Три исхода одного знакомства. Повесть и рассказы

– Действительно! Прекраснейший расклад! – подтвердил и я. – Но интересно мне, какова же судьба той миленькой японочки, которая от Мишки мамой стала? – не удержался я от щекотливого вопроса.

– Ничего плохого с ней не произошло! Она у Мишки теперь вторая жена! Живут все вместе!

Тут я от изумления и сказать ничего не смог. Потом, когда в себя слегка пришел, всё-таки спросил:

– Видимо, я не совсем тебя понимаю… А закон-то как обошли! Разве в таком деле всё чисто? – засомневался я, не зная ни одного подобного случая.

– Не понадобилось им, Паша, закон обходить! Ведь его никто не нарушал! – засмеялся Виктор. – Официально-то в паспорте Михаила числится одна жена! Стало быть, никаких нарушений! Никаких ущемлений! Потому и никаких заявлений! Участковый, правда, приходил поначалу, ковырял что-то. Какие-то намёки глубокомысленные делал, какой-то свой замысел, видимо, имел, но ведь всё его творчество вилами по воде писано. Что он мог доказать, если формально нарушений нет! Ну, живет какая-то японка в их доме, где и прописана. И что с того? Работает в торговле, документы на получение российского гражданства в связи с тяжелой трагедией на родине и фактической утратой связи с ней, давно, куда надо поданы… Не за что зацепиться!

– Допустим, всё именно так! – никак не соглашался я. – И, разумеется, у них это не какой-то пресловутый однополый брак, в котором по вечерам договариваются, кому сегодня быть женой, а кому мужем, но всё-таки… Всё-таки и Мишкин вариант очень уж странно выглядит… Непривычно это… Да и сами женщины как к этому относятся? Как они между собой уживаются?

– Тебя интересует, как они Мишку между собой делят? – догадался Виктор. – Как я понял, ни у кого и ни к кому в его семье претензий нет! Всё по-честному! Ты сам погляди на некоторых современных мужичков или бабёнок… У них же обязательно любовницы, любовники… Одна семья здесь, а где-то сбоку другая… Половые гиганты, чёрт их побери! И всё держится на лжи, всё на недомолвках! Всё на пороках и подлости… Там не семья всему голова, а поганый секс ими правит, отшибающий последние мозги! Вот где подлинный разврат и безнравственность! Вот где мораль не ночевала! Потому и распадаются такие браки один за другим! И столь неправедная личная жизнь в нашем обществе, между прочим, давно стала нормой и чуть ли не образцом! По крайней мере, в больших городах.

– Ну, ты разошелся! Всех бы осудил и всех бы посадил! – усмехнулся я.

– Кое-кого очень бы хотелось… Никто ведь животность в человеке теперь не осуждает, не противодействует ей! Даже не возмущается по этому поводу никто, кроме меня! Напротив, в любом кинофильме похоть воспевается, как самое светлое чувство! Мозги молодым активно переворачивают, на мерзости их ориентируют! Они и рады бултыхаться в грязном потоке! Ведь для молодых главное – благозвучное названьице приклеить к любой гадости, а уж тогда они не только всё оправдают, но еще и копировать станут! Выдумали же, например, безнравственные гражданские браки! И сразу убогая безответственность стала смотреться вполне целесообразной и допустимой нормой жизни! А у Мишки, в отличие от них, всё честно! Скажешь, непривычно для нас? Скажешь, чересчур по-восточному? Так я и спорить не буду! Скажешь, против народных обычаев и традиций? Я и с этим согласен! Но разве лучше, когда сексуально свихнутые самцы, по которым дурдом давно плачет, некую семью образуют, да еще чужих детей в неё затягивают с помощью какой-то противозаконной ювенальной полиции? На мой взгляд, соответствующие органы таких уродов пропускать мимо себя не должны! Давно искоренили бы их на корню, если бы вся эта гадость не властью насаждалась! А у моего Мишки настоящая крепкая семья! И в ней трое чудесных детишек подрастают… Можно сказать, госзаказ на увеличение численности населения успешно выполняется! Ну и что с того, что две жены? Замечательные девчата, я тебе скажу! Глаза друг дружке за Мишку не выцарапывают, как можно было бы подумать! И он им во всем настоящая и прочная опора!

– Ну, знаешь! – не выдержал я. – Твоим подходцем можно что угодно оправдать! Это же настоящий гарем! Ты меня недавно укорял за мой развод, а сам защищаешь такое, что ни в какие ворота…

– Всё я знаю, Паша! Всё прекрасно знаю! Потому и не спорю, что гарем! Впрочем, что ты знаешь о гаремах? А?

– Ну, как же… – только и промычал я.

– То-то же! – воскликнул Виктор. – А знаешь ли ты, дорогой мой, для чего гаремы когда-то устраивались? Вижу! Вижу уже, что ничего ты не знаешь! Одни слова-ярлыки в своём уме и держишь, а смысла тех ярлыков не сознаёшь!

– Ну и зачем, скажешь? – сдался я.

– Только для одного! Не для плотских утех, чему нынешние жеребцы завидуют. Наложницы в гаремах правильных детей рожали! То есть, наследников по крови! Чтобы в нужный момент хоть один наследник на престол имелся. А ещё лучше, если выбор есть! Понимаешь? Это ведь уже пресловутый Пётр стал Россию передоверять, кому вздумается. Даже закон соответствующий издал! Потому что вздумал власть царскую передать своей Екатерине! А кто она такая? Она ведь ещё до Меньшикова солдат российской армии ублажала! Нашел себе жену! Самодержец, называется! Он же, сам понимаешь, с точки зрения нормального мужика, полным идиотом был, если самую подержанную женщину себе в жёны выбрал! Разве не так? Но до Петра, вообще-то, с этим строго было! Корона передавалась только по сыновьему праву и праву русской царской крови в жилах! Впрочем, и Петр Первый скоро сообразил, что сделал непоправимую глупость. Он ведь застукал свою Екатерину после ее коронации с очередным послом, шведским, кажется. Голову посла того он на кол перед окнами своей суженной, разумеется, водрузил, а ее с тех пор даже за один стол с собой не пускал! Но дурнем так и остался! Потому очень скоро он внезапно заболел, проявляя все признаки пищевого отравления, и умер… Не надо было, хоть и царь, загонять своих врагов в угол и оставлять там без разумных мер!

– Причем здесь Пётр? Причём Россия? – обрадовался я ошибке товарища. – Гаремы ведь в Турции были.

– Положим, не в Турции, а в Османской империи! Но суть дела кроется в другом. А чем же, по-твоему, были терема на Руси? Созвучие улавливаешь? Терем – гарем! Одно и то же! Помнишь, как в сказках красавицы тоскливо выглядывали из резных окошек терема? А что им оставалось делать? Это же для них пожизненное заключение! За порог и шагу нельзя было сделать! Затоскуешь тут! Более того, когда султан умирал и его место занимал очередной наследник из гарема, то остальных братьев немедленно убивали! Чтобы под ногами правителя лишние родственнички не мешались! Чтобы исключить дальнейшую борьбу за власть обиженных наследников! А у Мишки жены без всякого гарема счастливы и свободны. Работают, гуляют, поступают, как захотят! Никакого сходства с гаремом! И борьбы за трон у них не предвидится!

Мне осталось лишь удивиться и промолчать, но я, чтобы совсем не потерять лицо, вставил-таки свою колкость:

– Ты так хорошо всё знаешь, будто сам в гареме вырос!

Виктор звонко расхохотался. Минуту он смеялся до слёз, а потом выдал.

– Опять ты сути не понял! Покинуть гарем удавалось либо султану, либо мертвецу! А я – ни то, и ни другое, слава богу!

– Тебе по-прежнему палец в рот не клади! – почти обиделся я, понимая своё поражение по всем пунктам.

– Зла на меня не держи! Это я – так! Для красного словца! К тому же Мишку я тоже как-то надумал повоспитывать: «Ну, пожалел ты японку! Помог ей в трудную минуту! Но зачем же ты ее беременной сделал? Да еще и второй женой…». Так он мне на удивление вполне откровенно ответил: «Не знаю, батя! Увлекся, пожалуй, чересчур! Поначалу, клянусь тебе, у меня ничего и в мыслях не было! Она ведь меня до сих пор чтит не меньше своего Ким Ир Сена! Смотрит как на святого! Вот и случилось как-то – сам не пойму. А после того разве я мог ее одну оставить? Это стало бы абсолютной подлостью! Вот и пришлось. Только со временем, чувствую, я и ее полюбил, несмотря на свою Галку! И дальше жить без нее совершенно не могу! И без Галки своей тоже не могу! Режьте меня или поджигайте, а так вышло! И с тех пор мы все тут спаялись так, что нас тягачом не разодрать! Сам спроси моих баб, если хочешь! Я ведь поначалу, не совсем же дурак, очень за Галку волновался, но она-то, как раз, сама всё очень спокойно восприняла! Понимаешь, всё само собой у нас уладилось! Само собой! И рушить мы ничего не собираемся! Да я и не позволю, если кто-то попытается! Это моя семья! Я всех люблю, и все в моей семье счастливы! И нечего злые носы в наш дом совать!»

– Чудеса! – только и осталось признать мне, глядя на Виктора. – Мишка твой начал с защиты червяков, а закончил собственным гаремом! Ну и мужик! Хотя, что к этому добавишь? По всему видать, толковый он парень! Но всё-таки, хоть режь меня, хоть жги, но что-то ненашенское в его делах присутствует! Что-то меня в его славном семейном союзе смущает…

– Ты только, Паша, поспешно ничего не обобщай! Я ведь повторить, как сделал мой Мишка, не смог бы ни за что! Но и его осуждать давно перестал. Почему? Ну, сам посуди! Когда я общаюсь с Весной (я так нашу милую Лин называю), то не могу не признать, что она всякий миг буквально светится от счастья! Более того! Как-то я позволил себе о том же заговорить и с Галиной. Так она лишь расхохоталась. Говорит мне, я, Виктор Александрович, сама бы в это не поверила, если бы мне раньше такое нагадали… А в жизни всё легко устроилось! Сама удивляюсь! Но уверена, что огромная заслуга в том, что у нас мир да любовь в семье, принадлежит нашему «красноармейцу Сухову». Мы его между собой так зовём. У Мишки прямо-таки талант к семейной жизни. Другие мужики с одной женой справиться не могут, а он с нами обеими живет любо-дорого! И никаких конфликтов за место «любимой жены»! Мы даже не знаем, что такое ревность, зависть, обиды… Даже ссор у нас не припомню!

– Чудеса! – только и оставалось мне согласиться с Виктором. – И всё-таки, я не перестану настаивать, что это весьма странно! Всё-таки, это не по-нашему!

– Конечно! – согласился Виктор. – Я и не спорю! Но что я должен думать о столь неправильной семье, если в ней всем живётся правильнее, нежели в любой самой правильной? Мишкины жены, как я погляжу, своей жизнью вполне довольны! Дети и муж у них ухожены! Дом содержится в порядке! Приусадебное хозяйство процветает! Даже на выборы они ходят, хотя большинство соседей – ни-ни! Вот и попробуй сформулировать свои претензии к столь неправильной семье! Сможешь? Лично у меня это никак не выходит! – усмехнулся Виктор. – Да и люблю я их всех, чертенят!

– И всё же… – не выдержал я давления аргументов Виктора. – Ты понимаешь, что начнётся в нашей стране, если такие отношения разрешить? Это ведь только у Мишки в семье – тишь да благодать! А в других гаремах бабы, того гляди, кровавую резню между собой устроят! Да и мужики вполне могут рехнуться! Начнут себе гаремы комплектовать, как в полудиком Туркменистане… У кого больше денег, у того больше и жён! Да еще станут выкобениваться друг перед другом! Разве не так?

– Может, и так, Паша! За всех не поручусь! Но я ведь тебя не агитирую и не вдохновляю поступать, как мой Мишка… Ты меня про него спросил? Спросил! А я тебе честно рассказал всё, как есть! Только и всего! Ни я, ни мой Мишка, ничего не делаем для закрепления, как ты его именуешь, многоженства. Мы лишь хотим, чтобы никто не вмешивался в семейные дела прекрасной ячейки нашего горячо больного общества.

– Чего ты его, это общество, горячо больным обозвал? – почему-то задело меня.

– А то сам не знаешь? Ты-то свою семью разорил? Разорил! И другие за тобой, куда ни глянь, в ту же степь! А разве это по-нашему? Разве это по-мужски? Семья у нынешних мужиков на последнем месте оказалась! Кобелям её совсем не жалко! А ведь любой народ именно с семьи начинается! Стало быть, и страна, и государство – всё начинается с семьи! Значит, если бы всё по уму, это государство и должно было такой порядок установить, чтобы разводов не допускать.

– По-итальянски хочешь всё устроить, что ли? – вставил я с ехидной ухмылкой.

– А мне по фигу, как это назовут! Хоть по-африкански! – резко взмахнул рукой Виктор. – Следует продумать все варианты, все последствия и принять взвешенный закон, чтобы семья опять настоящей ячейкой общества стала, а не мелкой монетой в руках безнравственных людишек, не несущих ответственности за судьбу своих детей! Между прочим, если всем пойти по Мишкиному пути, то роль женщины в обществе резко изменится – женщин-то всем мужикам не хватит! Стало быть, наши женщины опять свою цену почувствуют! К ним гордость вернётся! А потому и мужики меж собой конкурировать начнут, меняться станут качественно! Захотят удальцами выглядеть, а не подлецами, кочующими туда-сюда!

– Так ведь сейчас примерно так и есть! Не идеально, конечно! Но всё-таки… – попробовал я перехватить инициативу.

– Ну, конечно! Скажешь мне! Молодежь, она же многого в жизни ещё не знает, учится, запоминает, потому штампами и живёт! Примеры ищет! И таким образом себе мировоззрение формирует! А ей в качестве идеала что всюду подсовывают? Вот, пока в поезде ехал, всё песенку крутили по радио, приятную на слух… А в ней одни и те же слова повторялись… Сейчас вспомню, если получится… Ах, вот: «Дай еще ночь одну, а потом, хоть ко дну! А потом – хоть трава не расти…» Как тебе это?

– Ерунда какая-то! Обычная попса, ни к чему не обязывающая… – попробовал я остановить мысль Виктора, но не тут-то было.

– А я уверен, что этакая «ерунда» ловко подменяет приоритеты некогда целеустремленной молодёжи! Разоружает ее! Послушают наши внуки, да и решат, будто и впрямь нет в жизни ничего важнее ночных кувырканий… И станут сами жить по этому же правилу! Тогда, прощай нормальный мужик! Он больше не творец! Он больше не созидатель! Он – бешенный кобель, а она – кобелица безмозглая на длинных ногах!

– Положим, не кобелица, а ещё более жёстко! На букву «С»… – усмехнулся я.

– Пусть на «С»! Но ты всё равно не понял всю глубину проблемы! Здесь же просматривается не случайная глупость каких-нибудь убогих еврейских пиитов, а безжалостная идеологическая война! Война – сначала на развращение, а затем и на полное уничтожение нашего народа! – Виктор секунду помолчал. Я уже надеялся, что он переключится на что-то другое, но нет! Опять завёлся. – Это же не единичный случай! Погляди на ту же Пугачеву… Это же – образцовый питомник безнравственности! Конвейер по доращиванию недозрелых червяков в интересах низкопробной эстрады. А уж она своё разрушительное дело ревностно выполняет! Представляешь, Пугачёва даже религию свою сменила! Я неверующий! Потому мне ее религия по фигу! Но верующие люди говорят, будто это есть самая настоящая измена и огромный позор на всю жизнь! Но она на всё идет, лишь бы вокруг нее, столетней старухи, постоянно молоденькие червячки извивались!

– Ну, ты и даешь! Тебе бы шашку, да коня!

– Ты знаешь, – вдруг захохотал Виктор, сбросив с себя непримиримость и серьёзность, – от хорошего коня я бы не отказался! Конь – это не блудливый кобель! Конь в нормальной семье – всегда надёжная опора!

Поздно вечером я проводил своего товарища на поезд. Впереди его ждала встреча с дочкой и ее дружной, по словам Виктора, семьей. Охотно этому верю!

Потом мой однокашник собирался ещё и в Краснодар заехать. То есть, к Мишке и, главное, к своей внучке-любимице, маленькой кореяночке русского происхождения по имени Джунг, что в переводе с корейского означает Любовь! Совсем как наша Люба-Любаша-Любонька. Он особенно ждёт встречи именно с ней, с такой занятной маленькой кореяночкой. Она его прямо-таки окрыляет! И пусть счастливая звезда светит им вечно!

Счастливый всё-таки Виктор! Это же, несмотря ни на что, невозможно не признать! Теперь он вполне может забыть о своём недооцененном когда-то военном прошлом, ибо на другой чаше весов его плодотворной беспокойной жизни появилось столько прекрасных наследников! Столько любимых внуков! И столько мест на Земле, где его в любое время всегда будут ждать и любить!

А вот я наворочал в свое время… Только теперь понимаю, что сдуру наворочал… Точнее сказать, разворочал! Начисто разворочал собственную семью! Разорил многие жизни некогда любимых мною людей! И ведь был совершенно убеждён, будто всё лишь улучшаю. Будто всё наладится, перемелется, утрясётся… А вышло-то так, что теперь лишь расхлёбываю последствия своих прежних «достижений». Но даже это давно делаю в душераздирающем одиночестве. Никому к старости я оказался не нужен! Тоска…

Апрель 2020 года

Гремучая смесь

Университетский городок, по которому я бреду вдоль главной аллеи, пребывает в тишине. Перерыв между занятиями, когда толпы активных студентов взбудоражат всё вокруг, наступит только через час.

Странная, в общем-то, картина, поскольку тишины здесь не бывает. Обычно хоть кто-то, но пройдёт. Кто-то, но попадётся. Хоть навстречу, хоть попутно. И на лавочках сидят в любое время… Всегда увлеченно спорят, шумят, чем-то торопливо перекусывают…

Почему же теперь безлюдье? Оно даже беспокоит. Будто сам не успел куда-то! Будто все умные уже там, где и надо быть, а ты, хоть и профессор, беспечно топаешь по пустынной аллее. И совсем не туда, куда умчались остальные!

Разумеется, это наблюдение – лишь моя шутка. Я-то знаю, куда иду! И где следует быть, я тоже знаю! Но красивая фраза пришлась к слову. Бог с ней! Ибо важнее остального сейчас чудесное состояние природы. К нам неожиданно вернулось то самое лето, желаннее которого после ушедшего тепла, пожалуй, не бывает.

И как можно оставаться равнодушным к берёзкам в золотых одеждах? Или к затейливо вырезанным листьям пожелтевших клёнов? И чьё настроение, скажите мне, не взлетит до небес при виде солнечных бликов, блуждающих в прореженных листопадом кронах деревьев?

Только представьте себе столь сказочную идиллию во всех ее цветах и красках, и сразу поймете, отчего моя душа поёт под аккомпанемент прекрасного осеннего денька.

Лишь одно обстоятельство портит настроение. Периодически по округе разносятся неприятнейшие металлические стуки, и я всякий раз инстинктивно дёргаюсь, пытаясь обнаружить их источник.

Ремонтируют крышу? Или сантехники колдуют в своих подземельях? Но никого не замечаю.

– Тук, тук, тук! – донеслось откуда-то опять, и эхо сразу замело все звуковые следы.

Короткая пауза, и опять то же самое:

– Тук, тук, тук!

Некоторое затишье, и снова:

– Тук, тук, тук!

«Это становится интересным! – отвлёкся я от красот осени и даже важных дел, которыми был поглощён, появившись сегодня на кафедре. – Кто же и где стучит? То, что эти звуки весьма противны, ещё полбеды! Понять бы, откуда и зачем? Тогда они, возможно, хоть перестанут раздражать».

Вот и новая серия ударов! Громко и отчетливо! Однако эхо опять спутало все следы. Всё больше удивляясь, я продолжаю озираться по сторонам, стараясь взглядом пронзить пространство меж стволов. На аллее уж точно никого нет!

Будто разыгрывает меня кто-то, а я не в состоянии разобраться в простой шутке! Вроде бы звуки рождаются совсем рядом… Вон – где-то там… Или нет! Пожалуй, всё-таки справа… Или чуть левее того клёна? Или… Впрочем – всё бесполезно!

Снова забарабанили… Но уже где-то вверху:

– Тук, тук, тук!

Я продолжаю вглядываться вдаль. Переношу взгляд в кроны деревьев. Опять ищу вдоль аллеи и боковых дорожек…

И вдруг замечаю!

Боже ты мой! Да это же настоящее чудо природы! И как на такое обижаться?

На высоченной опоре освещения ловко устроился большой пестрый дятел. Вцепился в кромку огромного защитного колпака лампы и настойчиво его долбит.

– Тук, тук, тук! – заработал дятел на моих глазах, подтвердив, что я правильно нашёл источник шума. – Тук, тук, тук!

Округлый металлический колпак стократно усиливает звук каждого удара, превращая его в полноценный грохот. Но сам дятел кажется на редкость красивым и интересным. Собственно говоря, для жителя среднерусской полосы, не избалованного разнообразием фауны, да ещё в городской черте, иначе показаться и не может. Крупный, с яркими черно-белыми и красными перышками, с длинным прямым клювом… Самый настоящий известный нам с детства дятел! Здесь он – не частый гость, потому особенно дорог…

После каждой серии ударов по колпаку, усиливающему звуки до кастрюльного грохота, дятел склоняет головку на бок и замирает. Как я понимаю, он убеждается, что в целом мире никто не может стучать громче его. И, не дождавшись заявок от соперников, остаётся довольным собой.

Мне даже кажется, будто дятел ликует:

– Я самый-самый! Никто со мной не сравнится! – убеждает он себя.

«Разумеется, этот глупый дятел себе очень нравится! – решаю я. – Ещё бы! Ведь он абсолютно уверен, что в его пернатом роду никто не может колотить по стволам громче, нежели он. Но чем мощнее стук, тем крупнее попадается добыча! Кроме того, теперь самые гнилые и, значит, самые продуктивные стволы в его полном распоряжении! Значит, и максимальный авторитет среди самок и сородичей! Стало быть, неслыханным доселе грохотом он действительно совершает переворот в мире дятлов! И отныне будет считаться самым сильным, сумеет прогнать прежних конкурентов и стать полновластным хозяином округи!

Фантастика! Как всего за несколько минут этот странный дятел сумел возвыситься в собственных глазах! Он, конечно же, именно так и думал! Он всего этого хотел!»

Боже мой! Как же он себе нравится! Будучи самым глупым дятлом на свете, не отличая даже металл от гнилого дерева, он возомнил, будто ухватил бога за бороду! И вполне уверился, будто заслужил право встать над всеми, ибо он – самый-самый!

– Тук, тук, тук! – размеренной дробью сыпанул дятел, замирая на несколько секунд, дабы гордо оценить производимый им эффект.

Да! Он и впрямь зауважал себя сверх всякой меры! Это особенно заметно, когда величественно отстраняется от колпака и на время замирает, переполненный почтением к самому себе.

В ореоле заслуженной славы его не интересуют даже вкуснейшие жучки и червячки, коих в колпаке, разумеется, и быть не может. Но у него так и не созрел естественный вопрос, почему столь отчаянный грохот ни к чему полезному не привёл? Ведь, сколько ни долбил, никакой добычи не обнаружил!

«Но всё это придёт потом! – наверное, утешал себя глупый дятел. – Ведь пища – дело наживное! А сейчас надо заявить свою мощь! Продемонстрировать всем выдающийся грохот, на который не способны даже самые уважаемые дятлы».

– Да уж! – решил я с усмешкой. – Вот ведь на что способна природная глупость в сочетании с тщеславием! Настоящая гремучая смесь!

А бестолковый дятел, меж тем, продолжал стучать и наслаждаться своим могуществом.

– То же самое подчас случается и с некоторыми людьми… – подметил я, но не закончил свою мысль, а лишь засмеялся выявленному сходству. – Жаль, конечно, что не могу снять это представление на плёнку. А со слов мне не то чтобы потом не поверят, но кто же сможет представить во всей красе столь невероятную картину?

И ведь действительно! Тихая на удивление осенняя аллея, насквозь пропитанная солнцем; никому неинтересный колпак фонаря… А на нём – великолепный пёстрый дятел, сдуру возомнивший себя невесть кем! Конечно же, все посчитают, будто я им очередную басню вворачиваю! Посмеются, да и только! А ведь напрасно!

– Тук, тук, тук! – опять заработал неугомонный дятел, завершивший короткую передышку…

Май 2020 года

А если он прав?

Вчера Глеб, наконец, решился. Уже в самом конце прогулки, когда они с Алинкой подошли к ее подъезду и в нерешительности топтались на месте. По всему было понятно, что Алинка домой не торопится, и Глеб рискнул-таки сказать, что она лучше всех! Самая для него лучшая! Только и всего!

Со стороны любому сверстнику покажется, будто не столь уж высокие то слова, чтобы так долго готовиться! И не столь уж важное дело, чтобы так переживать.

Всё именно так! Но трудности Глеба связаны с тем, что он-то, как раз, всё воспринимает иначе. Потому-то, хотя давно порывался признаться Алинке, что не мыслит без нее своего будущего, каждый раз терял заготовленные слова, как только наступало время их произнести. Алинка чувствовала это и смеялась над ним, хотя смеялась не обидно, скорее, поощряюще. Но Глеб всё равно чувствовал себя полным болваном. Странно, ни в каком другом деле он такой слабины не давал… А тут непонятным образом превращался в повидло.

Впрочем, и среди сверстников Глеб всегда считался не от мира сего. Друзья даже шутили, правда, беззлобно, будто он в своих отношениях с девчонками задержался лет на пятьдесят в прошлом. И Глеб сознавал, что они правы. Правы в том, что он задержался, хотя не правы в том, как сами ведут себя с девчонками. Ребята рассказывали такое, что… В общем, Глеб старался не слушать ни их рассказы, ни, тем более, их советы.

Он принципиально не желал жить как они во многом. За свои восемнадцать лет Глеб каким-то чудом не запачкался грязью современного телевидения, рекламы, американских никчемных фильмов, аморальных компьютерных игр и всего того, в чём давно знатоками стали его товарищи-сокурсники.