Двадцать кубов счастья

– Еще раз повторюсь – я не занимаюсь сбытом, я беру для себя… просто помог Бобу… короче на ДК РТП, возле проспекта, ошивается пару раз в неделю пацан…

– Имя?

– Правда или нет, но он себя называет Арслан. Вроде не русский. Я не разбираюсь… Я с ним познакомился случайно, как-то бухали на районе с пацанами, там он и оказался… раскурились, слово за слово, он видит, я нормальный пацан, ну и я смотрю – вроде как и он в теме… Тогда как раз он угощал нас… ну я и подумал, что терять связь не стоит, он как раз сказал, что если что, то поможет… я попросил у него сотовый…

– Номер?

– В том-то и дело, что номер он мне не дал. Говорит, не ношу мобильный. Может спиздел, не знаю… Я спрашиваю, ну а как можем встретиться, если что? Говорит, что бывает на ДК. Можно в обед подойти, если увижу серую девяносто девятую. Это его тачка… Нужно встать в метрах пятнадцати, он узнает и выйдет. А там уже поможет решить… Так я и взял у него этот стакан… на ДК…

– Ну, ты же взял не первый раз? Потом, наверное, он тебя проверил, и вы как-то связывались? Че ты пиздишь, что нет телефона?!

– Я брал всего два раза! Это был второй раз! Он принципиально не дает номер, видимо, палится… и в машине он на самом деле не сидит… он с другого места подходит… может это даже не его тачка… я не знаю…

– И все?!

– Я клянусь! – вошел я в раж. – Мы можем вместе съездить, контрольный закуп сделать… мне плевать, я его впарю, видел всего несколько раз …

– Как-то нескладно все у тебя. Виделся всего один раз, а тут он сразу решает тебе стакан травы…

– Так я с ним до этого еще где-то пару раз виделся… в той же компании… курили, я его гашишом угощал…

– Так ты еще и гашиш берешь?

– Брал… у пацана, через которого познакомился… который и приглашал на тусовку… но он сейчас уехал… в Сибирь куда-то, на заработки… связи тоже нет…

– Слушай! – вскочил опер. – Ты охуел? Ты думаешь, мы в игры играем? У тебя ни одного телефона, а мы – иди и ищи, так получается?!

– Нет… нет, что вы, – выпучил я испуганно глаза, чувствуя, что перегибаю палку. – У меня нет интереса врать… я с вами поеду, буду сотрудничать, будем вместе выцеплять. Я говорю, мне своя свобода дороже. Я этого черта знать ни знаю…

– А че сразу не стал рассказывать-то? Может, ты придумал все это, пока я предлагал по-мирному все решить?

– Да нет же! – тут уже я вспылил. – Как ты сам думаешь?! Все сразу начинают колоться, что ли? Это стремная хуйня! Сдавалой быть… Я просто с мыслями собраться не мог! Сначала по-пацановски, не хотел впаривать, а потом понял, что выхода нет… понимаешь? Нет у меня выхода!

Школьник сел на место и бросил в мою сторону жестокий проницательный взгляд (сразу видно, обучали по всем стандартам). Глаза выдают сразу: страх, боль, ложь, переживание. Но мои глаза не бегали, они были сосредоточены. Я пребывал в состоянии «будь, что будет, мне терять нечего», но при этом понимал, что если он не поведется, впереди меня ждет не просто незабываемая ночь, – все будет гораздо красочнее. Методы и технологии допроса были мне известны.

– Смотри, Спартак, если ты врешь мне сейчас, а я первый об этом узнаю, – тебе конец! У нас есть две ночи, и никто к тебе на помощь не придет: ни мама, ни папа, ни адвокаты, понял?!

– Понял я все… понял… не дурак…

– Давай описание, рост, телосложение. Описывай все.

Он завершил свой конспект и молча удалился. На следующий день, как я потом узнал, отпустили брата. Деньги, которые у него изъяли, не сыграли большой роли для оперативников. Центральной фигурой был, конечно же, я. Брат, вернувшись домой, рассказал о случившемся маме и жене. Мама тут же обратилась к знакомому юристу, и на второй день мы уже сидели и обсуждали с ним план действий. Парень не был опытен в подобных тяжбах и вздыхал, приговаривая, мол, зачем нужно было брать и прятать газетный сверток с травой. Короче, я понимал, что с этим защитником меня упекут не на десять лет, а на все пятнадцать. Но спасение пришло утром на третий день. Срок в сорок восемь часов истекал, и властелинам нужно было решать: либо подписка о невыезде, либо решетка до судебного приговора.

Поясню: как только освободили брата, он сразу начал обзванивать своих друзей. Особенно, когда юный юрист оказался бессилен. Ни у одного из них не оказалось ни знакомых адвокатов, ни связей. Наверное, все были очень законопослушными гражданами. Надежда таяла прямо на глазах, но отчаянью не удалось взять верх, поскольку ангел-хранитель посылает нам Родиона, до которого удается дозвониться брату. В тот момент мой партнер находится в гостях у своей мамы. В пять утра Ред мчится на такси к своему адвокату – Владу, который накануне всю ночь пил. Влад с трудом реагирует на призывы Реда, но мой друг объясняет ему, что нужно ехать прямо сейчас, и что нет времени ждать до утра. Влад был еще тем фруктом. Он соглашается отправиться в отделение, но с двумя условиями: сначала он примет душ и побреется.

Знаете, как иной раз бывает, когда специалист относится к своей работе, как к миссии или высокой ценности? Влад был из таких профессионалов: гений своей стихии. Добравшись до замка Ив, в котором я был заключен, мой будущий адвокат пытался ко мне прорваться. Под предлогом отсутствия начальника, его ко мне не пустили. Дежурные даже не приняли пакет с едой. Так я и лежал голодный вторую ночь в камере с отморозками, пока не отворилась дверь, и я не услышал свою фамилию.

Меня ведут мрачными серыми коридорами милицейского отделения, где я пребывал последние двое суток. Наконец, свежий воздух и дневной свет. Впереди мама и какие-то силуэты неизвестных мне мужчин. Я вижу только маму – мою крепость, мою скалу. Страх, оставшийся с детства, что тебя отругают за опрометчивый поступок, сжимает мое горло и сердце. Но мама меня обнимает и, сдерживая слезы, начинает меня целовать и осматривать, нет ли увечий и ран. Я говорю, что все нормально, что я в порядке, и она начинает доставать из сумки домашние сосиски в тесте. Я начинаю всухомятку жадно жевать свой завтрак, и тут вступает в разговор Влад, мой адвокат:

– Спартак, привет! Меня зовут Влад, теперь я ваш адвокат. В двух словах: у вас есть судимость, были серьезные приводы, нарушения?

– Нет, Влад, я никогда ничего не делал противозаконного, это впервые.

– Спартак, смотрите: то, что они говорят о вышке, я знаю, – это обычное дело. В этом ничего страшного нет. Мы уже подготовили документы. Будем еще готовить различные справки и бумаги. Дело очень серьезное. Нас ждет судебный процесс, Спартак. Но мы вас вытащим. Доверьтесь мне. Я такие дела уже вел.

Я с трудом улавливал то, что мне говорил Влад. Он излагал положение дел четко, категорично, и я чувствовал его уверенность. Сразу было понятно, что опыт у него есть, и он знает, как вести подобные дела. Прошло еще какое-то время, и к нам подошел человек в форме. Адвокат сказал маме, что мы сейчас вернемся, и повел меня в кабинет, где я подписал документ о невыезде.

– Вы ведь не собираетесь скрываться? – спросил офицер, бросив взгляд на меня и на Влада.

– Нет. Конечно, нет, – ответил я.

– Ну, вот и хорошо, – врезался в разговор мой защитник, – ничего подобного не произойдет, не стоит сомневаться. Мой клиент теперь под моей опекой, и я несу за него полную ответственность. Спасибо большое. Мы сразу явимся, когда нас пригласят. Из города он никуда не уедет.

Мы всей семьей дома. На столе салаты, вкусности и подогретая курица с картошкой, которые ждали нас еще в день рождения мамы. Никто не причитает и не осуждает меня. Мы мирно сидим за праздничным столом, и с долей иронии, на пару с братом, рассказываем в подробностях о происшествии. Все измотаны. Выпиваем непонятно откуда взявшихся полтора литра водки. Мама с женой брата, расслабленные и уставшие, идут спать. Дети дома, разбираться будем потом. В голове ни капли, и я сообщаю брату, что у меня в загашнике осталось два пакета травы. Тихо вызволив их из тайника, мы закрываемся на балконе и раскуриваем разом три забитые сигареты. Стресс начинает понемногу снижать обороты, приходит спокойствие и умиротворение. Мы молча курим сигареты и смотрим на строящийся дом, который находится напротив. Что-то обсуждаем, но чувство ущербности и поражения не покидает нас. Дальше предстоит борьба. Борьба за свободу.

ПАЦАНЬЕТА

Когда меня вывели из камеры, я увидел маму. Она была не одна. Рядом с ней стоял адвокат и мой одноклассник, которого мы называли Жабас. Пару слов об этом пареньке. Мы общались с самого детства, поскольку жили в одном дворе, и вместе учились с первого класса. Он всегда отличался дерзостью, непослушанием и наглостью. Эти черты в будущем сформируют его характер, благодаря которому хулиган отмотает свой первый срок еще до девятнадцати лет. Помню, как прошлым летом я встретил его на районе: совсем недавно «откинувшись», он вернулся домой. Бывший одноклассник шел по тротуару в отглаженной бордовой рубашке и черных классических брюках. На ногах его сверкали лакированные туфли, на голове красовался с геометрической точностью исполненный пробор, и блестели зализанные волосы. Подобный образ, конечно, нельзя было назвать модным. Скорее, человек был намерен либо серьезно заняться новой жизнью, либо, при случае, показать оппоненту свой статус. Такой стиль обычно принадлежит культурным фраеркам – людям при понятиях, которые не обижаются, а огорчаются, и у которых вместо дел – «делишки». Те, кто общался с бывшими арестантами, поймут меня. Вот и передо мной предстал молодой человек из этой касты.

– О! Привет, Леша!!! Как дела твои?

– Слыыышь… дела у прокурора… – ответил мне одноклассник, с таким взглядом, словно он отсидел лет двести.

– Чего?! – засмеялся я, – Леша, бля… Хорош чушь нести, двадцать первый век на дворе, теперь понятия другие, понимаешь? Поэтому не цепляйся за слова и спустись на землю. Сейчас живут по другим понятиям…

Жабас немного растерялся, поскольку не ожидал такого поворота. Хотел показать всю свою важность, а по факту – обсмеяли. После этой встречи мы стали чаще видеться, курить шмаль, и я открыл для «человека – дела у прокурора» совершенно другой мир: отдыхай, расслабляйся, зарабатывай деньги, не ломай голову окружающим и просто наслаждайся жизнью. Отдаленные места, видимо, хорошенько на него повлияли, и наружу из осторожного, после зоны, Алексея вылез сумасшедший Жабас. Гребаный доктор Джекилл! Жабас – от слова «жабать». Когда кто-то укуривался, мы говорили «обжабался». Так мой одноклассник и получил это прозвище, потому что всегда курил много, жадно, и просил еще, как девственник, только что познавший женскую ласку. Леша постепенно начал адаптироваться к современной жизни, но фраерские штучки у него еще проскальзывали. Поэтому мы с Родионом часто над ним подшучивали:

– Слушай, Жабас, – говорил я, – а как там, на зоне?

– Ты давал? – включался Ред. – Не гони, братишка, все между нами. Мы все понимаем…

– Да вы вообще, охуели, что ли?!! – вскакивал в такие моменты возмущенный Леша. – Ну хорош уже… Вот посидели бы пару лет, как я, все сами поняли бы! А за такие приколы вас бы самих натянули!

– Успокойся, Леша, – говорю я, протягивая ему косяк, – бери дудку и не кричи. Реально интересно. Ну ладно, ладно… мы знаем, что ты порядочный пацан.

– Расскажи как там все-таки, – просил Ред, и мы начинали смеяться.

– Да че рассказывать? Отморозки вы!

Вот такое маленькое резюме Алексея. Со временем он все больше и больше начал наглеть и прыгать мне на хвосты, пытаясь угоститься халявной дурью. Работы нет, денег нет, а времени на две жизни. Я понимал, что он меркантильный паренек, которому нельзя доверять, но он не был опасен и, в конце концов, у нас были хорошие дружеские отношения. Поэтому, когда у меня было свободное время, я звонил ему, и мы раскуривались.

В тот день, когда меня освободили до суда, именно он стоял в конце коридора рядом с мамой и моим адвокатом. Как оказалось, брат, надеясь на помощь, позвонил и ему. Жабас, как узнал, что меня должны отпустить, тут же предложил маме, в качестве поддержки, поехать вместе. Он ведь специалист по зонам! Спустя несколько дней я рассказал ему о том, что не было никаких дилеров, и что сбыт был организован мною. Мы сидели в моей комнате, и одноклассник смотрел на меня, как обычно учитель смотрит на своего ученика.

– А знаешь, Спартак, будет хорошо, если тебя посадят хотя бы на год. Чтоб прочувствовал. Хотя зона тебя сломает…

– Жабас, да ты вообще охренел? Сплюнь!

Он сидел у меня дома, и глаза его ликовали. Кретин! Тюремный опыт для Жабаса не был трагедией безвозвратно потраченного времени, или ситуацией, которая изменила его и заставила смотреть на жизнь по-новому. Его ходка была неким статусом, привилегией. Он гордился этим судьбоносным эпизодом. Ну, оно и понятно.

Судебный процесс шел полным ходом. Мы встречались с адвокатом, обсуждали детали, готовили массу документов, справки и прочую макулатуру, которые, по его словам, должны были повысить уровень лояльности судьи или суда присяжных. Властители судеб к тому моменту еще не определили, кто именно будет вершить правосудие. Была и очная ставка с Бобом, при которой перспективный друг, опустив глаза, что-то мямлил в ответ на задаваемые вопросы следователя, а после незаметно удалился. Интересно, но я все ожидал, что меня могут вызвать для контрольной закупки или иного мероприятия, но этого не происходило. Как мне потом объяснял мой адвокат, они свою работу сделали и, скорее всего, даже не проверяли мои показания, которые записал школьник. По большому счету, если бы даже я реально сдал Курта, то поймать его не удалось бы, поскольку телефон был уже недоступен, когда я позвонил, чтобы предупредить о рейде. Он исчез с поля зрения.

– А зачем им тебя тянуть? – говорил Влад. – Они взяли Боба, взяли дилера с хорошим весом травы, сейчас ты идешь по сбыту в особо крупных размерах. Они получили премию, их отблагодарили за качественную оперативную работу. И все…

– Возможно…

– Поэтому, если вдруг ты встретишь этих оперов в отделении, и они предложат сотрудничество, то у тебя есть полное право не вступать с ними в контакт. У них теперь нет права дергать тебя.

Адвокат у меня был матерый. Высококомпетентная акула, которая откусит руку, ногу и голову. Он четко знал законы, лазейки в них, и был при связях. Ну, и конечно, сыграло не маловажную роль, то, что до этого я был чист. Когда мы вместе ходили в районный суд, где велся процесс, он то и дело здоровался с адвокатами, судьями и прокурорами, что меня ободряло и успокаивало. Благодаря моему спасителю удавалось с достоинством переживать этот кармический удар.

Перенести черную полосу помогло и еще одно обстоятельство, возникшее спустя несколько недель после моего двухдневного заточения. Это укрепило мой дух и веру в благополучный исход всей этой истории. Жабас уже год как был на свободе, и за это время завел немало знакомств. Окружали его, конечно, в основном, такие же ребята, как и он: либо уже отсидевшие, либо те, кому это предстояло в ближайшем будущем. Однажды мы прогуливались, и одноклассник решил познакомить меня со своей приятельницей. Общались они где-то пару месяцев, и Жабас был счастлив даже от дружбы с этой молодой девчонкой. Работала она продавцом в продовольственном магазинчике. Магазин напоминал бытовку и находился недалеко от пригородного леса, где было тихо и спокойно.

– Здарова, Марина! – приветствовал он ее, нагнувшись у маленького окошка, не высовывая рук из карманов. – Выходи, покурим.

– Привет! Ща, погоди, – послышался голос.

Из каморки вышла девушка лет двадцати, в спортивной куртке, джинсах и кроссовках. Леша представил нас друг другу. Я заметил на себе оценивающий взгляд Марины. К этому времени я уже приобрел очки в черной пластиковой оправе, и выглядел как ботан. Особого впечатления я на нее тогда не произвел. Но когда мы стали общаться чаще, и она узнала о том, что у меня скоро будет суд, ее отношение ко мне странным образом изменилось. Еще пара недель – и мы уже тусовались на квартире у брата с его женой. В ту ночь мы с Мариной узнали друг друга еще ближе, и у нас сложились серьезные отношения.

***

Как часто в жизни человека возникают ситуации, где выбор не всегда рационален и не подкреплен трезвым взглядом на положение дел. Создавшиеся условия, подавленность, нужда в поддержке порой ослепляют, и разум выключается. В такие моменты сложно отличить черное от белого, даже если имеются очевидные факты, говорящие о неблагоразумном решении. Так и я не принимал во внимание явные факты, которые указывали на отсутствие перспектив этих взаимоотношений. Марина, как потом выяснилось, была на год младше меня. Эта девочка, к своим девятнадцати годам, уже имела пятилетний героиновый стаж и две ходки, одна из которых была по малолетке. Жила она с мамой, которая вечно курила и рассказывала о своих разборках то с одним мужиком, то с другим; младшей сестренкой, постоянно пропадавшей в компании местных пацаняг; и бабушкой, которая ненавидела мир и постоянно ругалась матом. Сама Марина, вне продуктовой будки, также ошивалась во дворах, где встречалась с хитрыми типами и всегда что-то мутила. Отмороженная пацанка, ставшая моей девушкой, была тем еще фруктом! Как так получилось, что мы стали парой – остается загадкой, но думаю, что тяжелые времена и одиночество творят с человеком безумные вещи!

Мы с Мариной часто наворачивали круги на районе. Как-то, в очередной раз прогуливаясь, моя половина, в олимпийке и трикошках, не высовывая рук из карманов, констатировала:

– Так, Спартак. Сейчас стрелканемся с Гариком, я у него заберу денег, а потом еще раз прошвырнемся у садика. Там я выцеплю своих лохов и выбью еще филок. Если будут мазаться – пизды получат. Меня на районе знают. И лохи знают, что если мне что-то не понравится – останутся без ног!

Вечно бегущая вперед, вечно пытающаяся у кого-то что-то отнять и забрать. Отец ее умер много лет назад, перед путешествием в иное измерение, выпив последнюю в своей жизни бутылку водки. Его сердце не выдержало. Отчим, отсидевший полжизни, жил теперь отдельно и встречался с ней лишь время от времени. Суровая и дикая действительность ее мира сделали из Марины сильную, дерзкую и агрессивную машину для охоты, у которой самосохранение и поддержание своего статуса выплескивались через кулаки и связи. Как странно, порой, переплетаются в одном человеке светлые и темные стороны. За завесой всей этой дикости на самом деле скрывалась жажда любви и понимания. Ей часто хотелось все изменить, начать жить по-новому и убежать от реалий той среды, в которой она уже основательно погрязла с головой. Сделать это, к сожалению, было невозможно. Сумасшедшая семья, закоренелые привычки и ее окружение туго стягивали цепями умирающую мечту, после чего следовало смирение. Наверное, нас объединяла боль и надежда, которые мы несли в глубине души. Она нашла во мне человека из другого мира, а я в ней – поддержку и заботу.

Мы стали встречаться каждый день, и это не ускользнуло от внимания Жабаса. Одноклассник, тайно желавший Марину, испытал боль поражения. Как-то, вместе встретившись, мы с Мариной официально заявили ему о своих отношениях. Чувство собственности взыграло с такой силой, что он кипел, и ярость его не знала границ.

– Да вы вообще охуели, ребята! Ты – моя, Марина! Понятно?! Ты – моя! Ты принадлежишь мне! Пусть мы не встречаемся, но встречаться с ним – ты не будешь! Спартак не из таких, как мы. А у нас с тобой есть связь! – кричал он, тыча на меня пальцем.

– Да ты гонишь, что ли, Леш? – пыталась успокоить его Марина. – Какая связь? Мы с тобой не были парой! Мы просто друзья и все… Как ты можешь запретить мне делать то, что я считаю нужным? Мы свободные люди, и я люблю Спартака, как и он меня.

– Реально, Жабас, ты чего так вспылил-то?

– А ты вообще молчи! С тобой никто не разговаривает, – оскалился он на меня. – Короче, вы не будете вместе! Я сказал! Я все для этого сделаю! А ты, Спартак, аккуратнее будь. У тебя суд скоро. Мало ли, что может произойти… Может тебя опять поймают и что-нибудь найдут… Сам ведь знаешь, жизнь – такая штука…

После этой стычки мы с Мариной поняли, что Леша теперь стал угрозой, и что сейчас от него можно ожидать крупных неприятностей. Преследуя свои интересы, он с легкостью мог совершить акт расправы. Когда покушаются на идеалы человека, на его собственность, на его мечту, которой не удалось достигнуть самому, когда остается только наблюдать за чужой победой, тогда зависть и жажда мести сносят голову на хрен. А я ведь и не подозревал о его намерениях в отношении Марины. Мы ни разу это не обсуждали. Он ничего не рассказывал. Мы понимали, что у нас нет возможности повлиять на съехавшего с катушек друга, и что в ближайшее время этот деспот начнет предпринимать конкретные действия, чтобы нас разлучить. Поэтому Марина предложила единственный выход из сложившегося положения:

– Надо ехать к Савелию. Черт, не хотелось бы, но этот придурок может натворить дел, а я не хочу тебя терять.

– Он нормально среагирует на меня?

– Если ты со мной, значит, все в порядке. Будь естественным. Он прожжённый. Чуйка у него на людей.

– Ладно, давай сгоняем, – согласился я.

Публика, которая окружала мою пассию, относилась ко мне с недоверием. Выглядел я, опять же, как ботан, и был весь такой неприступный, тогда как половина знакомых Марины откинулась, а другая половина – сидела на игле. Семья ее тоже смотрела на меня косо: уж слишком я был для них нежен. И все-таки, как часто мы ошибаемся, складывая пазл портрета личности.

Савелий ждал нас в своем частном доме недалеко от центра, куда новостройки еще не добрались со своими программами перезаселения. Отчим прибухивал в компании двух молодых парней: один сидел одинадцать лет за убийство, другой отмотал срок за воровство. Оба недавно откинулись. Они с интересом наблюдали за нами: вот, мол, какая сейчас молодежь. Савелий обнял Марину, и представил ее своей компании, как свою старшую дочь, после поздоровался со мной. Через некоторое время они, извинившись, удалились на кухню. Я сел на табуретку и стал молча ожидать, ощущая на себе оценивающие взгляды присутствующих. Они уже знали о том, что у меня идет судебный процесс: еще до нашего визита Марина все рассказала отчиму. Она использовала это обстоятельство, чтобы показать, что я не пай-мальчик, что я «свой».

Спустя полчаса мы уже вместе обсуждали, как наказать Жабаса. На троих было выпито две бутылки водки, интерес к Леше и возмущение за обиженную дочь разгорались, как и общая дискуссия.

– Блядь! – вскрикивал хозяин дома. – Я по любому его знаю, раз он сидел, когда я тоже ходку мотал!

– Возможно, – говорил убийца, – но это ты узнаешь наверняка, когда мы сегодня приедем к нему. Кстати, Марина, а он точно будет дома? Ты уверена, что мы его застанем? Может, стоит позвонить?

– Да нет, Миша. Дома он будет по-любому. Он вечером всегда дома сидит, я точно знаю. Если позвоню, может заподозрить.

– Хорошо, а как наказывать будем? – включился в разговор второй парень.

– Слушай, он мою дочь обидел, дочурку мою…. Понимаешь? Я за нее, сука, убью! Надо так наказать, чтобы навсегда понял, с кем связался. Чтоб потом подойти уже не смог … понимаешь? И чтоб дружков позвать не смог…

– Давай, тогда как дома. Отвезем его куда-нибудь, или навернешь прямо в подъезде. Пять минут. Мы присмотрим за соседями…

– Да, так и поступим. Навсегда отстанет! – согласился Савелий и залпом выпил полную рюмку водки. – Надо ехать уже.

– Да, ребятки. Встаем и поехали…

– Так может просто проучить его, – включился я, понимая серьезность намерений наших помощников, у каждого из которых за спиной как минимум лет десять тюрьмы. Для них подобный расклад был в порядке вещей.

Тут отчим кладет мне на плечо свою руку, и все затихают. Взгляд его пьяных красных глаз меняется, становится стальным, и я замечаю, как Марина, напротив меня, едва заметно мотает головой, давая понять, что мне лучше не стоит вносить предложений.

– Братиш, я вижу, ты правильный пацан. Может, и вправду стоит его только вспугнуть. Но мы едем не пугать, понимаешь? Его надо наказать. Наказать за то, что он себе позволяет так относиться к тебе и к моей дочери. Поэтому оставь это все нам, хорошо, Спартак? Ты ведь умный парень, и спорить не будешь со старшими? – сказал отчим и, рассмеявшись, добавил. – Поехали, хули сидим? У меня уже этот мальчик вызывает интерес…

Мы прыгаем в красный «Газик», за руль садится не сильно охмелевший убийца, и трогаем с места. Всю дорогу в салоне ревела музыка, переплетаясь с криками и матом. Спустя час я уже стоял у соседнего подъезда и ожидал возвращения карателей. Господи! Как так получилось? Что я делаю здесь с этой бандой? Меня трясло от мыслей. Было искренне жаль Лешу. Он затеял опасную войну, где победителем ему не быть. И теперь его самоуверенность, дерзость и глупость в очередной раз нанесут непоправимый удар. Почему человек не видит дальше своего носа? Почему? Почему? Почему? В голове проносились картинки из нашего детства, а сердце сжимала боль. Что там происходит?! Я понимал, что он сам творец этого сумасшествия, как и понимал, что ситуация полностью вышла из-под контроля. Изначально наша цель была – поставить его на место. Но не такой ценой! Переубедить или остановить Савелия было невозможно. Наши помощники считали, что поступают правильно и по своим законам, поэтому мне оставалось только стоять и смиренно ждать.