Сердце ведьмы

– Что, другое?

– Уважение взаимное, чувство взаимной поддержки, когда каждый ценит в партнёре его достоинства, гордится ими, как своими, и готов не только защитить, но и помочь реализоваться в полной мере.

– Ты сказала «взаимной». А где поддержка и помощь в реализации с твоей стороны?

– Вы даже не видите этого?! Я все силы приложила и всё делала, чтобы у вас и лучшие виноградники с винодельней появились, и готова помочь была, чтобы лошадей хороших вы заимели. И сына вашего оберегала! А вы, милорд, оказывается, из-за своего уязвлённого самолюбия во всём этом видите исключительно мои попытки показать вашу несостоятельность как мужчины. Всё! Мне надоело биться как рыба об лёд. Ищите себе другую, которая будет счастлива и с которой сомневаться в своём превосходстве над ней вы не будете.

Герцог помолчал немного, потом тихо выдохнул:

– Извини…

– Что? – недоверчиво переспросила Миранда.

– Извини, говорю. Ты права. Я тупой мужлан с уязвлённым самолюбием. Мне сложно признать, что женщина может в чём-то наравне со мной разбираться, а иногда и лучше… Но я постараюсь измениться… Постараюсь слушать и прислушиваться, особенно если не особо нарочито делать это станешь. Давай попробуем сначала. Ты нужна мне. От мысли, что могу тебя потерять, аж нехорошо делается.

– Вы мне всё это уже говорили, милорд.

– Я знаю, а ещё знаю, что, может, женщины и овладевают навыками с первого раза, но мужчинам нужно долго повторять одно и то же действие, чтобы умением каким-то овладеть. Из лука, например, в цель попадать или мечом владеть. С первого раза ничего не получается, тренировки нужны. Долгие, изматывающие, на первых порах безрезультатные. Но результат появляется, обязательно появляется, если их не бросать. Давай повторим ещё раз.

– А потом ещё и ещё… Так?

– Да, так. Но поверь, с каждым разом у меня будет получаться лучше.

– В ваших словах есть логика, но подобная перспектива меня не особо радует.

– Почему? Ты не обладаешь терпением? Тебе надо всё сразу и прямо сейчас? Не допускаешь мысль, что это и для тебя неплохим уроком будет?

– Взяли на вооружение аргумент Джона? Умно… Ладно, согласна ещё раз попробовать, но учтите, терпения у меня не то что мало, оно вообще на пределе. Всё, которое было, осталось в подвалах Его Святейшества. Поэтому на длительные повторения не особо рассчитывайте. Не хочу я больше ни уроки проходить, ни консенсус хоть какой-то искать. И вообще ничего уже не хочу в этой жизни. Устала я от неё, и ничего меня в ней не радует.

– Понял. Постараюсь быть более прилежным учеником и не особо сильно испытывать остатки твоего терпения.

– Ваше обещание меня обнадёживает, милорд. На этом всё или ещё что-то от меня хотите?

– Хочу узнать, неужели и правда в постели со мной тебе все эти дни было плохо?

– У женщин, по крайней мере у некоторых женщин, к коим отношусь я, милорд, возбуждение идёт не только от физиологии, но и от головы. Когда в голове всё плохо, никакая физиология дело исправить не может. Поэтому сейчас не надо больше меня трогать. Я должна отойти, осознать полученную от вас информацию и настроиться на новый формат отношений.

– А если я просто рядом с тобой полежу и поглажу тебя? Ласково, ни к чему не принуждая? Мне хочется быть рядом с тобой в то время, когда осознавать это будешь.

– Джеймс, – Миранда впервые обратилась к супругу по имени, – вот скажи честно: доказать сам себе хочешь, что всё-таки способен возбуждать? Так я тебе заранее скажу: способен! Но только в том случае, если у женщины внутри злости нет. У меня пока есть, мне избавиться как-то от неё надо, и твоё присутствие этому не способствует.

– Ударь, может, легче тебе станет?

– Нет, не станет. Я помолиться хочу… Может, презрит меня Господь и поможет от этого чувства избавиться.

– И чем я тебе мешаю молиться?

– Джеймс, для меня молитва это очень личное. Мне надо, чтобы никто не стоял за спиной и не отвлекал. Это, конечно, в твоём праве не позволить мне того, но лучше бы ты дал мне такую возможность.

– Ладно, Мира. Я оставлю тебя. Но я хочу вернуться… Вернуться этой ночью. Сколько времени тебе надо?

– Не меньше трёх часов.

– Хорошо. Пусть так. Через три часа я вернусь, – герцог медленно встал с кровати, неторопливо оделся и вышел.

Проводив его взглядом, Миранда откинулась на подушки и утомлённо прикрыла глаза. Отношения с герцогом стали напоминать ей мудрёную игру. Получалось, что играть можно и с не обладающими силой, и они не всегда пешки… Только в отличие от ситуации с Эрбилом, где она играла по своим правилам, сейчас она не играла вовсе, она лишь пыталась вновь закрыться и, максимально отстранившись ото всех, дождаться своего конца… А игра меж тем всё равно шла и вдобавок по неизвестным ей правилам, с которыми никак не удавалось разобраться. Неужели Вселенная создала для неё партию, решив действительно чему-то научить? Но чему? И с какой целью? Заставить самой вести игру с любым, менять правила к своему удовольствию и начать, наконец, пользоваться властью и силой? Ведь цикл прослеживался явно. Герцог обозначал, что готов создать ей комфортные условия, а потом срывался вновь, доводя до бешенства и её, и себя. И если это не знак, что нужно поменять исходные условия, то мозгов у неё и впрямь не осталось после противостояния с Альфредом. А может, это именно его игра? – от этой мысли её моментально бросило в жар.

Нет! Не может того быть! Она бы почувствовала его воздействие. Он лишь ещё один игрок и влияет опосредованно, и не более того

Миранда прислушалась к себе и вдруг до боли ясно осознала – она не хочет осмысливать эту игру и не хочет в неё включаться. Она боится. Боится сравнений, боится отпустить из самого потайного уголочка души образ Вальда, боится не остаться верной ему именно душой, проявив в этой жизни искренний интерес хоть к чему-то. Ведь даже секс с герцогом она воспринимала как физиологию, приносящую облегчение и разрядку, подобно вину, пыталась расплатиться за него заботой, и не более. Она не подпускала герцога к душе, но в то же время старалась не использовать как фигуру в своей игре, и это была её плата. И ещё… Начать свою игру было равносильно предательству Вальда. Подсознательно ей хотелось доказать, что жизнь без него не имеет для неё смысла. Она может помочь, например, Альфреду или расплатиться с герцогом за его неплохое к ней отношение. Но вкус жизни, душевное удовольствие от игры она получать без Вальда не вправе… Изменить ему духовно, оторваться от него, радоваться без него жизни это для неё невозможно.

– А ведь, похоже, Альфред, был прав… – тихо пробормотала она, шокированная своими мыслями.

Нервно передёрнула плечами, встала и, накинув халат, прошлась босиком по спальне. Мысли будоражили, хотелось их как-то выплеснуть.

Схватившись за голову, она рухнула на колени и едва слышно слёзно взмолилась:

– Вальд, любовь моя, если ты действительно не ушёл, поговори со мной… Просто поговори… Не хочу я тут жить без тебя… Я честно пыталась… Не могу… А ещё лучше, забери меня, мой родной… Забери к себе, ну или в небытие. Я душу готова отдать… Не нужна она мне без тебя.

Морозный, пробирающий до костей холод коснулся её спины и плеч, и до боли знакомый голос тихо произнёс прямо над ухом:

– Ты с ума сошла просить о таком?

– Не солгал… – прерывистым шёпотом выдохнула она и, склонившись к полу, зарыдала, едва слышно причитая: – Извини, извини, мой любимый. Я не хотела тебя держать… Я верила, что ты ушёл и счастлив там… Я желала тебе этого всей душой. Только если ты не ушёл, почему ты не дал мне уйти следом? Я не могу без тебя…

– Можешь, родная, можешь… Твоя истерика не более чем прощание… Ты боишься изменить, чувствуя, что наконец готова это сделать. Не бойся, моё сокровище, я для этого тебя здесь и оставил.

– Ты счастлив там? – не оборачиваясь, словно боясь потревожить иллюзию его присутствия, спросила она.

– Безусловно.

– Тогда почему окончательно не ушёл?

– Ты знаешь ответ.

– Это подло… Ждать, что я изменю тебе и наблюдать за этим.

– Странная оценка. Во-первых, я ждал не твоей измены, а того, чтобы ты научилась быть счастливой без меня. Меня бы это порадовало. И это никакая не измена, и нет никакой подлости в том, чтобы этого ждать. Или ты тоже подло поступала, когда ждала, что я буду счастлив без тебя? Или же в глубине души всё же надеялась, что не смогу и не буду?

– Мысль о том, что тебе хорошо там без меня, помогала мне жить, вернее, выживать…

– Вот… А меня ты такой возможности лишила…

– Ты сильный. Тебе априори легче.

– Я твой учитель, и мысль о том, что я не научил тебя самодостаточности и способности быть счастливой, была не особенно приятной для меня.

– Почему ты не поговорил откровенно? Почему всё было именно так?

– Любовь моя, пришло время… Его было мало… Я знал, как надо поступить и в то же время боялся, что не смогу противостоять твоему напору, боялся, что откровенностью спровоцирую тебя на шантаж, на месть инквизиции или хуже того добровольную сдачу… Одним словом, я не смог, и потому всё было именно так. К тому же ты ведь могла позвать, всегда могла, но не позвала ни разу. Лишь сейчас.

– Я старалась быть сильной, боялась, что стащу тебя с уровня, а ещё боялась, что позову и не придёшь… Сейчас вот к этому готова была. Может, обрадовалась бы даже…

– Ты стала сильнее.

– Только чего мне это стоило…

– Знаю. Но ты же вынесла и сумела подняться. Кстати, если сумеешь простить окончательно Альфреда, будет неплохо. Вы хороший тандем можете составить.

– Я его бояться стала…

– Ты не поверишь, но он боится тоже.

– Меня? Я поклялась ему не мстить. Чего ему бояться?

– Ты отомстишь, даже не желая того, если не простишь и не поддержишь.

– Не поняла… Это как?

– Он своим поступком загнал себя в ловушку, только ты способна его из неё вывести. Ну или оставить в ней навсегда. Это и будет месть.

– Вальд, вот зачем ты так? Ведь знаешь, мои слабости и так на них играешь… Зачем?

– Ты можешь быть счастлива подле него.

– Нет! – раздражённо помотала она головой. – Его в качестве спутника я принять не готова! Скорее с герцогом, чем с ним.

– Пусть будет герцог для начала, я не против. Только надоест он тебе быстро. Поднимешься ещё немного и надоест.

– Ты прям как сваха… Рога не жмут?

– Девочка моя, у меня рогов уже быть не может… И ты знаешь это. Зачем же пытаешься зацепить? Надеешься всё же стащить с уровня? Тебе мало того, что я столько лет меж мирами мотаюсь, решила добавить? За что мстишь?

– Я хочу уйти! Забери меня! Ну, пожалуйста, забери! Не хочу никого подпускать к душе! Забери! – вся сжавшись и сцепив меж собой пальцы рук, истерично выкрикнула Миранда, захлёбываясь слезами и вложив в этот крик все свои силы.

После этого её вопля, леденящий душу холод за спиной у неё мгновенно растаял, а дверь спальни стремительно распахнулась и к ней подбежал взволнованный герцог, схвативший её в охапку и рывком поднявший с пола:

– Мира, ты сдурела, что ли, просить о таком Господа?! Как ты можешь? Это грех великий о смерти так молить! Нельзя так, нельзя…

Он прижал её к себе, нервно поглаживая по плечам и хрипло повторяя:

– Нельзя, нельзя о таком молить! Господь с тобою. Что ты? Как так можно? Нельзя так! Нельзя! Завтра же отвезу тебя к Его Святейшеству, пусть вразумит он тебя, что грех великий о таком молиться… Нельзя!

– Не надо к Его Святейшеству, – сглатывая остатки слёз, Миранда, помотала головой, – не стану более, это от слабости, устала я очень, сил нет.

– Зачем тебе какие-то силы? Для чего? Воевать со мной, что ли, собралась? Так я не воюю. Наоборот,готов любой твой каприз исполнить. И ты пообещала попробовать наши отношения улучшить. Что опять не так?

– Всё так, милорд. Извините.

– Неужели тебе настолько плохо со мной, что так кричать начала? Чем я так тебя обидел? Ты же так эмоционально кричала, что у меня аж душа содрогнулась.

– Женщины существа бестолковые и эмоциональные, милорд, им иногда бывает плохо, даже когда всё хорошо. Не обращайте внимания…

– Что тебе не достаёт?

– Наверное, внимания, уважения и любви… Я истосковалась по любви, милорд. Мне кажется, мною все пользуются, но не любят.

– Не придумывай. Я люблю тебя. Давно люблю. Может, не всегда показывал это, но люблю… – он порывисто подхватил её на руки, отнёс на кровать и, уложив, начал пылко обнимать и целовать.

Она, прикрыв глаза, холодно принимала его ласки, мысленно продолжая свой прерванный диалог с Вальдом.

– О чём думаешь? – не выдержал её отстранённости герцог.

– Думаю о том, для чего я здесь, милорд. Какой смысл в том? Я не нужна тут такая, какая есть… Я всем мешаю.

– Мне нужна! И именно такая! Прекрати закрываться и отстраняться, доверься мне, и я не обижу. Клянусь, что не обижу и все силы приложу, чтобы защитить и счастливой сделать! Доверься…

Она, немного отстранившись, чуть приподнялась на локте и окинула его оценивающим взглядом. Уход Вальда однозначно дал ей понять, что цепляться за прошлые отношения глупо, надо переходить на новый уровень. Делать этого не хотелось. Герцога хотелось придушить, чтобы выплеснуть разрывающее душу разочарование от прощания с прежними отношениями.

Лежащий подле и почувствовавший её настрой герцог замер и тоже не сводил с неё напряжённого взгляда, ожидая её решения.

Они долго молча вглядывались друг другу в глаза, наконец он не выдержал и тихо спросил:

– Что происходит, Мира?

Усмешка тронула её губы:

– Джеймс, ты действительно хочешь со мной доверительных и духовно близких отношений? Вот скажи, совсем откровенно, чем всё-таки тебя покорная кукла рядом с тобой устраивать перестала? Ты же всегда это нормальным считал?

– Ты не сможешь ею долго быть – это раз. Я это чувствую, это не ты была. А второе… Второе, это то, что я почувствовал уже, какая ты можешь быть иной… Ты чудо, моя дорогая… Господь не иначе как по благости своей мне даровал тебя. Я хочу сохранить Его дар. Не бойся, доверься мне. Я ведь хоть и был иногда суров с тобой, но по большому счету ничем тебя сильно не обижал. Если только сказал что недоброе… А так ведь и руки ни разу на тебя не поднял, и не оскорбил, и желания все исполнять старался. Не всегда, может, хорошо получалось, но я стараться буду, и всё потихоньку у нас наладится, обещаю тебе. Мы ведь вроде уже договорились с тобой? Так к чему опять возвращаться к этому разговору? Не веришь мне?

– Мне страшно… Страшно поверить, Джеймс. Я через такое прошла, что в душе лишь пепелище осталось… Боюсь ещё раз подпустить к ней хоть кого-то.

– Не бойся. Я не Его Святейшество и до его инквизиционных приёмов мне далеко, поэтому ни пытать, ни унижать не буду. К тому же знаю я уже, что ему они ничего в результате не дали. Кстати, даже он понял, что с тобой лишь любовь действует. Сам мне сказал, что лишь любовью тебя обуздать можно.

– Обуздать, – хмыкнула раздражённо она. – Я что, лошадь в стойле? Именно этого я, кстати, и боюсь… Вас как только полюбишь и душу откроешь, вы все этим пользоваться начинаете, чтобы в стойле за узду привязать.

– Так вот оно что… А я всё голову ломал, с чего ты взбрыкнула, когда вроде всё уже у нас хорошо стало… А ты, значит, почувствовала, что любить начинаешь, испугалась, что в стойло поставят, и в разнос пошла…

– Вы чрезвычайно догадливы, милорд.

– Давай в постели ты по имени меня и дальше называть будешь? Мне понравилось. Ты другая становишься, когда по имени меня называешь.

– Ладно, Джеймс, хорошо.

– Спасибо, моя дорогая. Ты у меня чудо. И в стойло я тебя ставить не намерен. И пользоваться твоей любовью для этого тоже. Она мне для другого нужна. Поэтому перестань бояться.

– Для чего тебе нужна моя любовь?

– Быть счастливым подле тебя. Когда ты радостная, у меня как крылья за спиной вырастают.

– Раз так, то, может, всё у нас и получится… Попробовать, видимо, всё же стоит, – она ласково улыбнулась и, потянувшись к нему, прижалась губами к губам.

В следующую секунду он пылко прижал её к себе и начал, разрывая халат, осыпать поцелуями всё её тело.

Глава 40

На следующий день герцог привёл Миранду в леваду и приказал продемонстрировать всех лошадей.

А ещё через день они втроём с Джоном поехали на скачки в столицу.

Джон ехал верхом вместе с охранниками, а они с герцогом в карете.

– Милорд, – обратилась к нему Миранда по дороге, – у меня к вам нижайшая просьба.

– Я весь внимание, миледи, – улыбнулся ей герцог. После их последнего разговора ночью он старался быть нарочито предупредительным с нею.

– Мне бы хотелось попросить вас не привлекать к моей персоне излишнего внимания и без особой необходимости не знакомить меня ни с кем.

– Вам всё равно придётся это сделать рано или поздно.

– Пусть лучше поздно. Пока мне не хотелось бы попасть под пристальные взгляды, особенно кого-то из приближённых короля.

– Боитесь, что разговоры пойдут? Они будут в любом случае, миледи.

– Я боюсь не разговоров, а своего несдержанного характера. Вот повздорю с кем-то, а вам потом неприятности расхлёбывать придётся.

– Это ерунда. Да и не могу же я вас прятать, особенно если лошадей посмотреть хотите.

– Прятать не надо. Лишь сами встреч с придворными не ищите.

– Хорошо. Я постараюсь сам их не искать, но, если к нам подойдут, уж будьте любезны поулыбайтесь хотя бы для приличия или реверанс сделайте в зависимости от статуса собеседника. Вы ведь в статусах разбираетесь?

– Насколько я понимаю, реверансами мне необходимо приветствовать лишь короля или принцев крови. Вы считаете, здесь мы можем встретить их?

– Кто знает, как сложится… – пожал плечами герцог. – Иногда они посещают скачки.

– Сколько раз была, ни разу видела, – иронично хмыкнула Миранда и тут же осеклась. – Хотя за столько лет нравы двора могли и поменяться.

– А ты бывала часто?

– Мой любовник любил лошадей и редко пропускал возможность насладиться подобным зрелищем. Да и мне самой нравилось. Мы обычно большие деньги выигрывали. Кстати, это был тоже один из пунктов обвинения, – невесело усмехнулась она.

– Сейчас поиграть не хочешь?

– Зачем? Чтобы дать всем повод считать меня колдуньей, если выиграю?

– А может, ты проиграешь?

– Я? – удивлённо приподняв брови, осведомилась Миранда, а потом недоверчиво качнула головой: – Это вряд ли… Я слишком хорошо разбираюсь в лошадях и ещё в наездниках… Поэтому будет ли подстава, сказать могу сразу, и кто выиграет, если её не будет, тоже.

– А случайности? Ты не допускаешь случайностей?

– Допускаю, но они столь редки, что относиться к ним всерьёз, думаю, не стоит.

– Ты столь безапелляционна и самоуверенна, что диву даться можно. Мне начинает безумно хотеться, чтобы ты сыграла.

– Не надо. Я и так сегодня выполнила ваше пожелание и надела ваш подарок, давайте ограничимся этим.

– Хорошо, но мне посоветовать, на кого поставить, ты можешь?

– Вам могу. Особенно если афишировать мой совет не будете и потом в колдовстве обвинять.

– Конечно, не буду. Зачем мне то?

– Тогда договорились. Посоветую.

Когда они подошли к барьеру, за которым выгуливали готовящихся к старту лошадей, Миранда наклонилась к герцогу и тихо прошептала:

– Вон тот серый жеребец – классный производитель, призов он никаких не возьмёт, но, если купите его, будет прекрасно. Им и Варну, и Берокку покрыть можно, будут очень хорошие жеребята.

– Что ты в нём нашла? Я б его и задаром не взял. Грудина никакая, дыхалка, соответственно, тоже.

– Ноги… Ноги, милорд. Если жеребята унаследуют грудину от матёрей, а от него ноги, это будут сказочные бегуны.

– А если наоборот?

– Если хотя бы один жеребёнок получится именно такой, уже будет неплохо… А их ведь может быть и больше… Подумайте, милорд. Подумайте.

– Понял, постараюсь купить. А что про ставки скажешь?

– Тут всё распределено, даже неинтересно. В первом забеге так уж точно. Побороться могут двое, но одного, вон того гнедого, его жокей придержит в любом случае. Так что без вариантов.

– Откуда знаешь?

– Вы посмотрите, как жокеи настраивают коней, и всё поймёте… Один подбадривает, а второму всё равно, он весь в себе. Ему надо продумать, как заказ выполнить. Чтобы конь и не сильно отстал, и первым не пришёл.

– А ведь точно, похоже на то. Очень похоже. Ладно, пойду ставку сделаю, а ты меня тут подожди.

– Хорошо.

Миранда осталась стоять у ограждения, и вскоре к ней подошёл Джон.

– Скучаете, матушка?

– Напротив, с интересом наблюдаю. Люблю красивых лошадей. Сколько грации в каждом движении. Великолепное зрелище.

Они мило обменивались впечатлениями по поводу лошадей, когда к ним подошёл герцог и, нервно усмехаясь, произнёс:

– Дорогая, пойдёмте. На скачки прибыл король и хочет вас видеть. Тебя, Джон, кстати, тоже.

– Вот зачем? – раздражённым шёпотом выдохнула Миранда, наклоняясь к уху герцога. – Зачем вы ему обо мне сказали? Я же просила!

– Так сложилось, дорогая. Я сам того не ожидал. Извините. Но уже ничего не поделаешь, пойдёмте.

Он подал ей руку и повёл в сторону центральных трибун.

Джон последовал за ними, с изумлением заметив, как полная достоинства красивая фигура мачехи необъяснимым образом стала постепенно мешковатой и сутулой, а великолепное платье зелёного бархата несуразнейшим образом повисло на её плечах, и даже походка стала шаркающей. И чем ближе они подходили к ложе короля, тем явственнее все эти изменения становились.

Таким образом, перед королём предстала не его элегантная мачеха, а нескладная женщина, чуть не упавшая, делая реверанс, и сбивчиво и несвязно пробормотавшая приветствие. На что король, не сдерживаясь, рассмеялся и, кивнув ей в ответ, заметил герцогу, что в супруги он выбрал явно не лучшую представительницу женского рода и он в смятении от его вкуса. Хотя, если он думает, что изысканные украшения на её голове изменят ситуацию, он не станет его разочаровывать.

Герцог с улыбкой ответил, что старался как мог, но вкус – дело врождённое, и, кого обделила природа, тому ничем не помочь. Поэтому он надеется на снисходительное отношение короля к его примитивным пристрастиям.

– В постели она хоть хороша? – лукаво осведомился король.

– Меня устраивает, – пожал плечами герцог.

– И то неплохо. Можете идти, – король сделал жест, и, повинуясь ему, герцог с супругой и сыном удалились.

Отойдя на небольшое расстояние, герцог суровым тоном велел сыну пойти погулять, после чего, не скрывая раздражения, обратился к Миранде:

– Миледи, вот зачем вам надо было меня позорить?

– Я очень растерялась и испугалась, милорд… Я впервые в жизни видела короля. Я вообще поражаюсь, как в обморок не упала, – усиленно хлопая ресницами, пролепетала она с невиннейшей улыбкой.

И герцог, не сумев сдержаться, рассмеялся:

– Да-да, так я вам и поверил, миледи… Вы хоть и прекрасная артистка, но мне лгать не надо. Я знаю, что вы вели себя так специально.

– Милорд, – взгляд её посерьёзнел, – вы благодарны мне быть должны, я постаралась вас оградить от очень серьёзных проблем. Вот поверьте мне, две минуты позора стоили этого.

– При дворе слухи теперь пойдут такие, что не посмеётся надо мной лишь ленивый.

– Пусть лучше смеются, чем решают, как вас головы лишить.

– С чего королю должно захотеться меня её лишить?

– С того, что он бабник, и, если бы я ему понравилась, вам бы намекнули, что моя непокладистость будет очень дорого вам стоить. А я непокладиста по определению, милорд. И вам не заставить меня с ним лечь!

– Вы считаете, я могу попытаться это сделать?

– Результат будет одинаков, будете вы пытаться или нет, поэтому давайте не углубляться в этот вопрос. Лучше проводите меня к карете, и я поеду обратно. А вы с Джоном верхом вернётесь. Жеребца серого выкупите и на нём вернётесь. Хорошо?

– Нет, не хорошо. Вы всё равно уже выставили нас посмешищем в глазах короля и всей его свиты, соответственно, его симпатия вам не грозит, поэтому не лишайте меня удовольствия провести с вами этот день и ещё возможного выигрыша не лишайте. Вы ведь подсказали мне лишь результат первого заезда. А остальные?

– Ладно, рискну остаться, хоть душа и не на месте у меня. Но раз вы настаиваете, воспользуюсь возможностью насладиться зрелищем скачек. Люблю их. Лишь подальше от королевской ложи давайте отойдём, милорд.

– Хорошо. Я знаю место, где всё хорошо видно, и от центральных трибун оно далеко. Пойдёмте, миледи.

Глава 41

Скачки уже подходили к концу, когда к Джону, стоявшему неподалёку от центральной трибуны, неожиданно подошёл шут короля:

– Где ваш отец, юноша?

– Не могу знать, милейший, – разведя руками, тут же учтиво ответил ему молодой виконт. – Мне было велено не досаждать ему присутствием.