Сердце терновника, или Фаворитка эльфийского императора

Но он будто позабыл обо мне. Присылал то пестователей для Гриши, то лекарей для Ленса, от его имени для сына вносили сундуки с дарами – сегодня утром, к примеру, это была чудная подвеска для колыбели в форме луны и солнца. Мне шили дорогую одежду, кормили изысканной едой, служанки ловли каждое мое слово. Но Феликс так ни разу не пришел.

Иногда меня охватывал страх, что придется ждать еще три года, прежде чем я вновь смогу увидеть его. А может, и к лучшему? Он никогда не согласится связать жизнь с простой человечкой – к первому браку со смертной его, по слухам, принудили мальчишкой. И она была признанной красавицей… Он может испытывать ко мне влечение, может желать как новую игрушку, но никогда не заглянет в лицо как к равной, не как к очередному цветку, чей удел увядать. Их он презирает.

Порой я думала, какой была императрица Лидия, и что чувствовал юный император, когда она променяла его на взрослого мужчину, истайра. Макра послушно снабжала меня книгами по истории государства из дворцовой библиотеки – очевидно, это не возбранялось Его Величеством – и я кое-что узнала о его судьбе. История, рассказанная дедом, обросла подробностями. Сто лет назад Феликс вызвал из соседнего Гринустайра мастера укрощения – а известно, что им в нашем деле нет равных, приблизил к себе и даже даровал титул придворного погонщика. Постепенно тот стал его единственным другом, несмотря на вражду между снаррами и истайрами… и предал в один прекрасный день. Погонщик и императрица предали его вместе, когда сбежали. Даже жрица-кормилица, заменившая Феликсу мать, просто играла императором, как значимой фигурой на доске. Никто никогда не любил его.

Даже удивительно, что Феликс Двенадцатый не стал безумным властелином, о чьей жестокости ходили бы легенды. Эдакий железный император – воображение легко нарисовало его, закованного в доспехи, впереди армии големов.

Я поежилась, посильнее запахнув кружевную ридгийскую шаль, что стоила целое состояние, но отнюдь не от осеннего ветра.

– Госпожа, – Макра остановилась на почтительном расстоянии, – мне передали повеление императора.

– Говори, – я спокойно кивнула, но внутри встрепенулась надежда его увидеть, – Его Величество желает Вас видеть в храме Солнца на полуденном приветствии, – и как можно было забыть о традиционном празднике всех снартарийских подданных? – я должна помочь Вам подготовиться.

– Хорошо, – отметила в руках Макры сверток дорогой ткани. Неужели пришла пора сыграть роль «фаворитки»?

Справлюсь ли я? Чего ждет от меня «Фил»? Мог бы и просветить, отвлечься от своих несомненно важных дел минут на десять. Женская обида кипела во мне, пока разум не возобладал – в конце-концов, я сама дала понять, что не хочу становиться его… любовницей. Сделала выбор, единственно верный на тот момент, так что не должна пенять на последствия. Какими бы они ни были.

Терпение – исключительная черта долгоживущих эльфов, людям с ними не сравниться. Через три года он, возможно, навестит меня, а может статься, и нет. Забудет, когда рядом столько вечно прекрасных, не знающих старости снаррит.

Ну и гхар с ним. С его эльфийками. С Селестаром. Главное, найти лекарство для сына, вот что важно. Проклятый Феликс навлек на него гнев богов и должен искупить грех. Это важно, да будущее империи. А я? Кто, если не былинка на крыльях ветра? Все мы пришли с Серебряных полей и все туда вернемся когда-нибудь.

Иногда я чувствовала себя так, будто должна была умереть от яда мантикоры, но выиграла жизнь в лотерею – случайно, незаслуженно. Как нежданный, но от этого еще более ценный подарок. Наверное, повторись все по—новой, я бы не стала гнаться в попытке урвать от ускользающей жизни побольше, а провела последние дни с близкими. С собой. И в молитве за империю.

Когда я напоминала себе об этом, страсти уступали место спокойствию.

Оно окутывало теплым коконом, когда Макра с Вериенной облачали меня в струящийся лазурный наряд, скрепленный на плечах золотыми застежками, когда вплетали золотые нити в распущенные волосы. В подобном виде я была не я. И, казалось, что все неприятности, способные коснуться Сайероны, не имеют отношения к этой принцессе – незнакомой и царственной.

Как последний штрих, на плечи лег новый плащ с меховым подбоем – скоро в свои права вступит зима, по этому поводу и устраивался праздник. Полуденное приветствие Солнца, оно же и прощание, до весны. В полдень все высыпали на площади и слушали торжественную речь жреца, а после гуляли и жгли костры до рассвета.

Поймала себя на мысли, что впервые услышу Приветственную молитву в главном храме Солнца, как высокородная. Мысль отдавала не торжеством, но любопытством – мне было интересно, но не более.

– Полдень близится, мы успеем попасть в храм? – солнце уже стояло в зените.

– Не извольте беспокоиться, госпожа, – вперед выступил представитель моей охраны, в белом обмундировании, как и полагается императорскому гвардейцу. Наверняка отпрыск какого-нибудь аристократического дома, считающего за честь служить великим снаррам и лично императору, – мы перенесемся с помощью кристалла.

Я внутренне напряглась, не особо доверяя чужому человеку, но Макра ободряюще улыбнулась – мол, и правда, не о чем беспокоиться. Хотела бы я быть такой беспечной. Думаю, немало найдется эльфиек и просто благородных девиц, желающих моей смерти.

Но выбора не было. Пришлось довериться и нырнуть в неизвестность за сапфировыми лучами кристалла.

Я до боли задержала дыхание – и выдохнула, когда надо мной вырос белый купол храма, с неизменным «люком» на вершине. Столб света был настолько осязаем, что хотелось протянуть руку и проверить его плотность. В его сиянии сверкали «ложи», иначе не скажешь, расположенные огромным кругом в один ряд. На небольших диванчиках восседали эльфы и эльфийки, за их спинами стояла верная охрана. Позади толпилась знать из числа людей, лица, занимающие важные государственные посты, их семьи…

Все тот же молодой гвардеец мягко указал на мое кресло и встал за его спинку.

Еще одно кресло рядом, совсем близко к моему, пустовало. Сердце забилось быстрее – императорское.

С моим прибытием зал превратился в растревоженный улей – я кожей чувствовала взгляды, а еще слышала шепот на снартарилле. Вот бы зажать уши руками, или разучиться понимать язык солнечных эльфов.

«ШирИл!»8

«Это она, смотри!»

«Наш император верен себе, выбирает только человеческих девок. Не пройдет и месяца – будет нам новая императрица»…

«Не смеши меня, поиграет и бросит!»…

«Удивлена, что после Лидии он снова сошелся с человечкой».

«Человечки – его слабость. Может, его заводит именно их недолговечность?»…

«Прикуси язык!»

«Говорят, она родила Его Величеству ребенка, поэтому он и взял ее к себе во дворец».

Мое лицо пошло красными пятнами. Древние эльфийки, а мелют языками как бабы на базаре. Думают, что я не понимаю ни слова.

Сказать бы им свою отповедь, вот их лица вытянутся! Но нельзя. Язык должен быть моим тайным козырем, раз уж придется жить и выживать в этом змеином гнезде. Внезапно сердце сдавило тисками, и я интуитивно оглянулась на источник беспокойства – по соседству с императорским креслом восседала кудрявая эльфийка. Конечно, ее волосы были заплетены по всем канонам, но белые завитки рвались на волю с упрямством подорожника, пробившегося сквозь гранит. Она не сплетничала – напротив, молчала и замораживала льдистым взглядом светло-голубых глаз.

Поняв, что ее раскрыли, девица перегнулась через валик подлокотника и обратилась напрямую ко мне, на всеобщем.

– Лиронна Мастерс, приветствую, – судя по язвительному удовольствию, она бы произносила слово «лиронна» вечно. Да, у меня нет ни титулов, ни земель, чтобы зваться леди, но усмешку эльфийки хотелось стереть с губ, желательно кулаком. – Вы заняли место под солнцем, поздравляю. Но хочу предостеречь – солнце способно обжечь.

Впервые говорю с настоящей снаррит – раньше мое общение со снаррами сводилось к погонщику Мальерису, к минуте под равнодушным взглядом придворного мага на посвящении в Мастера, да к императору, ставшему почти «родным». А вот сейчас вокруг такая концентрация эльфов, что я кажусь себе не коренной столичной жительницей Снартари, а орком с дальних островов. Но злые слова развеяли иллюзию – может, внешне эльфийки вечно прекрасные и все такое, но опилки в голове у них с Лайзой из общей кучи.

Метит на место фаворитки, а то и императрицы.

– Великий Алиссан писал, что мудрый не засматривается на чужую лужайку, а трудится на своей, чтобы она цвела и зеленела.

Голубые глаза сузились.

– Не сомневайтесь, я так долго возделываю свою землю, что усилия не останутся незамеченными. И хочу сказать – Вы не единственная, с кем император проводит ночи.

Уж не с ней ли? Отчего-то в этот момент я ее почти возненавидела, но натянула улыбку, как неудобный, но предписанный приличиями корсет.

– Не пристало обсуждать личную жизнь Его Величества, это дурной тон, – я выделила последнее слово, – леди.

– И это говорит мне та, кого он выставил на всеобщее обозрение? – эльфийка прошипела, понизив голос почти до шепота, – ты, ничтожная смертная, смеешь мне дерзить? Но пусть, через тридцать – сорок лет на тебя не посмотрит не то что император, даже последний матрос. Наслаждайся своим местом под солнцем, цвети на своей лужайке, пока стебель держит. А я подожду.

И отвернулась к световому столбу, будто это было интереснейшее зрелище в мире.

Гхар, как же она права. Даже через десять лет я утрачу последние черты юности. Рядом с эльфийским императором у меня нет будущего. Ну почему душа и тело тянутся к нему? После всего, что произошло?

От бесплодных размышлений отвлек световой столб – он уплотнился, так что сквозь него больше нельзя было ничего разглядеть, стал шире и ярче. Когда отблеск телепортации рассеялся, вперед ступил император. Легок на помине. Я старалась не смотреть на его лицо, поэтому разглядывала корону из золотых листьев и удлиненный камзол ниже колен, по традиции белый с филигранной золотой нитью, более плотной на высоком воротнике. Мантия – дань парадному облачению – являла собой произведение искусства. В честь праздника императорские портные потрудились на славу, переплавив в причудливом орнаменте яркость солнца и скромную сдержанность меди. Подбой – разумеется, белый. Я была готова изучить несуществующие пылинки на его сапогах, лишь бы не смотреть в глаза.

Впрочем, все снарры склонили головы, и я последовала их примеру. Жаль, передышка была недолгой. Император говорил приветственную речь на снартарилле, и на меня обрушивалась двойная пытка – его видом и голосом. После чего мантия прошуршала совсем близко, и он занял соседнее кресло-трон. Левая рука с изумрудным перстнем легла на подлокотник рядом с моей правой, вызывая немедленное желание отодвинуться… и в то же время отнимая саму способность к движению. Ноги стали ватными, внутри поднимались и лопались пузырьки веселящего напитка. Спроси кто, о чем уже пять минут говорит верховная жрица Смея, не смогла бы повторить ни слова.

И тут меня словно ужалило – его ладонь накрыла мою. Перед глазами поплыло, жар стучал в голове, сердце и во всем беспомощном теле. Кузнечным молотом.

Пусть он это прекратит!

Но жрица затянула молитву солнцу, эльфы откликнулись слаженным хором, а Феликс не только не отпустил, но и переплел мои пальцы со своими. Гхаррр…

Только разозлившись на себя, я смогла вернуть голос. Что бы это ни было – игра на публику во имя прикрытия, его прихоть или изощренное наказание, я не должна поддаваться чувствам. Не имею права!

«Клянусь ждать тебя у ворот Весны, не терять веры в твое возвращение на небесный трон…» Молитва предназначалась богу Солнца, но в сердце откликнулся образ снарра и его собственное возвращение. Так некстати символичным показалось и мое имя, «рожденная зимой». Вспомнилась и наша разлука, и то, как я ждала. Была уверена в его смерти и все равно ждала… чуда?

Дана как-то говорила, что у меня некий синдром, проявляющийся у жертвы к похитителю. «Действие крови давно прошло, чем еще объяснить твою депрессию?» – подруга разводила руками, а ее супруг одобрительно кивал.

«Если на минуту предположить, что вы правы, то как мне бороться?»

«Он мертв, все позади». – Помню, как эти слова, призванные успокоить, произвели эффект приговора.

И вот он жив, и мое сердце оттаяло. Выбивало бешеный ритм весны, жизни, но ради чего? Сегодня же напишу Дане – пусть пришлет, как бороться с ее «синдромом», потому что собственных сил отчаянно не хватает.

Затуманенный разум все меньше видит опасности в императоре, тепло его руки словно щит, ограждающий от завистливых и любопытных.

До чего долгая церемония, да простит меня Солнце. Скосив на снарра быстрый взгляд, я столкнулась с его – как будто мы снова связаны одной кровью и одной волей. Прикусила губу, пряча улыбку, и почувствовала, как он чуть сильнее сжал мою руку. Жест поддержки?

Согласно этикету, император покинул зал первым. И отчего-то захватил меня с собой. Или это тоже предписано этикетом? За время телепортации дурман развеялся, подняла голову обида – он игнорировал меня целых десять дней! Благоразумие топталось на вторых ролях и пыталось привлечь к себе внимание – как-никак, моя цель – как можно меньше поддаваться эмоциям.

– Где мы? – я бешено заозиралась, ощутив на щеках морозный воздух.

– Не узнаешь? – Фил медленно развернул меня за плечи и привлек к себе ближе, так что я спиной ощутила твердые мышцы груди. А глаза моментально узнали место и время. Снарр притащил меня на безымянный остров! Тот самый, где прошло наше «свидание» перед кражей яйца.

– Узнаю, – прорычала я сквозь рокот волн. Покоя как ни бывало! – но зачем?!

Я извернулась дикой кошкой. Все-таки решил притопить?

– Мы оба получили второй шанс, – голос эльфа, напротив, был тихим, но отчетливым, – хочу исправить кое-что из своего прошлого. И, надеюсь, в этот раз обойдется без пощечин. Просто поцелуй, Сайерона, – он усмехнулся, – ты позволишь?

– Сам император Снартари спрашивает у меня дозволения, какая честь! – за иронией я тщетно пыталась скрыть волнение, соперничающее по силе со штормом внизу. Нет, он не столкнет меня, по неизвестной причине он жаждет обладать мной снова.

– Если это будет приказ, твое согласие потеряет всякий смысл. Веришь или нет, но я разочаровался в общении с марионетками.

– Напоминает разговор с самим собой? – я, как могла, тянула время.

– Вроде того, – спорю, он разгадал маневр, потому что наклонился к моему лицу, понизив голос до шепота,– а все в мире Ниариса создано для взаимодействия.

О боги, его голос проникает в самое сердце, пускает корни своего ядовитого дерева со сладкими плодами. Я дрожу до кончиков пальцев, растворяюсь в его пока невесомых прикосновениях, ведомая одной мыслью – чтобы этот момент не кончался.

Ветер усилился, бросив в лицо горсть колючих снежинок, и одна из них словно проникла в грудь острой льдинкой из гномьих сказок, раскалывая наваждение. В голове взорвался хор голосов. Если я соглашусь, меня никто не осудит – он повелитель нашей огромной империи, снарр из древней династии. Если откажусь, вызову гнев, и это скажется на сыне. Или нет? Чего хочу я сама? Почему пытаюсь оправдаться?

На этом вопросе поток мыслей иссяк, будто его резко перекрыли. В конце-концов, это всего лишь поцелуй. …Который даст ему понять, насколько я неравнодушна. И тогда я снова стану куклой на веревочках. Боги, как его вообще могла заинтересовать простая человечка в «этом самом» смысле? Если следовать теории Данари, и меня коснулся некий синдром, мог ли он быть палкой о двух концах? И теперь Феликс одержим желанием вернуть свою марионетку. Может, он и с сыном помогает лишь потому, что это возвращает меня в состояние зависимости?

Фил хочет добровольного подчинения. Или просто немного тепла? Как я успела заметить, он ни с кем не был близок, и даже сейчас, после Приветствия Солнца, не уединился с кем-нибудь вроде той кудрявой эльфийки, а предпочел провести время со мной. Или мне хочется так считать в его объятиях? Когда руки снарра так крепко и в тоже время бережно сжимают мои плечи, возвращается тепло, рождающее жар. Ни один парень из Школы не имел столь сокрушительного влияния на мою волю, ни один мужчина до него. Должна ли я ее отстаивать?

До чего же сложно…

– Ты смотришь на меня так, будто я собираюсь тебя съесть, – невесело усмехнулся Феликс, – не бойся, я просто попробую, – его палец пощекотал мою щеку, очертив линию до подбородка, отчего коленки ослабели, а голоса затихли, превратившись в довольное урчание, – это не больно.

Но может обернуться болью. Шутка срикошетила в грудь холодным опасением. Если открыться ему, открыться полностью, а он поиграет и выбросит, как ненужную вещь, я этого не переживу.

Открытие поразило настолько, что я отступила назад и непременно сорвалась бы с обрыва, если бы не сильные руки императора.

– Сайерона? – в его глазах плескался океан.

– Рис на велис коорна, – прошептала, взявшись за сережку, – ты должен это увидеть, – прежде всего, я сама должна раскрыться полностью. Как знать, может он и не посмотрит на меня без отвращения?

И разомкнула, силясь не зажмуриться.

Я вглядывалась в изумрудные глаза снарра, как иные ворожки в зачарованную воду, надеясь увидеть будущее. Наверное, даже не дышала.

Взгляд Феликса метался, но не так, как если бы он хотел убежать от увиденного – взгляд следовал за мыслью. Внутри него разразилась буря, не иначе. Не знаю, что бы делала, разомкни он теплые объятия – последний оплот моей надежды. По счастью, он прижал меня еще крепче к себе, и я с радостью приняла эту простую ласку.

– Не плачь, – надо же, только облизнув губы, почувствовала соль. Снарр провел подушечками пальцев по левой стороне моего лица, по той опаленной коже, что я разучилась ощущать, – когда это случилось с тобой?

– В младенчестве, при пожаре, – так говорил дед, я и сама ничего не помнила, – тогда погибли мои родители.

– При пожаре, говоришь, – он задумчиво кивнул каким-то своим умозаключениям, – продолжая баюкать меня, как ребенка, – двадцать три года назад… Пойдем.

Глава 8. Феликс, или Приоткрывая иллюзию

Я ожидал увидеть что угодно – веснушки, следы ветряной оспы, любые несовершенства кожи, свойственные смертным… Но не шрамы! Хорошо, надо сказать, залеченные шрамы от драконьего огня. Пробыв в ордене Призрачных добрую сотню лет, не выходя за его стены, я тем не менее повидал многое. Кого только не повидал. Избавиться от боли хотя бы ненадолго жаждали тысячи искалеченных и обездоленных. Послушники поили путников опием, а безнадежно больным давали смертельную дозу, помогая тихо отойти на серебряные поля.

Мало кто, как я, решался пройти путь до конца и отделить боль от своего тела. Точнее, добровольцев и вовсе были единицы, в основном я видел рабов-стражей, связанных с орденом клятвой.

Однажды холодным ненастным утром, неотличимым от ночи, к нам пришел очередной проситель. Я нес вахту у главных ворот.

– Кто идет? Назовись! – вглядываясь в неясные силуэты, впору позавидовать ночному зрению истайров, лунных эльфов. Они поистине как кошки.

Пришедший скрывал лицо под капюшоном, и скоро стало понятно, почему – вместо глаз, носа и рта зияли уродливые темные прорехи. Путник оказался беглым магом из закрытого северного ковена, и стоит сказать про него несколько слов… Не про путника, про ковен. При моем батюшке, Феликсе Одиннадцатом, а может и при его славных предках магическая мощь империи покоилась на пяти столпах – ковенах. Столичный, южный, восточный, западный и северный. Последний еще звался закрытым, ибо его маги свято оберегали свои тайны. Стоит ли удивляться, что закрытый ковен возомнил себя вершителем судеб и в один прекрасный день изменил короне? Но так или иначе, интриги были раскрыты, а за ковен взялись союзники Снартари – первородные драконы с Лазурного архипелага. Те самые, что имеют две ипостаси и два сердца. Каждого изменника, любого мало-мальски связанного с закрытым ковеном, они находили и убивали драконьим пламенем, от которого не всякая магия спасет.

Тот путник уцелел чудом, исчерпав весь свой резерв подчистую. Наши монахи его подлатали, как смогли. И вот теперь вопрос, достойный приза на императорских дебатах за лучший ум – откуда у Сай эти шрамы в виде паутинки? Однозначно, их могло оставить только пламя первородного, но какого гхара это случилось с ней?

Я напрасно вглядывался в большие синие глаза. Отчаянные и бесстрашные.

Кто ты, Сайерона? Случайная жертва? Или потомок кого-то из закрытого ковена?

Нет, кого я пытаюсь обмануть. Откуда у случайной жертвы обережно-исцеляющие артефакты, без них она была бы «краше» того несчастного.

Но Сай совершенно точно ни о чем не догадывается, иначе никогда бы не продемонстрировала такое вопиющее доказательство причастности к ковену – пусть десять раз мертвому ковену – перед императором Снартари.

Именно они сломили меня тогда. Тот Феликс был слишком молод и не выдержал пыток. И чтобы такое не повторилось, я не нашел ничего лучше, как уйти к «отнимающим боль». Из-за тех тварей я оставил трон и уполз зализывать раны. Из-за них потерял сотню лет и совершил новые ошибки, заново завоевывая власть.

И вот в моих руках идеальная жертва для отмщения.

Я усмехнулся про себя – не было ли в моем выборе Сайероны три года назад божественного умысла?

Переместился вместе с ней на малый балкон императорских покоев. Хрупкая, беззащитная. Полностью в моей власти. Можно свернуть ей шею прямо сейчас, когда она так доверчиво прильнула к моей груди. Но пальцы лишь сильнее запутались в смоляных волосах, а вторая рука прижимала к себе вздрагивающую спину – точно деревце на ветру.

Она была отдана мне богами, ради мести. И теперь не удивительно, что проклятое дитя появилось из ее чрева. Я согрешил против бога Солнца, но и она не святая – в ее жилах течет кровь моих врагов. Я могу переломить позвонки один за другим, но вместо этого пальцы путешествуют по трепещущим изгибам открытой спины, под теплым плащом, в котором уже нет необходимости.

– Феликс, – нежные губы приоткрываются, как в последнем крике, но я хочу и дальше слышать свое имя из ее уст, – я…

И то ли опасаясь услышать очередной отказ, то ли позволив наконец инстинктам захватить верх, я приподнял ее за подбородок и коснулся дразнящим поцелуем. Нет, таким он подразумевался, но ребячество слишком быстро ушло. Это была месть. Подчинение на грани боли. Я дорвался до запретного, до так долго желаемого и недоступного, что разум напрочь снесло ощущениями. Темный огонь выжег последние остатки благоразумия, я забыл, что хотел держаться подальше от смертной, что к ней нельзя привязываться. Даже если она способна прогнать моих демонов, лекарство может превратиться в наркотик. Кому, как не мне, не знать этого.

И, быть может, я бы отступил, но сквозь первый страх в ее глазах проступило согласие. Так падает крепость, так ликует триумфатор.

Скорее всего, потом она будет винить во всем меня, или себя, но сейчас Сайерона доверилась, так чутко реагируя даже на самые простые ласки.

Гхар, я должен был это понять, еще когда она открыла мне той темной ночью. Еще тогда я должен был понять и решить за нас обоих. Ну ничего, теперь я не упущу свою добычу.

Подхватив ее на руки, в несколько шагов добрался до постели. Она раскинулась на алом покрывале, как на жертвенном алтаре. Я видел – я был для нее мужчиной, императором, богом.

И вдруг… условный стук Мелдона все разрушил. Сай встрепенулась, словно очнувшись от дурмана, а я заскрежетал зубами, придумывая сотню казней для своего личного помощника.

– Мы обязательно продолжим, – шепнул растерянной и раскрасневшейся Сайероне, переместил в ее покои и вернулся к себе. Мелдон никогда не беспокоил по пустякам, нужно успокоиться. Ему, наравне с высшими сановниками, разрешалось просить аудиенции в любое вемя, и он никогда не злоупотреблял своим положением. Если же парень изменил принципам – не сносить ему головы.

– Пусть заходит! – крикнул големам и занял место за столом кабинета.

Мой верный пес вошел, кланяясь, и остановился на приличествующем расстоянии.

– Мой император, примите от меня скромные поздравления с этим великим днем.

Я чуть сильнее сжал кулаки, и молодой человек все понял.

– Простите, мой император, я не вовремя? Позвольте удалиться…

– Нет, говори, с чем пришел, – костяшки пальцев щелкнули.

– Наша тайная служба провела расследование – ридгийцы пытаются внедрить во дворец своих людей. Мы перехватили помощника повара, он сейчас в казематах. Прикажете допросить?

– Непременно. Он мог пронести яд. Этот ридгиец был один?

Последовал подробный донос про каждое подозрительное лицо во дворце – в расследованиях и донесениях Мелдон был мастером.

– Хорошо. Прими меры. Но прежде узнай, как связана Сайерона Мастерс с закрытым ковеном.