Сердце ведьмы

– В тебе моя дорогая, в тебе! Сегодня ведь полнолуние. Ты решила подписать контракт, и во время подписания слить на меня весь потенциал и уйти в надежде, что это решит и мои проблемы, и твои. Так вот, не решит. Ни твои, ни мои. И я не отпущу тебя. Скорее всё наоборот выверну и сдохну без перерождения, но тебе такое не позволю!

Поняв, что её план раскрыт, она нервно всхлипнула и, прижав руки к вискам, подавленно выдохнула:

– Ал, я устала… хочу уйти, у меня нет больше сил. Чем тебя такой вариант не устраивает? Я разрушу подвес, обещаю, лишь дай уйти.

– Куда? Куда уйти без потенциала? Надеешься на овердрафт, предложенный Вальдом, так он по определению не перекроет потери, если сама уход инициируешь.

– Какой овердрафт? И при чём тут Вальд? Он уже сделал, что мог, и дальше нам не по пути. Как ты не поймёшь? Я проиграла, Ал. Проиграла… Сил нет, бороться не хочу, ничего не хочу. Хочу раствориться в небытие. Я утратила вкус жизни, не хочу бороться с тобой, я не получу удовольствие от выигрыша, и сбегать не хочу, смысла нет, ты был прав, этот мир пагубен для женщины.

– Подожди, подожди. Ничего ты не проиграла. Я понял, что был неправ, признал твою правоту, Вселенная её тоже признала, и тут ты вдруг заявляешь такое. Это несусветная глупость.

– Ал, в чём проблема? Я хочу сдохнуть, здесь держит лишь желание избавить тебя от подвеса и раз контракт со мной тебя с него снимает, получишь ты его и мой потенциал в придачу.

– Почему ты хочешь сдохнуть? Пару часов назад ты истерила, что хочешь вернуть любовника, а сейчас вдруг не только его вернуть не хочешь, но и сдохнуть желаешь. Что произошло за этот час? С Вальдом разговаривала, и он сказал, что пути у вас разные дальше? Ты из-за этого сдохнуть решила?

– Какая разница из-за чего. Мне надоело, смысла дальше играть не вижу.

– Точно… Чёрт, как же ты любишь его… только не понятно почему тогда с Диего развлекаться решила. Хотя, может, он из-за этого тебе такое сказал, и ты психанула.

– Твои домыслы безосновательны и неверны. Я давно не видела Вальда, и давно знаю, что разные у нас дороги. Диего был попыткой хоть что-то стоящее в этом мире найти, но не удалось, и после некоторых размышлений, я поняла, что даже если вернёшь его мне, я не смогу простить ему его слабость. Что не смог противостоять тебе или своему дяде, не смог вернуться и сообщить мне хоть что-то… Слабак, – она неприязненно скривилась.

– Ты не знаешь, что произошло на самом деле. Вдруг у него не было возможности сделать это?

– Ты решил выступить его защитником? Смысл?

– Не знаю в чём смысл. Хочу дать тебе надежду и порадовать.

– Чем порадовать? Иллюзией? Похоже, он был рядом со мной потому, что похоть туманила мозг. Уехал, протрезвел и чувства пропали. Да и мне надоело искать хоть что-то, что может порадовать в этом мире.

Устало прикрыв глаза, Альфред тихо проговорил:

– Мирочка, я понимаю тебя. Тебе сейчас очень плохо. Настолько плохо, что, кажется, радоваться больше ты не сможешь никогда, но это не так. Поверь мне. Всё ты сможешь: и жизни радоваться, и смеяться от счастья, всё у тебя будет. Обещаю. И если для этого тебе надо наказать меня, я не против согласиться на любое твоё наказание, вплоть до полного уничтожения собственного потенциала.

– Не хочу я ничего такого! Не хочу! Хочу вырваться из этого проклятого мира, где женщина по определению бесправна и представляет собой лишь приложение к мужчине. Это мерзко! Я не хочу так больше! Я согласна отдать тебе всё, что имею, и уйти… Хочу уйти!

– Тихо-тихо, моя хорошая… – он порывисто притянул её к себе и ласково зашептал в ухо: – Тихо, не надо так нервничать. Мужчина тут тоже без помощи женщины не представляет из себя ничего… Ничего стоящего. В этом и есть фокус: найти партнёра, с кем можно свернуть горы, и свернуть их к обоюдной радости. Понимаешь?

– Не понимаю! И понимать не хочу! – она вывернулась и оттолкнула его.

– Хорошо, я подожду. Сейчас уплыву, чтобы не нервировать тебя, а ты побудешь здесь в одиночестве, подумаешь и когда решишь, куда хочешь отправиться и под каким прикрытием, пошлёшь ворона. Я вернусь и привезу тебе все бумаги.

– Не хочу никуда ехать!

– Ещё лучше, оставайся здесь, живи в своё удовольствие, я не стану приезжать, пока не позовёшь.

– Ты не хочешь заключать контракт?

– В таком твоём состоянии, не хочу. Ты дорога мне, чтобы ты не думала по моему поводу, и рисковать твоей будущностью я не хочу. Ты нужна мне не как возможность от подвеса избавиться, ты нужна мне сама по себе, и я готов ждать, чтобы ты поняла это.

– Или сегодня или никогда! – истерично выкрикнула она.

– Хорошо, пусть никогда. Твоё право, – холодно проронил он.

– Ты сам себя обрекаешь на зацикленность здесь! Ты понимаешь это?

– Если тебя это порадует, почему нет?

– Не порадует!

– Значит, мы заключим договор, но немного позже, когда прекратишь истерить и пытаться преждевременно завершить этот цикл.

– Я не люблю тебя и никогда не полюблю! Ты это понимаешь?

– Возможно, но я сам обрёк себя на нашу связь, и у меня нет другого выхода как только посвятить свою жизнь тебе. Я поддался эмоциям и сломал твой жизненный стержень. Теперь выхода другого нет, как только самому им стать.

– То есть ты меня не любишь, а лишь расплачиваешься по счётам?

– Одно другому не мешает.

– А мне мешает!

– Не вопрос, я уже сказал, что не тороплю. Подождём, пока перестанет мешать.

– Чёрт! Ты изводишь меня! Не хочу ничего ждать… Я уже столько лет жду, у меня больше нет сил…

– Так не жди. Определись, что хочешь, и давай решать.

– Я не хочу ничего! – она помотала головой, потом решительно проговорила: – Так, ладно. Что хочешь ты? Договор и держать дальше меня тут пленницей? Я согласна. Прям сейчас подписываем, и сваливай в туман.

– Здесь и сейчас? Ты серьёзно?

– Да! Я подпишу всё, что захочешь.

– Подожди, я не понимаю… Ты опять что-то задумала?

– Что я могу задумать, если готова подписать контракт на твоих условиях?

– Миранда, давай не будем торопиться и спокойно, без спешки обсудим, как ты видишь дальше наше совместное сосуществование, на каких условиях ты согласна связать воедино наши потенциалы.

– Я никак не вижу, и мне уже плевать на каких всё это будет условиях, хоть обратно в подвалы инквизиции отправляй. Я устала, ты загнал меня в угол, и смысла пытаться выбраться из него я не вижу. Наслаждайся полной победой, мне уже всё равно.

– Мирочка, я готов отпустить, готов пойти на все твои условия. Ты что не слышишь меня?

– Как ты не поймёшь? Я потеряла смысл и желание жить и совершенствоваться. Можешь насиловать или убивать, мне без разницы.

– Да что ты такое говоришь, малышка? Я не собираюсь ни насиловать, ни убивать, я готов исполнять любые прихоти и ублажать, а ты мне говоришь такое…

– А мне это не надо от тебя. Мне вообще больше ничего не надо!

– Понятно, у тебя истерика на фоне депрессии. Ладно, будем считать это переломным моментом. Отказываться от контракта не стану хотя бы с целью не дать тебе сотворить какую-нибудь глупость на фоне твоего психически нестабильного состояния. Сейчас разожгу камин, проведём церемонию и больше своим присутствием мучить не буду, пока сама не позовёшь.

– Вот и прекрасно! Можешь приступать.

Она стояла и молча наблюдала за приготовлениями Альфреда, потом следом за ним проговорила зарок, а потом, решительно обняв, приникла губами к его губам, даря страстный поцелуй. Альфред, явно не ожидавший такого от неё, немного неуклюже обнял её в ответ, а потом, отпуская ситуацию, расслабленно снял свой блок ,и вот тут она резко сбросила на него весь свой потенциал, бесчувственно похвалившись ему на руки.

Очнулась она уже на полу от того, что склонившийся над ней Альфред с силой тряс её за плечи, пытаясь привести в чувство.

– Чёртова идиотка! – эмоционально проговорил он, почувствовав, что сознание возвращается к ней, после чего подхватил на руки и отнёс в её спальню.

Уложив её на кровать, он вновь над ней склонился, плотно прижимая свои ладони к вискам Миранды.

– Не утруждайся, – хрипло выдохнула она, – это бесполезно.

– Зачем? Вот зачем!? Ведь знала, что до полнолуния уйти не сможешь. А сейчас сил уже на такое не хватит. И всё равно упрямо слила всю энергетику, ликвидировав все наработанные уровни. Надеешься, что оценю? Нет! Не оценю! Кретинка безмозглая! К чему мне твоя энергетика? Вот к чему?

– Чтобы знал, что я бесполезна для тебя уже. Всё! Я отдала всё, что могла, подвес твой разрушила, и теперь мне осталось лишь дождаться смерти. Поможешь быстрее с ней встретиться, буду благодарна. Захочешь развлечься и подержать ещё здесь, тоже не в претензии буду, имеешь право.

– Ты сумасшедшая дура! Никуда я тебя не отпущу, пока не восстановишь всё!

– Ты знаешь, что это бесполезно уже. Я ушла за минимум, так что бесполезно. Поэтому не напрягайся, не стоит. Хотя если для собственного успокоения хочешь попытаться прыгнуть выше головы, не смею мешать. Попрыгай.

– Ты на полном серьёзе считаешь меня такой тварью, которая сможет использовав тебя, спокойно выкинуть?

– Хранить отслужившую свой срок ветошь не имеет никакого смысла, но некоторым нравится. Если ты из таких барахольщиков и старьёвщиков, не смею мешать. Кому что…

– Сравнивать одушевлённых индивидуумов с неодушевлёнными вещами по меньшей мере некорректно! И потом я теперь несу за тебя ответственность!

– Договор связывает потенциалы, а у меня его теперь нет, мой дорогой! Так что ты свободен! Я по доброй воле отдала тебе всё, пользуйся на здоровье и не чувствуй себя обязанным. Ты ничем мне не обязан. Ни душе моей, ни той опустошённой телесной оболочке, что видишь перед собой. Ты свободен от обязательств, полон сил, и я порадуюсь, если всему этому ты найдёшь достойное применение.

– Я найду способ восстановить твой потенциал!

– Блажен, кто верует. Ищи, не смею мешать, – её губы дрогнули в саркастической улыбке. – Главное, по своей глупой привычке, не старайся отомстить, окончательно превратив остаток моих дней в ад, бестолково растратишь то, что получил, и не более того. Меня это сейчас вряд ли зацепит, и эго твоё останется неудовлетворённым.

– Вот с чего ты решила, что я могу начать мстить?

– Исходя из опыта, мой дорогой. Склероза-то пока у меня нет.

– Уела… Только глупо это. Если я такой мерзавец, каким ты меня считаешь, я порадуюсь твоему подарку и, переступив через тебя, пойду дальше.

– Именно на это я и рассчитываю.

– Идиотка! Мира, ты чёртова идиотка! – голос Альфреда сорвался на крик. – Почему ты не можешь понять и простить, наконец?

– Дорогой мой, это сделать как раз не можешь ты. Я давно простила и мне абсолютно всё равно, что ты будешь делать с моим подарком и со мной.

– Как же с тобой тяжело… Ты сводишь меня с ума.

– Да, я неудобна, но зато бескорыстна и не мстительна. Поэтому не вижу повода так психовать. Переступи и забудь.

– Да не могу я через тебя переступить, как ты не поймёшь? Ты дорога мне, и я не хочу, чтобы ты закончила этот жизненный виток, растеряв всё, что имела. Это по меньшей мере несправедливо.

– Ты хочешь справедливости? Являясь главным инквизитором, ты рассуждаешь о какой-то там справедливости? Дорогой мой, не надо демагогии, не на ту напал. Нет никакой справедливости, есть целесообразность, и я посчитала целесообразным завершить свой жизненный путь так, и не тебе со мной спорить. Всё! – она брезгливо скривилась, отталкивая его рукой.

– Хорошо, – тяжело вздохнув, он отошёл от её кровати, – хочешь моего диктата, получишь. Ты остаёшься здесь, и не реже чем раз в месяц отправляешь ко мне ворона либо со своей просьбой либо с докладом Лео, который не читаешь и его о содержании не спрашиваешь. Поняла? Исполнишь?

– Легко. Что-то ещё?

– Пока нет. Если твоё поведение будет в рамках допустимого, визитами постараюсь не тревожить.

– Рамки оговори.

– Чёрт, – Альфред нервно сжал в кулак руку, – не знаю я, что оговаривать, всё что угодно тебе позволить готов, лишь не вреди себе, очень тебя прошу.

– Поняла.

– Кстати, Диего тебе вернуть?

– Нет, не надо.

– Мира, девочка моя, я понимаю, что сейчас ты вряд ли отступишь от своей позиции, но на будущее, пожалуйста, имей в виду, я не враг тебе, и готов исполнить любую твою прихоть. И это не будет твоей капитуляцией, я не попрошу взамен ничего.

– А у меня ничего и не осталось, проси не проси, дать мне больше нечего.

– Ты ошибаешься, ты способна дарить и ласку, и любовь, и это основное, что может дать женщина. Но я не претендую на них. Я готов ждать момента, когда сама захочешь одарить ими.

– Не жди, любовь и ласка не рождаются на пепелище. Это утопия. Не обрекай себя на бесплодные ожидания. Оглянись вокруг, тебя наверняка окружает масса претенденток, способных одарить тебя ими. Обрати своё внимание на них, не надо высиживать камень вместо яйца, это глупо. Из него не вылупится ничего, даже если разверзнется твердь земная.

– А вот это решать мне, дорогая, что я буду высиживать и чего ждать, раз я связан с тобой договором.

– Я повторяю, договор связывает исключительно наши потенциалы, а у меня его уже нет, так что ты свободен, свободен, как ветер. Но если тебе этого мало, могу лично сообщить тебе, что не возражаю против любых твоих спутниц. Можешь даже ещё один договор заключить.

– Почему? Почему ты мне говоришь это, Мира? Я ведь знаю, сколь трепетно ты относишься к эксклюзивности в отношениях. Зачем эти слова?

– Трепетно я отношусь лишь к построению отношений с теми, кто мне небезразличен. Кого я воспринимаю, как своего спутника на том или ином этапе. А с тобой строить отношения я не намерена. Я освободила тебя и на этом всё. Поэтому ты свободен. Не хочу тебя связывать обязательствами из чувства благодарности. Ты ничего мне не должен.

– Хорошо. Я понял, буду иметь в виду. Спасибо, что предупредила, – хмуро процедил Альфред и, не прощаясь, быстро вышел из комнаты.

Глава 67

После отъезда Альфреда Миранда замкнулась, перестала выходить из своей комнаты и есть. Вернее, она делала вид, что ест, выкидывая при этом еду из окна в прибрежные волны, плещущиеся внизу, дабы не давать поводов Лео написать Альфреду о её голодовке.

К концу второй недели она ослабла настолько, что стоило ей подняться с кровати, и у неё начинала кружиться голова. Но, не желая это показывать, она продолжала вставать, затем приказывала принести ей еду, после чего осторожно, чтобы никто не заметил, из окна подкармливала ею прибрежных рыб и чаек.

Стив, который приносил ей еду, неоднократно справлялся о её самочувствии, но неизбежно получал уверенный и жёсткий ответ, что всё прекрасно, и его любопытство неуместно и злит её. Остальных, включая Лео, она вообще в свою комнату не допускала.

Однако, несмотря на запрет, рано утром в субботу, когда она в ожидании завтрака одетая лежала на кровати, к ней в комнату ворвался запыхавшийся Лео и сбивчиво выдохнул:

– Хозяйка, к пристани пытается пришвартоваться военный корабль, кто на борту я не знаю. Я заблокировал причал, корабль спустил шлюпку. Там больше десятка воинов. Прикажите стрелять из пушек на стене?

– Зачем? Они под флагом пиратов или воинствующего альянса? – недоумённо поинтересовалась Миранда. – Если нет, то встреть их, объясни, что хозяин замка в отъезде, ценностей нет.

– Они под флагом герцога Скиндермейнского, но не нравятся мне они. Уж больно воинственно выглядят. Не хочется мне давать им возможность беспроблемно пристать и войти в замок.

Миранда, приподнявшись на кровати, осенила его охранным знаком и натянуто улыбнувшись, проговорила:

– Храни тебя Творец, Лео. Герцог Скиндермейнский – двоюродный племянник короля, и хоть разгульный образ жизни ведёт, вряд ли разбоем промышлять станет. Да и нечего тут грабить. Поэтому не провоцируй конфликт. Всё хорошо будет, не бойся.

Лео, озабоченно хмурясь, вышел, а Миранда откинувшись обратно на подушки безразлично прикрыла глаза. Даже если это разбойники, лишь прикрывающиеся флагом герцога, и они убьют её, она будет рада подобному раскладу судьбы.

Через некоторое время она услышала в коридоре испуганные крики Люсьены, потом дверь распахнулась, и в её комнату ввалились несколько воинов, одетых в доспехи.

Ничего не спрашивая, один из них подхватил её на руки и куда-то понёс.

Краем глаза она успела заметить лежащего без движений у входа в замок Лео, порадовалась, что не увидела крови и мысленно попросила Творца помочь ему остаться в живых и не сильно пострадать.

Воин отнёс её к лодке, и обратился, к сидящему в ней пожилому воину, видимо, старшему по званию:

– Я нашёл её, командир, но, похоже, она больна, – потом указал на Люсьену, которую подвёл к ним ещё один воин, – а это, скорее всего, её служанка. Насколько я понял, она немая. Больше женщин в замке мы не обнаружили.

– Прекрасно. Давай её сюда. Пусть милорд сам разбирается, какая из них ему нужна, – проговорил тот, поднимаясь и принимая на руки даже не пытающуюся воспротивиться такому наглому похищению Миранду.

Их путешествие с Люсьеной сначала на корабле, а потом в карете, в сопровождении двух воинов, было хоть и неудобным, но недолгим.

Уже к вечеру их доставили в небольшой красивый замок, который, судя по развевающемуся над ним флагу, тоже принадлежал герцогу Скиндермейнскому.

Всё время дороги Миранда находилась в медитации и полу-отрешённом состоянии. Ей было всё равно, куда их везут и зачем, её сознание скользило по границе реальности и было готово при первой же возможности покинуть удерживающее его здесь бренное тело.

Один из сопровождающих их воинов подхватил на руки Миранду и вынес из кареты, второй вывел Люсьену, и под предводительством более старшего командира и встречающего их дворецкого они вошли в замок.

Дворецкий долго вёл их по хитросплетению коридоров и лестниц пока они не оказались в большой зале, где был в разгаре пир.

Около десятка разодетых вельмож, уже порядком навеселе, сидели за огромным столом, заставленным яствами, и весело смеясь, что-то обсуждали, прерывая дискуссию тостами и здравицами в честь хозяина дома, сидевшего во главе стола.

Мельком бросив взгляд на пирующих, Миранда порадовалась про себя, что ни с кем из них не встречалась в бытность свою герцогиней Донгвилль, а самого герцога видела, лишь когда была спутницей Вальда. С тех пор невысокий герцог сильно растолстел, и его пышная рыжеволосая шевелюра, а также густые рыжие кустистые брови, из-под которых светились алчностью и сладострастием недобро-прищуренные зеленовато-серые глаза начали придавать ему сходство с большим злым гномом. Усиливала это сходство окладистая борода, которая хоть и скрывала половину лица, но сильную отёчность и мешки под глазами, из-за постоянного пьянства, замаскировать не могла. Так что вид герцога хоть и был пропитан явным самодовольством, но свидетельствовал о нездоровье и возрастных проблемах.

Увидев вошедших, герцог поднялся из-за стола и внимательно посмотрев на неё, громогласно осведомился, та ли это обольстительница, которую он велел доставить?

Из его разговора с командиром похитивших их воинов Миранда поняла, что герцог общался с графом Диего и, исходя из его рассказа, составил о ней мнение, как о несказанной красавице, обладающей притягательной силой, против которой невозможно устоять. Поэтому сейчас, видя её, он недоумевал, что мог в ней такого притягательного разглядеть Диего, особенно учитывая её слабость и практически беспомощное состояние.

– Ваша Светлость, – оправдывался воин, – в замке больше не было никаких женщин. Это единственные, что были там. Судя по одежде, и тому, что немая другая, это и есть та, которую вы привезти велели.

– Тупицы, олухи! Неужели допросить слуг не могли? Всех вздёрнуть прикажу! – бушевал толстый коротышка герцог. – Не воины, а стадо тупых баранов! Поставь её! Что вы её держите? Она что даже стоять не может? Кого вы мне приволокли?! Какую-то умирающую падаль!

Держащий на руках Миранду воин, тем временем спустил её с рук и, обхватив за плечи, поставил перед герцогом.

Тот, подойдя к ней ближе, небрежным жестом схватил за лицо, заглянул в глаза и, скривившись, брезгливо выдохнул:

– Шваль какая-то. Что в ней мог найти Диего, если это она?

Именно в этот момент Миранду охватило чувство, что поскольку ничего в этой жизни её уже не держит, то она может не терпеть подобное унижение. Поэтому, перехватив взгляд герцога, она скривилась в ответ и с чувством громко произнесла:

– Во мне каждый видит своё отражение. Ты сам шваль, поэтому такой и меня видишь.

– Ах ты, мерзавка! – герцог наотмашь ударил её по лицу.

– Бьют женщин лишь слабаки, не способные больше ни на что, отыгрываясь так за свою слабость, – хрипло проговорила она, облизывая в кровь разбитые губы.

– Что?! Сейчас я тебе покажу, на что я способен ещё! – пьяно взревел герцог, отпихивая воина, держащего её, и заваливая на пол.

После чего начал срывать с неё одежду и расстёгиваться свой гульфик.

Миранда не сопротивлялась, на неё накатило чувство отрешённости и уверенности, что изнасиловать её не сможет никто без её на то желания.

Лёжа на полу, она краем глаза заметила рослого черноволосого мужчину, стоящего в глубине зала у стены и держащего на руках молодого кабанчика.

Почему-то мысли сами сосредоточились на нём, стало интересно, кто он и зачем держит кабанчика. Кабан явно был дикий и при этом не связан, однако в руках этого мускулистого и широкоплечего мужчины не пыталась выдираться, хотя захват его не был ни удушающим, ни лишающим его движений. Заинтересованно сконцентрировавшись, Миранда поняла, что кабанчик находится в лёгком трансе, в который принудительно введён.

Тем временем герцог попытался ею овладеть, но у него ничего не получалось. Его безвольно висящая плоть расслабленно елозила меж её ног никак не желая напрягаться. В зале послышался пьяные смешки и предложения помочь или подождать до утра, когда он немного протрезвеет, которые разозлили пьяного герцога настолько, что он вскочил и начал бить лежащую Миранду ногами.

Увидев это, стоящая невдалеке Люсьена, громко закричав, отпихнула удерживающего её воина и кинулась к Миранде, пытаясь заслонить своим телом.

Сделала она это явно зря, потому что гнев герцога тут же распространился и на неё тоже. Он крикнул, чтобы её оттащили и все желающие могли с ней развлечься на своё усмотрение, намереваясь продолжить тем временем бить Миранду.

Пьяные гости тут же накинулись на Люсьену, и Миранда с ужасом поняла, что бросившуюся ей на помощь девушку сейчас не только изнасилуют, но и, скорее всего, покалечат, а возможно, и убьют.

Она давно смирилась со своей смертью, но допустить гибель Люсьены ей не хотелось. Понимая, что сил защитить ту у неё нет, она быстро приняла единственно возможное решение и сконцентрировалась на своём желании.

В то же мгновение далеко на острове её кот, повинуясь ментальному посылу хозяйки, бесстрашно бросился со скалы вниз, отдавая свой потенциал тому, кто был в состоянии ей помочь.

Стоящий у стены черноволосый мужчина напрягся, по телу его пробежала крупная дрожь, а потом он выскользнул из залы вместе с кабанчиком, не замеченный никем, поскольку все были увлечены картиной избиения герцогом Миранды и попытками гостей повалить и сорвать всю одежду с сопротивляющейся и визжащей Люсьены.

Для Миранды тем временем ощущение реальности отступило, боль от ударов завязла в теле и больше не затрагивала сознание, которое освободившись от телесных оков, воспарило, отстранённо наблюдая за происходящим.

Люди, суетящиеся внизу, стали вызывать у неё безразличие и пренебрежение, жаль было лишь Люсьену. Поэтому вызывало досаду, что с её заданием вышедший из зала мужчина не торопился справиться.

А потом откуда-то из глубины коридоров, сразу с нескольких сторон послышались крики: «Пожар!», «Горим!», «Бегите!» «Скорее на помощь!», и гости в зале в недоумении начали оглядываться, а потом все, во главе с герцогом побежали к дверям.

Зала быстро опустела, лишь почти обнажённая Люсьена метнулась к бездыханному телу своей хозяйки.

В это время в зал решительным шагом вошёл черноволосый мужчина, оттолкнул Люсьену и приподнял тело Миранды, похлопывая по щеке.

Сознание Миранды, разгневанное тем, что он нарушает её план, метнулось обратно в тело и заставило выдохнуть непослушные, уже подёрнутые холодом смерти губы:

– Оставь меня! Девочку спаси! Только её!

– Она сама в состоянии идти, – хрипло ответил мужчина, после чего, оставив её лежать на некоторое время, шагнул к окну и сдёрнул одну за другой две гардины.

Одну бросил Люсьене, отрывисто проговорив: «Накинь на себя и башмачки свои найди и надень, идти долго надо будет», с другой шагнул к телу Миранды и, завернув в него, подхватил на руки.