Три исхода одного знакомства. Повесть и рассказы

– Светка звонила перед тобой!

– Да ты что? И чего это она о тебе вдруг вспомнила? За сколько-то лет? Видно, совсем невмоготу стало твоей подруге. Они вообще где?

– В Улан-Уде!

– О! Занесло же! Не дай бог, нам такого счастья! Но всё-таки столица, какая-никакая, хотя и Забайкалье! А так – масштабы, безлюдье, нетронутая природа, дикость, одним словом! Взвоешь! И давно она там?

– Не успела расспросить… Разговор прервали. Обещала написать.

– Может, и напишет… Кто же вас, женщин, разберёт в таких вопросах? Особенно в новогоднюю ночь! Жаловалась на что-нибудь?

– Ты знаешь, нет! Вроде, всё у неё в порядке. Просто меня вспомнила! И муж у нее Герой Советского Союза! – прибавила Дина, не зная зачем.

– Что-что? Что ты сказала? Вот это мужик! Повезло, значит, Светке от души! Как же его угораздило в мирное время? Ограниченный контингент? Афган, наверно! Не шуточное дело, однако, в пекло за звёздами ездить! Ладно, бегу-бегу! Целую, Динок! Утром ещё позвоню!

Дине захотелось самой позвонить на работу мужу – проверить, ответит ли сам? Но что-то ее удержало. Хорошо бы, конечно. Тогда и дурные сомнения развеялись бы, но вместо них что-то другое придёт? А если еще хуже?

Да и знала она точно, что зря накручивает себя, что не доверяет мужу напрасно. Это у нее сейчас от настроения, от тоски, от ожидания чего-то смутного в будущем. Что принесёт очередной год?

Каждый год теперь что-то в стране да случается, хотя официальная трескотня, если ей довериться, только и успокаивает, только и внушает, мол, какими мы стали сильными, умными, работящими! Сплошь успехи, куда ни глянь! А что в действительности?

Не сомневаться во всём, трезво глядя по сторонам, теперь могут разве что совсем уж далекие от жизни люди. Те, которые прозябают в какой-нибудь неимоверной глуши. Те, которые перебиваются где-то сами собой, сами по себе, и оттого им безразлично в какой стране живут, какой теперь год, какие у народа грандиозные задачи? А таких людей в стране всё же очень много. Поскольку много мест, забытых богом. И не только богом!

Ну почему такое плохое снабжение населения тем, что нужно каждому? И чем дальше от Москвы, тем свою жизнь поддерживать труднее, хотя именно там и есть наша большая страна! Не в Москве же! Именно там и создаются, добываются, производятся все ее богатства. А отопления центрального нет! О природном газе и горячей воде и говорить не приходится. Холодной-то нет, куда ни глянь! Не во всех городах, если ты не в областном центре или в столице, хотя бы республиканской. Оправданий мы много с высоких трибун слышим, да скоро восприниматься они будут в штыки. Жизнь-то наша коротка, а сдвигов в нужную сторону и дети наши, пожалуй, не дождутся! Зато враги давно о той войне забыли, давно поднялись, давно у них лучше нашего жизнь налажена. И почему так?

В это время в дверь позвонили длиннющим требовательным звонком. Дина взглянула на часы. «Кого еще несёт, скоро час ночи?»

Оказалось, с поздравлениями ломятся соседи. Они уже навеселе, потому без приглашения вторглись со своими бокалами в комнату, уже хотели поздравлять Дину, да удивились:

– Дина! А где же твой Николай от нас прячется? И стол у тебя не накрыт! Не порядок! Почему одна? Нет, так, соседушка наша хорошая, не годится, мы тебя забираем к себе!

Дина поначалу заупрямилась, но подчинилась дружескому напору, не стала отговариваться, будто ждёт звонка и лишь попросила минутку, чтобы переодеться.

Вот и окончилось моё одиночество! – подумала она. – Среди людей хоть мрачные мысли развеются! А почему бы и нет? Буду веселиться, буду танцевать, буду пить шампанское! Я же среди людей! Среди таких же, как и я. Иногда счастливых, иногда не очень, иногда убитых горем. Без людей никак нельзя! Одной не выжить!

А по стране без остановки всё катился и катился в сторону Западной Европы общий для жителей нашей небольшой планеты Новый год, очередной, восемьдесят пятый! Что-то он нам всем принесёт? Ведь в воздухе явственно витают те самые тревожные перемены, которые наступают от излишней болтовни, от излишнего доверия высоким словам и высоким должностям, от нежелания думать самостоятельно. А это всегда – к большим испытаниям.

Когда же будем жить, наконец, а не преодолевать тупо нагроможденные в нашей жизни трудности? Или когда, наконец, эти трудности на равных станут делить с нами и те, кто сегодня призывает нас всё преодолевать и терпеть, терпеть и терпеть? Призывает, а сам-то живёт, хотя и среди нас, но совсем в другом мире.

Они уже давно – люди чёрные! Они едят черную икру, ездят на черных «Волгах», заходят с черного хода… А мы? А мы люди красные! По красным дням календаря ходим с красными знаменами и красными носами, а пьём красную бормотуху! Откуда это у меня появилось? Кажется, так муж вчера пошутил! Он умеет! Умеет подметить кое-что, после чего посмеёшься, а руки-то от горечи опускаются. Ну, сколько ещё так можно жить?

Июль 2020 г.

Ведь так же нельзя!

На днях встретил давнего друга. Сколько каши вместе съели, прежде чем разъехались, столько лет не встречались! Казалось бы, что в том удивительного? Обычное дело! Зато само собой родилось обнадёживающее утешение. Получилось, будто иногда сюрпризы случаются даже в нашей устоявшейся до печального однообразия жизни! А они, эти сюрпризы, конечно, нас радуют! Они любую жизнь хотя и мимолётно, но ярко освещают.

Так вот, когда ехал в метро, как обычно езжу, то споткнулся взглядом об одного из пассажиров. Знаете, бывает так, если узнаёшь кого-то не сразу, а постепенно, еще не вспомнив однозначно, кто же это такой! Но уже понятно, что черты лица слишком знакомы, чтобы просто отмахнуться, чтобы объяснить задержку внимания случайностью.

И ведь узнал я его, но и ошибиться опасаюсь! По всему видать, это он – Виктор (я всегда произносил его имя с ударением на последнем слоге)! А если всё-таки не он? Возраст-то столь рельефный отпечаток на нас наложил, что впору археологам до сути докапываться! Вся жизнь непростой оказалась. Даже в те, советские годы, служили мы в большинстве своём тяжело. Вот и пообтесала служба наши физиономии подчас до неузнаваемости.

А раньше-то Виктор был красавцем! Не тем писанным, о ком ни в сказке сказать, ни пером описать, а, безусловно, мужественным, волевым, решительным. И не только лицом, но и характером, всей своей сутью. Можно сказать, демонстрировал абсолютную гармонию героической внешности и героического внутреннего содержания. Вот и шли мы за ним без всяких сомнений.

Теперь же я колебался – стоит ли подойти, разумно ли окликнуть? Неудобство может выйти. Человек в себя погружён. Навязываться не хочется. Вот она – проклятая московская разобщенность! Давно въелась даже в меня, ранее привыкшего к гуще человеческой! А тут кругом ЧЧВ – человек человеку волк! Наушники свои воткнут, темные очки напялят и прут без разбору, куда задумали! Чужое в себя не впускают! Лишнее их не тревожит! Обычное дело! И я таким, видимо, стал здесь, как пообтёрся…

В какой-то миг наши взгляды пересеклись, глаза уперлись друг в друга и напряглись. Вижу, чиркнула по его лицу молния удивления. Мгновение он тоже сомневался, а потом через полвагона выдал без неуместного стеснения:

– Пашка! Ты, что ли? Топай сюда! Заметил ведь меня, а не подходишь! Забронзовел окончательно, что ли?

И принялся протискиваться ко мне, благо народу в вагоне оказалось немного. И все расступились, заулыбались, когда мы обнялись, заражая присутствующих своей бурной радостью.

– Ты как здесь? – спросил я стандартно, не зная, с чего начать.

– Проездом, конечно! Проездом! До 23.20 считаюсь жителем Киевского вокзала! – ошарашил меня Виктор. – Тридцать четвертый скорый, вагон шестой! Час назад покинул ваш Белорусский. Вещи сдал! Время свободное до ночи имеется! Вот и решил пробежаться по местам нашей славной революционной молодости!

– Вот и хорошо, что так решил! Тогда, может, сразу ко мне? Посидим, поокаем… Ты здесь один? Я-то в это время совсем…

Виктор утвердительно качнул головой, но предложение никак не поддержал.

– Ну и замечательно! – не обращая внимания на это, обрадовался я. – Зачем нам время попусту прожигать! Оно у нас, чем дальше, тем в большем дефиците! Будто ты Москвы никогда не видел, пропади она пропадом! – не скрыл я своего отношения к огромному и бестолковому городу, который лишь усилиями пропаганды стал в головах соотечественников чем-то выдающимся, а не абсолютно нерациональным людским скоплением. Не люблю я большие и шумные города. Не люблю их удалённость, разбросанность, эгоистичное безразличие ко всем, обидную потерю времени на долгих перемещениях. Впрочем, раньше я, кажется, по-другому всё воспринимал.

– А ты, смотрю, по-прежнему всё и всех костеришь, почём зря! – открыто, с красивой усмешкой, как бывало раньше, покритиковал меня Виктор.

И сразу стало заметно отсутствие у него некоторых зубов. И одет не очень… И не такой пружинистый как прежде. Но всё ещё решительный, шумный. Наверное, и деловой настолько, что готов всех замучить, лишь бы свои горы свернуть. Таким он и был всегда.

– Забыл, что ли, где наши однокашники всегда встречались? – уже на весь вагон хохотал Виктор. – Служба раскидала нас не только по всей стране, но и по всем заграницам. Мы уже не успевали отслеживать, кто да где? И не до разбирательства нам было! Не до переписок, не до соплей! Одна служба невпродых! Но Москва всех нас иногда сводила! Правда, нам тогда казалось, будто те встречи случайны! Но всё происходило закономерно! Да и встречались всегда либо на нашем ракетном полигоне в Капьяре, либо в Москве. А уж в ней – непременно в ГУМе! Там ещё шампанское на разлив продавали… Милое дело, если за встречу! За чьи-то ордена! За чьи-то стремительные повышения и завидные успехи! А жен своих всегда отпускали по этажам пошататься, назначив встречу у фонтана… Охотно записывали чужие адреса, будто писать кому-то собирались…

– Ты прав! – весело подтвердил я, не углубляясь душой в воспоминания. – Москва всегда была главным пересадочным узлом. Потому в ней и встречались! Разве что Дальневосточники у нас реже бывали… Полигон-то у них свой… Да и самолётами они всегда, самолётами! Поскорее бы домой! Ведь потерянное время ни за какие деньги не вернёшь!

– Ну, да! – затрубил на весь вагон Виктор. – Только Москва для тех, кто лично пощупал размах всей страны, кто на пузе поползал по ее лесам, пустыням да непролазным чернозёмам, представляется деревней с ГУМом посредине! Уж в ней никак не спрячешься! В ней мы своих за версту обнаруживали…

Вот так, шатаясь туда-сюда, и в вагоне, и в разговорах своих, мы опять восторженно сливались с Виктором в одно целое, изливая радость незапланированной встречи. Я продолжал его тянуть к себе, а Виктор и не отказывался, но и не соглашался. Я поначалу думал, будто он с женой приехал или ещё с кем, но нет, – отрицает. Да жена помехой и не стала бы… Но если действительно один, то ещё проще.

– Так что, Виктор, поехали ко мне? Зачем тебе слоняться где-то до ночи? Из наших-то теперь никого не встретишь! Если кто и надумает через Москву, то чаще самолётами… Все аэропорты далеко от центра, потому вряд ли встретимся. Да по мне и хорошо, что не встретимся! Знаешь, теперь даже из наших ребят, идеей когда-то закаленных, прошедших через огонь и воду, кое-кто скурвился… Да и спешат они теперь – кто в Турцию, кто в Египет, в Лондон, Париж… И я уже не разберусь, то ли они и в наше время пламенными патриотами лишь прикидывались, то ли позже так дешево разменялись… В общем, честь свою офицерскую, на мой взгляд, окончательно утратили. Сапожников, помнишь такого, вообще, сука, в Канаду перебрался. Петров, не поверишь, евреем заделался! Подался свою новую историческую родину, Израиль, то есть, от нас с тобой защищать! Раньше бы его разглядел, так сразу бы и удавил! Видимо, давно они предать нас собирались, но только теперь это выгодным стало! Только теперь, когда всё рухнуло! А присяга своему народу для них оказалась пустой формальностью, но не делом мужской чести. Уроды они моральные! Приспособленцы!

– Ну, ты и распоясался! – захохотал Виктор. – Ты, кажись, у Богородских бань в своё время обосновался? А то, может, перебрался поближе к кремлю?

– Ничего общего с ним не имею… У тех самых бань так и обитаю! У Богородских! Как получил квартиру после окончания академии, когда направили в наш третий НИИ, так и закрепился…

– Знаешь, неудобно к тебе, пожалуй… – выразил сомнения Виктор. – Что Светлана твоя скажет? Женщинам такие гости, как я, что в горло кости!

– Этого как раз не бойся! Со Светкой я давно развёлся! – и, увидев удивление Виктора, стал оправдываться. – Понимаешь… В общем, всё это давно история поглотила… Кому-то бес в ребро… Или, как говорится, не долго мучилась старушка…

– Ты что несёшь, дружище? Это Светка-то твоя – старуха? – не выдержал Виктор объяснения того, что мне казалось просто невозможно объяснить словами. – Жива хоть Светлана?

– Да жива, конечно! Ещё как жива! Только не в моей, слава богу, жизни… А вторая моя тоже хороша оказалась… Представь только, кинула меня, стерва! Не покинула, а именно, кинула! Как и положено кидать в этой сучьей Москве. Здесь такие действия давно относятся к правилам хорошего тона! Мол, не зевай, если не лох! Недаром в Москву всякая дрянь сползается! Но теперь она, моя вторая половинка, вполне состоялась. Ведь от рождения красивая, стерва, настолько, что у меня мозги от неё сразу сварились! Да разве только у меня? Умеет она мужиков окручивать! Потому и взобралась, наконец, на заветную для неё вершину! Можно сказать, на объемный чей-то денежный мешок… Знаешь, я ее как-то за рулём хорошенького Бентли видел! Вот такие дела! Повезло ещё, что квартира за мной осталась! А то встречал бы тебя сейчас жалким бомжом на Белорусском вокзале. Или на другом, где разрешили бы пресмыкаться!

– Ну, ты и орел, однако! Свою законную жену по миру пустил, а каких-то жучек за те же действия распекаешь! Чем кумушек считать… – слишком резко подвёл итоги моим оправданиям Виктор.

– Ничего ты не знаешь, а меня сразу во всех грехах… Ты бы столько лет, как я, попробовал!

– Врешь ты всё! – перешёл в наступление Виктор. – Я одно знаю! Настоящие мужики раньше так не поступали! Какая, к чёрту, любовь? Какая несхожесть характеров, если ты добровольно поклялся с женщиной жить и детей растить? Я бы тех, кто нам про этот секс и прочий разврат напел, всех бы давно на кол посадил! После такого промывания мозгов смотришь на дурканутых сограждан и диву даёшься! Они ведь, особливо, молодёжь наша, всё за чистую монету приняли! Они верят, будто какая-то любовь, да еще развратная, да без какой-либо ответственности, это и есть самая достойная жизнь! Будто любовь должна мужиком управлять, а не он ею! Будто он на волнах качается, словно дерьмо в проруби! Прямо-таки эпидемия идиотизма! Парни дружно скурвились – жениться больше не хотят. Семья, видите ли, – обуза! Им бы трахаться непрерывно, как они теперь говорят, тогда и жизнь, считай, состоялась! Моральные уроды, губящие не только себя! Впрочем, черт с ними, с законченными идиотами! Их уже в люди не вернуть… Жалко только, народ они губят! Вырождается он стремительно! И на что будет способен, если из уродов состоит?

– Лихо у тебя получается! – не выдержал и я. – Парни во всём, как оказалось, виноваты! А ты на девок-то погляди! Погляди… Они же сами себя товаром считают! И вполне с этим согласны! Главная задача, кому выгоднее продаться! Разве не так? Вот ребята и пользуются! А девичья честь… Гордость… Поздно об этом говорить!

– Ага! Ты еще, как оказалось, член союза обиженных самцов! А я так думаю! Если бы водились ответственные мужики, так и бабы спрос на женственность унюхали бы, а не становились дешёвками, со всем смирившимися! Вот чем, Паша, кормится тот бес, который тебе в ребро! – Виктор ткнул меня в бок и весело спросил. – Болит хоть ребро или всё забылось?

– Болит иногда! – сознался я. – Но не ребро! Душа болит, когда вспоминаю своё умопомрачение… Но ты чересчур уж красиво всё про жизнь нынешнюю рассудил… Прямо-таки, любо-дорого тебя слушать! Будто в нашей молодости было что-то иначе?

– Паша! Ты мне голову не морочь! Не прикидывайся ягнёнком! Наши девки нам не за деньги отдавались! У них чувства были! А ходоки выдающиеся, как ты говоришь, среди нас действительно были! Что же теперь скрывать? Трижды с тобой согласен! Вспомни того же Серёгу Вилонькова… Только сразу вспомни, что из него в итоге вышло! Ведь загубил свою жизнь, шляясь от одной к другой! Ни службы, ни карьеры, ни семьи… А всё потому что цель его жизни изначально была неверной, и никто ему этого вовремя не объяснил! Я же, исходя из своего опыта, так этот вопрос понимаю, если у мужика одни похождения на уме, то мужик он пропащий! Ни одно стоящее дело я бы ему не доверил! Впрочем, ему мужские дела, за которые нас собственная гордость тогда прошибала, и не нужны были. У него же мозги неправильно отрегулированы! Ни стране своей пользы, ни семье, ни армии… Пустоцвет!

– Виктор! Я тебя прямо не узнаю! Будто не ты на нашем курсе самым отчаянным ходоком считался?

– Прошу не перегибать! От преувеличений обычно суть теряется! А она в том, что ходоком я никогда не был! Ведь баб в качестве своих побед я никогда не коллекционировал! И счет им не вел, как некоторые! И не распространялся о них нигде! Значит, и не позорил я их! Оно и понятно! У меня уже тогда некоторые принципы имелись! Мужские принципы! Нечего девкам мозги пудрить! В том числе, и разведенкам. У них итак судьбы исковерканы…

– Согласен… – признался я. – Помню такую позицию… Но и меня зря не суди! Меня обстоятельства развестись вынудили!

– Я и не сужу! – вдруг совершенно спокойно согласился Виктор. – И в жизнь твою своими грязными сапогами не лезу! Я поверх голов гляжу… Обобщаю, размышляю, предсказываю! И очень мне страшно за мою страну становится! Дети ничьи, куда ни глянь, с душами искалеченными… Население тает… Да и то, что от него осталось, от населения нашего, ни в чем не разбирается… Это уже не великий народ, как мне сдаётся, способный горы сворачивать… А ведь падение его начиналось с пустяков! С пренебрежения теми самыми мужскими принципами… С особой любви ко всему лёгонькому да сладенькому! К заграничным шмоткам… С того, что личные машины, дачи или моторные лодки для многих становились главной целью жизни!

Помолчали, продолжая приближаться к моему дому. Всё же потом Виктор, стараясь сгладить неуместное между нами препирание, опять возобновил разговор:

– Так ты, Пашка, одиноким соколом теперь считаешься, что ли?

– Не совсем одиноким! С пауками живу! – усмехнулся я.

– Пауков стал разводить, что ли? – расхохотался Виктор. – И на фига они тебе сдались?

– Сами завелись! А вымести их недосуг!

Виктор всё хохотал. Даже прохожие поглядывали удивленно:

– Значит, нет на тебя хорошего старшины, Пашка! – и дополнительно поинтересовался. – Ты всё ещё работаешь где-то или от безделья на военной пенсии разлагаешься?

– Как тебе сказать? По четным – я вроде бы пенсионер, а по нечетным – сторож. Пристроился, знаешь, в одной фешенебельной высотке консьержем… Сам понимаешь, деньги даже пенсионерам иногда нужны!

– Допускаю! А что если попутно мы с тобой заглянем в какой-нибудь шинок? Я хоть коньячок за встречу прикуплю, то да сё! У тебя ведь без старшины и женской руки дома наверняка одни макароны, да и те не продутые! Скажешь, не так?

– Макароны у меня в порядке! А зайти можно! Это совсем рядом. Мне и самому кое-что там требуется! – пообещал я.

Пока шли да ехали, успели-таки многое рассказать о себе и что-то выслушать о жизни товарища, потому кое в чем уже ориентировались и не очень опасались случайно угодить в болевую или запрещенную точку. Ведь для бывших друзей после стольких лет – это одна из главных проблем. А вторая проблема всегда связана с долгой взаимной притиркой. Но нас она не волновала, поскольку Виктор в тот же день уезжал.

Оказалось, что в сорок пять после выхода на пенсию, Виктор так и остался в Осиповичах, где в ракетной бригаде и завершал свою военную службу. Полковника он так и не получил, в отличие от меня. И это мне понятно! В войсках с продвижением всегда значительно сложнее, нежели в НИИ, в академии или военном училище. Жалко, конечно. При всех его достоинствах, Виктору просто не повезло. У военных так часто бывает. По правде говоря, он достоин высокого воинского звания более меня, но реально вышло наоборот!

В Осиповичах Виктор живет с Ириной, своей первой женой, которую я с курсантских лет ещё помню. И, говорит, будто всё у них замечательно. Было бы ещё лучше, если бы нынешняя жизнь детей не раскидала. Теперь они не просто далеко, но даже в разных странах, за государственными границами, черт бы их побрал, все нынешние границы! С каждым разом повидаться всё трудней. Всё они, очередные «великие», что-нибудь новенькое для нас вворачивают, чтобы как-то разъединить! «Чтобы за это у них большие рога в заднице выросли!» – ругнулся Виктор.

– Ко всем моим проблемам в этот раз, – пояснил мне Виктор, – я, направляясь к дочери, впервые не смог поехать вместе с любимой супругой. Давление у нее держится опасное! Решили не рисковать. Дорога всё-таки неблизкая! Но вот и дома ее оставил, как будто в безопасности, а душа всё равно ноет, словно зуб больной. Что у нее там, да как? И она за меня, разумеется, переживает… Уж этого ни ей самой, ни сердцу ее не запретишь! Потому всё равно волнуется, хотя и осталась дома! Потому и давление повышается! Разве только физически меньше устаёт, нежели в дороге…

А дочь их давно, ещё, когда Виктор служил в Кировограде, который хохлы позже умудрились переименовать в некий Кропивницкий, прикипела сердцем к тамошнему парню. Ещё школьницей была. Так потом любовь в нужном направлении их и повела. И хорошо всё вышло! Парень настоящим оказался. Деловым и верным. Когда отслужил, вместе они создали семью. Теперь у Виктора и Ирины от них двое внучат. Дружная заботливая и образцовая, можно сказать, семья. Им бы денег побольше… Хотя отец семейства и не лодырь, да где теперь за честную работу достаточно платят? Только там, где страну втихую распродают! Это – со слов Виктора, разумеется. Будто я сам того не знаю!

Наверное, всё у моего друга так и есть, как он рассказал. Не верить ему у меня оснований никогда не было. Он не из тех, кто имеет интерес приукрашивать. Не та порода! Всё у него настоящее! Всё на высшем уровне! Всё своим горбом и мозгами! Потому от людей скрывать нечего! Всегда чист и прозрачен! Мы еще в курсантские годы хорошо это понимали, потому и признавали его авторитет и власть над собой.

Мне Виктора с тех давних пор наблюдать всегда нравилось. Особенно, на боевой работе. Прочно врезалось в память, как последний раз встретил его на очередных учениях в Капьяре. Я тогда в контрольной группе полигона был, а Виктор приехал со своим дивизионом на ракетные стрельбы. Помню, задача была в самом разгаре, все на взводе, разгоряченные, а он, начальник стартового отделения, как истинный дирижер своей многочисленной «гвардии», командует, никого из виду не упускает. Кому команда от него, кому помощь или контроль! А сам – в танковом шлемофоне, сдвинутом на затылок. Из под шлемофона русая челка выбилась. Резкий, пружинистый, с русским мужественным лицом, напоминающим актёра Стриженова в молодости. Но Виктор всё же более решительный. Я бы сказал, более обстоятельный! Смотришь на него и не сомневаешься, что он для героических ролей только и создан. Девки, если бы в такие минуты его видели, штабелями бы падали, настолько он по-мужски был чертовски красив…

И вот пронеслись над нами многие лихие годы! И что от нас осталось? Такие героические люди, как Виктор, отслужив положенный срок за совесть, а не за награды, многие дела, неподъемные для большинства, вперед продвинули за счёт своего здоровья. И вполне заслужили от родины самых высоких орденов и почестей. Однако теперь стали не угодны. И чем выше следовало оценить заслуги того или иного офицера, тем меньше те заслуги оценены! Советских офицеров, пенсионеров, теперь, кажется, будто и не обижают, но давно подразумевают, что они классово чуждые… Они ведь со своими идеалами до сих пор не расстались! И не смирились с предательским разрушением страны! Значит, опасны!

Вот только без них, офицеров советского замеса, никакая армия боеспособной оставаться не может, ибо сила армии и непобедимость держится на высочайшем духе, мастерстве и, главное, на беззаветной преданности Родине. А теперь, скажите мне, на чём эта боеспособность держится? На материальной заинтересованности?

Так это – наивный вздор! В него могут поверить лишь абсолютно уж несведущие! Построенная на таком фундаменте армия годится лишь для помпезных парадов, но после первого вражеского выстрела неминуемо разбежится… Причем, в первую очередь исчезнут высшие офицеры, а без положенного с их стороны управления всё произойдёт как в войне США с Ираком. Там тоже иракские офицеры и генералы, заранее подкупленные американцами, предали страну и разбежались, забыв о долге перед народом.