Борух Баклажанов. В поиске равновесия

Любая великая страна, коей и являлся Советский Союз, по ходу своей истории порождает некие уникальные проекты и институты. Они могут появляться в разное время и во многих сферах, и их практически невозможно скопировать или в каком-то виде повторить. Они могут быть положительными или отрицательными, но, так или иначе, являться зеркалом, отражающим тот или иной этап развития общества. В спорте это была «Красная машина» отечественного хоккея, на телевидении были созданы «КВН» и «Что? Где? Когда?», а в театральной сфере свои «дома» возвели Товстоногов и Любимов, которые («дома») долгое время по праву считались государством в государстве. Была масса проектов в сфере обороноспособности и безопасности страны, о которых простым смертным даже не известно. Все это было создано, и конечной целью никогда не виделись деньги. Это создавалось на базе некой идеи и крутилось, так или иначе, вокруг нее.

Советский преступный мир – явление уникальное, ибо лишь он мог породить тот спорный и полный противоречий институт «воров в законе».

Все мы рождаемся одинаковыми людьми, но затем в силу многих обстоятельств начинаем идти разными дорогами, часть из которых приводит в неволю. Лишение свободы – это главный рычаг трансформации сознания, который наряду с определенным этапом развития государства и создал данный институт. Тюремная же «хата» в каком-то виде является микросхемой общества с людьми разного социального положения и вероисповедания. Она учит приспосабливаться, «держать базар», обходя острые темы, дабы выжить в этом укладе жизни, коим и является «воровской ход».

Вор должен воровать, игнорируя все законы и устои государства – вот основная доктрина этого института. Этим нужно заниматься с детства, чтобы воровство стало твоей жизнью и судьбой. Вором невозможно стать посередине жизни, чтобы испытать себя или достичь чего-то в этом жестком жизненном укладе и в противоборстве с такими же, как и он сам. Каждое утро, выходя из дома, вор должен четко отдавать себе отчет, что вечером этого дня он может быть убит, и при этой мысли он должен чувствовать себя комфортно.

Это уклад жизни со своими внутренними негласными законами и устоями, лексикой и песнями, которые с течением времени породили такое музыкальное направление, как «Русский шансон» – песни про воровское братство, тяжелую арестантскую долю, любовь к матери и верность избранному когда-то пути. С течением времени они становились популярными и среди обычных людей. Песни раздавались отовсюду, но слушая их, Баклажанову всегда казалось, что были они уж очень однобоки. Никто никогда не спел про украденные во время войны у семей хлебные карточки, обрекая людей на верную смерть, не пелось и про семьи, оставленные без кормильцев, ставших жертвами воровских налетов. Дед Баклажанова, выросший на Васильевском острове и воспитанный улицей, часто рассказывал, как местные «щипачи» в день получки помогали подвыпившим «фраерам» (обычным заводским рабочим) переходить улицу, вынимая тем временем у них «лопаты» и оставляя их семьи голодными на месяц. Не складывалось об этом песен – может, вдохновение к бардам не приходило, а, может, с размером стихотворным определиться не могли.

В воровской жизни, как и в дикой природе, и в человеческом обществе, успеха добиваются наиболее мудрые, волевые и тоньше чувствующие и понимающие индивиды. Это люди одаренные, прекрасные стратеги и аналитики, являющиеся вожаками «воровского хода». Это «воры в законе», законов не знающие и живущие по своим, выработанным еще с начала 20-х годов прошлого века «понятиям». Свод этих «понятий» довольно прост. «Законник» не должен работать, живя лишь воровством, он не имеет права сотрудничать с властью и выступать с оружием в руках на ее стороне, т. е. не служить в армии и не участвовать в войнах, которые эта власть ведет. Он не должен иметь семьи и собственности, иными словами быть при пустых руках и ничего не иметь за спиной, что каким-либо образом ограничивало бы понятную лишь ему свободу «бродяги». «Понятия» эти были весьма размыты к концу 80-х годов прошлого столетия и, как казалось Баклажанову, последними из могикан были «Бриллиант» и «Корж», которые закрыли за собой истинно воровскую калитку.

«Вор в законе» в своих «понятиях» идет против течения – против государства с его устоями и предлагаемым образом жизни и достижениями. Он считает себя выше него, но вся соль в том, что при отсутствии государства воровать ему было бы нечего. Раскачка собственного «эго» и позиционирование себя выше социума – вот образ жизни этих людей.

Баклажанов долго изучал этот мир, в котором жизнь, как и на войне, бежит быстрее. Далеко не все с этим темпом справлялись, и чем моложе «законник», тем короче была его жизнь после «короны», потому как с этим статусом надобно обращаться аккуратно, а молодые да ранние долго не тянули. Почему не тянули? Да опять-таки потому, что спешили при том, и без того быстром, беге жизни.

Что же нужно, чтобы с этой поклажей осилить дорогу до конца и умереть своей смертью? Интересный вопрос. На него Боруху как-то ответил его старший брат, приехавший к нему погостить. Ответ был прост и понятен, не неся в себе ничего сверхъестественного, но положил Баклажанова на лопатки. «Тут, Борух, нужен нюх и, желательно, волчий!» – бросил тогда брат, опрокинув очередную стопку водки.

Нюх на людей, на ситуацию и ее развитие – вот чем наделены от природы эти люди. Нюх не заменишь умом или мудростью, он существует параллельно им. Именно люди, обладающие этим звериным чутьем, и становятся во главу «воровского хода», подавая пример свой. Но они все те же люди из плоти и крови и, наделенные природой одним, они никуда не денутся от другого, заложенного в каждом, а именно, что нужно брать и отдавать. Вот и строят под конец жизни часовни да церкви, а надо бы их раньше возводить и внутри себя. Может, это и есть совесть?! Кто знает.

Ремесла и судьбы

Что-то мы отвлеклись. А что же там Баклажанов? Университетская жизнь тем временем бежала вприпрыжку. Студентом он был не из прилежных и часто поддавался юношеским соблазнам. Жизнь эту он жаждал вкусить в полной мере, рассмотрев все ее грани, и частенько прогуливал лекции в угоду пивным посиделкам в Румянцевском саду или в каком-то из баров на Съездовской линии. Борух был из простой семьи, и тогда многого позволить себе не мог – стипендия была чисто символической, и хватало ее разве что на пару блоков сигарет, а желание носить модные в ту пору кожаные «косухи» и «казаки» было огромным, но с неба они не падали. «На заводе ты уже в детстве отработал, – размышлял Борух, все чаще задумываясь о трудовой деятельности параллельно учебе, – может, еще где сгодишься?!».

– На, почитай! – как-то сказала мать, положив перед ним газету с объявлением.

Популярная в ту пору молодежная программа «Полосатая лошадь» набирала новый состав ведущих. К тому моменту она уже существовала пару лет, но первый состав повзрослел и несколько выбивался из формата. «Ленинградское телевидение» – как звучит! Это было не просто сочетанием слов, в нем было что-то манящее – этакий сгусток сдержанно деликатного вольнодумства той короткой эпохи. Знаете, когда стоишь под холодным душем и чуть добавляешь горячей воды – этим чувством и был тот миг, когда чопорная советская школа входила в доселе неведомые ей двери. Этот симбиоз прежнего с грядущим был недолгим, но успел породить массу идей для воплощения.

– А что? Чем не идея? – чуть ли не вслух подумалось в ответ Боруху.

В ту пору жизнью он был побит еще не сильно и был относительно хорош собой, а лицо как раз зажило после культовых «жестковских» гуляний. К тому же он был наделен неким артистизмом и умением располагать к себе людей не без помощи чувства юмора. Он всегда был тонок и тонок на грани. С ним он открывал многие двери, но чувство то виделось ему лишь как инструмент или средство для чего-то большего, нежели чем просто брошенное на алтарь лицедейства.

«Ничем я других не хуже, все также горшки обжигаю», – подумал Борух тем воскресным утром, глядя на себя в зеркало. «Да я просто туз!» – уже вслух взбодрил себя Баклажанов. Он уложил гелем пышную в те годы шевелюру, надел кремовый плащ и отправился к телецентру на Чапыгина. Там еще с самого утра стояли бесчисленные толпы вожделеющих, и к входу было решительно не пробиться. «Я не тороплюсь», – подумал тогда он и, встретив в толчее каких-то знакомых, начал болтать с ними в сторонке о всяких пустяках. Тем временем редакторская группа окончательно решила взять бразды правления в свои руки и пошла в прямом смысле в народ, выбирая из толпы подходящих на их взгляд кандидатов. Видать, было в Борухе что-то этакое, посему кто-то вдруг резко схватил его за руку и, как гулящую девицу, увлек внутрь телецентра.

Борух прошел череду нехитрых конкурсов, где с хохмами и анекдотами, а где и без оных, но от танцев воздержался, ибо, как помните, танцором был неважным. Ведущим он в итоге стал и даже принял участие в съемках пары-тройки выпусков, но дальнейшего хода делу решил не давать. В народе часто ходила молва о разных мелочных подковерных интригах в артистических кругах, там же он столкнулся с ними лично. Тут же многое, как и в семье. Говорят, семейные склоки зачастую подогревают отношения, его же они ничуть не вдохновляли, а наоборот, наводили на него скуку и апатию, да и не барышней он был, чтоб искать достойную партию, подавая себя через экран. Всех тогдашних телевизионных небожителей он повидал, «внутрянку» понял, в буфете отмечался и через некоторое время как-то органично оттуда испарился.

И вновь разброд и шатания в мыслях, и вновь поиск. Как-то один приятель нашептал ему о курсах гидов при тогдашнем «Интуристе». Тот к тому времени сам их уже закончил и вовсю работал. Рассказывал он о них так красочно, как сектант трубит о своей церкви очередному пойманному у метро «лопуху», что Баклажанов волей-неволей всячески проникся. Тем более одет он был в «косуху» и «казаки», чем уже окончательно убедил Боруха, что это был верный путь к сладкой жизни.

«Гидовство», назовем его так, вообще ремесло великое. Во-первых, оно отчасти путешествия заменяет, просто в поездки едешь ты сам, а тут весь мир у себя принимаешь. Со всего света люди к тебе едут со своими обычаями, культурой, манерами и историями, и ты, считай, за один день в десятке стран побывал. Одни тебе про тонкости родео и фастфуда доложат, другие про то, во сколько и как чай пить правильнее и газоны стричь, третьи – откуда на внедорожниках «кенгурятник» взялся, а от четвертых что-нибудь про наркобаронов выведаешь. Ты же в свою очередь их живописью и архитектурой попотчуешь и «окультуренными» восвояси отправишь. Вот такой бартер, в чем-то равнозначный, в чем-то нет. Всяко интереснее, чем по ларькам пивом торговать или по «стрелкам» ездить.

Мысли эти часто посещали Боруха в минуты ожидания. В них же он был и тем ранним утром, когда ждал прибытия очередного круизного корабля на 33-ий причал торгового порта. Эти ощущения трудно передать, когда солнце только встает над тихой гладью воды, и вот вдалеке появляется он – белый лайнер. Сначала он маленький, как дитя в колыбели, но с каждой минутой растет ввысь и вширь, как человек с годами набирается мудрости, и вот ты уже смотришь на него снизу вверх, как на купчинскую девятиэтажку.

– Вы Борух Баклажанов? – раздался сзади голос, вернув его из минутного забытья.

– С вечера как минимум!

– Я Ирэна, мы с Вами в паре гостей в Эрмитаж повезем. Автобусы под завязку грузить будут, а в музее наш уже на две части разделим, чтоб работать легче было! – сказала она.

– Родители Ваши легких путей не искали, смотрю, могли б и на «Ирине» остановиться, – с улыбкой бросил Баклажанов.

– Странно это именно от Вас услышать, Борух! – парировала та.

– Принимается!

– По пути, – продолжила Ирэн, – говорить будем поочередно, но если я почувствую, что чаевые уплывают, как говорил коллега Бернблит, я буду вынуждена забрать микрофон и включить резерв.

– Приятно, что цитируют великих! – послышалось сзади.

Это и был Миша Бернблит, который случайно услышал их разговор. «Мишей» он, правда, был единицам, поскольку Михаил Владимирович был из старожилов. Отрасль эту он двигал еще со времен Батыя, снискав недюжинное уважение, и всяческих вольностей себе не позволял – на работу выходил исключительно в костюме, как парторг на собрание, и с дипломатом, чем поначалу Боруха несколько насторожил, поскольку одного человека с дипломатом он уже знавал. Роста Михаил был невысокого и чуть полноват, что отнюдь не мешало ему носиться по причалу как метеору и раздавать ценные указания молодежи, для коей он уже тогда был ходячим монументом. В общем, он был еще той старой «интуристовской» выучки и школы, а та ковала знатно.

Время пролетело довольно быстро. После Эрмитажа был тур по городу со всеми известными фото-стопами, и вот они уже прибыли обратно в порт. День к тому времени уже клонился к закату, но то было время белых ночей, да и погода радовала как никогда.

– Может, в кафе каком посидим в центре, если время позволяет? Я угощу чем-нибудь, а потом по набережной прогуляемся за те же деньги? – предложил Борух.

– Только не виски с содовой, а то от них уже изжога моральная!

Ирэна Вески была определенно интересным человеком и как-то сразу Баклажанову понравилась. Замужем она была лишь в студенчестве, выйдя за свою институтскую любовь Сережу Содового, и какое-то время даже носила двойную фамилию, посему моральную изжогу ту не ветром надуло. Союз тот, правда, был менее крепким, чем напиток, и через пару лет приказал долго жить. В итоге Ирэн вернулась к девичьему варианту и уже лишь отбивалась от вопросов, а не сестра ли она той самой? Называла она себя барышней молодой, но пожившей, характера была легкого, посему они быстро перешли на «ты» и задорно болтали о всяческих разностях.

– А как тебя, молодого да раннего, в эти гидовские дела принесло? Ты вуз какой-нибудь языковой заканчивал? – спросила Ирэн.

– Учусь еще. На филфаке!

– По диплому-то кем будешь?

– Филолог-германист!

– Филолух-гармонист?

– Филолог-германист, говорю! – улыбнулся Борух.

– Ааа, послышалось просто! – съязвила та.

– А ты какими судьбами в профессии этой оказалась?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Кто пишет, тот остается» (дословный перевод с немецкого).

Аналог в русском: «Что написано пером, того не вырубишь топором».

2

Лев Хоботов, фраза его супруги, герой к/ф «Покровские ворота», 1982 г., реж. М. Козаков, киностудия «Мосфильм».

3

Школа с углубленным изучением английского языка (преподавание начиналось со 2-го класса в отличие от обычных школ, где все начиналось с 4-го).

4

Пребывал в местах лишения свободы.

5

Мнение одного из героев об Италии, к/ф «Формула любви», 1984 г., киностудия «Мосфильм».

6

Фраза из к/ф «Бриллиантовая рука», 1968 г., киностудия «Мосфильм». Реж. Л. Гайдай.

7

В. Шефнер, стихотворение «Слова».

8

«Третьего не дано» (лат.).