Крылья рух

В представлении Амареля всё должно было случиться так: заговорщики собираются грозной толпой, наступают на Мэриэн. И тут он появляется из-за деревьев, красиво зажигает огонь и превращает врагов в кучки праха! После того разговора, который Амарель слышал ночью, он нисколько им не сочувствовал и жалеть не стал бы. И сначала всё шло, как надо – Амарель высунулся из-за елей и торжественно провозгласил:

– Да, время для смерти… вашей!

Все обернулись и уставились на него. И только зажигая на кончиках пальцев огненные стрелы, Амарель увидел, что среди заговорщиков не хватало Морриса.

А потом события понеслись вскачь, как испуганная лошадь.

Порыв сильного ветра потушил весь огонь Амареля, а затем что-то стукнуло его по голове. Фейерверк вспыхнул перед глазами – Арна!

– Это я удачно по нужде сходил! – раздался голос Морриса справа. Амарель наугад швырнул в его сторону целую порцию огня, услышал вопль и увидел, проморгавшись, что Моррис бежал. Запылала ни в чём не повинная ель.

– Амарель! – раздался предупреждающий крик Мэриэн, и он едва успел уклониться от нового фейерверка. Жонглёр метнул кинжал, который был при нём, а Мэриэн отбила его мечом. Затем Мэриэн в несколько прыжков очутилась рядом с Амарелем и схватила его за руку:

– Бежим!

– Нет! – Выхватив из-за пояса нож, разозлённый Амарель метнул его в Арну, но промахнулся. И в Жонглёра огнём не попал. Мощным порывом ветра Амареля и Мэриэн сбило с ног – Моррис вернулся и снова атаковал.

– Бежим, Кальфандра тебя подери! – Мэриэн вскочила на ноги и лихо отбила ещё один прилетевший от Жонглёра кинжал. – Он теперь мечи к себе призывает! Скорее, скорее!

Амарель, наконец, послушал её. Они мчались прочь, сзади горел наспех выставленный огненный щит, пока ветер Морриса не снёс его. Мимо Амареля пролетел меч и застрял в кустарнике.

– Скорее! – твердила Мэриэн.

Амарель на бегу оглянулся через плечо – за ними гнались Жонглёр и Моррис, лекарь с Арной отстали.

Всё ближе шумела река. Её можно было перейти – вода и до пояса не доставала. Но вряд ли враги позволят это сделать… Амарель остановился, и Мэриэн за ним:

– Что ты задумал?

– Сейчас, – Амарель, морщась, потёр лоб – у него заболела голова. Видимо, из-за удара Арны. – Сейчас…

Огненная завеса вспыхнула и зависла в воздухе, отгораживая их от Морриса и Жонглёра. Она колебалась под порывами ветра, и сквозь неё пролетели два меча в опасной близости от Мэриэн и Амареля.

– Идём, – одновременно вырвалось у обоих, и они кинулись к реке. Амарель изо всех сил удерживал завесу, пока они с Мэриэн шагали через бьющий пеной поток, хватаясь друг за друга. Брызги воды летели в лицо, а берег заманчиво зеленел перед глазами.

– Потом свернуть вон туда, – прошептал Амарель. Мало было Морриса – со стороны гор дул ветер, словно пытаясь отбросить назад. Мэриэн едва не поскользнулась, и Амарель поддержал её, когда ветер толкнул их ещё и сзади, вынуждая обняться, чтобы устоять. Правой рукой Амарель до боли вцепился в обломок скалы посреди реки.

– Они сняли твою завесу, – одними губами произнесла Мэриэн. Амарель оглянулся и увидел, как все четверо спешили к реке. Арна, вокруг которой плясали искры, Гедэй, сжимавший в руке нож – должно быть, отравленный. Жонглёр с двумя мечами в руках и Моррис с подпалёнными башмаками, из которых выглядывали большие пальцы. Всё-таки Амарель сумел его достать, и это приободрило.

– Ловите! – крикнул он, подбрасывая и посылая в четвёрку огромный шар из пламени. – Мэриэн, к берегу!

Два отчаянных прыжка среди брызг. Дикий вой позади. И, наконец, твёрдая земля под ногами. Миг спустя голова взорвалась болью, Амарель выпустил надёжную руку Мэриэн и заскулил, прижав ладони к вискам и закрыв глаза.

– Арна! – срывающимся от ярости голосом крикнула Мэриэн. – Ты за это заплатишь!

Ослеплённый болью Амарель ничего не видел, но Мэриэн дёрнула его за локоть, и он побежал. Слёзы выкатывались у него из глаз – одна за другой. Если бы Арна применила волшебство вблизи, она, вероятно, убила бы его своими проклятыми искрами.

– Сюда, лезем, лезем, – бормотала Мэриэн, помогая ему взбираться по склону невысокой горы. – Засядем в каком-нибудь лесу. Потерпи.

– И не такое терпел, – Амарель открыл глаза, хотя от слёз почти ничего не видел, а вытирать их времени не было. То и дело вниз сыпались мелкие камешки, а трава, за которую он хватался, резала пальцы. Набравшие воды сапоги противно хлюпали и чуть не свалились с ног. Рубаха под кожаной курткой тоже была вся мокрая, но ничего, на теле высохнет.

– Они там! – донёсся ненавистный голос Арны. – Взобрались на гору!

Амарель вздохнул с облегчением и утёр слёзы:

– Всё верно, мы взобрались на гору, а вы с неё полетите!

– Кстати, твой шар, – отозвалась Мэриэн, отводя от лба прилипшую прядь волос, – угодил в Жонглёра, и если он умрёт от ожогов – сбрасывать будем всего-то троих.

Амарель глянул вниз, на противоположный берег. Арна и Моррис о чём-то переговаривались, а Гедэй, стоя на коленях возле лежавшего на траве Жонглёра, был занят его ожогами.

– Гедэй! – крикнул Амарель. Его голос прокатился эхом по горам, перекрывая шум реки, и лекарь поднял голову. Амарель продолжал на бей-ялинском языке:

– Я бы на твоём месте так не старался! Они тебя всё равно убьют, потому что считают опасным. Ты же всех «простых» отравил! Вчера я прятался за деревьями и подслушал разговор Арны и Морриса! Будь осторожен, это я на память о том, как ты меня лечил, предупреждаю!

– Что ты там мелешь? – завопила Арна, явно почуяв неладное. – Лучше спускайся и прими бой, змеёныш! Дракона твоего извели, и тебя изведём!

Мэриэн тронула Амареля за плечо:

– Пойдём. А то ещё за нами полезут.

– Не полезут, – Амарель, пропустив слова Арны мимо ушей, отметил, как Гедэй оставил Жонглёра и, говоря о чём-то, жестикулируя, повернулся к тем двоим. – Им надо отдохнуть. И у них теперь появились… как бы это сказать… новые трудности.

Мэриэн потянула его в лес:

– Новые трудности, говоришь?

– Да. Раскол, – ухмыльнулся Амарель, – в дружных рядах.

Он посмотрел на Мэриэн – мокрую, растрёпанную, грязную, с россыпью знакомых, родных веснушек на щеках.

– А пока тихо, можно посушиться и отдохнуть. Хочешь, поищем чернику?

VI

Посол хана Теркая, великий бей Гемухан, был высоким, величественным, с лицом мудрого старца и внимательными чёрными глазами. Над верхней губой у него росли внушительные седые усы, а халат, из-под которого виднелась простая белая рубаха, был красиво вышит серебряной нитью.

– Я, Гемухан, пришёл по воле могучего хана Теркая и Совета великих беев, – старательно выговаривая слова на афирском, произнёс посол. Он медленно поклонился Эсфи, держа в руках свиток с печатью – письмо от Теркая, в чьей «могучести» Эсфи, впрочем, сильно сомневалась. Она до сих пор помнила, как убегавшие из Афирилэнд бей-ялинцы с большим трудом усадили Теркая на телегу, запряжённую тремя лошадьми, и повезли прочь. Эсфи подавила смешок.

Она сидела на троне, высоко подняв голову, вся в голубом и с сапфировым ожерельем на шее, и по обеим сторонам – стражники с копьями. Эсфи так привыкла, что справа от неё раньше стояла Мэриэн, что никак не могла побороть свою неуверенность. А всего-то надо было принять ханского посла!

– Письмо, – кивнула ему Эсфи и требовательно похлопала ладонью по подлокотнику трона. Естественно, она не собиралась брать письмо в руки – бумага могла быть отравлена. Гемухан кивнул и, сломав печать, развернул послание. Он читал на своём языке, стоявший слева от Эсфи стражник переводил на афирский. Слушая, Эсфи невольно улыбнулась: Теркай опасался её! Он предлагал мир и дружбу!

– Пусть лунные боги поразят проклятьем каждого, кто нарушит этот мир, – едва эти слова прозвучали, Эсфи поняла, что храмы Кальфандры, скорее всего, разрушены, и в Бей-Ял вернулась старая религия. Хорошее решение! Как и собрать новый Совет великих беев.

– И в знак своей дружбы я присылаю дары лучезарной королеве Эсферете, – перевёл стражник последние слова Гемухана. И тот, свернув письмо и сунув его за пояс, трижды хлопнул в ладоши.

Двери тронной залы открылись, и стража впустила троих бей-ялинцев с дарами; Эсфи увидела, с какой усмешкой Гербен проводил их взглядами – ага, дескать, теперь прибежали, поджав хвосты!

– Наш хан присылает в дар лучшие драгоценные камни из своей сокровищницы, – Гемухан бросил попытки говорить по-афирски, так что стражнику опять пришлось переводить, – дорогой бархат и прекрасные ковры, которые днями и ночами ткали мастерицы Сархэйна! Могучий Теркай прислал бы больше, – Гемухан улыбнулся одной стороной сморщенного рта, – да времена настали тяжёлые…

«Не только для вас», – Эсфи смотрела, как бей-ялинцы суетливо разворачивали и показывали ей дары, и на одном из ковров увидела чудные синие узоры. Они переплетались вместе, образуя картину – крылатый конь, летящий над полем. Эсфи немедленно загорелась желанием постелить этот ковёр у себя в спальне.

– Благодарю могучего хана Теркая за дары, – сказала она послу, – и… принимаю его дружбу. Мир!

Гемухан, довольный, вытер лоб. Всё это время он, наверное, страшился, что Эсфи выгонит его, и возвращайся потом к Теркаю, а там прощайся с головой или… как у них… повязывай на шею шёлковый шнурок. Говорили, когда-то бей-ялинцы переняли этот жуткий обычай у ихранджанцев. Хотя, может, Теркай не стал бы трогать старика.

– Гербен! – крикнула Эсфи и, когда он пришёл, велела с почётом отвести посла и его людей в комнаты для гостей, а дары унести. Потом Релес на всякий случай посмотрит, не отравили ли их каким-нибудь искусным образом. И если это не так, нужно будет сочинить письмо для хана – конечно, на афирском языке, – и отправить с послом ответные дары. Алмазы? Нет. Шкуры? Серебряные чаши? Пожалуй, Эсфи поручит всё это кому-нибудь из королевского совета – тому же лорду Гэртону. У неё после обеда ещё служба в Благословенном храме, а потом – другие дела.

Спускаясь с трона, поправляя голубую мантию, которую решила надевать по особо торжественным случаям, Эсфи подумала, что не так уж трудно без Мэриэн управляться! Хоть и непривычно.

Обедала Эсфи у себя в спальне, отослав служанок. И только она зачерпнула полную ложку овощного супа, сваренного по гафарсийскому рецепту, как прибежал Анриэ и устроился между тарелок.

«Что такое?» – Эсфи отложила ложку, видя, как ларм мнёт свою шляпу в руках.

«Да вот, одну беседу подслушал», – Анриэ оставил шляпу в покое и посмотрел Эсфи в лицо.

У неё всё ещё было хорошее настроение:

«Опять заговор?» – Эсфи не знала, смешно она шутит или нет, но ларм не улыбнулся, а кивнул, и она отодвинула тарелку так, что суп пролился на стол:

«Не может быть!»

Только не сейчас, когда и Мэриэн, и Тарджинья где-то далеко! На Эсфи нахлынуло позабытое, казалось, чувство тоскливого одиночества, но она тут же рассердилась на саму себя. «Ты ещё заплачь!»

«Впору и заплакать, – услышал её Анриэ. Лоб его собрался крошечными морщинками. – Потому что я подслушал Рекалью, Ваше Величество, а она близка к вам. Вдруг чего-то подсыплет».

Рекалья причёсывала Эсфи и одевала её, но казалась такой безобидной и милой, что Эсфи нипочём бы её не заподозрила!

«А что она мне может подсыпать?»

«Что-нибудь… для сговорчивости, – задумался ларм. – Она беседовала с Ферреем. Я слышал пару фраз и сбежал, чтобы меня не заметили…»

«Так о чём же они говорили?!»

«Феррей спросил: когда дэйя станут править всеми? А Рекалья ответила: мы пока выжидаем, но Арна всё устроит, как вернётся, – Анриэ расправил шляпу и снова надел её себе на голову. Наклонился и стал слизывать капли супа с деревянной столешницы. – Вкусно, Ваше Величество. Могу я поесть из тарелки?»

«Можешь», – проворчала Эсфи, отодвинулась и стала думать.

Значит, Арна опять взялась за старое. Права была Мэриэн – рано или поздно всё это плохо закончится, и Арну придётся остановить, пусть даже силой. Эсфи вздохнула, приподняла и со стуком поставила стул на пол. У неё есть время собраться с духом, пока Мэриэн, Арна и весь отряд погостят в Гердении и приедут обратно.

«Сейчас мы Рекалью и Феррея трогать не будем, – Эсфи глянула на ларма – тот шумно ел, вычёрпывая суп ладошкой из тарелки. – Только незаметно присматривай за ними, хорошо?»

Анриэ кивнул, утирая мокрый подбородок:

«Постараюсь не подходить так близко, чтобы они… почувствовали».

«А затем всех вместе проучим», – угрюмо закончила Эсфи. Интересно, кто ещё был на их стороне? Релес? Нет, только не он! Арсильда? Она училась владеть магией воды, и Тарджинья, помнится, хвасталась, что она из любого дэйя сделает превосходного волшебника за пару месяцев… Хорошо бы Арсильда оказалась непричастной к заговору!

«А на службу когда пойдём?» – спросил Анриэ, поглаживая себя по животу, но Эсфи не успела ответить – в дверь постучали, и раздался голос Гербена, да такой встревоженный, что она мигом вскочила со стула.

– Ваше Величество! Тут к вам… охранный отряд Её Светлости… герцогини Сагрельской…

С Тарджиньей что-то случилось?! Стол поднялся в воздух и перевернулся бы, не возьми Эсфи себя в руки. Анриэ взвизгнул.

– Пусть заходят, – Эсфи села, оглянувшись на ларма. Недовольно пыхтя, он вытаскивал свою шляпу из-под опрокинувшегося кубка, а стол был залит жиденьким, смешанным с водой вином, которое капало на пол.

«Хорошо, что не на голову упал, – буркнул ларм. – Кубок-то тяжёлый».

«Прости», – виновато подумала Эсфи и перевела взгляд на распахнувшуюся дверь. Вошли трое и тут же упали на колени – это напомнило Эсфи, как Амарель сбежал из Башни Смерти, а Гэстед и двое гафарсийцев точно так же страшились, что их казнят.

«Рассказывайте», – велела Эсфи начальнику отряда – барону Дэрли. К счастью, эти трое не были ранены или побиты, и Эсфи ухватилась за мысль, что ничего опасного не случилось. Дэрли заговорил, волнуясь:

– Ваше В-Величество… светлая к-королева… м-мы не виноваты… она с-сама нас б-бросила…

Эсфи сдвинула брови, но к тому времени, как Дэрли закончил свой путаный рассказ, она постаралась придать своему лицу спокойное выражение.

– М-мы не знали, ч-что делать… и в-вернулись, – Дэрли беспокойно посмотрел на своих людей, и те поспешно закивали. Эсфи не прослыла жестокой, но «простые», как их называла Арна, стражники побаивались её гнева. Эсфи ведь была не только королевой и дэйя, но и девочкой, ещё недостаточно взрослой, чтобы Дэрли и его люди могли быть уверены – взрывом её ярости их не швырнёт об стены.

– Гербен, – позвала Эсфи. Дверь заскрипела, а стоявшие на коленях люди ждали, что она прикажет. – Уведи их. За то, что не исполнили мой приказ… вы, барон Дэрли, пойдёте в тюрьму.

– А эти двое? – кивнул на них Гербен. – И остальные?

– Дэрли ответит за своих людей, – Эсфи кликнула служанок, чтобы убрались в комнате, а сама, причесавшись и переодевшись с помощью весёлой и болтливой Рекальи, пошла на службу в храме.

Впервые во время службы Эсфи думала не о богах, и голос Верховного жреца не вызывал у неё никаких чувств. Анриэ, сидевший у Эсфи на плече, был мрачнее северных туч.

«Вляпается она в беду… Я же видел, какая она… неосторожная. Эх, что теперь делать… Вот взяла бы Тарджинья с собой пирамидку, мы бы хоть знали, что та беду отведёт! Кариман говорил, от него всегда отводила!»

Пирамидка. Она стояла у Эсфи в спальне – на ощупь тёплая, даже если в комнате не топили. Эсфи призадумалась и вовсе перестала слушать Верховного жреца.

«Послушай, Анриэ. Пирамидка же волшебная?»

«Разумеется, – фыркнул ларм. – Я её осмотрел, ощупал как-то раз…»

«И она принадлежит Тарджинье, – перебила его Эсфи, захваченная новой мыслью. – Наверняка может помочь!»

Анриэ просиял и, когда Эсфи спросила его о своей догадке, уверенно подтвердил её.

Служба близилась к концу, когда Эсфи разглядела в толпе прихожан высокую худощавую фигуру лорда Бэрна. Как всегда, он был одет в жемчужно-серый кафтан и такие же узкие штаны, а серебристый плащ волочился за ним по земле.

Лорд Бэрн. Один из дэйя. Он был сравнительно молод – не старше тридцати лет, – светловолос, болезненно бледен и страдал какой-то неведомой болезнью. На королевском совете Бэрн чаще молчал или поддерживал других лордов, но сейчас Эсфи был нужен именно он.

– Ваше Величество, – с лёгким удивлением проговорил Бэрн, когда Эсфи подозвала его к себе, и склонил голову, приветствуя ларма. – Я могу быть вам полезен?

– У меня есть для вас поручение, Бэрн, – они вместе вышли из храма. – Поручение, с которым справитесь только вы…

Сидя за столом в королевской спальне, Бэрн водил руками по пирамидке, прикрыв глаза, раскачиваясь и что-то говоря себе под нос. Эсфи следила за каждым его движением, словно Бэрн мог взмахнуть плащом и прямо из пирамидки вынуть живую и невредимую Тарджинью. Чтобы зрение не затуманилось, Эсфи приходилось, как обычно, парить в воздухе. Тем временем Анриэ совсем притих, его выдавало лишь едва слышное сопение.

– Мне нужно время, – открыв глаза, сказал Бэрн, и Эсфи вздрогнула. – И… я сделаю фигурку, похожую на герцогиню Сагрельскую. Тогда мы узнаем, что с ней, – Бэрн улыбнулся, и на его худых щеках появились глубокие складки. Эсфи улыбнулась в ответ, обнадёженная.

– Сколько времени у вас уйдёт на эту фигурку?

– Совсем немного. Есть у вас, – прищурился он, – её волос?

– Да сколько угодно, – оживилась Эсфи, – когда Релес обрезал Тарджинье волосы, мы их собрали в мешочек и спрятали.

– Замечательно. Воск, волосок и волшебство – три «в». Думаю, скоро мы узнаем всё, что нам нужно, – Бэрн отвёл руки от пирамидки.

И Эсфи радостно кивнула.

VII

Ни одно пиршество у джиннов не обходилось без рыбы. Красная с розовыми плавниками, синяя с фиолетовыми, золотистая с оранжевыми пятнами и, наконец, отливающая всеми цветами радуги – рыбу готовили разными хитрыми способами, и сколько Тарджинья себя помнила, неизменно ставили на стол. Вот и сейчас на блюде перед ней раскинулась поджаренная и обложенная травами рыбина. Тарджинья жадно отщипнула от неё и сунула кусок в рот. Люди в своих книгах любят писать о том, как у героев от горя и страданий пропадал аппетит, но, похоже, Тарджинья не умела страдать по-человечески, или рыба оказалась слишком вкусной. Тарджинья облизывала пальцы и думала о двузубых вилках, которые зачем-то изобрели в большом мире. Хорошо, что джинны всегда едят руками, так удобнее!

На пиршество в доме Фарнии из рода Фалеала собралась вся родня и семья очередного жениха. Недалеко от Тарджиньи сидел Кариман. Она заметила, что он переоделся в красную одежду, и на щеках у него появился румянец. Борода и усы Каримана блестели так, как будто их смазали маслом или жиром. Тарджинья скривилась и вернулась к рыбе, не обращая внимания на виноватый взгляд дяди и его попытки заговорить с ней. Когда-нибудь, возможно, она его простит, но не сегодня. И не завтра. И не в ближайшие сто лет.

– Я слышал, вы повидали мир, шэрми Тарджинья? – голос соседа справа оторвал её от рыбы. «Шэрми» называли незамужних девиц, но Тарджинья давно отвыкла от этого обращения, и ей больше нравилось слышать «госпожа Тарджинья» или «Ваша Светлость».

Она не слишком благосклонно покосилась на соседа. Такой же полноватый, как сейчас Кариман, но далеко не такой большой и сильный. Обычный джинн с рыжевато-каштановыми короткими волосами и приятным лицом.

Вынимая изо рта рыбью косточку, Тарджинья задумалась, как ей себя вести. Тем временем, сосед ждал ответа. Был он отцом, братом или дядей жениха – кто его разберёт! Тарджинья дала бы этому джинну от тридцати до сорока по человечьим меркам.

– Ага. Недавно из Города Эмегенов вернулась, – ответила она, так и не приняв решения, как ей разговаривать.

– Если уж люди известны своими дурными нравами, то эмегены, должно быть, и вовсе дикари? – высокомерно спросил сосед.

Наверное, эта семья из тех, кто, будь они людьми, носили бы при себе надушенные платки и говорили только изысканными фразами. Тарджинья вдруг ухмыльнулась, отставляя блюдо и вытирая пальцы розовым полотенцем, на котором были вышиты маки.

– Вы совершенно правы. Эмегены постоянно дерутся друг с другом, а кто победит – съедает другого, – она изобразила ужас и прижала ладонь к груди. – Я сама видела, и это было… ну, просто отвратительно!

– А как же они… до сих пор… не переели друг друга? – Сосед был потрясён, и Тарджинья поторопилась его «успокоить»:

– Понимаете, у эмегенов всё иначе, чем у нас! Там в каждом доме растёт дерево, похожее на гигантский дуб, и на этом дереве за пять дней появляется новый эмеген. А потом… отделяется от дерева. И ему торжественно дают в руки первую дубину!

– Они дерутся только дубинами? – сосед, слушавший Тарджинью с широко раскрытыми глазами, удивлённо покачал головой.

– Ага. Никакого другого оружия у них нет! Дубины делаются из тех же деревьев, из которых растут эмегены, а эти деревья упираются верхушками прямо в небо! Поэтому эмегены верят, что их народ произошёл от богов! И боги благословляют каждое дерево.

– Кощунство! – содрогнулся сосед и, подняв глаза к потолку дома, скороговоркой пробормотал: – Да простит и помилует нас Трёхликий, да накажет он эмегенов за хулу великую… А как же вы, шэрми Тарджинья, жили среди этих дикарей? Они не пытались вас съесть?

Тарджинья склонила голову, мило улыбаясь:

– Нет. Вы знаете… как-то раз эмегены уже пробовали мясо джинна, и оно показалось им невкусным.

Сосед забавно позеленел и отодвинулся от Тарджиньи, а она поймала взгляд матери, сидевшей во главе стола – тяжёлый, неприятный взгляд. Тарджинья плотно сжала губы и снова пододвинула к себе блюдо с остатками рыбы. Желание посмеяться над незадачливым родственником жениха пропало – сбежать бы лучше отсюда, да подальше.

Бедные оклеветанные эмегены! Всю неделю, что Кариман и Тарджинья жили в Эмгра, его жители строили что-то вроде храма Уш-Ша и Матери-природы, а ещё пытались возделывать землю. Рабов эмегены, ворча, всё-таки отпустили, и те, объединившись, ушли в Гафарса. Тарджинья помнила, как прощалась с эмегенами, чуть не плача, и шамана Ас-Сеи даже обняла, а он похлопал её по спине…

Вечером Саера, проскользнувшая в комнату Тарджиньи, зашептала, то и дело прикрывая рот ладошкой и оглядываясь:

– Представляешь, это был сам жених! Тот, что говорил с тобой! И он сказал – я такую выдумщицу не возьму.

Тарджинья, причёсывая распущенные волосы коралловым гребнем, обернулась и посмотрела на маленькую, румяную сестрицу. Саера всегда была на стороне Тарджиньи и теперь веселилась оттого, что жениха удалось отпугнуть.

– А что именно он назвал выдумкой?

– Дубины, – улыбнулась Саера. – Во всё поверил, только не в это! Скажи, ты ведь это сочинила? Мол, у эмегенов нет ни мечей, ни луков, ни стрел, а одни дубины…

Тарджинья отложила гребень и подмигнула Саере, хотя на душе было неспокойно: что теперь сделает мать?

– В том-то и дело, что я говорила чистую правду!

Трое джиннов из рода Фалеала наступали на Тарджинью, а за спиной у неё расстилался Гибельный лес. Удивительно, но оттуда доносился слабый цветочный аромат, а вовсе не запах разложения, как Тарджинья думала в детстве. Кто его знает – может, там и птицы пели, и муравьи бегали по тропам, как в обычном лесу!

Когда-то Гибельный лес создали пятеро сильнейших джиннов рода Фалеала. Он был тюрьмой для всякого, кто туда попадал – попытаешься сбежать, так заблудишься, а магия в Гибельном лесу была бессильна. Сюда загоняли, как скот, джиннов, которые предали свой род – проклятому джинну место на проклятой земле. Тарджинья, как и другие, знала – под кустами, деревьями, возле мирно текущей реки она увидит кости изгнанников, а потом и сама ляжет рядом с ними.

– Ты опозорила нас, – говорили трое, теснившие Тарджинью. В большой семье никто не помнил, троюродный он брат или внучатый племянник, а потому мужчину называли «братец», а женщину – «сестрица». Тарджинья держала в обеих руках ледяные копья – мол, не приближайтесь! – но ещё не верила, что всё так серьёзно. Она помнила этих троих с детства – они были старше всего на несколько лет. Вот братец Трим, когда-то он плакал и швырялся деревянной лошадкой; вот братец Жарис, шести лет он упал, распорол губу, и у него остался шрам на всю жизнь; вот братец Алмен, он играл с Тарджиньей в прятки, когда приходил в гости. Все они выросли – и теперь братцы стояли перед сестрицей, чтобы швырнуть её, как преступницу, в Гибельный лес. Но она же ничего, ровным счётом ничего плохого не сделала!

– Уйдите, – прошептала Тарджинья и нацелила на них копья. Но братцы одновременно указали на неё перстами, и Тарджинью подняло в воздух, а ледяные копья выпали у неё из рук. Тарджинья успела только крикнуть – и взлетела над Гибельным лесом, а потом рухнула, как птица с подрубленными крыльями…