В особенности принимая в расчёт необходимость выхода России к морям, без чего её мощь была призрачной.Словом, Империя на протяжении столетий была втянута в дипломатические и военные игры потому, что Отметим ещё одну особенность: 27  не имела лучшего выбора.

Если военную активность России в XVIII в. следует признать объективно необходимой и то локальные войны следующего века (из числа которых уберём битвы с Наполеоном) в ряде случаев Почему? исторически неизбежной, были необязательными.

Русские монархи, преследуя цель по возможности полно контролировать сопредельные регионы и обезопасить торговые пути, стремились «округлить» южные рубежи Империи. То есть, – Иначе говоря, – (чем, к примеру, особенно грешила Англия) осуществлялся Россией путём физического обладания ими. Ложная концепция образовала «политическую дробь», в которой чем больше знаменатель, – тем меньше оказывалась дробь. А поскольку в «числителе» оставалась и без того не очень стабильная Империя, – Ещё и потому, что территория государства увеличилась за счёт регионов, исповедовавших принципиально различные цивилизационные модели. «Разница» эта подчёркивалась малой способностью племён и народов интегрироваться экономическую жизнь, как и эволюционировать в духовных ценностей, политических приоритетов, моральных принципов, правил общественной и социальной жизни. Неспособность эта тотчас явила себя культурный тип народов от жизненного уклада метрополии. Того, что с одной стороны (подчас не без пристрастия) признаётся «варварским» и «невежественным», с другой (из той же предвзятости) – культурным, естественным и органичным. Всё это, определив нестабильность во взаимоотношениях, – обусловило их непредсказуемость и разницу в оценках происходящего. видели решение проблем в занятии территорий, военном и политическом присутствии в них. политический и экономический контроль над регионами политику приращивания «подбрюшных» территорий следует признать геополитическим заблуждением. в чуждую им систему иных в отстаивании того, что отличает

К примеру, если Россия видела свою миссию на Северном Кавказе в привнесении (через обуздание племенной агрессивности) основ цивилизации, включающем постепенное приобщение ареала к созиданию, культуре и дальнейшему развитию новообретённых свойств, то наименее способные к этому племена воспринимали проводимую политику, как посягательство на их свободу, как стремление России «поставить на колени» Кавказ. Между тем приостановленной Россией лишь во второй трети XIX в., обличает что предполагает качества, коих не было из-за малого к тому тяготения. Словом, проводя «свободные набеги», грабежи и пленение мирных жителей из других селений, воинственные племена тем самым расписывались в малой способности к историческому существованию. факт принципиальной воинственности, малую способность выживать за счёт устроения себя и своего региона,

Что касается Империи, то, как целостность, она есть нечто большее, нежели «удачная» (национальных) . Последние, как то видится в идеале, должны нести в себе некие культурно-исторические совпадения с сложившимся укладом Империи и известное психологическое сродство с «имперским» народом. То есть – и прежде всего – феномен Империи предполагает во входящих в неё народах определённые качества и склонность к типу цивилизованности, который характерен для основной её части. создаётся язык культурного и делового общения, параллельно с чем возникает необходимость развития которые, вливаясь в общий организм Страны, становятся или в перспективе могут стать её органической частью. сумма частей Лишь при согласном и согласованном единении частей соучастных взаимосвязей,

Эта концепция не была реализована в России ни в начале XIX в., ни в середине его, ни впоследствии. Хотя в начале ХХ столетия русский правовед и этнограф А. Башмаков подсказывал:

«С тех пор, как выросли и созрели прочные государственные идеалы России, основанные на началах национальной политики, совершенно ясно, что мы не можем желать увеличения таких частей империи, в которых преобладали бы элементы, не подчиняющиеся ассимиляции».

«Настоящая Европа», имея большой опыт ведения колониальной дипломатии, довольно быстро оценила В сложившихся обстоятельствах отдельные племена Кавказа использовались Западом в качестве некой с помощью которой удобнее было ворошить племена и тейпы, раздувая угли их ненависти к России. В частности, Англия, издревле имея виды на Кавказ, воспользовалась ситуацией и принялась активно «раскидывать» по Кавказу племенные антирусские настроения, провоцируя войны на (теперь уже номинальных) территорях России. Следуя своим интересам, англичане по своему обыкновению не были разборчивы в средствах.Своего рода регионов Средней Азии являлся «тысячелетний» режим военно-феодальной деспотии, основанный на принудительном (без оплаты) труде, отсутствии социального выбора и личных свобод. Всё это, формируя и закрепляя в веках племенное сознание, – ввергало в нищеское существование многочисленные слои местного населения: (кочевников), (оседлых), (не имевших своего надела), юродскую бедноту, и прочие примыкающие к ним племена. Положение дел усугубляла Подобная тлеющим углям, она легко возжигала фанатизм, спресованный социальным бесправием. Песчаные холмы и курганы, в которые за многие столетия обратились города и храмы осевшего кочевья, наполнились тем безмолвием, которое отличает подающуюся ветрам «песчаную цивилизацию» от всякой другой. тогдашнюю и потенциальную уязвимость России. «дипломатической кочерги», гарантом цивилизационной и исторической неперспективности для России илятов «таджиков» райятов общая нетерпимость к иным верованиям. 28 

Вернёмся к более ранним событиям, после чего подведём итоги политической жизни XVIII и части XIX в.

Применительно к исторической жизни России, «связь времён» была нарушена рискованным для неё социально-культурных парадигм Запада и, уж конечно, – их профанацией на местах. Калька с западного мира не могла не воспроизвести его издержки. В их числе оказалась нигилизм и «язва лихоимства», прочно угнездившиеся в правительственных учреждениях России. Для борьбы с «язвой» и дабы оградить просителей «от насилия и лихоимства» чиновников, императрица Екатерина II в 1763 г. издала Манифест,который повелевал «все судебные места наполнить достойными и честными людьми» и назначить им «довольное жалование» «к безбедному пропитанию». формальным копированием 29 

Но, то ли потому, что чиновникам не было ясно о чём идёт речь, то ли «пропитание» виделось им недостаточным, Екатерина разрабатывает «Наказ», взяв за основу труд Монтескье «О духе законов» и трактат итальянского философа Беккариа с роковым для России названием «О преступлениях и наказаниях». Но и в смягчённом виде (ближайшее окружение императрицы пришло в ужас от просвещённого радикализма её тезисов, и она вычеркнула большую часть первоначального текста) гуманизм и либеральный дух «Наказа» оказался настолько сильным, что в предреволюционной Франции цензура запретила его распространение…

Страхи просветившейся уже Франции кажутся тем более нелепыми, что власть всех правительственных учреждений России, по предписанию русской императрицы, должна быть основана на законах. В соответствии с ними полагалось сделать так, «чтобы люди боялись законов и никого бы, кроме них, не боялись». Законы в России не должны запрещать ничего, «кроме того, что может быть вредно или каждому особенному или всему обществу». Настаивая на вольности и равенстве всех граждан согласно «закону естественному» (влияние Руссо), Екатерина II в «Наказе» принципиально выступила против рабства (!), коим в России было крепостничество. «Законы могут учредить нечто полезное для собственного рабов имущества», ибо «не может земледельчество процветать тут, где никто (видимо, из „рабов“. – В. С.) не имеет ничего собственного». Для согласования проекта в состав Комиссии было отобрано 565 депутатов – от дворян 30%, от городов 39%, от государственных крестьян 14%, от высших государственных учреждений 5%. Депутаты от остальных групп населения, куда вошли «казаки и некочующие инородцы», состав- ляли 12%. Но, по случаю войны с турками, работа комиссии была замедлена, а потом – ввиду неясности задач, стоящих перед робки- ми законодателями – и вовсе остановлена…

Проблема однако была не только в «смелых законах».

Интенсивное проникновение в европейскую часть России туземных элементов с их «нерастворимыми частицами» обусловила «неясности» этического и социального плана. Поскольку лишённые исторической жизни племена и народности несли в себе свойства, недостаточные для эволюционного пути. Нижние ступени социальной лестницы России полонила Привнеся в традиционный уклад Страны свои склонности, она изменила отношение к закону, «буква» которого предполагает Ясности не было. Не было и доверия к «пришлой данности» в «до-каменной» (до Уральского Хребта) России. Обострилось давнее отчуждение элитного сословия от «собственного народа», который становился ему всё менее понятным… Налицо была В поиске приемлемой дистанции между «верхами» и «низами» прошло всё XVIII столетие. новая «историческая данность». ясное понимание и доверие тех, кому он адресован. реакция отторжения верхних слоёв общества от прижившихся к Московскому царству «новых русских».

Одним из «найденных» и «допустимых» барьеров послужило – немецкое в эпоху «четырёх императриц» и французское во всё остальное время (т. е. с начала ХIХ в. вплоть до революции 1917 г.). Тенденция к размежеванию внутри российского общества проявилась в неуклонном отстранении продолжавших интенсивно вливаться в российское бытие Разрыв между сознанием и действительностью, духовная подвешенность и культурная несамостоятельность, вызывая русского дворянства, обусловили его моральную неустойчивость и предопределили тягу к «продвинутым» масонам, иллюминатам, и прочим «ложам просвещения». Эти же процессы обусловили тягу дворян к европейскому Просвещению. Определив чужеродное направление в культуре и творчестве привилегированного сословия, процессы вели к перерождению моральных и этических норм всех слоёв общества. Ущербное развитие бар-неофитов стало той реальностью, из которой вышли дремучие ябедники и кривосудовы В. Капниста, «госпожи» простаковы и «господа» скотинины Д. Фонвизина, равно как и «золочёные» снизу доверху вельможи Г. Державина. холопство, которое в сложившихся реалиях было ни чем иным, как ощущением собственной вторичности.Социальная несвобода – снизу доверху – культивировала в обществе с которым вступили в борьбу наиболее честные и дальновидные умы России. Практическое отгорожение элиты от «всякого» наро- да выразилось в том ещё, что, согласно указу 1768 г., понятно, что – то бишь, – «к своим»… В царствование Анны Иоановны (1730—1740) крестьяне без вся- кого указа тысячами ссылались за недоимки в Сибирь. Впрочем, от народ разбегался и сам. За то же царствование 250 000 человек скрылось в Польше и Литве. Факт подтвердило правление преемников Екатерины II. Дистанциируя себя от низов, офранцуженные верхи петербургской России провели черту, отделив себя от народа, как показало будущее, – навсегда… языковое отгорожение  верхних его слоёв от  «обновлённых» низов. внутреннюю неуверенность В духовных низинах зависимых слоёв общества взросло и укоренилось в сознании, а затем пустило густые побеги психотип подневольного человека, любая жалоба крестьянина на помещика квалифицировалась как ложный донос и каралась пожизненной ссылкой, в Сибирь; бироновщины 30  31 презрения, непонимания, боязни и неверия в свой народ