Падение Флавиев

– Ничего страшного, господин.

– Вообще-то нам надо к сенатору на Квиринал… – Начал вспоминать план города. – Так, значит, мы сейчас на Эсквилине… Отлично, это соседний холм. Правда, встреча назначена на завтра. Ладно, пойдем сразу на Квиринал и поищем жилье заодно.

Дороги за пределами Рима были просто колоссальные: широкие, 12 локтей, выложены булыжником, вдоль них разрастались могилы и усыпальницы римлян. В самом же Риме дела обстояли иначе. Улицы в большинстве случаев до сих пор оставались простыми проходами68 или тропинками69, ширина которых – 7 локтей. Узость проходов усугублялась тем, что они делали еще больше извивов, потому что на «семи холмах» им приходилось взбегать или спускаться по весьма крутым склонам, откуда и происходит слово clivi – спуски, присвоенное многим из них: clivus Capitolinus, divus Argentarius и другим. Наконец, ежедневно загрязняемые мусором из прилегающих инсул, они не содержались в должном состоянии, в каком предписал им Диктатор70 Юлий Цезарь в законе, вышедшем после его смерти, а кроме того, вовсе не всегда были снабжены тротуарами и мостовой, которые тогда же попытался им навязать диктатор. Этот закон гласил: «Собственникам жилья, чьи строения выходят на общественную улицу, необходимо чистить ее перед входом и вдоль стен, иначе штраф». Тогда же собственники придорожных инсул получили разрешение пристраивать на верхних этажах балконы. На деле же этот закон не слишком-то и пытались выполнять, так как грязь и мусор лежали повсюду. В общем и целом улицы Рима образовали скорее хаотическое нагромождение, нежели сколько-то стройную систему. Они никогда не рвали связи со своими отдаленными корнями, продолжая сохранять верность традициям, лежавшим в основе их, тогда еще деревенского, возникновения: тропы, по которым могли передвигаться только пешеходы71; подъезды, которыми могли пользоваться карруки в один ряд72 и, наконец, такие дороги, на которых могли разъехаться или обогнать друг друга две карруки73.

Юлий Цезарь осознал, что на столь крутых, узких и оживленных улочках движение каррук, неизбежное в связи с удовлетворением потребностей сотен тысяч жителей, привело бы среди дня к мгновенной закупорке и было бы источником постоянной опасности. Этим и объясняются радикальные меры, на которые он пошел, что и знаменуется его посмертным законом. После восхода солнца и вплоть до самых сумерек перемещение каррук внутри Рима более не допускалось. Те, что вошли сюда в течение ночи и оказались застигнуты рассветом прежде отправления, имели право лишь на то, чтобы стоять пустыми. Это правило, впредь не отменимое, допускало лишь четыре исключения. На улицы допускались: в дни торжественных церемоний – карруки весталок, царя священнодействий и фламинов; в дни триумфа – карруки, без которых нельзя было обойтись в процессии победы; в дни общественных игр – те карруки, которых требовали эти официальные празднования. Кроме этих случаев, определенных весьма точно, в Риме было разрешено передвигаться лишь пешеходам, верховым (когда нет праздников), обладателям паланкинов и портшезов74. Так что неважно, идет ли речь о бедных похоронах, отправляющихся в путь с наступлением вечера, или о пышной погребальной процессии, начинающейся среди бела дня, будут ли впереди следовать флейтисты и рожечники, а позади – нескончаемая вереница родственников, друзей и наемных плакальщиц75. Мертвецы, помещенные в свой собственный гроб76 или на простых носилках, которые несли на себе vespillones, отправлялись к костру, где им предстояло быть сожженными, или к могиле, где их прах должны были предать земле.

После пожара 64 года от Р. Х., во время которого погибла большая часть города, Нерон вознамерился вновь отстроить уничтоженные огнем строения по более разумному плану: улицы стали прямы и широки, дворы – открыты, здания из мрамора и не выше определенной меры, лицевая сторона их была украшена портиками. Меры, предпринятые императором, касались главным образом центральных улиц. Полной перепланировки столицы предпринято не было, что вряд ли было возможно также и в силу густоты заселенности Рима и запутанности его стародавних кривых улиц.

Далее, после пожара 80 года от Р. Х., когда опять пострадал Рим, император Тит начал улучшать дороги и улицы, а теперь уже за дело взялся и Домициан.

На данный момент создавалось впечатление, что абсолютно весь город преображается, так как на каждой улице велись строительные работы либо реконструкции. Шум и гам были слышны со всех сторон. Неудивительно, что многие граждане просто закрывали уши руками и так шли по своим делам. Повсюду царили оживление и беспорядочная толкотня. В тавернах полно народу после того, как их открывают и удлиняют выставленными наружу лотками. Здесь же, прямо посреди проезжей части, бреют своих клиентов брадобреи. Сюда идут разносчики из trans Tiberim77, меняя на стекляшки свои пакетики с пропитанными серой спичками. Там торговцы, охрипшие из-за того, что им приходится зазывать глухих ко всем призывам клиентов, выставляют на обозрение дымящиеся колбасы в горячих сосудах. Тут же, прямо на улице, пытаются перекричать весь город школьный учитель и его ученики. С одной стороны меняла звенит на нечистом столе своими запасами монет с портретом Домициана, с другой золотобит, работающий с золотым песком, сдвоенными ударами постукивает блестящей киянкой по камню. На перекрестке зеваки, собравшиеся в кружок вокруг заклинателя змей, выражают ему свое восхищение. Повсюду звучат молотки медников и голоса бездомных, пытаясь разжалобить прохожих именем Юпитера или скорее воспоминаниями о множестве жизненных трагедий. Причем, судя по их рассказам, все они воины – герои знаменательных битв, чемпионы гладиаторских боев или члены бывших царских и императорских династий.

Прохожие же продолжали течь непрерывным потоком, не обращая внимания на препятствия. Весь без исключения город вывалил наружу, люди перли друг на друга, кричали и толкались, по солнцу или в тени. Идущая впереди толпа не давала двигаться быстрее Туллию и Опойе, будто специально замедляя шаг. Толпа, что за ними, наступала им на пятки. Кто-то толкал их локтем, другой пихал брусом, третий тянул за тунику, пытаясь ее порвать, четвертый трогал торс и щипался. Конечно же, в такой толчее легко работалось ворам.

Минуя все эти препятствия, Флавий с рабыней оказались на Квиринале – самом высоком холме среди всех семи холмов вечного города. Он был назван в честь Квирина – италийского бога, считавшегося обоготворенным прародителем Ромула, основателя Рима. Недолго блуждая улицами, они очутились возле виллы сенатора. Туллий почесал затылок, решаясь, постучать в двери или нет, решил все же не злоупотреблять гостеприимством и только хотел было уйти, как услышал педисекв78:

– Дорогу сенатору Гнею Сервию!

Паланкин остановился прямо у входа на виллу, и оттуда выглянул Гней:

– Туллий? Ты рано!

– Да, я понимаю, просто я только приехал и должен был проверить адрес…

– А то я вдруг тебя решил обмануть! – съязвил сенатор.

– Нет… это не так… – засмущался тот.

– И, конечно же, ты голову не покрыл, как я советовал, и спокойно разгуливаешь по Риму в поисках приключения, да?

– Нет… я…

– Где остановился?

– Сейчас буду искать мансион.

– Понятно, – и сенатор вылез из паланкина. – Заходи, у меня переночуешь.

– Нет, благодарю! – отказался Туллий. – Я не хочу быть обузой никому.

– Сами боги прислали меня домой именно в то время, когда ты здесь стоял. Судьба ли это? Так что заходи, пока тебя не обнаружили.

– Сенатор, ты явно меня переоцениваешь. Кроме Домициана и его близкого окружения, меня никто не знает в лицо.

Через ворота пронесли пустой паланкин, а за ним прошли педисеквы и Сервий с гостями. В саду виллы три фонтана струились между статуями античных героев. За ними расположился неглубокий бассейн. Вилла представляла собой прямоугольное строение длиною в стадию, с большим перистилем79 в центре и двумя выступающими корпусами. Западный выступ с террасой и бельведером обращен к Марсову полю. Помещения нижнего этажа заглублены в землю. Вдоль коротких сторон здания находились жилые кубикулы, а вдоль длинных – криптопортики и коридоры. Вилла имела ступенчатый силуэт, так как ее верхние этажи несколько отступали от края, образуя террасы с портиками и экседрами.

– Проходите, будьте как дома, – произнес сенатор, приглашая в атрий.

– Очень красивая вилла, мне нравится, – сделал комплимент Туллий.

– Благодарю! Приятно это слышать от человека, который вырос во дворце. Тем более я заплатил за нее огромную сумму в пятьсот тысяч денариев. Ведь старая родовая наша вилла погибла в огне три года назад. – После чего обратился к рабам: – Подготовьте кубикулу для нашего почетного гостя, – и вновь спросил у Флавия: – Твою рабыню отправить к остальным рабам или с ней будешь спать?

– Буду с ней.

– Что за шум, отец? – Появилась девушка с большим животом и в тонкой палле.

Если бы не живот, то она была бы эталоном римской моды. Тонкие черты лица, огромные голубые глаза и светлые волосы придавали облику этой семнадцатилетней девицы красоту богини.

– А, Лукина! – Засветился от радости Гней. – Познакомься, это Туллий Флавий, приемный сын божественнейшего императора Тита Флавия!

– Так, значит, это ты меня сделал вдовой? – странно спросила девушка у Туллия.

Флавий замешкался. Здесь же появилась Оливия.

– Опять ты? Ты мне приносишь несчастье с самого первого момента, когда украл у нас лимоны.

– Мне жаль, что я лишил вас лимонов… и Авла, – строго выговорил Туллий.

– Да, лимоны было жаль, – рассмеялся сенатор. – Моя дорогая супруга хотела сказать, что она сильно перенервничала в ту кровавую ночь на вилле и все же хочет высказать благодарность Туллию Флавию за то, что он спас наш род от Авла. Да и дочь так радуется. Если бы не ты, то, мне кажется, она и сама его зарезала бы вскоре.

Лукина тоже рассмеялась.

– Авл хотел отравить тебя, супругу убить, а… – начал было Флавий.

– Я знаю, – спокойно перебил его Гней. – Мне все донесли. Авл даже успел Домициану послать письмо, о котором я не знал. Пришлось выкручиваться перед императором как мог, и теперь Цезарь дал мне время до календ сентября, чтобы я принес твой труп, иначе меня казнят.

– Что? – поразился Туллий. – Как так?

– Отец? – испугалась дочь. – Что ты такое говоришь?

– Это правда, Гней? – спросила Оливия.

– Правда, но не бойтесь. У меня есть план.

– Сдать меня? – поинтересовался Флавий.

– Нет, что ты. – Улыбнулся Сервий. – Я все устрою, но нужна какая-то вещь… Может быть, есть у тебя то, что дарил тебе когда-то Тит? Или знаки на теле, какие-то особенности?

– Есть, – и Туллий вытащил свой серебряный кинжал. – Это родовой кинжал Флавиев. Предсмертный дар моего отца.

– Да, я помню, ты уже показывал мне его.

– Но я не могу его отдать, это все, что осталось у меня от Тита. Он бы не простил мне…

– Сынок, я все понимаю, – положил ему руку на плечо, – но на кону не только твоя жизнь, но и всей моей семьи. Мы должны сделать так, чтобы Домициан тебя похоронил и забыл раз и навсегда. Только когда он успокоится, мы сможем придумать идеальный план его убийства. Нанесем удар тогда, когда он меньше всего будет ожидать. Но для этого нужны жертвы, и мы все чем-то пожертвуем.

– Как ты разыграешь мою смерть? – Туллий протянул кинжал Сервию, и тот взял его.

– Позже узнаешь, а пока можешь отправиться в кальдарий, помыться с дороги и отдохнуть в кубикуле.

На обед Туллий вышел в белой тоге, одолженной Гнеем. Он возлег за столом и лишь молча наблюдал, как семья Сервиев общалась между собой и шутила. Мысль была одна: «Какие же они счастливые, когда есть близкие и любящие их люди». Сенатор заметил грусть на лице Флавия.

– Туллий, попробуй к рыбе вот этот соус гарум.

– Благодарю, я люблю гарум. А он с чем?

– Анчоусы, уксус, соль, оливковое масло, перец и вино, – ответила за супруга Оливия. – Это Гней их любит. А я люблю с тунцом. Моя дочка – с моллюсками и ароматными травами. Вообще, если бы вы только знали, как тяжело этот соус делается…

– Мама, ты уже сто раз об этом говорила. – Закатила глаза Лукина.

– Это тебе я говорила, а вот Туллий, наверное, не знает. Так вот, гарум готовится из крови и внутренностей рыбы путем ферментации, которая проводится в неглубоких каменных колодцах под действием солнца в течение трех месяцев. Соусом гарум является прозрачная жидкость, которая образовывается на поверхности рыбной субстанции. В городах его не производят из-за сильного специфического запаха. Да и продают его всегда запечатанным в маленьких глиняных сосудах.

– Очень поучительно, Оливия, – произнес Сервий. – Только эти рецепты интересны лишь женщинам.

– И это говорит сенатор, который все про все должен знать?!

– Думаю, в сенате вряд ли начнутся слушания по поводу приготовления гарума. Тебе надо создать женский сенат.

Все, кроме Оливии, рассмеялись.

– Матроны лучше бы управляли империей, чем вы, любящие гулять налево и направо, мужчины.

– Не нервируй меня, дорогая супруга, а лучше займись своими домашними делами, – довольно строго сказал Сервий. – Я pater familias80 и делаю всегда только то, что считаю нужным и необходимым.

Оливия хмыкнула, встала и гордо удалилась.

– А соус действительно хорош, – попытался разрядить обстановку Туллий.

– Завтра у нас будет серьезное собрание, поэтому мою супругу отправлю в театр Марцелла, – не то сам себе, не то всем объявил Гней. – Лукина, если хочешь, можешь с ней поехать.

– Нет, отец, с животом уже тяжело мне передвигаться. Я просто закроюсь в своей кубикуле.

– Ты можешь присутствовать, если интересно. В отличие от твоей матери ты умная.

– Тогда мне интересно… – и она начала разглядывать Флавия. – …Интересно же наблюдать за тем, как Туллий идет к императорскому трону.

В августовские иды на вилле у Сервия стали собираться гости. В основном это были сенаторы и несколько патрициев из уважаемых и древних семей. Но главной неожиданностью для многих, безусловно, было появление здесь Марка Нервы.

– Надеюсь, Гней, я не зря проделал столь длинный путь в эту жару, чтобы отведать твое и мое любимое белое фалернское вино, – произнес Нерва, скидывая с себя тогу. – Когда оно настоится в меде, то становится очень крепким и сладким.

– Конечно, Марк, у меня его вдоволь.

– Оно же очень дорогое. Самое дорогое. В четыре раза дороже всех остальных сортов.

– Я в курсе.

– Я просто очень люблю вина и терпеть не могу «Кровь лозы». Оно быстро плесневеет в амфорах, поэтому приходится разбавлять горным медом либо водой, как в тавернах. А плебеи, вы не поверите, – и он расхохотался, – разбавляют вино водой из Тибра, чтобы не было столь кислым.

– Да, мы слышали об этом. Сейчас принесут наше вино. Итак, все уже собрались, а нас сегодня почти шестьдесят человек…

– Нет, не все, – перебил его Нерва. – Я позволил себе от твоего имени пригласить еще одного очень важного и влиятельного человека.

– Кто это? И почему я узнаю об этом только сейчас?

– Не волнуйся, друг, ты же мне доверяешь точно так же, как и я тебе?! А разве мы когда-то подводили друг друга?

– Что же, надеюсь, этот незнакомец не Домициан?! – Послышался хохот гостей. – Друзья! – продолжил Сервий. – Во-первых, благодарю, что вы все отозвались на мое предложение и прибыли сюда в столь мрачное для нас время. Во-вторых, на данный момент лишь мы с вами реальная оппозиция императору…

– Я не думаю, что Нерва – оппозиция, – заявил один из сенаторов. – Он не только самый близкий друг Флавиев из оставшихся живых, так еще и очень близок к Домициану. Не рискуем ли мы возлежать с ним за одним столом?

– Ваши опасения мне понятны, сенаторы, – ответил Марк, наливая вино. – Но наши отношения с императором лежат в руинах. Мы давно уже не любовники. Да и чаще всего он старается избегать меня. Никаких должностей не дает… даже места в сенате меня лишил. Его изменила должность императора в худшую сторону.

– А если он сейчас предложит должность консула, как пример? Ты опять будешь с ним?

– Нет, я человек очень и очень злопамятный. Веспасиан и Тит всегда с уважением ко мне относились, с почетом. А Домициан… он предал меня. Больше мне нечего добавить.

– Марк, – обратился к нему Гней, – а ты хорошо помнишь Туллия Флавия?

– Конечно, он рос на моих глазах. А что?

– Что ты о нем нам можешь рассказать?

– Ребенок как ребенок. Всегда в тени Тита был. Про него можно сказать, что малец неконфликтный, спокойный, уравновешенный. Хорошо учился. Правда, замкнутый немного… Но безумно красивый, Аполлон отдыхает, да простит меня этот бог! Тит его любил, но кто же знал, что это приемный сын?! Домициан так мечтает его поймать. Однако, как ни прискорбно это звучит, я не думаю, что Туллий жив.

– Ты же помнишь, как он выглядит?

– Что за странный вопрос, я же говорил – он вырос при мне.

– Туллий! Зайди к нам, – объявил Сервий.

Все гости вытаращились на входящего в атрий Флавия и замерли.

– У меня вопрос к тебе, Нерва. Просто спрашиваю для себя, на всякий случай. Это действительно Туллий? – поинтересовался Гней.

Марк, пораженный увиденным, приблизился к Туллию и стал трогать его лицо, будто хотел снять с него маску. Затем потрепал волосы и произнес:

– Мальчик мой, Туллий! Ты жив?! – и обнял его крепко.

– Дядя Марк! – Флавий обнял в ответ.

– Хвала богам… Как же ты выжил? Почему ко мне не пришел? Я никогда не выдал бы тебя Домициану.

– Я чуть не погиб, меня спасли и доставили в Тарент. Там и выживал. Безопаснее всего было находиться вдали от Рима, пока я не наберусь сил.

– О боги… – Нерва не знал, на кого смотреть. – Так вот, значит, какой у вас план. Домициана заменить Туллием?! – и он рассмеялся. – Гениально, Гней, просто гениально.

– Гениальность не в придумывании плана, а в его реализации, – ответил Сервий.

– Да, ты прав.

– Ну что же, Туллий, поздравляю. – Улыбнулся ему Гней. – Тебя опознали.

Довольный Флавий возлег рядом с Нервой. В атрии появился номенклатор:

– Господин, пожаловал еще один гость!

– Пусть входит, – разрешил Сервий.

Когда же этот гость вошел, лица у многих присутствующих побледнели. Они хотели уже бежать во все стороны не оглядываясь, даже через окна. Казалось, их бы не остановил и тот факт, что вилла находилась частично в холме. Даже Туллий сглотнул и тоже стал подумывать уже о побеге.

– Ну, надо же, – удивился спокойный Гней, – сама императрица к нам пожаловала!

– Проходи, возлежи, Августа. – Бросился помогать ей Нерва.

Она в черном пеплуме молча возлегла с Марком и только тогда заметила Туллия.

– А, ясно, – лишь выдавила из себя Домиция. – Вот из-за чего нужно было это собрание.

– Я не понимаю… – еле слышно произнес Флавий. – Она ведь…

– Императрица! – начал было Сервий.

– Уже нет, Гней! – парировала Августа. – Домициан развелся со мной и изгнал из дворца! Или до тебя еще не дошли эти сведения?

– Прими мои искренние соболезнования по поводу смерти сына. Он был столь юн…

– Домициан-младший умер? – поразился Туллий. – Как? Почему?

– Тебе какое дело до этого? – резко ответила ему Лонгина. – Наоборот, радуйся, прямого наследника у Домициана больше нет. Остались только двое родственников со стороны Сабина, но они ничтожества оба, впрочем, как и ты.

– А как моя сестра Юлия поживает? – не реагировал на оскорбления Флавий.

– Живет с матерью на вилле. Но она тебе не сестра, ведь, в отличие от тебя, она настоящая дочь Тита Флавия, его кровь, его плоть.

– Так чем мы можем помочь тебе, Домиция? – вмешался в разговор Сервий. – Сегодня развелся Домициан, а завтра вновь поженится. Насколько мне известно, вы и раньше так конфликтовали.

– В этот раз все по-другому. Он унизил меня при всех, когда после театра отправил голой идти во дворец.

– Да, это грустная история. К тому же публично убил твоего любовника.

– Да Плутон с ним, с любовником тем. Домициан публично оскорбил меня перед плебеями, перед этой чернью. Знаешь, что они кричали? Казни ее! А он ведь мог это сделать, мог исполнить просьбу плебса… Домициан должен умереть, иначе умру я.

– А вдруг это все ловушка? – предположил один из гостей. – Вдруг ее сюда специально подослали, а завтра список с нашими именами попадет в руки императора и он нас сразу казнит?

– Да как ты смеешь обвинять меня в том, что я, прикрываясь смертью моего сына, участвую в разоблачении заговора? Да проклянут тебя все боги Рима!

– Прости его, Домиция. Мы все очень рискуем… – заступился Гней.

– А я не рискую, возлежа за одним столом с этим… Туллием?

– Мы все обеспокоены тем, куда катится наша любимая империя, и если не остановить Домициана, то Нерон останется далеко позади.

– Это да, он уже обдумывает, как расформировать сенат и разрушить Курию Юлия.

Сенаторы охнули.

– А недавно я был на ужине у императора, – заговорил Нерва. – Так там он убил Мария, стража Юпитера Капитолийского, который спас его во время правления Вителлия. Просто и хладнокровно выпустил стрелу в своего спасителя, но перед этим долго слушал его воспоминания и обещал покровительство и заботу.

– Итак, уже ясно, что с каждым последующим днем Домициан будет становиться все безумнее, – заявил Сервий.

– И что мы можем? – спросил один из сенаторов. – Нас слишком мало. Даже здесь и сейчас присутствуют лишь тридцать восемь сенаторов из шестисот.

– Но какие тут сенаторы и какие тут люди! Лучшие из лучших!

– Каков план? – спросил Нерва.

– Его еще нет. Он только зарождается. Домициан осторожен и всегда наготове. Он сейчас покинет Рим и будет жить на разных виллах как можно дальше отсюда. Мы не сможем успешно действовать за пределами Рима. Надо, чтобы завершилось строительство его дворца, и тогда он будет там постоянно жить, расслабится и пропустит наш разящий удар. У нас будет лишь одна попытка, и мы ее используем.

– Домициан не успокоится, пока не схватит Туллия.

– Я решу эту проблему. Завтра Домициан похоронит Туллия Флавия навсегда.

– Как?

– Чем меньше знаете, тем крепче спите.

– Но мы должны знать, иначе зачем мы собрались?

– Вы должны знать лишь только то, что важно. Я же сказал, что это уже не проблема.

– Что далее?

– Предлагайте! Не я ж один должен думать за всех. Все же тут заинтересованные и умные люди.

– Я приехала сюда со своим слугой Стефаном, – заявила Лонгина. – Ему вы можете полностью доверять. Несмотря на то что он остался во дворце, так как лишь он один развлекает и веселит Домициана, он все равно предан только мне.

– А разве Цезаря можно чем-то развеселить и развлечь? – поинтересовался один из гостей.

– Как ни странно, можно, но очень редко. Чаще всего он уединяется сам с собой и запирается надолго.

– Пропажу слуги не обнаружит император? – поинтересовался Марк.

– Он знает, что Стефан помогает мне с переездом.

– А он сможет отравить императора?

– Это вряд ли. Домициан ничего не будет принимать в пищу без дегустаторов. А после еще долго ждет последствий, прежде чем есть.

– Ночью его сможет зарезать Стефан? – спросил один из гостей.

– Нет, его спальник Парфений всегда наготове, да и много преторианцев у дверей и в коридорах.

– Может, нам его переманить?

– Пробуйте.

– Это все хорошо, но не на данном этапе, – прервал всех Сервий. – Как я и сказал, нужно время.

– Тогда мы зря сегодня приехали! – расстроился Нерва, опустошая очередной кубок вина.

– Не зря. Это наша первая встреча из сотни других. Сегодня мы, так сказать, познакомились снова и объединились. Все на одной лодке плывем к намеченной цели – убить Домициана, а затем сенат провозгласит новым императором Туллия. SPQR – Сенат и Народ Рима примет это решение с благоговением, так как все до сих пор скучают по правлению Веспасиана и Тита Флавиев. А Туллий будет продолжателем их политики.

– Может, у Туллия спросим, как он это все видит? – поинтересовался Марк.

Все гости уставились на Флавия.

– Мне главное – отомстить Домициану за убийство моего отца, Тита. Именно убийство, так как он отравил его, – ответил он.

– Это все понятно. Ну а после того, когда станешь императором?

– Я сделаю всех вас своими советниками и буду править вместе с Римским сенатом.

– То есть ты за республиканский устрой?

– Эм… да… именно… республиканский, – растерялся Туллий.

Этот ответ почти всех обрадовал. По радостным лицам можно было все прочитать.

– Ой, да ладно, он вам сейчас скажет, что вы только захотите услышать. Ведь все такие хорошие до прихода к власти, – съязвила Домиция. – А потом становятся тиранами. Хотелось бы верить, что Туллий вообще знает, что такое республика, но лично мне не нравится вариант с ним. Мы должны рассмотреть несколько кандидатов.

– Например? – спросил Сервий.