Думать чувства. Избранное

На твоих – на этот раз – немного разочарованных не моргающих умных глазах за двойным опущенным стеклом

И каждый окажется на секунду смоченным новой болью утром

Двинемся дальше

Я в стерильном халате по слишком освещённым комнатам в поисках ответов

Я мохнатыми лапами по перегнивающим листьям в никуда

ф. часть 2

Вот так бывает, среди давно ощупанных мыслей

Будет одна, тоже ощупанная, но подчеркнувшаяся в правильное время

80 процентов личного общения людей друг с другом состоит из обсуждения других

БАМ!

Но жизнь хороша тем, что всегда можно сорваться в свободное падение

Примером, хватит резолюций

Просто быть, держась за руки с другими, но с фокусом чётко на себя, изнутри наружу

Разобранные каким-то компульсивщиком до алфавита мысли легко рассасываются в слизистых общества; те же, что только притворяются первыми, проникают с иглой – и остаются

Примером

Жизнь хороша

Даже если её вечный собеседник смерть

И они наказаны задумкой на нескончаемое обсуждение друг друга

Нуар

Скрипя одеялом который час, я никак не мог уснуть

Мысли взбаламутились внезапно ступившей ногой, сделав воду не привлекательной… как минимум на какое-то время

На балконе

Ночь холодна и порывиста. В застывших листьях вдруг рвётся ветер, пугая зависающего меня

Скоро март, и станет более однообразно

Что это?

Я зависим от боли?

В меня слишком многое проникает?

Или это главное условие, при котором я могу писать и считать себя живым

Пока чувствуешь и думаешь, неважно что, вообще-то; настолько неважно, что думаешь преимущественно деструктивно и с самого детства. А чувствуешь, как работаешь смотрителем в музее современного искусства, в зале с абстракционизмом. От большого количества свободного времени скатываешься в разные краски, теряешься за образами, ковыряешься в формах и линиях, что уже, кажется, нет конца этому бурению

Но всё, чего на самом деле хочет твой глаз – это чистого холста с одной идеальной линией. Простой линией

Да

Вопрошаешь, отвечаешь. Смеёшься с ответа. Вопрошаешь, в этот раз с ещё большим подозрением

И всё это как-то не дожимая, игриво

Насмотрелся порнофильмов

Прошуршал халат? Показалось

А было бы здорово, если бы она проснулась тоже от каких-нибудь температур и пришла со стаканом виски

Или просто для того, чтобы посмеяться с меня, дёргающегося от пробегающей мимо белки. Здесь очень одиноко одному, даже с музыкой и мерцающими звёздами

Я счастлив. Мне не нужно себя уговаривать

Я просто не знаю, как остановится

Словно этот февральский дурацкий ветер, треплющий почти распустившиеся листья. Ты уже ничего не изменишь, чувак. Всё снова живёт и изменяется

Окна загораются и потухают, я подсмеиваюсь над собственным ребячеством так податливо реагировать

Меня за это всегда любили женщины

Большое количество нетронутого свежего воздуха приносит успокоение

Пытаюсь такие идеальные моменты ухватить, сделать секретным оружием агента, как нож в элегантной туфле Бонда

Я освоюсь

Мерцание сменится ярким светлым днём

В котором объекты станут много чётче, как и тот факт, что я слишком юн и слишком влюблён в жизнь, чтобы безучастно и отстранённо следить за ней с другого конца кровати в эту чудесную Февральскую ночь

Философское три

Я хочу жить в ЛА

Чтобы горные черты поверх самых вызывающих закатов

Стучащие об бетон колеса скейтов

Смех развязных подростков

Запах травы и щедрого, не гордого солнца

Элвисы и не адаптировавшиеся хиппи

За каждым углом кино и повсюду музыка

Селебрити, которых легко не замечать за соревнующимися в оригинальности домами и машинами

Говорящие внезапные важности бездомные

Загоревшие по шлёпкам ноги

Людское – адски дорого

Природное – счастливо бесплатно

Та самая, единственная, по-настоящему манящая Америка с плакатов 90-ых в каждой второй квартире любого спального района

У соседа висели эти пальмы с девочками на роликах и тачки с вычищенными, как зубы девочек, дисками

И он всегда, зависая часами на домашней перекладине для подтягиваний, говорил: «Вот это жизнь, нам бы такую»

Я хочу жить в НЙ

Бежать с кофе в огромных шарфах в цвет настроения между самыми известными стекляшками мира на какую-то классную работу

Подбадриваемая матом из машин, стоящих в лютых пробках

Показывая средний палец подкатывающим работникам дорожных служб

Теряться от вдохновения между сотнями красивых, умных, талантливых, сильных людей, знающих будто, что с этим всем делать

Слушать джаз в три часа ночи понедельника, если мне этого очень захотелось

Искать 5-6 часов свободного времени для похода в один музей, такие их масштабы

Защищать свой город от словесных нападок всех, кому ни лень

Улыбаться туристам, немного от них уставая

Фотографировать экспрессию и выборы людей, уступчивость природы, архитектурные завитки, мутировавшую свободу, атмосферу денег, слои проблем, скорость, адаптивность, производительность, смелость

Смывать шум и пыль поздней ночью и засыпать под свет мокрого от дождя неона, который потухнет только на рассвете

Когда в свою очередь загорятся фары метро, экраны биржи и множества компьютеров, огоньки сотен кофемашин, плиты десятков ресторанов, кнопки миллионов лифтов, бесчисленные лампы в художественных студиях, классах, квартирах, кабинетах…

И ты – часть. И ты – наблюдатель. И ты – убегающий и возвращающийся

Я хочу жить в Минске

Просыпаться от холода поздней осенью, когда ещё не включили отопление, и лезть за тёплыми носками в шкаф, которые вчера купил в подземном переходе

Ехать в гости к другу в предвкушении откровений, смеха, разливающихся от эмоций напитков и идей о бизнесах

Есть бабушкину жареную картошку и никогда не быть счастливее, чем в эту самую секунду, когда рукой с первого раза получилось достать ещё и соленый огурчик из банки

Поехать на выходных смотреть замки

Иногда очень зло и обречённо реагировать на говорящий телевизор

Ждать перемен, всё равно чувствуя прогресс, просачивающийся через, казалось бы, самые зашитые щели

Гордиться районом с граффити

Садиться в метро в наушниках и улыбчиво наблюдать за людьми, которых ты уже чуть-чуть бесишь

Подкидывать уличным музыкантам

Идти вдоль проспекта, разглядывая каждый раз, как в первый, здания, вызывающие смешанные чувства былого величия, красоты, устрашения, одинаковости, ненужной помпезности

Но всё равно та его часть, где коричнево-красный кирпич, будет любимым местом в городе

Пить пиво на вокзале или поедать вторую корзинку в Центральном, всегда самые свежие!

Много мечтать, иначе будет совсем тяжело

Я хочу жить в Барселоне

Носить украшения только из ракушек

Загорать топлес с сигаретой в зубах

Танцевать в тесных барах готического квартала, вырывающих под нужды отдыхающих и без того ограниченное пространство улиц

Иногда грустить и сильно плакать

Жить в винтажных лавках

Заказывать вино бутылками

Учить испанский с молодыми студентами, с которыми познакомилась два дня назад

Смотреть на звезды над Саграда-Фамилия

Работать совсем чуть-чуть

Размахивать руками при разговоре так сильно, лезть обниматься и очень громко говорить и смеяться, потому что это естественно

Звать к себе летом людей со всех концов света

Забыв давно, на самом деле, что это ещё такое за разграничение – «отпуск» и оставшиеся 350 дней в году

Играть на укулеле, гладить кота, заниматься любовью всю субботу, писать книгу в тетрадке, которую потом потеряю на какой-нибудь дикой вечеринке

Водоворотом, полным натуральной гармонии

В песке, креветках, апельсиновых корках и веснушках

Вот так

Места – это просто места

Места – это символы и знаки

Места – это мы в облаке воспоминаний (или придумок, давно не трачу время различать)

Места – это какие-то другие мы, будто есть мы обыватели и есть мы супергерои, которые свободнее, безумнее, умнее, успешнее, сильнее, красивее, счастливее, талантливее, осознаннее… господи! Этот перечень.

Места – это наше их ощущение, очень выборочное и нестабильное, тем и прекрасно, а молчащее и позволяющее поиграть в эту игру соседствующее знание, порой, лучший способ разрешить конфликт

Места нужно хотеть время от времени, но улыбаться окружающему тебя контексту

Себя настоящего собирать повсюду и суммировать, как фокусироваться на картинке при проверке зрения

Что там обычно, домик и кустики?

Невольно до боли щуримся, прикрывая подгоревшей рукой глаза, пытаясь найти что-то важнейшее там

Сладостная Фата Моргана

Сделай выводы до шторма, путешественник

Философское. Часть 4

Сколько-то десятков лет назад публично грустили, страдали, сдавались, отторгали, жаловались, не верили, убивались в опиумных комнатах от удушливости судеб и нравов. Уставали. Символы и образы были ближе собственного настоящего. Хотелось хотеть. И это было порядочно.

Сейчас публично радуемся, наслаждаемся, принимаем, меняемся, визуализируем, достигаем, преодолеваем, хотим жить и делать.

Времена не выбирают. Ничего не выбирают.

Ой, выбирают, конечно. Всё в наших руках. Если ты бедный, неуспешный, несчастный – ты плохо работал и сделал такой выбор. Не позитивно мыслил, вселенная тебя услышала и наказала. Но всё ещё можно исправить, вот тебе миллиард чужих версий, как. Моя первая. Друг, мы все тебя любим и поможем. Побежали....

Мне кажется, я была довольно игривым ребёнком. Мне нравилось внимание, чистые эмоции, когда можно набрасываться на людей, которые тебе нравятся, и их целовать из благодарности, что они есть. Громко смеяться с набитым ртом. Или сильно плакать при всех, не чувствуя себя плохим и слабым за боль, тебя одолевающую. Хмуриться в лицо неприятным детям и взрослым, доверяя собственной интуиции. Кричать и топать ногами, когда злишься. Меня ругали, конечно. Но к четырём уже всё случилось. Подтверждаю мнение психологов.

Подростком быть. Впитывающим пиво и уличные понятия, потому что нельзя, исследуешь, и именно они окажутся жизнеспособными, рок-музыку, потому что классные подружки любят рок, а ты в принципе ещё пустой, протестами против всех в школе и дома, только так получается и интересно. Хотя часто ещё неприятно и стыдно. Упрямый, сильный, едко смеёшься с «главное участие, а не победа».

Сам с неровными краями, недолюбленный, зависимый от людей и их оценочных придатков, уязвимый, но стойко о будущем. Своём и своих. Мы самые лучшие.

Подростком остаться. Ведётся отсчёт только для золотых шариков-цифр и подписок под фотокарточками со дня рождения.

Чувствовать себя странно почти всегда, без преувеличения. Странно спокойным, каким никогда не был. Всё получится. Странно отчаянным и бушующим по разным поводам. Остаётся только мечтать.

Ужасно талантливым, обласканным интеллектуальным меньшинством, трещащим от количества заявок на вступление. Глупым дураком, не знающим элементарного и не достойным жалкой кости.

Плохим человеком, слишком хорошим человеком.

Жадным до материального – покупающим неудобную обувь, наказывая себя, что ли.

Человек ищет и будет искать социального и индивидуального покоя, являя собой слияние облегчённости наличием заложенных внутри ответов и сильно усложняющих их поиск хаоса противоречий.

У бога получилось вмешаться лишь однажды. И всё тот же фундаментальный человек создаёт время.

Подавали опиумную трубку и слёзы.

Подают надежду, разбитую по абзацам красивыми улыбающимися лицами, у которых получилось.

То, что остаётся неизменным – протянутая рука.

Электрону

Мне кажется, что на меня повлияли в большей степени простые вещи, поставленные врожденной впечатлительностью, жизненными условиями и интуицией в определенные мыслительно-эмоциональные обстоятельства, в последствии делающие короткий эпизод или образ фундаментальным.

Да. Борхес был очень потом и опциональным.

Когда я была маленькой, мы ходили пешком с бабушкой до станции, минут 25 ходьбы. Дорога была очень живописная. За МКАДом всё немножечко чётче.

Мы выходили из дома обычно с утра, шли не быстро, бабуся очень пунктуальный человек и рассчитывала на ещё более маленькую скорость.

Это какая-то заключённая в ДНК условность носителей нашей культуры, и конечно же мне удалось получить конченую привычку опаздывать всегда и везде. Хотя бы на пять минут. Без малейшей толерантности к чужим опозданиям. Классика.

Да, сначала дойти до рынка мимо детских садиков и школ, протискиваясь сквозь старые бэхи. Потом кладбище домашних животных. Всегда очень грустно, с бабушкой обсуждаем преданность и предательство.

По маленьким лесным тропинкам над оврагом, внутри затоптанные костры. Одно из самых приятных движений ног.

Вниз, через дорогу, вверх, станция.

Внутри пахнет хлоркой и старой тряпкой, сидит пьяный дядька с расстёгнутыми штанами и грустный милиционер. Мы всегда на улице, ждём электричку. А в деревне прабабушка по-любому приготовила что-нибудь вкусненькое. Кайф.

Приехала!

Студенчество.

Открываю себе, насколько позволяют остатки стипендии и энтузиазм, другие города. В них теперь живут люди, которых я люблю и уважаю.

Первое января. Гора конфет на коленях одного, хлеб и 2 головки чеснока у второго. На соседних сидениях мужики отмечают и очень интеллигентно рассуждают о грядущих переменах на производстве. Тихо, осторожно и уважительно.

Нет.

Минское море. Тогда казалось, что больше, сильнее, чище, свободнее, ярче уже не надо и не нужно будет никогда. Глазами ребёнка, который и есть теперь та самая мамина классная молодая подружка.

Ночные электрички со спящими вокзальными цыганами, уставшими тётями и курящими в тамбурах студентами. И ты среди них, без большой сумки, но с неожиданным уровнем вовлечённости в момент. Потухающий свет, ледяные твёрдые сидения, храпящие незнакомцы и вы. Спать не получается. Смеёшься с ничего, стараешься тихо. Осознанное общество. Осознавшее, лучше так. Связанное символом, больше чем.

Концептуальной точкой на бесконечной кривой.

Тот самый, с трудом для меня, доступный разрез для неба. Всегда одинаковый. Заполняющийся проводами каждые 5 секунд. Летом над дачными панамками. Зимой злостно захлопнутый над глубоко поглощёнными капюшоном.

Почему наш глаз придумал, что будет выглядеть всё именно так? И почему вселенная согласилась? Лучше не прислоняться.

Точно угадали как минимум с голубым.

Молодость, романтика простого, весна и ветер то же цвета.

Отчаянно поэтично

Я пробывала сегодня писать о любви, но там слишком много, а я же пытаюсь встроиться в чей-то режим

Экранное время говорит, что в заметках отмечалась

Но это всё будто тени чужих мыслей, нахваталась, видимо, в других подкатегориях, входящих в 5 с очень лишним часов

Я не знаю, что не так

Может, это мои ментальные эксперименты, ведь я не только с этим писательским дерьмом имею дело. Мне есть ещё, от чего если не бежать, то приседать время от времени за намеренно редкими кустами

Может, резкая нехватка так необходимого человеческого фактора

Абсорбировать и превращать смесь в буквы, готовые к употреблению

Задачки, всегда со звёздочкой, в других я совсем не сильна

2/3 и 3/4 всё ещё кажутся мне чем-то одинаковым

Сколько себя помню: событие ведёт к реакции, следом всегда встряска, потом накапливание/восстановление, после анализирование, затем погружение, потом вытачивание, сборка, общий критический осмотр с возможной выборочной проверкой детализации и прекрасное освобождение

Так я пишу тексты, так я потребляю мир

Всегда думалось, что я такая именно для этой цели

Писать

Никакой жертвенности, это найденный ещё в детстве большой смысл; задирала нос, конечно, сорокалетние повсюду жаловались, искали, а я бабушке кругляши рифмованные лепила по случаю и без с лет шести, кажется

Страшно

Обращаюсь к старшим братьям, читаю их дневники, копошусь в адресованных мне текстах

Буду держать в курсе результатов найденного

Что, если это конец

Писатель-Я на меня из зеркала смотрит прямо, готовый, в принципе, идти

И как-то уже сокрушаться по этому поводу не получается

Получается просто не писать

Дурацкая дворовая рубленная честность

Я всматриваюсь в экран, исписанный моими буквами про молодую сконфуженную женщину, и ей хочется сейчас попроще и поясней

Не забивай и не сдавайся

Ты нужна этим заметкам в статистике экранного времени

И мы пока с тобой не знаем, что следует за освобождением

Давай поглядим

Фил. 5

Этим летним утром думалось о доброте человека.

Что это за категория, почему она каким-то образом в моём сознании долгое время воспринималась, как что-то данное, типа растительности на теле, языка, утомляемости. Не редкое, поэтому не искомое голодным подростковым духом.

Оно подразумевается, выделять, особенно если это оформили в одёжку «хороший», даже неприятно.

Типа пока вокруг есть «очень харизматичный», «суперсексуальный», «чертовки умный», «нестандартно мыслящий», хороший – это хорошая одинокая учительница, хороший старательный дворник, хорошая свинина попалась, погода хорошая, и ты тоже хороший.

Усреднённый, приятный для всех, приемлемый, разбелённая краска.

Но отклеиваются первые обои, с которыми дом сдали, и приходится стены изучать, выравнивать, потеть, чтобы не просто не были голыми, а нравились, привносили, соответствовали.

Человек растёт, выходит дальше школы, университета, где главное зло – это лень, пиво, первые философские подзатыльники, читающие лекции родители и конченый конформист-препод.

Человек выходит и не попадает в общество уродов. Он постепенно, наедине знакомится с миром, его муравьиной сложной системой, держащей нас вместе, как уже плохо пахнущий, но пока ещё работающий клей. Проблемы становятся ниже и глубже одновременно.

Есть, ибо голод. Есть хорошо, ибо эго. Человек – человек, но лучше добрый.

Наполнение теперь рвётся в сонные глаза через темноту, как фары дальнего света. Такое время.

На отвесном пути вверх камни чаще и чаще прилетают между бровей, и хочется каким-то самым уязвимым отсеком мозга надеяться, что кто-то эти брови потом заботливо соберёт. Просто так.

Общие вены. Ты прогоняешь себя подобно жидкости самогонным аппаратом. Докапываниями уставшего зануды, когтистыми страхами и сомнениями. И если люди и воздействуют друг на друга, хочется врезаться в чистых душой. Светлые помыслы, это всегда важнее итогов.

Человек неоднороден. Он борется с рождения. Учится разбитыми слезами, а лечится верой.

Добро.

Поселившееся в Прачеловеке.

И от каждого живущего зависит, будут ли когда-нибудь смахивать древний песок аккуратными кисточками с человека совестливого, старающегося, светлого.

Или всё же убережём.

Сильная женщина

Сильная женщина чувствует себя вторым сортом.

Детские травмы, злые куластые взрослые.

Схватит сначала знакомый якорь за бортом,

Мочит солёным белые щёки мёрзлые.

Роли раздали, с тех пор она самозанята.

И вовсе не тесно, но прыгать как-то не хочется.

Сильная женщина всё ещё тщательно ранита.

След неприятельских мыслей подошвой волочится.

Сильная женщина может взорваться, янтарною

пылью покрыв ожиревшие линии улиц.

Ответом не стала б пощёчина сверхпланетарная,

И нет больше смысла в страхе шлепка лицо жмурить.

Она разлетелась, она в звезде сути вынашивает.

Мирское-ментальное будет лишь маленьким грехом.

Сильная женщина чувствует много и спрашивает,

Молчанье сменяя от взрыва янтарного эхом.