Между скалами

–Самое главное, я их вижу одним глазом. Только одним, левым, – и, торопливо сказав это, я умолкла.

Взгляд мамы не изменился, она молча ждала объяснений.

–Только одним, – немного погодя, повторила она.

–Ага, – я осторожно кивнула.

Мама медленно перевела взгляд на папу. Они долго смотрели друг на друга, будто совещались без слов, потом мама протянула:

–А тебе они не кажутся?

–Кажутся? – у меня упало сердце, я неверящими глазами смотрела на маму.

–Если только одним глазом…

Наверное, на моём лице выразился ужас, потому что мама поспешно прибавила:

–Ну, если ты так уверена, что они есть, опиши их.

Я облизнула пересохшие губы. Ещё есть надежда. Мама готова поверить!..

–Они… Трое мужчин и одна девочка, – я не знала, с чего начать. – Один мужчина такой высокий, плотный, моложе других, может быть, спортсмен, смуглый, и у него каштановые волосы… и да, у него очень высокий лоб… Второй ниже ростом, седой, худой, с осунувшимися щеками и кругами под глазами. У него один глаз немного прикрыт… И третий, среднего роста, с пузом, щетиной, ему приблизительно 35… На лбу много морщин, глаза острые, то есть, не глаза, а взгляд, – и я поспешно нарыла в памяти образ девушки, – И девушка, совсем молодая, может быть, лет 19-ти, у неё рыжие волосы, большие губы, веснушки, глаза карие с зеленоватым оттенком, а ещё…

–Всё, достаточно! – перебил папа. – Это уже выдумки!

–Выдумки?! – я сорвалась на крик.

–Постой, – обратилась мама к папе и повернулась ко мне. – Что ещё?

–У неё шрам на шее и щеке. Длинный, от скулы до ключицы, – обиженно глядя на папу, буркнула я.

Снова молчание.

–Вот как, – проговорила, наконец, мама.

Я с опаской посмотрела на неё, а она – на папу. Спасательный круг выскользнул и сдулся. Мама приняла папину сторону. Это было видно по выражению её лица.

–Я, по-вашему, слетела с катушек? – спросила я, чувствуя глухое одиночество. И неожиданно для самой себя заорала, – Ну и не верьте! Я их всё равно вижу!

Мне показалось, что огромные руки сбросили меня в бездну, где только темнота, и больше ничего и никого… только я и пожирающий всё моё существо страх.

Родные люди бросили меня наедине с призраками!..

Это был первый раз, когда я мысленно окрестила их призраками.

–Ира, это пройдёт, – заявил папа.

–Надо просто подождать. Это просто твои фантазии, – вторила мама.

–И ничего больше!

–Ты ведь сама понимаешь, что их нет.

–Такое бывает, если сильно ударишься головой.

–Врач сказал, ты тяжело отходишь от наркоза, и возможны галлюцинации.

–И потом, у тебя было сотрясение мозга.

–И трёхдневный обморок.

–После обмороков реальность, как правило, не сразу воспринимается.

–Тем более, три дня!

–Замолчите уже! – ни на кого не глядя, тихо произнесла я.

Теперь я одна. Говорить что-то бесполезно, только в больницу залечу. Да и никто в здравом уме мне не поверит, даже слушать не станет. Может, мне действительно только кажется?..

Нет! Нет же, нет!.. Я их вижу, постоянно, ежедневно, как такое может казаться?! Я с точностью их описала!

Посмотрела на маму, и тут из-за её спины на меня взглянули два ввалившихся глаза.

Тут меня впервые замкнуло. Нитки паники резко связались друг с другом, ведь даже сейчас, когда родители рядом, я всё равно одна… и мне никто не поможет.

–Вон они, те трое, – одними губами шепнула я, бледнея и глядя на прозрачных мужчин у окна.

Мама чуть вздрогнула, глянула на папу и медленно, осторожно оглянулась.

–Там никого нет, – успокаивающим тоном сказала она, оборачиваясь ко мне с видимым облегчением и одновременно недоверием и страхом.

–Дочур, здесь только мы, – заверил папа, стараясь урезонить меня. В его голосе тоже слышался испуг.

–Ты кого-то видишь сейчас?..

Я их не слышала. Не в силах оторваться, я смотрела на призраков, и их глаза словно что-то искали в глубине моих глаз, словно засасывали меня.

«Ты видишь нас» – вдруг зашипело в голове. Хриплый и жуткий мужской голос, и в нём была такая злоба и ненависть, что по позвоночнику проехалась ледяная волна, и я, не помня себя от ужаса, закричала:

–Уходите! Прочь! Я больше не хочу вас видеть! Уходите!..

Я верила, что они слышат меня, и они слышали.

Их голоса в голове сливались с моим собственным криком и голосами мамы и папы, судорожно пытающихся меня успокоить.

Меня начала колотить дрожь, я продолжала орать во всё горло, потом истерика сломила внутри меня какую-то плотину и дала волю рыданиям.

Потом, кажется, в палату вбежали врачи и медсёстры, и я почувствовала, как родительские руки сменились руками докторов, быстро растирающими внутреннюю сторону моего локтя ватой со спиртом, прижимающими мою голову к подушке, держащими вторую руку и обе ноги.

Укол – и рвущиеся изнутри истошные крики постепенно растаяли где-то в горле, глаза медленно застелил туман, на тело навалилась тяжесть, руки и ноги ослабли…

–Покиньте палату, пожалуйста…

–Это пройдёт? С ней всё в порядке?

–Это успокоительное. Приходите завтра, сегодня к ней больше нельзя.

–Снотворное!

Дальнейшие фразы я уже не расслышала. В ушах зазвенело, и я провалилась в сон.

* * *

-Ира.

Я сидела в каком-то кабинете перед врачом в очках и с почти лысой головой. Кто он, меня не волновало. Я с досадой и равнодушием одновременно вспоминала, как меня вырубили успокоительным. Кажется, всё ещё действует.

–Значит, ты видела там пациентов.

Это был не вопрос, но я на всякий случай кивнула.

–В палате.

–Угу.

–Ира, взгляни вот сюда, – врач вытащил листочки с чернильными кляксами и показал мне один, – что это?

–Я что, сумасшедшая, чтобы меня тестировали? – все чувства всё ещё были приглушены и заперты, но где-то за засовами снотворного шевельнулся гнев.

–Тестируют не только сумасшедших. А в тебе тут никто и не сомневается. Что ты здесь видишь?

Я склонила голову вбок.

–Похоже на бабочку.

–Хорошо. А здесь? – следующий лист.

–Дракон.

–Здесь?

–Дети играют.

–Здесь?

–Чего вы добиваетесь?

–Что ты здесь видишь?

–А вы?

–Ира, что тут изображено?

–Что вы хотите, чтобы я сказал? Это клякса.

Врач поднял бровь.

Мозг еле шевелился, и мне совсем не хотелось думать о том, что же я вижу.

–Лев грызёт антилопу, – я сказала, чтобы что-то сказать. – А так, – склонила голову, – единорог, – это уже было сказано искренне.

–Хорошо, – врач убрал листы. – Когда ты в первый раз увидела людей, которые тебя пугают?

–В первый день, когда открыла глаза после аварии.

–Ты с ними разговариваешь?

Я помолчала. Сказать ему, что их голоса звучат в моей голове? Нет, не стоит.

–Нет.

–Они просто появляются?

–Да.

–Может, чего-то хотят?

–Не знаю. Нет.

–И ты видишь их одним глазом?

–Да.

–Расскажи о них немного.

–Что рассказать?

–Ира, ты не хочешь продолжать разговор?

–Не хочу.

Врач кивнул, пожевав губами.

–Тогда ступай к себе.

Я молча смотрела на него и не могла поверить своим ушам. Он сказал идти?.. Он что, меня отпускает? Все последние дни мне почти ничего не давали сделать самой, ограничивая свободу до движений на кровати, переворотов, мыслей и дыхания. Остальное мне запрещали, чтобы не спровоцировать головную боль или тошноту. А тут так просто «ступай»…

–Что же ты? Иди, – повторил врач, что-то записывая и, видимо, больше не собираясь обращать на меня внимание.

Я встала и вышла в коридор. Меня никто не остановил. Держу пари, врач даже не взглянул на закрывшуюся за мной дверь.

В коридоре было пусто. Я медленно двинулась к своей палате, не оглядываясь по сторонам, чтобы случайно не зацепиться взглядом за призрака.

Последние пару дней мне можно было вставать и даже чуть-чуть ходить, но я нечасто этим пользовалась, потому что меня сильно пошатывало. Я оперлась на стену и приостановилась, чтобы перевести дыхание (у меня ещё сохранялась слабость от потери крови, лекарств и нескольких дней, проведённых в кровати, поэтому движения вызывали некоторую усталость). Глаза непроизвольно скользнули по полу, и тут… Ноги в ботинках. Явно не мои.

Я подняла глаза, и всё внутри упало от страха, а тело парализовало холодом. Прозрачный мужчина… Боже, я его знаю! Тот лысый из джипа, что пристал ко мне, когда… Когда я ехала куда-то?.. К Жене? За рулём?.. Минутку…

Ведь я его помню, точно помню…

Я еду по пустой дороге, рядом едет чёрный джип, мужчина выглядывает из окна, улыбается…

«-Поехали лучше в клуб?»

«-Машина чья, отца? Мамы?»

«-Включи фары…»

Но почему он прозрачный?.. Почему? Что с ним?..

Он молчал. Я не заметила тогда, что у него такие мрачные глаза, потому что тогда он улыбался, а сейчас – лишь пристально смотрел на меня.

Пусть он уйдёт. Пусть исчезнет.

Лекарства не давали мне испугаться по-настоящему и броситься бежать, поэтому я просто стояла и смотрела на лысого мужчину.

Уйти. Уйти отсюда, да поскорее. Убежать!

Я повернулась и рванула прочь, вломилась в палату, бросилась на кровать, забилась под одеяло, зажмурилась, мечтая уснуть или снова потерять сознание…

Куда мне от них деться? Кто поможет?

Глава V

-Ну, всё хорошо, что хорошо кончается, – Пётр Иванович улыбнулся. – Скоро можно будет тебя выписывать.

Я представила себя на улице. Боже, сколько же их там, наверное…

–Я скоро отсюда выйду, да?

–Говоришь так, будто ты в тюрьме, – врач засмеялся.

–Девочка умерла от скачков давления, – вдруг произнесла я, вспомнив девушку со шрамом.

За последнюю неделю я ещё несколько раз сорвалась из-за призраков в присутствии родителей, и они всё чаще стали замолкать, стоило мне появиться рядом, всё чаще стали бросать на меня сочувствующе-заботливые взгляды, тревожно переглядываться… А ещё я поняла, что люди, которых я вижу, мертвы. Это призраки тех, кто умер в этой палате, в этой больнице.

Они по-прежнему приводили меня в ужас, но я уже начинала привыкать к ним и даже могла поворачиваться к ним спиной. А ещё они уже могли давать мне какую-либо информацию. Иногда, когда я смотрю на них, голову наполняют смутные образы, обрывки их жизней, а порой возникают даже их мысли.

Но я чувствовала себя глубоко одинокой. Никто мне не верит, смотрят всё чаще как на сумасшедшую, а страх всегда за спиной, как чёрный ворон, носится вокруг, то и дело посылая своих стражей, прозрачных людей со стеклянными глазами… Бежать было некуда. И это глухое жестокое одиночество сковывало всё внутри и опустошало.

Сейчас меня очень даже обрадовало то, что я, наконец-то, попаду домой, но ещё сильнее напугало то, сколько призраков я там увижу.

Пётр Иванович слегка поджал губы.

–Спасибо за сведения, – он находился в пограничном состоянии между неверием и мыслью, что я действительно могу видеть тех, кто уже мёртв. Порой он готов был поверить мне, особенно, когда я передавала ему что-то, что мне говорили они. Тогда он слушал меня внимательнее, чем обычно, и даже задавал вопросы, а потом долго думал, кивал и заканчивал всегда так: «Спасибо за сведения». Эти моменты заставляли меня чуть-чуть оттаять. Конечно, врач не мог поверить мне до конца и был недоволен, когда я говорила о них, но всё же относился к моим словам серьёзно. Эти редкие минуты, когда он выслушивал меня, спасали меня от настоящего безумия и полной потерянности.

–Кстати, к тебе тут гости, – чуть встряхнув седой головой, словно отгоняя наваждение, прибавил Пётр Иванович и, улыбнувшись, вышел.

Через мгновение дверь вновь открылась, и в палату ворвалась вспышка ослепительно яркого, режущего глаза красного цвета. Когда в глазах перестало рябить, я разглядела в обрамлении алых прядей тонкие черты лица и голубые глаза.

–Женя, – не то спрашивая, не то утверждая, протянула я удивлённо.

Да, это была моя подруга, с выкрашенными в красный волосами и в красной в тон волосам одежде.

–Тебе… э… идёт, – добавила я. Если честно, красный меня немножко нервирует, да ещё и такой яркий.

–Ира! – выпалила она, широко улыбаясь, как Дед Мороз, вихрем пронеслась через палату к кровати и крепко обняла меня.

Мне в нос ударил запах, характерный только Жене, запах, похожий на запах акварельных красок или восковых мелков для рисования. Раньше я была уверена, что это духи. Теперь знаю, что это не так, ведь у каждого человека есть свой собственный особенный запах.

Женин запах был немного удушливый, но приятный, хотя и своеобразный, и в голове у меня мучительно что-то завертелось, из подсознания стали вырываться картинки: я сижу в общежитии около её кровати, она лежит лицом в подушку, и её бьёт сильная дрожь, мне страшно и плохо, и хочется, чтобы весь этот кошмар поскорее закончился, но он не заканчивается, Жене всё хуже, и я не могу ничем помочь…

Я схватилась за голову, которая словно трещала от цунами воспоминаний, рвущегося из океана памяти. Я вспомнила всё, все минуты, проведённые ночью у Жени, даже просьбу в записке позвонить мне утром, даже то, как папа поймал меня на крыльце, даже то, какие многолюдные были коридоры общежития, несмотря на поздний час, когда я туда приехала. Я вышла из папиной машины, значит, и впрямь приехала туда сама… Невероятно! Но вот поездки никак не вспомнить…

Всё это пролетело в голове в несколько секунд, и вот я снова повисла у подруги на шее.

–Всё хорошо? Как ты себя чувствуешь?

–Почему ты не сказала, что приехала на родительской машине, а? Зачем было так рисковать?! – Женя вдруг отстранилась и несильно, зато с чувством меня встряхнула. – Ира, ты сумасшедшая?

–Не бросать же тебя было, – пробормотала я смущённо. У Жени иногда случаются приступы обострённого альтруизма, и она сама не своя становится, если кому-то доставляет неудобства, а тут она и вовсе была на грани истерики, хотя минуту назад пребывала в состоянии крайней беспечности.

–Ох, убила бы, – протянула она, недобро щурясь на меня, – но ты и так еле живая.

Она вздохнула, удручённо покачав головой, и снова обняла меня.

–Ира, спасибо тебе! И прости, что попросила приехать… я не подумала, как ты это сделаешь… Я вообще ничего не соображала тогда.

–Нет, всё хорошо, Жень… Ты правильно сделала. Ведь на то и нужны друзья, – я улыбнулась.

Женя некоторое время с сомнением смотрела на меня, затем тоже неловко улыбнулась, но тут же снова погрустнела.

–Друзья… А из меня после этого какой друг?

–Это ты просто… – начала было я, но она меня не слушала.

–Ты же чуть не убилась, а потом и твой папа… Звоню утром – твой телефон не доступен… сначала думала, что просто разрядился, а потом засомневалась. Пыталась дозвониться дня три, потом позвонила тебе домой, и твоя мама сказала, что ты в больнице и до сих пор не пришла в себя. Я тогда уже хотела в полицию обратиться…

–Женя, что было…

–Твоя мама сперва говорить со мной не хотела. Я чуть с ума не сошла, столько всего передумала…

–Да хватит уже! – мягко остановила я подругу. – Это у меня просто голова набита опилками.

–Рыбьими кишками она у тебя набита, а не опилками, – мрачно отмахнулась Женя, на мгновение отвлёкшись от воспоминаний, а затем продолжила, – Я думала, твоя мама меня зарежет. Нет, ты всё-таки сумасшедшая…

Последнее слово заставило меня чуть вздрогнуть.

–Ночью, на родительской машине, одна… Странно, что ты вообще доехала!.. Кстати, – тон подруги вдруг стал любопытным, – ты мне не говорила, что умеешь водить. В автошколе учишься? Я думала, там только совершеннолетние студенты.

–Папа учит, – осторожно ответила я,

–Ох, дай дураку лопату, могилу выроет, – эту поговорку Женя сама придумала. – Не ожидала я от тебя.

–Я тоже.

–Что «тоже»? – не поняла Женя, снова очнувшись от собственных мыслей.

–Тоже не ожидала. Я забыла последние полтора дня перед аварией, – объяснила я. – Вспомнила, что было днём, когда мама пришла. Потом вспомнила, что было после того, как я ушла от тебя. А то, что было у тебя, я вспомнила только что, когда тебя увидела. Но звонка твоего никак не вспомню, да и как я решила ехать к тебе самостоятельно – тоже.

–Значит, не помнишь самое важное.

–Ну да…

–Тогда, как дотикает, будь добра, объясни, откуда у тебя столько ума, ладно?

Я улыбнулась, мне вдруг стало очень хорошо от того, что Женя рядом.

–Ладно.

Мы снова обнялись.

А потом я не выдержала и рассказала ей то же, что рассказывала и врачу, и маме с папой. И с каждым словом у меня крепла уверенность, что уж она-то меня обязательно поймёт. Женя слушала внимательно, как мама, но, когда я закончила, то увидела по её глазам, что она верит.

–Хм… это удивительно.

С души свалился камень. Впервые за последние несколько дней я почувствовала, что не сумасшедшая.

–Такое случается после того, как человек побывает на грани между жизнью и смертью, но ведь врач говорит, твоя рана не столь опасна, – рассуждала Женя, пока я пыталась поверить своему счастью. – И что это за люди? Привидения?

–Ага…

–Значит, ты видишь мёртвых теперь? – с благоговением в голосе спросила она.

–Похоже на то.

«Она даже не подумала о сумасшествии», – подумала я, и сердце забилось от облегчения. Я обняла подругу.

–Ира! – пискнула она, осторожно пытаясь высвободиться из объятий. – Моё плечо…

–Ой, извини!

Мы посидели в уютном молчании, улыбаясь и время от времени приязненно поглядывая друг на друга.

Потом я в подробностях рассказывала Жене о каждом из призраков, увиденных мною, а она рассказала о том, что было, когда я уехала. Оказывается, она всегда переживала ломки именно в общежитии, и, когда я спросила, почему не дома, ответила:

–Не хочу тащить эту грязь домой.

Жене мой нежданный дар казался крайне интересным, но она искренне сочувствовала мне, кажется, понимая, что это страшно и тяжело. Ей, судя по всему, нравилось, что у меня появилась такая способность, так как она то и дело возвращалась к этой теме и просила меня рассказать о них ещё.

В тот день она спасла меня от страха и одиночества.

Глава VI

Пусть дом и не спасение от этого ужаса, но всё же лучше, чем больница. Возвращаясь домой, я чувствовала себя почти счастливой, хотя тревога не давала покоя. Папу тоже выписали, поэтому мы собирались домой вместе.

Вылетев с пакетом, в который сложила вещи, которые родители мне привозили, и увидев маму с папой в приёмном отделении у выхода, я тут же бросилась их обнимать, несмотря на то, что они мгновение назад явно говорили обо мне и резко замолчали, едва я приблизилась.

Когда мы сели в машину, я вспомнила, как ехала на ней к Жене, что это не так уж невозможно, как мне казалось. Папа обрадовался, что мне удалось это вспомнить, и стал с живым интересом расспрашивать, что именно и в каком порядке я делала. Мне очень польстила его заинтересованность, и я с удовольствием пересказывала отшлифованные амнезией яркие воспоминания.

А когда я осталась в автомобиле одна (родители зашли в магазин), рядом со мной на заднем сидении возник лысый. Страх сковал меня, как всегда сковывал, стоило кому-то из них появиться поблизости, и я с трудом заставила себя отвернуться. Хотела, чтобы призрак исчез, но спиной ощущала: он здесь.

Тогда я, сглатывая и трясясь, обернулась к нему. Мрачные глаза сверлили меня и пронзали, будто молниями, словно ожидая чего-то. Потом лысый поднял руку, и у меня свернулся от прилива ужаса желудок. Боже, что он хочет сделать?..

Крупная ладонь приближалась ко мне, а я словно примёрзла к месту, замерла, не в силах пошевелиться, то ли от страха, то ли от леденящего изнутри сверхъестественного холода, взявшегося неизвестно откуда. Чего, чего он хочет?

Рука, кажется, легла мне на макушку, и от места прикосновения по телу разбежались струйки жуткого холода, будто маленькие молнии, морозящие каждый сосудик. Кровь бросилась к голове, и она, в свою очередь, загорелась так, будто весь жар тела перешёл в череп и воцарился там, оставив каждый член зимовать. От горячих волн мозги заработали так быстро, как не работали никогда.

Тут очертания салона машины стали стремительно размываться, уши заложил пронзительный звон, не дающий услышать другие звуки; желудок словно подхватило чем-то и рвануло вверх, голова бешено закружилась…

…Я сидела в салоне какой-то другой машины, возможно, какого-нибудь джипа, на пассажирском сидении впереди. А рядом сидел лысый. Не такой бледный, не прозрачный… живой. Он живой.

Где это я? Почему я в его машине? И почему он, чёрт возьми, живой?..

Руки и ноги опутаны внутренним холодом и отказываются шевелиться, я даже не пристёгнута, а джип так и гонит…

Впереди смутно виднеется синяя машина, похожая на папину… Секундочку, это ведь и есть его машина! Что здесь такое происходит?

Куда папа так мчит? И что я, наконец, делаю в автомобиле человека, который должен быть мёртвым?..

Если только… если только я не прошлом. А если это действительно прошлое, то там, в папиной машине, выходит, тоже сижу я?..

Лысый резко закручивает руль влево, и джип круто поворачивает. Два светофора, обгоняем синюю машину, проскакиваем третий светофор, горящий красным…

Да он пьяный! Как я тогда не заметила?! Вот почему он стал ко мне подкатывать! Значит, он хочет показать, что было с ним после того, как мы разминулись? Но нет, небо как будто светлеет…

Женя вчера говорила, что, возможно, они хотят о чём-то сказать. Может, лысый всего лишь желает показать мне что-то?

Машина гонит вперёд, взвизгивая и рыча, а лысый крутит только одной рукой. А ведь действительно, за окном уже почти утро… Если он и впрямь хочет мне что-то показать, то уж не свою ли смерть? И именно с этой целью перенёс меня сюда, в прошлое? Может, я могу что-то изменить? Может, он хочет, чтобы я спасла его? Но как мне это сделать? Ведь я даже пошевелиться не могу.

Лысый негромко ругнулся и принялся резво закручивать руль то в одну сторону, то в другую. Я взглянула на дорогу и чуть было не закричала: мы ехали прямо навстречу папиной машине, которая почему-то вылетела на встречную полосу… Или, наоборот, чёрный джип гонит по встречной? Лысый продолжал вилять вместо того, чтобы нормально развернуть автомобиль или притормозить. Что он делает?

Джип бешено дёргается и вертится, а иномарка перед нами лихорадочно жмётся к краю дороги, пытаясь нас пропустить; пьяный водитель путает педали и давит на газ, матерится, но уже не может справиться с железным монстром, который съехал с дороги и мчит прямо к фонарному столбу…

Я отчаянно пытаюсь пошевелиться, нажать на тормоз, пытаюсь даже просто кричать, но всё тело заморожено видением из прошлого, и мне остаётся только одно – наблюдать…

Но, в конце концов, разве я здесь не для того, чтобы спасти его?.. Если нет, то зачем тогда? Если он просто хочет, чтобы я узнала, как он погиб, почему он не сказал мне это, как девушка со шрамом? Ведь иногда я слышу их голоса, иногда в моей голове звучат их мысли… зачем же мне нужно ещё и видеть?..

Столб всё ближе, джип неуправляем… Прыгай в окно, чёртов ты алкаш! Давай, прыгай!

Удар, свет фар, жуткий грохот, лысого бросает прямо в лобовое стекло, по которому мгновенно разлетается, разбегается, растекается пронзительно алая кровь.

Мой кишечник словно что-то ошпарило.

Рывок изнутри, разгоняющий холод в теле, и меня выворачивает наизнанку уже в папиной машине. Руки трясутся, перед глазами всё плывёт, щёки горят огнём, сердце стучит с неимоверной скоростью…

Он умер… Господи… Я была там! Я была там! Я не спасла его!.. И перед глазами снова лобовое стекло и волной расползающаяся по нему кровь…

О боже, боже, боже!..

–Ира! – вернувшаяся в машину мама придерживает меня за плечи, не давая упасть прямо на грязное сидение.

–Я б-б-была т-там… я была там… я была там… – язык не слушается, глаза бегают, пальцы судорожно цепляются за маму, – Я была там… была там… Он разбился, разбился, разбился…

–Ира, успокойся, Ирочка! Кто, ну? Кто разбился?..

–Он разбился, он разбился… я не спасла, я не могла… у меня… было холодно… х-х-холодно… в руках… было холодно… Он разбился… разбился…

Я едва сознавала, что происходит. То шёпотом, то вслух бормотала одно и то же и не могла заставить себя остановиться. Родители звали меня, шлёпали по щекам, трясли, пытались успокоить, расспрашивали, утешали, я чувствовала это, но всё было тщетно.

Припадок длился довольно долго, пока дрожь не улеглась, а дыхание не выровнялось. Папа сидел со мной на заднем сидении и обнимал, а я без выражения смотрела в пространство. В голове была только одна мысль: на моих глазах умер человек. Да, это произошло в прошлом, и разве это что-то меняет, если я всё равно всё видела?

До дома доехали в полном молчании. Когда машина остановилась, папа осторожно подхватил меня под руки и повёл в подъезд. Как мы поднялись на 5 этаж и зашли в квартиру, я не помню. Как меня завели в комнату и положили на диван (на кровать я бы сама не поднялась, да и могла оттуда запросто свалиться, если бы решила слезть), запомнила смутно.