Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

<…>

Лев (Пушкин) пишет мне в том же письме тысячу нежностей, и к великому своему удивлению я нашла также несколько строк от Дельвига, доставивших мне много удовольствия. Мне кажется однако, что вы слегка ревнуете ко Льву. Я нахожу, что Аннета Керн очаровательна, несмотря на свой большой живот, – это выражение вашей сестры. Вы знаете, что она осталась в Петербурге, чтобы родить, а потом собирается приехать сюда. Вы хотите на “предмете” Льва выместить его успех у моей кузины. – Нельзя сказать, чтобы это свидетельствовало о вашем безразличии к ней. И ещё какая неосторожность с вашей стороны бросать так мое письмо, – как только маменька не увидела его! Ах, какая блестящая мысль нанять почтовых лошадей и приехать одной; хотела бы я посмотреть, какой любезный прием оказала бы мне маменька – она могла бы совсем не впустить меня, эффект был бы слишком велик. Бог знает, когда-то я опять увижу вас – это ужасно, и это переполняет меня тоской. Прощайте, ti mando un baccio, mio amore, mio delizie (шлю тебе поцелуй, любовь моя, наслаждение моё; итал.)

Пишите мне чаще, умоляю; письма ваши – единственное мое утешение, я очень грущу. Знаете ли, как хочу и как боюсь вернуться в Тригорское. – Но я предпочитаю ссориться с вами, нежели оставаться здесь. Места эти до крайности пошлы, и надо сознаться, что среди уланов Анреп – это ещё самый лучший, а в общем весь полк немногого стóит, да и здешний воздух для меня не здоров, так как я вечно болею. Боже! когда же я увижу вас?» (фр.)

А.Н. Вульф – Пушкину

11 сентября 1826 г. Петербург

«Что сказать вам и с чего начать моё письмо? А вместе с тем я чувствую такую потребность написать вам, что не в состоянии слушаться ни размышлений, ни благоразумия. Я словно переродилась, получив известие о доносе на вас. Творец небесный, что же с вами будет. Ах! если бы я могла спасти вас ценою собственной жизни, с какой радостью я бы пожертвовала ею и вместо великой награды я попросила бы у неба лишь возможности увидеть вас на мгновенье, прежде чем умереть.

Вы не можете себе представить, в какой тревоге я нахожусь – не знать, что с вами, ужасно; никогда я так душевно не мучилась, а вместе с тем, судите сами, я должна через два дня уехать, не зная о вас ничего верного. Нет, за всю мою жизнь не переживала я ничего более ужасного – не знаю, как я не сошла от всего этого с ума. А я то надеялась наконец увидеть вас в ближайшие дни! Подумайте, каким неожиданным ударом должно было быть для меня известие о вашем отъезде в Москву! Однако, дойдёт ли до вас это письмо, и где оно застанет вас? – вот вопросы, на которые никто не может дать ответ. Вы, может быть, сочтёте, что я поступаю очень плохо тем, что пишу вам – я и сама думаю то же, но не могу лишить себя этого единственного утешения, мне остающегося. Я пишу вам через Вяземского; он не знает от кого письмо, и поклялся сжечь его, если не сможет передать его вам. Да и доставит ли оно вам радость? – быть может вы очень изменились за эти несколько месяцев – возможно, что оно покажется вам даже неуместным, – признаюсь, эта мысль для меня ужасна, но сейчас я не в силах думать ни о чем, кроме опасности, которой вы подвергаетесь, и пренебрегаю всякими другими соображениями. Если это вам возможно, напишите мне хоть словечко в ответ. Дельвиг собирался было написать вам вместе со мною длинное письмо, чтобы просить вас быть осмотрительным!! – Очень боюсь, что вы держались не так. – Боже, как я была бы счастлива узнать, что вас простили, – пусть даже ценою того, что никогда больше не увижу вас, хотя это условие страшит меня как смерть. На этот раз вы не скажете, что это письмо остроумно, в нём нет здравого смысла, и всё же посылаю вам таким, каково оно есть. Как это поистине страшно оказаться каторжником!

Прощайте, какое счастье, если всё кончится хорошо, в противном случае, не знаю, что со мной станется. Я очень скомпрометировала себя вчера, когда узнала эту ужасную новость, а несколькими часами раньше я была в театре и лорнировала кн. Вяземского, чтобы иметь возможность рассказать вам о нём по возвращении! Мне надо бы ещё многое сказать вам, но нынче я наговорю слишком много или слишком мало, и думаю, что кончу тем, что разорву своё письмо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кусовников Алексей Михайлович (1792–1853) – ротмистр лейб-гвардии гусарского полка; с 1827 года полковник, впоследствии генерал-лейтенант. Служил в Старице, где был расквартирован Оренбургский уланский полк. Знакомец Пушкина.

2

Полковник Оренбургского уланского полка Роман Романович Анреп, отвергнутый Анной Вульф, дослужился до генерал-майора. Его участь печальна – потеряв рассудок, весной 1830-го заплутал в болотах, где бесславно погиб. С безумцем-генералом, давним знакомцем, сравнивал себя Пушкин в письме к жене: «Коли не утону в луже, подобно Анрепу, буду писать тебе из Яропольца».