Думать чувства. Избранное

Встраиваются идеально между «а» и «б»

Это теперь все знают, что «и» осталась

Тогда-то ошарашено смотрел на вопрошающего, даже злился

Слепое Ощупывание Очевидного меня всегда бесило

Когда в мыслительную негу проваливаюсь, в воспоминания, например, скажешь, следовало бы держать в уме, что этого могло и не быть

Или было, но не совсем так (Ты дотошный, конечно)

Я так не делаю

Я не готовлюсь

Ногами оттолкнулся и поплыл

Без шапочки, чтобы, как в кино, волосы… и красиво

И выделенные активностью мышцы переливаются

Ух

Подводка утомила

А история короткая

Меня другого, правильного, чистого, в околоплодных водах, если хочешь, не существует

Никто не знает, каким я был до того, как проснулось сознание

Моё оказалось голодным и расстроенным (Инструмент)

Но очень плодотворным (Гитара)

Я это ещё в детстве понял про сознание, когда тупил в окно у бабушки

Летом

В доме никто не возился, к десяти Бабушка уже обычно всё поделала и читала в общей комнате, издавая периодически старческие звуки

Я валялся на слишком мягкой кровати в соседней комнате

Было очень глухо

За окном пекло в головы насекомым

Они отмокали в тазике с полотенцами в летней кухне

Мотоцикл лениво трещал где-то неподалёку, чтобы от него отстала нетерпеливая, замазанная чёрным рука соседа

И всё

Больше ничего

Верхушки качались

Мы их внизу не слышали

Я лежал, иногда раздражённо, от безделия, дергал расставленными ногами

И думал о себе

О других

Ковырялся в разбитом локте

Хотел взрослеть, стареть даже, чтобы успокоиться

Уже к десяти доделывать дела и читать в углу взрослые книги, где умные люди общаются с умными людьми в умных обстоятельствах

И всё про принятие.

Было это или нет

Неважно

Это самое частое воспоминание, в котором я вишу

Как какой-то условный Иван после работы

В одно и то же место ключи, на стул шмотки

Жопу в ещё не до конца продавленное кресло, но уже скоро

Вот так и я.

Я придумываю и буду придумывать, наверное (всё сомнению, помню)

Куча неловких ситуаций, я всё забываю, естественно

Бывает стыдно сильно (социальный стыд)

Нет градации, с кем я придумываю много, а с кем совсем нет

Со всеми и тогда, когда хочу.

Друг сказал, что его тошнит от моих выдумок

Ладно.

Я же не могу ему объяснить, что никто не знает, каким я был до того, как проснулось сознание

Его в той комнате не было

И его дорисовывать я туда не хочу.

Так что оставим всё как есть

Продолжай держаться покрепче за свою пуповину

необъятный же, свободный, безвременный я

опускаюсь

Выныриваю

опускаюсь

И волосы, мышцы, волосы!..

Барный

Стягиваю резинку с волос

Всегда в слоу-мо, не приходится переключать режим

Открытые окна засасывают прядь, выбирают единственную послушную

Сегодня ночью лето и уверенность в себе

Выдыхать через музыку

Что-то непопулярное, но уже есть в айтюнз

Всё чаще хочется, чтобы вдруг, из вихря материализовалась состоящая из излишне наглядной принадлежности к «строго чёрному» (дисней и мои детские травмы) ведьма и сделала так, чтобы изо рта отныне вместо слов вылетали пузыри

Уже вижу: осчастливленный, бегу за ними вслед с выставленным указательным пальцем

Для феерического вскрытия

Смешно… и досадно

Как стать бездомным, чтобы спокойно не оставлять чаевые за каждую надколотую кружку жёлтого не пенящегося пива в баре на углу

Девочки не ждут

Игра окончена

Бывает такая пауза, после искрометной шутки или очень интересной истории, глубокого чувства, которое не нарочно подглядели, выныривающей на секунду из-под больших моих рук, давящих эту голову под воду, наготы

Неуместной, постыдной, заведомо распятой

Эта пауза не оставляет после себя ничего

Как фиолетовая лампа над белыми детскими кроватками с приклеенной бумажкой

Воздух становится пустым

А подушки пропитаны визжащим звуком уничтожения

Звуки

Человек способен архивировать сотни звуков

Кристаллическая степень автоматизации

Вынесете этот факт на первую страницу отчёта о проделанной в этом триместре работе, товарищ

У этого предприятия большое будущее

Брызги высохли на футболке, как и то, что накапало на бумагу между 12 и часом ночи

Краснеющие лица, кричащий по периметру мужчина на фоне наклеенного поверх серой стены майского Лос-Анджелеса, трудности перевода, выдувание с обморочным усилием из себя каждого слова, психующие ноги и маленькое собственное лицо в зеркале в форме вопроса

Всё это только что унёс ночной ветер с прядью волос

Птица совьёт из них гнездо

А я продолжу оберегать своё от разорения хищником

Мы не смотрели друг другу в глаза, но я знаю, как он звучит

Виноватая

Подайте корзинку, что вы так стали на проходе – простите.

Наступил, животное, на белые кроссовки – простите.

Ты ужасный человек, не ужасный, я не умею быть таким категоричным и несовершеннолетним, не знаю, какой – простите.

Потише, голова болит, я тут реальные проблемы решаю – простите.

Ты в этом не участвуешь, боже упаси.

Носишься со своей отличительной…

Скорее, разделительной. Красной.

А что остаётся? Доигрывай.

Друзья гудят одобрительно, но озираются.

Тоже, однако, нервно подтягивают под подмышку свою красную

Или серую.

У кого как.

Мы все разные! Вдолбила.

А когда гул рассеивается на затылке его источников в крадущемся от меня поезде,

какой-то ты с плакатом на уровне груди остаёшься нелепый.

Лозунги вчерашние, анимация говно, и акционизм твой бледный, надо сказать

Яйца давно отодрали, а место осталось вакантным, бездарь ты.

И вроде не собирался сегодня извиняться,

А приходится.

Подставили, революционеры.

Двери бережно закрываешь, новый замок, щёлкает,

Промазанный!

Телефон не пищит, его уже за уши истаскали, такие дурацкие детские привычки.

И мне хорошо. Решение!

А как только приходится: и само просится, и люди настаивают.

Всегда потом, как после катамарана на девятое мая! Сначала с братиком бодро, надрывисто, потом с тёткой (у неё шурупы в суставах) и вот это вот всё: «ага», «а она что», «а вы что»; и напоследок с одноклассницей. Уже зелёный, пот проступил над праздничной поло, и настроение с рваной подташнивающей дырой внутри, которую прикроет только внезапный салют, отражающийся на её мокрой отвисшей идеальной губе.

Никто не виноват,

Но я все равно извинюсь.

За то, что по локоть в ухе, а бумажку с правильным ответом никак не вытяну, все пустые бланки без даты и подписи, и не то, чтобы за мной возмущённая очередь, но всё равно неловко.

За то, что плакать хочется в плечи, которые колются и раздражают слизистую,

А в другие я пока не научилась.

За придавленный палец (ноем до сих пор), когда хотел прокрасться в первом классе на тайную вечеринку в туалете, а тебя не пустили, но опухшая верхняя фаланга была как все.

За то, что часто не то, не вовремя, вырвалось, крикнуло, замкнулось и болит

Болит годами, чокаясь, смеясь, поддерживая, наряжая, танцуя, прощаясь.

Это не ода маленькому человеку.

Простите, если вы так подумали.

Это стих про молчание.

Послушай.

Антропологические реалии и фантазии

«Зануууууда»

Я помню, как мне хотелось сразу губу поджимать, и глаза кололо так

И я ещё сдерживаться не могу

Я не понимал толком даже, что это значило и плохо ли это

Но остальные брезгливо фыркали и ждали, когда я уйду

А я не уходил, стоял и выл

Им становилось неинтересно, и они сами кучей тянулись между машин на другую сторону дороги

Не озираясь даже

Аквариум

Рыбки Гурами

«Наблюдается внутривидовая агрессия»

Прочитал в энцикло…

Неважно

С тех пор давно, конечно, перестал нуждаться в кислородной трубке и чьих-то руках, которые раз в месяц почистят моё вместилище

Редко Проплывающих мимо рыб из прошлого предпочитаю игнорировать

Не из обиды или злобы

Сугубо честолюбивая Избирательность

Эта осень меня поразила

Было больше серого наверху, но солнце подсвечивало эту базовую палитру 6 дней из 7

Меня можно было снимать в рекламе страховой компании

Настолько я был располагающим к себе и обнадёживающим

Мне казалось, что я больше никогда не попадусь на удочку

Это были первые вспышки другого сознания

Новый уровень, при котором виды способны сменять друг друга, сливаться, создавать новые, выстраиваясь в идеально симметричные паттерны, эволюция за пару секунд, космический порядок с пространством для бесконечного искусства живого и непрерывного созидания, и тебе в нём предоставилась возможность поучаствовать

Ничто не могло превратить меня снова в то, что легко можно было поместить в буквы, давно собравшиеся в слово и что-то всем понятное обозначающие

Ловил когда-нибудь такое чувство? Или всё так же предпочитаешь отлавливать себе подобных вместо

Я не борец с данной нам природой

Я за уточнение, что ты под ней понимаешь

Борьбу? Силу? Страх?

Аллигатор, щёлкающий сытой одним из нас пастью как звук естества

Или всё-таки что-то, выходящее за рамки программ с нейшенал джеографик (это было гениально)

А что, если природа – это ничто уже осмысленное

Это не гармония в своей жестокости и отвратительности

Это не цикличность с периодически выпадающими элементами без возможности восстановления и замещения

Это не тысячелетняя история развития и становления

Не будет задания в конце: «Придумай сам»

Никаких довлеющих условностей

Это про то, как различные рыбки с сильно покусанными плавниками и прочая живность продолжают беспамятно куда-то грести, пока в какой-то момент не обнаруживают у себя вопрошающие, упрямые, нацеленные ноги, смело преодолевающие сотни и сотни ступеней где-то между началом всего существующего, обозначенного и того, что только начнёт существовать без имени, становясь первой опорной точкой следующего толчка

И пускай этот новый вид назовут Человеком

Мы

Если бы я придумывал тебе имя или выбирал из имеющихся – это было бы милосердие

Оно такое уже немного в рюшах, чуть-чуть молочного цвета вместо фальшивого белого, тёплое и одинокое, тихое и объёмное, пахнет задумкой и самое важное на свете

А ты бы меня, назвала, наверное, неудержимость

И добавила бы: «Но нужно учиться, конечно, самому остановить себя»

Девятисекундный эффект плато

На подышать

Наши трогательные игры

В угадывании частей друг друга во вселенском вращающемся зеркале

Уже тысячи лет

Крайне затруднительно стоически всматриваться

Руками держаться нельзя

Но я слишком сильно люблю вещи с историей

И уже неплохо прокачался

Ошибки нужно принимать

Особенно свои и чужие

Сгрёб все её волосы с расчёски и зашил зип-пакетом

Ведь будет будущее!

Через час вернулся в ванную и спокойно выбросил

В этом новом мире она поплыла первой

Быстро поняла, что разницы почти никакой

Но остатки существенны

Поделились так, что я пока кричу за разницу, а она улыбается за единство

Если жмурюсь в свирепеющих попытках схватить эту его вёрткую иноземную душу мизинцем, она, танцуя, палец мой себе за спину, скрепляя своим.

Я не держал в руках пистолет

Но посмотрел «Зелёный слоник» в 17

Не знаю наизусть гимн и не увлекаюсь спортом

Зато хорошо запомнил, что человека нужно сразу набок, чтобы не захлебнулся

Совсем не умею делать деньги

Только пишу отличные поздравления друзьям и бабушке на День Рождения

Это не про values, так что-то, вспомнилось

Мы одно, понимаешь?

И когда я громко и упрямо не верил в своё появление на свет, это было очень похоже на твои четыре буквы, я помню

И медсестра до сих пор эту байку всем рассказывает

И какие социально-активная одичалость, культурные безразличия, сдуревшие страхи будущего, стихийные одиночные упадки и коллективные молчаливые взбирания, жизнь во всём её космическим ужасе и оргазмическом великолепии! Может нас надкусить

Нет

И это самый милосердный и неудержимый ответ

На вопрос, который никто не задавал

Все увлечённо крутятся в зеркалах, высаживая нещадно зрение в ноль, пытаясь что-то понять и кого-то найти

Одиссей, который я, и тот другой тоже я, и ещё несколько

Порой просто нужно совершить волевой рывок

Лёжа, можно видеть только плоскость

Эдакий выдвигающийся на глазницу транспортир делает это возможным, собрат тому, что обычно лежал задушенным другими в маленькой мисочке возле кассы, и Мама его хватала в последний момент

Подвижное, многомерное, невозможно красочное, заполняющее своей величиной периферийное зрение… помещается теперь под негусто-жёлтым транспортиром за 2.99

Но стоит задействовать мышцы пресса

Треснув, вылетают оси – и что мы видим

Объёмные бесконтрольные 180

Небу это обязательно нужно!

У совы 360

(Подвижность – недооценённый источник полезных возможностей)

Даже если всё двуцветное

И вообще отсутствует в непосредственной близости

180

Остальные – вольное предположение

Или паранойя (a.k.a. прочное знание, до пощёчины)

Рывком закрыть расползающиеся двери старого купе

Пусть ты скучающий проводник, пусть хочется чувствовать себя причастным хоть на секундочку, без понимания, открыть, чтобы открыть, сказать пару неловких этим влюблённым заговорщикам, быть выпихнутым подтверждённым стереотипом о профессии и пойти к следующей двери в надежде на эмоцию, на бунтующее

Всего одно спокойное слаженное движение обеими руками – и растворяйся в игре с улавливанием вибраций, с какими движутся перемены

Вот ещё окно и лес

Кто-то на вечеринке машет руками, орёт, доказывает, перебивает, яйцами своими умными, крепкими по голове собеседника хлещет, свободной рукой от чужих отмахивается

Краснеющий, в самосовокуплении

Глотает вино в спешке, чтобы скорее сказать! Это же битва, ты что, не видишь?

Вот этот чувак напротив точно видит!

Это я, то есть какой-то я

Как у Путина или у Голядкина

Так проще объяснить

И я другой, который, наверное, где-то в это время и задолго до высиживался в скалах в сопровождении страшно тихих птиц, которые терпеливо выжидают мою ненужную уже никому печень, лежал, наверное, часами под этим долбанным транспортиром и таскал большие камни для усмирения плоти

Смятенный Одиссей с большой продольной морщиной, без корабля, без курса, лишь простукивающий стену с покинутым, кем-то уже опустошённым, туго заполненным, чему не время быть потревоженным, с полуоткрытым – в своей голове. И сердце. Цыганское, его в этой части мифа не выбирал

А небо обязательно продолжит просить земли, совы выживать, проводник грустить, люди влюбляться, наш Одиссей хмуриться, а маленькая Вика возводить в абсолют поиск

И всё же тянуть руки к рывку. Или смирению

Оно там рядом

злюсь

Я считаю себя полнейшим идиотом

Вчера какой-то мужик из телевизора заставил сильно скукожиться

Он посмотрел на меня с экрана и уверенно произнёс: «Ты бесталанная мразь, хватит»

Я долго потом жалко прикрывал дрожащей рукой его не останавливающийся рот и беззвучно плакал

Сегодня я дискомфортно восхищался, заминая край страницы, где другой человек расписался под моим именем, обозначив: «Ты не готов. И, возможно, никогда не будешь. Почитай пока меня, вот, что я придумал, круто, да? Ты бы хотел придумать что-то похожее до меня, я знаю. Рассказать не забудь другу, как я тебя впечатлил своими стихами, но обязательно утаи тот самый, обличительный. Прощай или до встречи. Не уверен. И мне в принципе всё равно».

Ходил по улице, играло что-то невнятное

Листья не падали, не хотели, наверное, слушать нытьё от очередных потерянных ног, бесцельно ступающих по асфальту

Ни капли, ни листочка, ни жучка

Один

Меня снимали в кино

Малобюджетная картина

Городские зарисовки

Назвал: «Никто никогда не узнаёт, кто этот человек. И осень»

Представляешь, каким надо быть идиотом, чтобы делать с собой такое

Чтобы кивать, виновато сморкаться, смиренно стряхивать с головы (а оно нещадно путается в волосах), часами ждать реакции, одного, любого, возглас (обычно – снисходительно-одобрительный устраивает, люди учатся говорить «нет» ближе к пятидесяти), заминать пальчики на 11:11 на часах каждый чёртов раз, извиняться за словесную навязчивость, стесняться произносить вслух и быть упрямым, придавать всему этому больше, чем значение; грести медленно, чтобы ничто не потревожить… в напуганной забитой надежде. Раз в месяц запуская руку в блокнот

Идиот

Люди сомневаются, люди надламываются, люди боятся, люди мечтают, люди завидуют, люди не знают, люди восхищаются, люди ждут, люди притворяются, люди сравнивают, люди ленятся, люди соревнуются, люди сдаются, люди ищут, люди помогают, люди верят, люди прячутся, люди радуются, люди смеются, люди любят, люди добиваются и люди отпускают

Но только идиоты не дают себе прочувствовать всё это на пути, придушивая своей рукой чужие руки на собственной шее. И часто неплохо справляясь одной той, что сверху

Идиот!

Но я о тебе позабочусь

Океаническое

Птицы роятся где-то вдалеке.

Как мошки над кустом, стоящим обычно на пути к подъезду, на той половине, отведённой ЖЭКом под озеленение жилого пространства.

Над кустами, обычно их целый ряд.

Пройдя мимо, потом ещё минут 5 они мерещатся перед глазами и в них.

Да, вот так птицы кружатся вдалеке, теряя всю свою красочность и разнообразие.

Просто чёрные галочки, точки.

Вода шумит не прекращая. Всё прекращается, а вода шумит.

Птицы улетают, вода шумит.

Люди расходятся, она всё ещё.

Солнце садится – всегда в движении.

Я вышагиваю свои чувства.

Я их вышагиваю, потому что говорить разучился. Что-то подтявкивает, что разучились слушать. Но в это лучше встать мокрым ботинком, а потом оторвать его и занести снова на 20 см вперед.

Занимательная робототехника.

Я их вышагиваю, конечно же не старательно, конечно же, концентрируясь на самом губительном, обижая другие, в конце концов – хлопая, чтобы понимать, откуда писать новую дорожку.

На что-то надеясь, что с этой мы всё.

Бывало, слёзы так и топят воротник пальто, это неприятно – мокрая открытая шея.

Виновато улыбаешься прохожим, типа бриз, холодный ветер, океан, чувствительность слизистых, и красота такая, ну, вы знаете. И они подыгрывают, хорошие люди.

Я начинаю всё обесценивать.

Всех участников моей жизни (большинство из них без имён, без лиц, без голосов, их не поможет найти ни одна легендарная команда супергероев и не одна социальная сеть, даже из будущего, может, только «Одноклассники»), их слова, их образ мыслей и философию, принадлежащих им животных, их отпуска и любимую музыку, их нужды и требования, их громкое дыхание и их кукую бы то ни было для меня значимость.

Обесцениваю свои тоску и одиночество. Когда так, что начинают свистать углы и щели в окнах, и я – уже умирающий от туберкулёза, не меньше, в комнате для обездоленных. С закончившейся свечкой, под коротким одеялом.

Обесцениваю молчащих и кричащих.

Обесцениваю присутствующих и покинувших.

Обесцениваю реальных и контекстуальных.

Обесцениваю пользователей и добродетелей.

Обесцениваю сосущих и выплёвывающих.

Обесцениваю пройденное и грядущее.

Обесцениваю эго и вселенское.

Обесцениваю страх и сжатый кулак.

Обесцениваю бессознательное и не верю в со-.

Всё тем же топчущимся на берегу ботинком и маленькой уставшей головой.

Обесцениваю, чтобы себя успокоить, ощупать.

Потому что, если этого нет или почти нет, с этим нельзя быть спутанным.

Вот так ты вычёркиваешь всё мироздание, мелком Шрёдингера.

Ты христианин.

Это твой путь к принятию.

Он просто очень свой, как у России.

Ты больше не спрашиваешь, почему вода шумит.

А шумишь вместе с нею.

Выводя растворяющееся на исчезающих глазах пяткой зияющие круги

В гармонии временного отсутствия.

Фил. Часть 1

Интересно чувствовать, как ты начинаешь терять фиксацию на понятиях и явлениях, которые когда-то казались незыблемыми или просто притягательными и важными.

На событиях, которые ты окрестил решающими. На людях, в чьи уста были вложены самые глубокие мысли. На собственных, подхваченных всё ещё сморкающимся рассудком после затяжного гриппа манящих, внедряющихся, разрушающих основы, не дающих расслабить то, что уже научился, было, расслаблять, ценностях. Всё чужое, но не опасное, если есть иммунитет.

А у тебя пока в качестве защиты – размашистая волна руками под внутреннее сухое техно. Ой, было техно, теперь хаус.

С пальца не так уж легко стряхивается, висит «успех».

Видится, что «успех» способствует развитию расстройства пищевого поведения

Съел первую конфетку, вкусно.

Хочется следующую, побольше, в другой, а ещё лучше – странной упаковке

И чтобы, желательно, все её съесть хотели, а ешь ты.

Ешь и уже фантазируешь о следующей.

В этой зарисовке я максимум хочу быть тарелочкой для тех самых конфет, чтобы наблюдать с удобного ракурса и делать выводы.

Страшно же, ведь можем повторить.

Общество достижений располагает, и на одной ступени у тебя ножка будет еле помещаться, а на другой ты уже сможешь неплохо и комфортно припарковаться, щурясь от пресловутых недремлющих затворов.

«Чистый» андеграунд же уничтожен собственным величием

И телефоном в каждом мимо проходящем кармане.

Оставшийся – это когда ты вроде вне игры по собственному желанию, но категории эти признаёшь, и в любой момент может вмешаться какой-нибудь Дядя, чтобы помочь.

Не так мрачно, но всё же не те криво напечатанные на машинке с переклеенными поверх опечаток буквами из газет крики самиздата.

Всему своё время и место, просто так, решил вспомнить.

Так что я не выбираю полюса, выбираю оставаться человеком ищущим, человеком идущим, человеком мыслящим, человеком создающим.

Поток.

От него не зависит, упадёт ли в него потерявшийся оленёнок, метеорит, если он просто станет частью чего-то большего.

Всё на уровне момента, экспрессии, а в забетонированных смыслах много мыслительных загустений и повиновения природы придуманному.

Чистое творчество и художник, не оценивающий свои приобретения через лупу материального, существующий поодаль от него, в спокойном невмешательстве, возвышаясь только над собственным эго, требующем шума голосов, подсчитываемых голосов.

Если всё-таки говорить про функциональное участие во внешнем, то здесь не повезло. Моя природа не даёт окончательно отсоединиться от всеобщей раздающей розетки. Я не могу, как с Тео, что-то внутри не позволяет «паразитировать» на теле другого стремящегося.

Так что пробую, чтобы каждый «я» отвечал за свой сектор.

Целостность, она в налаженном круговороте взаимосвязи разного друг с другом. Ради цели – быть в движении. Быть на расстоянии и в центре. Быть уверенным и меняющимся. Погружаться снова и снова в сомнения и чувства – выходить дымящимся, чистым, распутанным.

Остывать в потоке, смывающем стремительность и силу нажатия внешнего кулака. Обнажающем суть. Являя собой предназначение.

Без совершенства,

Не зафиксировать.

Мчится.

Устали

Дикаря можно причесать, приучить к туалету с лёгкой фоновой музыкой

Посвящать грамоте шаг за шагом

Сначала собственное имя, потом имена ближайших нянь-исследователей (мама/папа, другие пластиковые привязанности), и вот ему уже просится «и» между всеми ними. А дальше связи вроде как наматываются одна за одной. И смирно укладываются в знаки. Язык – систематизация инстинктов

Дикарь заиграется на годы (это не история типа Маугли, ты уже начинаешь предчувствовать), стеклянную клетку на ночь начнут оставлять открытой. Он будет бережно хранить книги рядом с идеально заправленной кроватью и будильником

А потом щёлк – и дикарь умиротворённо рвёт удивленную глотку совсем недавно окончательно расслабившейся антилопе на фоне восходящего бурого солнца за углом от цивилизации