Одно Целое

– Не знаю. Может, случилось что, и не было времени или возможности объясниться, – пожимаю плечами я. – Мне до сих пор не верится, в то, что так всё произошло. Это получается, Тамара сбежала из больницы, дождалась, когда мы покинем отель и поедем к ней, затем забрала вещи, оставила записку. И всё? Как-то, я не знаю, слишком круто, ловко, хладнокровно. Да и не предвещала ничего такого наша встреча накануне. Вспомни. Всё начинало налаживаться как-то.

– Начинало и перестало. Факты на лицо. Я не очень-то верю в эти теории заговора, на которые ты тут намекаешь. Но даже если это было что-то «шпионское и хладнокровное» в тот момент, даже если это был опять какой-то непонятный порыв, как тогда, перед аварией. То потом же можно позвонить, написать, поговорить. Прошёл не день, не два. Три месяца почти прошло, – Лена постепенно сбавляет обороты повышенных тонов. – По-моему, всё очевидно. Нужно принять расставание, пережить его и идти дальше.

Я ничего не говорю. Мы делаем ещё по глотку и идём дальше. Сумерки начинают переходить в исчезновение света, ветер пронизывает сознание, пальцы деревенеют от холода. Мы вызываем такси и едем домой.

Через пару недель Лена всё-таки уезжает в другой город по какой-то институтской аспирантской программе по обмену. Я особо не вникаю в подробности, стараясь принять её выбор, как и обещал. Пытаюсь сохранять спокойствие хотя бы внешне. Но внутри всё идёт наперекосяк.

Всё счастливое такое хрупкое и ненадёжное. Как тепло в холодное время года, как сердцебиение смертельно раненого, как радость во время непрекращающейся тоски. В моём внутреннем мире небо хмурится, туманятся улицы, облетают последние листья, падают тыльной стороной, от чего асфальт души становится серебристо-пепельно-серым. Птицы чувств стремительно куда-то несутся, горят неяркие мысли под абажуром одолевающих страстей. Гобелены людей сотканы пасмурной нитью, без ярких красок. Запасы сна на исходе.

Глава 29

Дерьмовые новости, красивые девушки, озвучивающие их в прямом и не очень прямом эфире, бесцельное щёлканье кнопкой на пульте от телевизора, бесшумные бешеные мысли бессознательного в голове, затихающая суета за окном. Вполне себе рядовой сюжет завершающегося обычного дня в не вполне счастливом пространстве планеты Земля. Он ничем не примечательнее других. Такой, что как только подумаешь, что всё могло быть и хуже, так что надо радоваться, сразу возникает мысль, что могло бы быть и лучше, так что ничего хорошего, в общем-то, и нет. А время этого дня уже не вернуть, да и не надо, наверное. Усталость бессильная и тоскливая от полу выполненной невзрачной работы. Хочется спать, но не спится, хочется сделать что-то, но не делается. Вот и получается бесцельная жалость и одновременно ненависть к себе и окружающим событиям. Развлекательные увеселения не срабатывают, да и не льются особо внутрь. Просто тоска и недвижная агония сознания, не понимающего, чего от него хотят. Окна дома напротив постепенно гаснут, дело к полуночи, но спать не идётся, а мысли всё разрушают и разрушают. Невольное заточение внутри этих мыслей не находит выхода ни в каком виде. Ни тебе "всё так мило и тепло", ни "да пошло бы оно". В общем, сделать что-то хочется, а что сделать не знаешь, так как совсем не понимаешь: грустно тебе или ты устал, или нормально всё, но ты что-то перепутал. Звонить, никому не позвонишь. Сидишь и ждёшь утра, ненавидя его за предстоящую необходимость идти и делать то, что тебе совсем не хочется делать, и любя его за эту самую необходимость. Оставаться наедине с нынешними мыслями еще страшнее и губительней. Странно, какое-то время назад их не было и в помине, а сейчас они всё заполонили, не оставив от былой сказки бытия и следа. Совсем их не хочется. Ощущение, что танцы ещё не начались, а от мелодии уже воротит. Очень хочется отдохнуть от этих мыслей, но где там. Да и как? Валяться и смотреть бесцельно один за другим фильмы, не особо вникая в их качество, перипетии сюжетов? Ещё хуже будет. А что делать тогда?

Глава 30

Усугубляющаяся хандра и депрессия всё сильнее и сильнее углублялись в меня, занимали всё больше и больше пространства во внутреннем мире. Они разъедали сознание, становясь всецело правящими и определяющими моё состояние. Я не знал, как с этим бороться. Ни алкоголь, ни вещества уже не помогали, а делали только хуже, давая мимолётное облегчение и почти сразу вгоняя всё дальше в беспросветную тьму хаоса и неконтролируемого отчаяния. Делая шаг вперёд, а вернее, останавливаясь на мгновение отдышаться, я отбрасывался на несколько шагов назад. Ощущение нахождения возле черты невозврата становилось всё более пугающим. Осознание того, что у тебя остаётся хоть один шанс, хоть небольшая песчинка надежды, начинало покидать. Желание убежать и скрыться ото всех не покидало ни на секунду, и тем печальнее было понимать, что побег невозможен. Если то, что происходило в голове, весь этот непрекращающийся поток отвратительных мыслей, и нельзя было назвать адом (ведь со стороны всё видится всегда не таким страшным), то невозможность избавиться от этих мыслей, прогнать их куда-нибудь, уж точно адом назвать было можно. Безысходность – не в делах и событиях, происходящих вокруг, она – в ощущении, в окружающем воздушном пространстве. Ад – личный, он находится внутри. Если наступил, то от него не скрыться.

Излечиться своими силами я не мог, мне нужен был кто-то или что-то, чтобы схватить меня и вынести из замкнутого круга, очистить разум полностью от мыслей, отформатировать, перезагрузить мой персональный мир. Очевидно, что всё это время я делал, что-то не то и не так, раз всё закончилось этим состоянием. Я нуждался в новой попытке начать сначала, я клялся, что не повторю ошибок, что постараюсь предугадать все неправильные повороты и не сверну на них. Я мечтал о пустоте, о создании новой вселенной, о новой точке отсчёта, о новой эре.

В этом мире слишком мало лекарств.

Глава 31

Запретный плод сладок, сладок и гадок. И вот я уже мчу в машине по трассе в какой-то город. Кто за рулём я не знаю, вернее должен знать, но не помню. Мы определённо знакомились, жали руки, иначе стал бы он мне говорить сейчас всю эту херню?

– Ты там как? Чего притих? – раздаётся голос с водительского кресла.

– Да, что-то хрен знает… – бессвязно мычу я, озираясь по сторонам.

– Всё в порядке с ним, не приставай! Подубило мальца – свой пацан! Бля, да я рифму сплёл из цитат! Над этим городом циферблат, мы под знаком весов на весах, мы сплетение ритма в словах! – вылетает голос с заднего сиденья.

Я делаю усилие и просовываю голову между кресел.

– Привет, – выдавливаю из себя я.

– Здорова, брат, ты снова с нами! – несётся на меня одобрительный возглас.

– Да, наверное… – в глазах моих двоится, я пытаюсь сосредоточиться, тратя на это неимоверное количество усилий.

– Ты заценил мой рэп, мой порыв?! Бля, мне надо писать и выпускать эту хрень на большую толпу! – поток продолжается.

– Определённо ты порвёшь зал, – я поворачиваюсь обратно и фокусируюсь на бардачке.

– Димас, всё нормально? Чё-то друган твой раскис совсем, – водитель смотрит то на меня, то на дорогу, то через зеркало на заднее сиденье.

– Да всё в поряде! Костян – свой чувак, он так помог мне в универе вопросы порешать, что если б не он, меня б в армию, нахрен, загребли б давно.

«Димас? Диимаас? Точно. Димон Ашхабад», – проносится в моей голове. В памяти начинают всплывать картинки. Я позвонил ему. До этого всё-таки дошло. Был четверг, кажется.

– Димон, это ты? – решаю развеять все свои сомнения.

– А то! Кто ж ещё? Чёт, тебе и вправду не по себе, на-ка, – из пространства между кресел протягивается микро ложка размером с ноготок, на которой маячит белый холмик порошка.

– Не, не, не надо, – бормочу я.

– Ладно, давай, не будь букой, слушай доктора, прими лекарство.

Я вдыхаю, и через минуту меня начинает взбадривать, пелена постепенно рассеивается, я начинаю различать предметы перед собой.

– Где мы? Какой сегодня вообще день? – уже более-менее членораздельно произношу я.

– Сегодня суббота – день веселья и разврата! И ты, малыш, в хороших руках, – Димас хлопает меня по плечу.

– Суббота?! Как суббота? Был же четверг? – удивляюсь, выпучив глаза, я.

– Четверг был давно, он уже легенда, он уже миф, его уже грызут черви, сжирающие прошлое, – Димас откидывается на заднее сиденье, доставая телефон.

– Быстро летит время…– я продолжаю пребывать в замешательстве.

– Быстро, быстро. Когда ты мне позвонил, я и подумал, что дела так себе. Надо что-то делать! Мы подхватили тебя и куролесим третий день по волнам молодости и удовольствия.

– Круто, – выдавливаю из себя я.

– Всё то дерьмо, что ты мне поведал, оно, брат, печально. Я понимаю твои чувства, – слышу я сочувственное одобрение.

Видимо, я всё-таки излил душу. Ну да, определённо, излил и, определённо, с подробностями, раз «куролесим третий день» с Димоном Ашхабадом.

Глава 32

Димон Ашхабад. Вернее, Дима Ашхабов. Мы познакомились случайно на какой-то студенческой вписке, когда он был на первом курсе, а я и Лена – на третьем. Очень весёлый малый. В универе почти не появлялся, но был в курсе абсолютно всех дел. У него везде и всегда были какие-то связи, знакомства, контакты. Он мог достать, что угодно, где угодно, и когда угодно. Одной из его связей в один прекрасный момент стал и я – помогал сдавать сессии, договариваясь с преподами. Мой маленький бизнес, который совершенно не одобряла Лена. Ну да ладно, опустим моральную составляющую вопроса. Два раза в год я помогал ему не быть отчисленным, а он подгонял мне клиентуру из раздолбаев с баблом, не хотящих учится самостоятельно. В общем, как-то так мы и приятельствовали, плюс иногда он подкидывал нам для вечеринок что-то такое, что не продаётся в магазинах. В этот раз, набрав его номер, я, видимо, и собирался прикупить чего-то такого, чтобы попытаться в очередной раз заглушить тоску. Судя по всему, у меня «получилось», раз я почти не помнил событий последних дней. Да и пофиг! Хотел забыться? Получи, распишись!

– Нну а что ты так просто сидишь? Смотри, ммузыка играет, девчонки пляшут, ччего тебе ещё надо-то? – звучит незнакомый заикающийся голос справа от меня.

– Что? Да так просто задумался, ничего такого, вы понимаете… – отвечаю, не поворачиваясь и особо не вникая.

– Чё ты мне выкаешь? Я здесь гость, а не ты, – голос усмехается, немного прихрюкнув, – как звать-то тебя?

– Костя, – отвечаю я, поворачиваясь к случайно возникшему попутчику.

– Костян стало быть, а я – Витёк, в смысле Виктор Александрович, сейчас-то. Ахх, – полу кашляет, полу смеётся мужик в спортивном костюме лет пятидесяти на вид. – Я вот иду ща, я тут рядом жживу, слышу музыка и хорошо, дай, ддумаю, поздороваюсь. Нничего, что я тут с вами?

– Всё в порядке, – я смотрю куда-то в пустоту, пытаясь одновременно расслабиться и сконцентрироваться, – день рождения отмечаем, повезло с погодой, вот собрались.

– Эт да, погода хороша, – он довольно улыбается, сверкая золотой коронкой.

– Не поспоришь, только шашлыки и жарь, – продолжаю я, хотя, светская беседа немного перестаёт мне даваться.

– А у кого, гришь, днюха? Надо ж поздравить, – он осматривает наше столпотворение заинтересованным взглядом.

– У Семёна, – придумываю я случайное имя, сам не понимая зачем, – он там у костра.

– Спасибо, братух, – Витёк хлопает меня по плечу и отходит.

Я постепенно проваливаюсь куда-то в недра сознания, перевожу взгляд и вижу небо. Сияния, прикосновения, перепутанные образы мышления – всё это я. Я скучаю, страдаю, отрицаю, стараюсь. Выходит ли? Не знаю. Кажется, что всё так перемешано, нет ответов, да они и не нужны. Вернее, нужны, но не сейчас. Время задавать вопросы. А что я хочу узнать? Что всё плохо или всё хорошо? Что-то мне подсказывает: «Всё намного сложнее». Да и ладно. Принимаю, ничего не отрицаю, мне нужно время осознать. Может, завтра, может послезавтра. Сейчас я просто не могу, состояние не то: мысль адекватна, а состояние не то… Тамара… Снова ты… Лена, не смотри на меня так… Не осуждай меня… Хоть ты… Тамара, а тебе я готов многое сказать! Как? Вообще как ты всё это в своей голове сделала? Или в сердце? Или в п..? Где ты так решила, что можно просто всё это совершить? Да, мы говорили, доводы-поводы, все дела… Но это всё слова же! Сраные, мать их, слова! Долбаная никчёмная беседа! А после неё что? Пустота? Неужели ты чувствуешь, что всё нормально?

– Эй, не залипай, ты чего паник? – Димон обнимает меня за шею, – эта пати почти овер, холодает. Двигаем на хату к проверенному весёлому человеку! У нас три машины, за пассажирами таксо уже мчит, движуха летит, нет времени для уныния!

– Да, я в теме, – мотаю головой, потягиваясь, я, – там человек немного непонятный был…

– А, Витёк что ли? С ним нормально. Местный, вроде. Видимо, серьёзный, а, может и нет. Может раньше был? Хрен его знает. Не понятно так с ходу. Всё в порядке. Он какого-то Семёна искал, день рождения, что ль у них, – Димон задумчиво чешет голову. Я не очень понял. Короче двигаем скоро, не залипай! Движение – жизнь!

– Да-да, когда что? – отгоняю мысли, закружившие меня в каком-то беспамятстве минут на двадцать.

– Да, вот-вот, низкий старт, хлам тока наш приберём и рванём. Опа, опять рифма, не, ну ты слышал? Рэпчина идёт, правильное движение, а? – Димон хлопает меня по плечу, качаясь в каком-то своём, видимо, звучащем у него в голове бите.

– Да, рифма норм, – покачиваю головой я, делая вид, будто тоже слышу этот ритм. – Давай помогу с уборкой.

– Да ладно, забей, там полно народу, – Димон подмигивает мне. – Мы кайф принесли городам, респект нам. Бля, точно напишу, запишу!

Он отходит от меня, машет руками, проговаривая что-то себе под нос. Вокруг начинается собирательное движение. Машины заводятся рыком и прогреваются своим дыханием, машут хвостом выхлопных газов. Их наездники, дымя сигаретами, гарцуют властелинами покорённых стальных скакунов, попутно руководя процессом сборов. Девицы, минуту назад поглощённые танцем, догоняются чем-то из банок и пластиковых стаканчиков. Происходит стихийная уборка места мелкого шабаша. Я пытаюсь проявить участие, помогая, чем могу: свечу фонариком и собираю бутылки, объедки, бумажки, окурки и всякую такую отхожую хрень в пакет.

Всё: более-менее чисто. Кортеж уезжает, светит фарами, подмигивает поворотниками. Я сижу во второй по счёту машине рядом с водителем, на заднем сидении Димон Ашхабад с тремя девчонками. Они каким-то странным образом туда поместились. Я смотрю на них каким-то полу одуревшим стеклянным взглядом и тупо улыбаюсь, пытаясь понять, как они туда влезли. Мы медленно отъезжаем, выруливаем на какую-то куда-то дорогу, впереди машина, за нашей – ещё одна, плюс два такси. Я смотрю в окно: вижу мелкою пестрянку снега и Витька (Виктора Александровича). Он с кем-то разговаривает, держа в руке полупрозрачный пакет, в котором проглядывается коробка со средней стоимости алкоголем. Скорее всего, отмечание дня рождения Семёна всё-таки состоится.

Глава 33

Очередная хата. Причём, не хилая такая, метров сто пятьдесят точно, укомплектована нормально. Что-то модно-дизайнерское. Смотрится стильно. У Димона, и правда, целая куча знакомых, любящих оторваться. Много народу, грохочет музыка, заглушая мои одурманенные мысли. Захожу в одну из комнат, плюхаюсь на диван, чтобы немного передохнуть.

Пройдено много всего: вознесения и покоя, желания и страсти. А как иначе? На это толкают обстоятельства, замешательство, ересь и грусть. Раны души, отрешённость будоражат что-то, определённо, значимое, что-то до селе неизведанное. Я учусь, сам того не понимая. Фильтры начинают бродить, портится, искать нового вызова, нового соблазна и новой тайны. Желания чисты и наивны. Они так и просятся, так и молят: «Нужно что-то изменить, так продолжаться не может!» И, да, так продолжаться не может. Желание перемен тянет и манит. Но все перемены, на то и перемены, что они меняют сущность бытия. Они такие эти перемены. Ты ждёшь их с надеждой и любовью, искренне и самозабвенно, а они меняют всё. Сиюминутно меняют даже тебя и, зачастую, съедают, сжирают самое светлое в тебе, потому что это – самый лакомый кусок. То, с чем ты сталкиваешься, ещё лишь предстоит переработать для получения тепла, доброты и свежести. А готов ли ты на эту переработку? Хватит ли сил? Кто знает? Кто занят? Кто занят этим всем? Наверно ты, должен быть занят этим всем ты. Герой? Нет не герой… Хотя, в каком-то определённом смысле, наверное, герой.

– О, укромный уголок, – входная дверь чуть приоткрывается и через неё просачивается Димон с колбой и трубкой в руках.

– Привет, – отзываюсь из темноты я.

– Костян, ты?

– Ага.

– Я тут решил кольянчик намутить? Ты не против, если тут размещусь, а то там народу куча, разобьют, не ровен час? – Димон садится рядом со мной и раскладывает все свои приспособления.

– Да пофиг, не против, – машу рукой я.

Димон ловко и быстро собирает конструкцию, чувствуется опыт и знание дела. Так что уже через несколько минут по комнате начинают кружить струи дыма.

– Продолжаешь загоняться? О чём думаешь? – кивает мне Димон.

– Да так. Странное ощущение нервной агонии, когда ты уже почти ничего не чувствуешь то ли от усталости, то ли от переизбытка эмоций. Силы есть, но веры в то, что всё будет хорошо, как-то само собой и без последствий разрешится, уже, как будто бы, и нет, – говорю я, прикуривая сигарету.

– Нужно всё отпустить. Тебе необходимы какие-то действия, потому что так продолжаться больше не может, по-старому уже не получится. Понимаешь? Требуются новые шаги, новые решения, новые суждения! Вздыхая о прошлом, остаётся лишь разрушающая деморализующая ностальгия, – Димон бурлит своим дымящим кальяном.

– Все всегда говорят, что надо двигаться вперёд, не останавливаться на месте. Это да, наверно, да, бесспорно да. И тра-та-та и бла-бла-бла. А куда вперёд? В этот «перёд» или в тот «перёд»?

– Лучше в чей-то перёд по обоюдной радости? – прерывает меня смешком Димон.

– Все очень умные и могут посоветовать, как жить, однако сами не знают, как и что правильно, – продолжаю я, не обращая внимания.

– Все вообще зачастую похожи на скучное унылое дерьмо из лжеценностей, ненастоящего веселья, сдержанного великосветского высокомерия и зависти к более успешным неудачникам, – Димон выдыхает длинную струю дыма.

– А существуют ли вообще счастливые люди на нашей планете? Такие, что ПО-НАСТОЯЩЕМУ СЧАСТЛИВЫ. То есть каждый их день наполнен радостью, ощущением гармонии и т.д. Я не беру обдолбанных сектантов, блаженных психопатов, разочаровавшихся в жизни алкашей и наркоманов, создавших свой выдуманный мир по средствам изменяющих сознание веществ и жидкостей. Я имею в виду обычных нормальных людей, без каких-то отклонений, явных психических расстройств и хронических зависимостей. Возможно ли, чтобы эти самые нормальные люди были счастливы? – я тушу свою сигарету в пустой пивной банке.

– Смотри, я думаю как. Все говорят о постоянном стрессе, о безумном ритме жизни, о вечном кризисе. И так оно, по сути, и есть. Так в чём же дело? Если все так сильно от этого устали, то почему не забить на всю эту фигню? Не хватает смелости и решимости? Не хватает воли? Никто не верит больше во всеобщую радость и единство? Победило самоопределение, в котором каждый – король? Кругом одни самодержцы. Кому захочется исполнять предназначение обычного человека, когда можно быть «избранным»? Конечно никому. Проблема лишь в том, что имея внутри себя внутренний космос, альтернативную вселенную, никто не знает, что со всем этим делать. И как внутренние ощущения величия перенести во внешний реальный мир. Познав истинного себя, скорее всего, можно легко стать счастливым в реальности: заниматься любимым делом, встретить людей важных тебе, людей близких тебе по духу, из твоей стаи, твоего прайда. Учебника по слиянию внутреннего и внешнего мира нет. Может быть, в будущем откроется какое-то глобальное знание, человечество изменится как вид. Тогда, наверное, будет возможна всеобщая школа по самоопределению, истинному пути и т.д.

– Такие школы и сейчас существуют, – усмехаюсь я и беру у Димона трубку от кальяна.

– Я не имею их в виду. Шарлатанское фуфло для наживы и обогащения основателей этого шарлатанского фуфла, к делу не относится. Я говорю о некой эволюции человечества. Об уходе от постоянного стресса, безумного ритма жизни, вечного кризиса, от этой новой формы рабства. Человеческая популяция делает всё что угодно на пути к самоуничтожению, всеобщей ненависти и агрессии. К сожалению, само по себе ничего не решается. По ходу, нам всем необходим прилёт инопланетян или что-то на вроде этого, иначе мы так и будем ненавидеть друг друга, заниматься не своими делами и мучиться от рабства в свободном и прекрасном мире. Все постоянно куда-то и откуда-то бегут, при этом думая, что бегут к чему-то. В понедельник куда-то, в пятницу откуда-то.

– Погоди. Бег – это движение, движение – это жизнь. Значит, пока мы бежим – мы живём, – я делаю затяжку. – И мысли в этом беге, самые что ни на есть настоящие, это мысли жизни. То есть, если сейчас наш маленький маршрут, скажем: из дома на работу, установлен и от нас не зависит, то мысли как раз текут и множатся в нём свободно.

– Кальян убойный, я чего-то подотстал, поясни, – Димон откидывается на спинку дивана.

– Смотри, например, мы сели на вокзале/в аэропорту, мы едем/летим по направлению к другому вокзалу/аэропорту, не важно, смысл не в этом. Имеется в виду обычное течение дел. Так вот, мысли в этой дороге – самостоятельны. То есть, мы телесно куда-то на автопилоте движемся, а мысли сами по себе. Они настоящие и сиюминутным ничем не разбавлены. Наше «Я» чисто в своём самоопределении в этот момент. Мы как будто настраиваемся на наш исходный код, на нашу суть. Устанавливается свободный контакт со Вселенной. Открытый доступ. Мы видим «онлайн» людей нашей «сети». Встречаемся с ними взглядами. Вот оно! Здесь и сейчас траектории наших планет попадают в одну орбиту. В чём-то пересекаются мысли, структуры, коды, души. В какой-то степени мы становимся «своими и заодно» без внешних атрибутов: расы, пола, географической принадлежности, стоимости одежды, и т.п. Это связь наших внутренних персональных вселенных. Связь, осознать которую невозможно. И вся она приходит в обычном будничном беге. Не находясь в этом движении, ты не пересечёшься ни с кем взглядом, не найдёшь «свой прайд».

– Движение быть должно. Но оно не должно быть ради движения. Я о том и говорю. Необходимо останавливаться и осознавать красоту, свободу и всё прекрасное, что есть в нашем мире, при этом продолжая двигаться вперёд. Нужно это понять и зафиксировать. Пронизывая сигналом время и пространство, взгляды просто встречаются в обычный понедельник обычной недели обычного года. Даже мимолётная улыбка и секундное понимание могут сделать очень много для внутреннего преображения и настроя, так как войдут в твой «код», в тебя напрямую, без всех внешних фальшивых атрибутов. Улыбайся и преобразишься! Улыбайся и преобразишь других! – Димон вздымает руки вверх.

– Если ты всем подряд просто так улыбаешься, то ты или ненормальный, или псих, или сектант, или впарить что-то хочешь, – немного цинично замечаю я.

– Или всё вместе, – смеётся Димон. – Я не о том. Я тебе втолковываю про момент, который необъяснимо откуда-то берётся, необъяснимо присутствует долю секунды и необъяснимо куда-то девается. Он может ничего не значить, никак не повлиять и никак не запомниться. А может ободрить, воодушевить, согреть и придать сил. Ты улыбнулся, тебе улыбнулись, никому не обременительно, а эффект может быть колоссальным. Ты идёшь гружёный какой-то фигнёй, не можешь отделаться от непонятной усталости, хандры и нежелания, и, вдруг, совершенно за даром получаешь положительный импульс, который позволяет тебе по-другому на что-то взглянуть. Крупица, которая может запустить совершенно фантастическую реакцию и подвигнуть тебя на что-то. Как ты найдёшь близкого человека в толпе незнакомцев в чуждой среде, когда, например, ты опаздываешь на ненавистную работу в пасмурное утро, в понедельник? Да, никак! В этот момент тебе плохо в эмоциональном плане. И не тебе одному. Так чего ж друг другу не помочь обычной секундной искренней улыбкой? Такая беспроигрышная лотерея: как минимум – просто приятно, а как максимум – мысли твои в воодушевлённой динамике так закрутятся, что открытие какое-нибудь сделаешь научное.

– Ого. Прям, научное? Эко загнул, – улыбаюсь я.

– Кто знает? Так что, попробуй просто как-нибудь, – подмигивает Димон.

– Непременно, – киваю в ответ я.

Какое-то время мы ещё сидим и о чём-то треплемся. Постепенно я начинаю клевать носом. Димон, видя это, желает мне спокойной ночи, берёт кальян и неровной походкой выходит из комнаты. Вечеринка продолжается полным ходом, но мне уже не до неё. Луна настойчиво смотрит в окно и сообщает мне, что самое разумное сейчас – это отключить все источники сознания и постараться заснуть как можно быстрей. Если не знаешь, что делать, что обо всём этом думать, то лучше не думать и не делать вовсе. Через несколько часов сна по-новому взглянешь на всё и подумаешь по-новому и, может быть, сделаешь. А может, и не сделаешь. Тогда не стоит и думать об этом. Но всё это потом, через несколько часов сна.