Бодуненц forever

Было очень больно. Комаров скрипел зубами, но звуков не издавал. Наконец, котенок отцепил коготь, услышав какой-то шорох справа и, обидевшись, что с ним не играют, вытер мордочку с остатками мойвы о новенькие костюмные брюки Комарова. Так прошло около часа. Детектив уже успел поспать (да, он умел спать стоя!). Пробило полночь. Вдруг на люстре забренчали висюльки. Она зашевелилась и стала спускаться вниз на проводах. Так продолжалось, пока светильник не достиг столешницы.

Затем прямо из потолка появилась зловещая рука с растопыренной волосатой ладонью.

Всё точь-в-точь, как слышанная в детстве страшилка «Красная рука», но еще жутчее.

Рауль остолбенел. Евсеича с сыном охватила дрожь.

Из ступора детектива вывела струя холодной «воды», которая быстро поползла по правой штанине. Следом вторая поползла по левой.

– Да вы что, энурезники! – зашипел Рауль, бесшумно оттолкнув вцепившихся в его плечи мертвой хваткой «евсеичей».

Комаров не спеша, как заправский рыболов, потянул кошелек в сторону. Рука последовала за ним. Детектив подвел «наживку» к паяльнику, который Евсеич забыл выключенным на столе – вечером «канифолил» микросхему (выпаивал их с целью дальнейшего извлечения золота). Волосатая ладонь сомкнулась на жале. Подсечка! Раздался сочный матерок, и из ладони повалил белый дым.

От увиденного сын Евсеича тоже разразился площадной бранью.

– Давай ремень! – скомандовал детектив.

Евсеич потупился:

– Не время, Рауль, сына воспитывать. Взрослый уже.

– Причем тут сын?!

Видя замешательство хозяев квартиры, детектив вынул из брюк пояс (правда, при этом его штанцеля спали), ловко обмотал его несколько раз вокруг сжатой в кулак потолочной руки и туго затянул.

Рука попыталась ускользнуть обратно, но пояс мешал ей это сделать. Тогда она раздулась, побагровела и забилась в судорогах.

Евсеич задергал носом и приказал жене:

– Нюхни ладонь! Чувствуешь: знакомый запах?

Жена пенсионера заупиралась от страха, но после стопки корвалола, наконец, приблизила лицо к ладони.

Рука, как будто только и ждала этого: схватила хозяйку за нос и потащила в сторону.

Еле отняли. Но слива размером с абрикос на носу жены Евса осталась. Хотя ей при ее внешности и так хорошо!

– Чтобы четко идентифицировать преступника, сделаем ему на кисти татуировку «гомо 2008», – заявил детектив.

– Цветную?

– Конечно!

Вызвали по мобильнику специалиста из ночного тату-салона.

– Видишь, рука из потолка?

– Вижу! Но она ерзает! Не смогу красиво выполнить заказ.

– Сейчас мы ее живенько «успокоим»! – с этими словами Рауль притащил чашку льда из холодильника.

Заморозили руку до синевы. Нанесли требуемые буквы.

– Нитрокраска есть? – повернулся детектив к хозяевам.

Жена Евса приперла из кладовки несколько разных банок.

– Зеленая? Отлично! Цвет успокаивающий, а то вам еще здесь до утра кантоваться! Да, надо подождать! – упредил он заикание Евсеича-старшего. – Утро вечера мудренее! Завтра высохнет. Не отмажется! Известно, кто живет этажом выше?

– Токарь Скамейкин. Из производственных мастерских санлицея.

– Проверим, проверим, что за токарь-пекарь!

Хлюпая промокшими штиблетами, и подвязавшись бельевым шнуром (чистая наволочка также пригодилась для оттирания излишков краски) Рауль поплелся домой. Спать…

На следующее утро все завалились к токарю. Попутно прихватив Киселькова в качестве понятого.

Скамейкин лежал боком на полу, «нежно» прижавшись щекой к линолеуму. Рядом стояла тарелка с окрошкой, из которой торчала трубочка. Через эту трубочку Скамейкин потягивал квас из окрошки. Жена выносила третье заполненное судно.

– Зуб болит? – участливо спросил Рауль.

– Угу, – ответил Скамейкин. – Вишь, к холодному полу прижался – вместо пенталгина, тот сейчас только по рецепту врача. И то не всем.

Вчетвером стали «отклеивать» Скамейкина от пола.

Выяснилось, что в полу было проделано аккуратное круглое отверстие, в котором и застряла рука.

– А чего там, в полу, потерял, а?

– Да вот, фартук от токарного станка закатился в щель. Пытаюсь нащупать. Куда запропастился, ума не приложу!

Внизу Кисельков по телефонному звонку ослабил «ошейник», и Скамейкин с трудом выдернул раздувшуюся руку из пола. Она была зеленого цвета.

– В какую-то краску вляпался, наверное, в лифте стены декорировали, а я на нем поднимался! – расстроился он.

– Разреши, смоем уайт-спиритом.

Смыли. На руке обнажилась татуировка «гомо 2008».

– Эх, Скамейкин, Скамейкин!

Тут уже жена токаря не выдержала:

– Так вот где ты шляешься, «рыболов»! В «Голубой устрице»! С ночевкой! Накось!!

И накрыла мужа блендером.

* * *

После службы в воздушной десантуре Вадик Дулепистый приобрел несколько новых привычек. По росту он был первым, а, значит, всегда первым прыгал и с парашютом.

Демобилизовавшись, вернулся в семью, в родную квартиру, к жене. И тут началось! Если, к примеру, по телевизору диктор скажет в новости о дипломатическом рауте: «Первый посол…», Вадик тут же бросался к окну и, кувыркаясь в воздухе, летел с девятого этажа. Иногда везло (когда приземлился в ванну с мусором, «предусмотрительно» оставленную дворником-среднеазиатом или, когда попал на раскрытый зонтик пешехода), иногда нет, особенно, когда оседлал торец оконного стекла, которое несли два работяги, или когда приземлился на тот же зонтик, но только что закрытый. Спрóсите, как оставался невредимым? Очень просто: за первые полгода службы в дивизии «дяди Васи» командир отделения так натренировал нижепоясничные органы рядового ежедневными пинками с разбега, что они стали чугунными. И тогда уже после традиционной утренней процедуры, наоборот, очередной старослужащий, ковылял со сломанной ступней до медсанбата.

Неприятная движуха с Дулепистым происходила также во время поездок в общественном транспорте. При открывании дверей он делал бланш вперед с криком «ура!».

Родители жены, узнав сей прискорбный факт, тут же приобрели ему подержанный автомобиль. Легче не стало: Вадик при открывании водительской двери с кульбитом вываливался на асфальт. Заварили ее, чтобы Дулепистый выбирался наружу только через кресло пассажира. Кроме того, обменялись жилплощадью с братом – сейчас Вадик с родней живет на втором этаже. Даже, если прыжки, то на газон. Ввели в семье жесткое табу на слова «посол» в любом контексте, а также «пошел», «пшел» и пинка под зад (чем раньше, до армии, сильно грешил тесть, особенно, если Вадик покупал «не его» кефир).

Для справки: тесть пристрастился к напитку во время работы в ресторане «Камские закаты» швейцаром (по нонешним временам «вышибалой»)…

– Как сегодня приземлился? – участливо спросил Дулепистого Витек-Гагулек.

– Нормально.

Сказав так, Дулепистый вытряхнул из кармана случайный мусор. Вместе с облаком пыли. Гагулек судорожно схватил носовой платок и прижал его к лицу.

– У меня эта пыль сразу в легкие попадает, – прогнусавил он. – И там тусуется. Без задержки в носу. Последствие совместного проживания с гражданской женой-косметологом. Ведь как было: не успею утром открыть глаза, она бросается ко мне с миниатюрными щипчиками и давай вырывать волосы в ноздрях. Боль адская. Хоть на стенку лезь! А брови? Видишь, какая жиделяга осталась: ручеек, тонкая ниточка! Выщипывала во сне. Хорошо, хоть ресницы не успела. На ногах – так там жидким азотом промышляла. И волосы, и мозоли. В термосе эту гадость держала. Встал однажды ночью. Думаю, водички попить. Смотрю, дымит от пробки. О! Чаек! Горяченький! Спросонку наливаю в чашку. Хорошо, что не заглотил. Зато пролил на трусы. Бегал потом кругами вокруг дома.

– Эпиляция – самое страшное слово, которое я когда-либо слышал, – поднял палец вверх Витек. – А один раз заночевали у ее родителей. В деревне. Пока спал, жена решила «насытить витаминами кожу». Просыпаюсь: подгоревший блин на роже – питательная маска для лица. Вскакиваю, ношусь по избе, понять ничего не могу: где я, что со мной? Гражданскую тещу потом нашатырем откачивали. С водкой: пятьдесят на пятьдесят. Померещилось: вампиры пожаловали по ее душу…

Арнольд тоже поделился наболевшим:

– Представляете, зашел сегодня утром в чипок. На разведку. Смотрю, вместо Светки другая тетеша за прилавком. Лет пятидесяти. Подхожу. Она мне мило подмигивает:

– Молодому, симпатичному! Чего желаете!

Я расползаюсь в улыбке:

– Спасибо за комплимент, к сожалению, не могу вам ответить тем же.

Продавщица внезапно сфорснула:

– Ах ты, морда очочная! А ну, брысь отсюда!

– Вот и пойми этих женщин, – задумчиво произнес Вадик, – сплошная загадка – настроение меняется как погода в Европе.

* * *

Гунар собрал актив типографии:

– Новости вчера по ТиВи смотрели?

– Нет, а что там?

– Правительство ближе к ноябрю собирается выпустить в обращение новую купюру достоинством две тысячи рублей… Какие будут предложения?

– Опять что ли станок перенастраивать? Только бумагу и краску изведем! – как всегда, на всякий случай захныкал зам.

– Да, это сложно! Верно говорит, – зачесали затылки сотрудники.

– Предлагаю сработать на опережение! – загадочно сверкнул глазами директор. – Выпустить свою версию двухтыщевок! С президентом на аверсе! Заполонить ей страну, и тогда наши купюры будут считаться настоящими, а гознака – поддельными. Каково?

– Вот ты голова!

Работа закипела.

Глава 9

10.30

Прозвенел будильник. А затем забренчал телефонный зуммер. Это Столетов – дублирует, чтобы не проспал.

Вивасов открыл веки и тут же вспомнил, что обещал ГенСеКу привезти баллон с гелием. Вместе с Валентином. На столетовском трехколесном мотоцикле. С «Галогена». Для нужд студенческого научного общества.

– Даже утром в воскресенье не дадут, демоны, выспаться!» – заворчал Могул Феоктистович.

– Да помню я, помню! – рявкнул он в трубку и при этом состроил жуткую гримасу. – Черт! До гаража этого сусика еще час добираться пешкодралом. Тишкино горе! Сегодня же в час еще внеплановое заседание по случаю Дня химика!..

Хотя и воскресенье, но ГенСеК (Геннадий Сергеевич Клепиков, декан) вызвал всех, даже лаборантский состав (за два отгула). Кажется, у него есть какая-то важная новость. Да и потом в четыре же городская эстафета!

Вивасов посмотрел на часы: о, нужно торопиться! Еще ехать на проходную завода к двенадцати. Бывший выпускник химфака специально вышел сверхурочно, в выходной, согласился помочь с отгрузкой.

Могул ускорился, даже не стал завтракать, и уже через семь минут стоял на автобусной остановке…

Еще в пятницу ГенСеК вызвал к себе в деканат Вивасова и Столетова:

– Парни, треба помочь студенческому научному обществу освоить газовую хроматографию. Сам прибор поставят по тендеру в конце следующей недели. А вот гелий, гелий нужно привести вчера. С завода в Закамье. Договорился с их замом. Наш факультет недавно окончил. Обещал помочь. Справитесь? Вчера звонил наладчик из Москвы, прилетит вместе с прибором. Он особенно подчеркивал необходимость наличия баллона с гелием: без него аппарат не запустить.

– У меня машина в ремонте, – стал отнекиваться Могул («ага, нашли лошару!»).

– Ничего, съездим на моем трехколесном «Ижике», – живо откликнулся оптимист Столетов.

– И помните вы должны управиться до внеочередного заседания по случаю Дня химика, в час! – напомнил Клепиков…

Вот и автобус. Но сидений свободных нема: кто на дачу в баньку, кто на железнодорожный вокзал. С рюкзаками и чемоданами.

Могул примостился на задней площадке. Стоя. У окна. Случайно почесал подбородок! Эва! Забыл побриться! Щетина за ночь наросла! Видок, наверное, как у заправского алкаша. Вивасов прикрыл ладонью нижнюю челюсть. «Лишь бы студентов с факультета знакомых не встретить. А то разнесут на весь университет, что постоянно с бодуна, – размышлял Могул. – Ничего, на кафедре потом лезвием от аппликатора наведу марафет. Перед заседанием. Никто и не заметит».

Не тут то было. Вылупилась какая-то мадам среднего возраста в коричневом брючном костюме.

Могул бросил короткий взгляд в ее сторону.

«Что за мымра? Студентка? Одноклассница? Одногруппница?.. Нет, не знаю», – хмыкнул Вивасов.

Дама продолжала пристально рассматривать синеву скул доцента.

«Вот, узрела-таки щетину. И пялится бесцеремонно – смущает до пальцев ног».

Освободилось место справа у окна. Могул шустро занял пустое сиденье. Подальше от сальных взглядов. Слева тут же подсела мощная бэбэна. Одна половина ее притомилась на сидении, другая выставилась в проходе.

Кондуктор, массивная женщина, проходя мимо, так лихо двинула соседку Вивасова бедром, что бедный Могул просто впечатался в стенку автобуса!

Доцент взглянул краем глаза на кондукторшу: «Ба! Так эта та же дама, которая одновременно с ним посещала секцию единоборств у Гургена, женское направление: "бёдринг, грудинг и поппинг"!»

Тут доцент припомнил и свои тренировки…

У Вивасова был серьезный доцентский животик. Это место часто вызывало непроизвольные насмешки со стороны сослуживцев и студентов: «Отъел мошны, "цурипопик"».

«Пора с этим кончать!» – решил однажды Могул.

Для начала он изъял из ящика соседа бесплатную газету «Почто-Ринг» и стал читать частные объявления.

На центральной странице красовалась завораживающая реклама: «Вам, животяры, суперэффективный вид единоборств – "прессинг" (брюхатэ)», «Брюхатэ и фигура на высоте!», «Прессинг – это не пресса к утреннему кофе, а то, что на самом деле нужно настоящим мужчинам!»…

– Живот – страшное оружие в руках профессионала, – этими словами открыл свое занятие тренер Гурген. – Едешь, например, в общественном транспорте, и кто-нибудь тебя пихнет. Вызов? Да! Наглый? Да! Безнаказанный? Нет! Напряги гладкую маскулатуру брюшного пресса и ответь. В лучшем случае обидчик усядется к кому-то на колени и схлопочет по ушам от «сиденья», в худшем – вылетит через окно. На тротуар… Или. Или не можешь попасть при посадке в салон. Одно сокращение пупочного кольца и полсалона свободно.

– Заманчиво! – всхлипнул Вивасов. – А остальные?

– Остальные выпадут через передние двери, часть через окна и вентлюки в потолке, – продолжил Гурген. – Даже водителя иногда выбрасывает через лобовое стекло вместе с баранкой, если вовремя не успевает сгруппироваться. Но! Нужно стараться не допускать подобного, а то потом долго придется идти пешком. Аналогично при выходе. Ответь жестким приемом: запрессуй! Пусто? Да, пусто! Причем в радиусе ста – ста пятидесяти метров. Далее…

Вивасов скосил глаза на присутствующих. Их оказалось очень много. И все пузаны. Кроме одного.

– А ты как тут оказался? – хлопнул по плечу Могул мужчину-худышку.

– Осторожней! Я и так при входе укололся зубочисткой: толкнули под локоть, и видишь – результат!

– Не повезло! Тебе теперь в другую секцию – фехтования. Трудно будет соперникам попасть рапирой в туловище!

– Далее, – продолжил Гурген, – зажали в дверях, скажем, столовой. Прием, и очереди нет, путь к раздаче свободен! Ничего, что часть очереди жарится на электросковороде, а другая – головами в бачках с харчо и рассольником. Так даже наваристей и вкуснее!.. Опять же некоторые дамы достаточно агрессивны. Руками нельзя – рукоприкладство. Только животом! Придраться не к чему. С эстетической стороны. Всё в рамках этикета… Ах, оне ругаются? Подойди к ним и тихо сквозани пузом, так чтобы слова в горле застряли… Стоит толпа за водкой. К черту толпу! Напрягись и расслабься! – вся витрина вместе с продавщицей – твоя!.. Змейка к бензоколонке? Выйди к багажнику передней машины – импульс! – и все машины собрались колбаской в кювете: заливай полный бак одновременно с трех выпавших пистолетов… Пробка на Камском мосту? Подойди к ближайшему авто и тпру его! Ну и где пробка? Рассосалась! И пусть большинство машин упало в Каму, небось, водители плавать-то умеют.

Был и аппарат для контроля: боксерская туша, набитая песком.

Вивасов попробовал силу мышц несколько раз. Результат неутешительный.

– Слабовато, – скуксился тренер. – Смотри, как должно быть. И он нанес сокрушительный удар животом по туше. Песок внутри снаряда слипся, а потом и застекловался.

– Теперь понятно?

– Теперь понятно, Гурген, почему вам, участковым, не выдают табельное оружие – ни к чему. Во-первых, не отберут, во-вторых, брюхатэ – это тот самый фактор внезапности.

Тренер ухмыльнулся: «А ты понятливый, лузер».

– Немного из истории, – перешел на лирику Гурген. – Борьба молодая – родилась во времена тотального дефицита в среде интеллигенции, которая не могла ответить устно на злобные выпады очередников за товарами первой необходимости (водкой, табачными изделями и т. п.). Доказала высокую эффективность. Правда, сам я не пью и не курю. Но для поддержания формы тренировался на очередях ежедневно. Да и потом вина-табаки были универсальной валютой, на которую можно было обменять что угодно… А теперь спарринги. Спарринги с такими же пузочесами.

Первая пара сразу же травмировала друг друга. Оба повредили кишечник.

– Ой, мы сегодня переели.

– Осваивайте пока бой с тенью. Где-нибудь в кладовке. Или гараже. Так безопасней…

После недели занятий Гурген вернул Вивасову деньги:

– Ничего у тебя не получается, доцент. Клинический случай.

Расстроенный Вивасов пришел на работу и снова достал спринцовки – всё-таки проверенное средство. Особенно, с далматским пиретрумом.

…Как-то после обеда Вивасов проследовал в деканат и блаженно растянулся в кресле в приемной у ГенСеКа.

Однако декану это не понравилось:

– Иди, Вивик, лучше прогуляйся. До ректората. Отдай свою характеристику на переизбрание. Растряси жирок.

Вивасов отнес документы в приемную ректора и медленно побрел обратно на кафедру.

– И куда это мы спешим? – услышал Могул чей-то насмешливый голос.

– Ты кто? – озадачился Вивасов, рассматривая бомжа, и тут его посетило смутное озарение: «Так это же Ваня Смирнов, теорфизик, жил в студенческие годы в одной общажной комнате со мной!»

Ваня ничуть не изменился, что тогда, что сейчас ходил, как среднеазиатский дервиш. С холщовой сумкой через плечо. Насколько помнится, не был женат. Рассказывали, спал на полу, питался, чем Бог послал. Да и давно выпал из поля зрения. И тут через столько лет – встреча!

– Пошли что ли за пузырем, Могел. Премию Вольфа обмоем. Получил по физике. Как-никак, сотен тыщ бакинов. Потом еще Юрик (Мильнер) клятвенно обещал деньжат подбросить, после создания собственного фонда. Филдсовский центр тоже медаль обещал, в порядке исключения.

Вивасов в изумлении раскрыл рот: «Вот те на! Всю жизнь считали Ваню неудачником: ни жены, ни квартиры, ни зарплаты, а тут такое счастье подвалило!»

Доцент искренне расстроился. Послушно поплелся за Ваней в «Виват».

– Стоять, алкашня! – неприветливо встретил друзей охранник универсама. – Фейсконтроль не проходите. Особенно, ты.

При этом он схватил Ваню за шиворот, развернул на сто восемьдесят градусов и от души напинал тому по мягкому месту.

И тут Вивасов вспомнил всё! Всё, чему его учил Гурген!

Он вплотную приблизился к Ваниному обидчику.

– Оп!

Тот хотел было ткнуть пудовым кулаком в вивасовский живот, но Могул сделал упреждающее сокращение мышц и… детина упал, скорчившись улиткой от боли.

– Ой, моя рука! Моя рука!!

Еще бы – сломана. В трех местах!

На шум выбежал другой охранник с резиновой дубинкой.

Вивасов повторно напряг брюхо: нападавший вынес стеклянную дверь внутрь торгового зала и там затерялся где-то в секции морепродуктов среди креветок и осьминогов (потом его нашли разделанным на дольки в пресервах).

Испуганная продавщица отпустила товар без денег, забыв даже про тревожную кнопку: а кому охота стать прокладкой между стойкой и кассовым аппаратом?

Помогли-таки тренировки!!

И друзья в хорошем настроении отправились обмывать премию Ванька…

– Соратница! – тепло подумал о кондукторше Вивасов. – Профессионал!..

У ЦУМа в автобус споро запрыгнул Лева Смолянский – поехал внука навестить.

Вместе с ним в салон набилось довольно много народу.

Водитель, увидев в зеркало, что дверь не хочет закрываться, заорал в микрофон:

– Эй вы, хватит копошиться в заднем проходе!

– Но мне еще в нем «копошиться» года два, до пенсии! – расстроился Лева, которого до глубины души задело слово «хватит». И он стал проталкиваться вперед, чтобы выразить протест наглому шоферюге. Голос водителя меж тем показался Смолянскому до боли знакомым.

– Афоня, ты? – воскликнул Лева, приблизившись к кабине. – Припомнил, как мы бедовали в твоей деревне? Узнал, узнал, чертяка! (см. «Деды в индиго», стр. 39)

– Че-то такое, кажися, было, – наморщил лоб водитель.

Смолянский, продираясь сквозь пассажирские джунгли, даже не обратил внимание на еще одного своего знакомого, Могула, который сидел наполовину в выпуклости стенки, образовавшейся вследствие профессионального приема кондукторши, при этом его правая щека была напрочь приплюснута к стеклу.

– Конечная остановка «Госуниверситет», – объявил водитель. – Приготовьте билеты на контроль.

Соседка по сидению, наконец, освободила Вивасова из телесно-стенного плена.

Могул засуетился, шаря по карманам брюк. Тут он явственно снова ощутил на себе колючий взгляд. Оглянулся. Это была та же дама в коричневом брючном костюме.

Дама, проходя мимо Вивасова, неожиданно резко развернулась и закатала ему звонкую пощечину:

– Сволота в штанах!

Такого хода событий Могул ну никак не ожидал.

Третий удар дамы он сумел перехватить.

– Вы что?! Белены обкурилась?!

– Он еще издевается. А не ты ли меня всю дорогу мысленно хотел?

– Как это?

– Тантрически!

– Тактически? С дуба рухнула?

– Не тактически, а тантрически, идиот!

– Это что за слово? Английское? Ругательство? Английское ругательство?

– Ты еще и пустомеля!

– Билет! – взревел водитель.

– У нее, – нашелся Вивасов.

Водитель схватил за руку даму:

– Предъявите билеты.

– Пустите меня. Еще один?

И дама вклеила смачную оплеуху водителю. Потом еще. Добавила ногой.

Водитель, однако, был не из робких. Подставил лоб, лягнул головой. О которую дама вывихнула руку.

Пока они дрались, Вивасов подобрал два билета, выпавшие из рук водителя.

– Вот, товарищ. Успокойтесь!

– Зачем тогда было руками махать? – досадливо спросил шофер.

– Ты уже третий раз сегодня, Афоня, драчуешься, – осадила водителя кондукторша.

– Афоня? Тракторист? – узнал старого знакомого Могул.

– Был. Год назад, – кивнул водитель. – А потом на заработки в Пермь подался.

– Мы в твоей деревне ночь прошлой осенью коротали…

– Это, когда наши пацаны вашу машину вытаскивали? А я у поленницы валялся? Меня тогда после опохмела председательша заставила собрать все, как было. Стал на следующий день клепать из дров колоды, из колод ствол, потом приделал ветки, после чего вкопал березу на место. А ты?.. Никак доцент? Зарос-то как! Ощетинился. Теперя вспомнил!

Махнув рукой на прощанье, Вивасов вышел из автобуса. На тротуаре его уже дожидалась дама, решившая продолжить разборки.

Но в конфликт неожиданно вмешался Лева, который уже приметил Вивасова и стоял чуть поодаль. Он, как врач-специалист, объяснил даме, что есть кто… Дама пошла на мировую. По жизни – милейшая особа. Только что защитила докторскую по математике. На этой почве, видимо, и бзик: формулами башню снесло. Интегралами. И прочими матрицами…

Познаковшись на неудачной рыбалке (см. «Деды в индиго», стр. 36), Вивасов и Смолянский подружились на почве пристрастия к… спринцовкам. Родственные души, так сказать. Особенно Могулу нравился лозунг, висевший в кабинете Левы: «Лучше нет для организма, чем задористая клизма!». Он заказал себе в рекламном агентстве «Веселый промоутер Роджерс» плакат аналогичного содержания.

Поболтав немного, друзья разбежались в разные стороны. Через семь минут Могул встретился с Валентином Столетовым. Тот прихорашивал тряпицей свой мотоцикл «Иж-Планета».

Вивасов, осознав, что сильно рискует здоровьем, согласившись ехать на старом трехколеснике, сходу спросил старшего преподавателя:

– У тебя как? Люлька не отвалится по дороге?

– Не, я ее на всякий случай на алюминиевую проволоку примотал, – пошутил Столетов.

Вивасов со страхом посмотрел на конструкцию. Да уж! Хлипковата! Но делать нечего, поздно трепыхаться.

Поехали на завод галогенов. Добрались без поломок. Прошлись по цехам. Народу ни души. Правильно: воскресенье!

– Где этот чертов баллон? – забурчал Вивасов. – Нам надо торопиться: к заседанию бы успеть!

– Вон лежит, в углу, – кивнула охранница на проходной. – Заместитель вас ждал-ждал и забурился.

Действительно, в углу коричневел баллон.