Летопись Океана. Старый город

– Из нас троих только Абель получил достойное образование и…

– Ты говорил, что вы выросли вместе, – прервала Шарля девушка.

– Ну, почти. После того, как я отправился в море, мы с Абелем не виделись несколько лет… пока однажды бриг, на котором я ходил с Морисом, не был атакован «красными мундирами». Мы попали в плен и должны были быть повешены, но, – Шарль улыбнулся, снова прикоснувшись к перстню, – один из лейтенантов помог нам бежать. Мы были в открытом море и, перерубив буксирный канат, увели свой бриг прямо из-под носа англичан… мертвых англичан.

– За то предательство лейтенант Кестрел дорого заплатил, – вздохнул Морис, тоже коснувшись своего перстня с алмазом, – он погубил свою свободу, жизнь и карьеру. Ради этого черноглазого прохвоста! А спустя еще несколько месяцев чуть не погиб ради безумной затеи Доуэла по захвату «Вандерера» и эскадры…

– Абель никогда не мог отказать своему названному брату, – улыбнулся Шарль. – Почти никогда. А насчет моих лебедей… Это была идея Абеля, я уже говорил миллион раз! И дело было вовсе не в нефах. Абелю нужен был его корвет. «Свет во тьме». Разве ты не помнишь, Морис, как истово Абель желал заполучить этот корабль?

– Ну конечно… – фыркнул старший пират. – Вы оба были хороши, но Абель едва не погиб, а ты заполучил самую большую и смертоносную эскадру в свои руки.

– Не драматизируй, Король получил, что хотел, а что касается нефов, – улыбнулся Шарль, – не всех покоряет закон и честь, некоторым нужны не доблесть и удачливость капитана, а крепкий линек да старый добрый грог вдоволь…

– Да… несмотря на то, что мы очень разные, мы стали друзьями, – улыбнулся Морис. – В знак нашей дружбы с той поры мы носим эти перстни, символы того, что земля, море и воздух Кариб поистине подвластны лишь нам! Пиратам!

– Да, я видела такой же перстень, но с сапфиром, у Абеля. Что они означают? – спросила рыжеволосая.

– Триада, вечный символ, – улыбнулся Шарль. – Воздух – это Вера, а именно Морис всегда вел нас за собой, мы верим ему. Кому как не сыну священника носить символ Веры? Поэтому перстень с алмазом. Море – это Надежда, потому что именно с этими чувствами мы каждый раз выходим в рейд, надеемся на удачу и полагаемся на счастливую звезду. Море – это Закон, единственный для нас – пиратов Братства. Кому как не Королю Братства – Абелю Кестрелу вершить закон и кому иному может принадлежать море? Поэтому в его перстне сияет сапфир. Земля – это Вечность, а еще и бессмертие, безопасность и предсказуемость. Мои видения бывают разными, а не только о тебе, – снова улыбнулся Шарль. – Поэтому в моем перстне изумруд. Я своего рода хранитель этого Братства и, порой, именно я решаю, когда и в какой рейд уйдут корабли…

– Триада, значит?

– Да, мисс Кондор, именно так, – шутливо отвесил полупоклон Доуэл.

Спустя 2 года после укрепления пиратского гнезда Король Братства – Абель Кестрел – объявил о своей женитьбе на Азалии Кондор. Годом ранее у них родился сын, который теперь, когда Абель подтвердил слухи о своем отцовстве, становился наследником целого «государства».

Через несколько дней после свадьбы Короля случилось то, чего так боялась, но не могла предотвратить рыжеволосая дочь цыганки.

***

В дверь капитанской каюты осторожно постучали. Несмотря на то, что пиратское гнездо было достроено и уже мало-помалу обживалось, Абель так и не обзавелся домом на берегу. Его корабль и был его домом. Всем, кто хотел получить аудиенцию у Короля, приходилось прибывать на борт флагманского корвета «Lux in tenebris». Нынешний гость бывал здесь редко, но, несмотря на это, почти всегда входил к капитану без стука. Это было право Мориса Фанга. Мало кто знал, что именно он – беглый заключенный, сын священника и портовой шлюхи – и был основателем Братства, умело скрывающимся за спиной Абеля.

Король поднял голову от бумаг и карт. Узнав Мориса, он, вымученно улыбнувшись, спросил, не тратя время на церемонии:

– Как поиски? Успешно?

Морис с сожалением отрицательно покачал головой, а вслух добавил:

– Никто ничего не знает, но слухи ползут недобрые…

– Что за слухи?

– Якобы Шарль сделал предложение девушке, но она предпочла ему другого. С горя он подался в бега.

Король улыбнулся.

– Это слухи, Морис. Ну какая девушка могла отказать нашему другу? Шарль – завидный жених. Любая девушка, не раздумывая, согласилась бы на его предложение…

– Не любая! – неожиданно раздался за спиной Абеля голос его жены.

Он обернулся к ней, и ужасная догадка блеснула в его взгляде. «Нет…» – беззвучно прошептали его губы, а кулаки сжались сами собой. Азалия только грустно улыбнулась ему и ласково погладила по давно небритой щеке.

– Что прикажете, капитан? – спросил Морис.

– Я приказал бы найти его и убить, но… как бы вы поступили на моем месте?

– Отдайте приказ укрепить город и позаботьтесь о сторонниках. Бунт – первое, что предпримет пират во имя мести… Хотя очень может быть, что он не станет мстить, а предпочтет встретиться с вами в открытом бою где-то в море…

– Он ещё вернется в этот порт, – тихо сказала Азалия, приближаясь к Морису, – и когда это произойдет, сделайте для меня одну вещь, мистер Фанг.

– Что угодно, моя госпожа.

– Любой ценой наденьте ему на палец это кольцо, – с этими словами Азалия подала пирату золотой перстень с крупным рубином, – этот перстень однажды поможет вашему сыну! Поэтому ради него и ради Братства не стойте за ценой.

– Позвольте мне узнать, госпожа, мой сын… он добьется того, чего не успел я?

– Да, Морис, – задумавшись на минуту, ответила Азалия. – Это будет непросто, но он добьется этого, дорого заплатив…

– Какова бы ни была цена, важна лишь цель!

– Мне искренне жаль, Морис…

– Не жалейте о таких, как мы… о бандитах, – улыбнулся Фанг. – Касательно же вашего поручения, клянусь, все будет исполнено.

Когда Морис покинул каюту, Абель ласково обнял жену за плечи и привлек к себе.

– Сколько у нас времени? – спросил он ее.

– Недостаточно, чтобы жить, но вполне довольно, чтобы сражаться за право жить, – ответила она.

Серые своды пещеры нависали над ним. Вокруг все тонуло во мраке, который едва рассеивался светом костра, освещающим древний магический символ – перевернутую пентаграмму, очерченную кругом, – выложенный осколками черного обсидиана прямо на полу пещеры. В центре этого магического алтаря, рядом с костром, стоял на коленях человек в черном плаще с опущенным на лицо капюшоном. В одной руке он держал отрубленную голову черного петуха с полуоткрытым клювом и закатившимися, подернутыми молочной пленкой глазами; а в другой – обрубок хвоста черного козла.

«Ego vos benedictio. In nomine magni dei nostri satanas. Ave Satanas. Ave domini Inferi. Satanas Nobiscum. Diabdicum Interho!» – шептали его губы.

Азалия не видела его лица, не видела того, что происходило потом, после того, как петушиная голова и козлиный хвост горели в костре, но она твердо знала, что этот человек, стоявший на коленях в центре магической пентаграммы, был Шарль Доуэл и что однажды Князь Тьмы, которого он столь упорно призывал снова и снова, явится на его зов и заберет его душу в обмен на смерть ее… и ее сына… Она знала о неизбежности рока и потому никому никогда не рассказывала о сне, приснившемся ей в ночь исчезновения Доуэла и мучившем ее с тех пор каждую ночь без малого уже пять лет…

***

Над морем догорал закат. Азалия, стоя на корме «Lux in tenebris», облокотившись о высокий планшир, как всегда в вечерние часы, любовалась морем. Рядом с ней стоял рослый, крепко сложенный мужчина бандитского вида – старпом и один из приближенных Абеля – Манкальм Фицерберт, державший на руках шестилетнего мальчика – сына Абеля и Азалии. Ребенок обнимал пирата за шею и беспрестанно задавал вопросы, свойственные детям в этом возрасте. Старпом отвечал терпеливо и размеренно. Став с первых дней появления Наэля на свет нянькой, он уже привык к его непоседливости и непомерной любознательности. Наконец, устав задавать вопросы, мальчик, подражая матери, залюбовался закатом и морем. Но вдруг что-то привлекло его внимание. Пристально вглядываясь вдаль, он спросил: «Мама, что это за корабль там, далеко-далеко?» Азалия вздрогнула и, сильно побледнев, резко обернулась к Манкальму. Прочтя в ее глазах плохо скрытую тревогу, пират свободной рукой отстегнул от пояса чехол с зрительной трубой и подал его женщине. Дрожащими пальцами расчехлив прибор, Азалия долго изучала линию горизонта. Она знала, что это бесполезно, знал это и Манкальм, но ей нужно было время, чтобы успокоиться и хладнокровно, без дрожи в голосе, озвучить то, что и так уже было понятно им обоим… Случилось то, чего так боялась Азалия и чего столь же страстно жаждал ее муж, – их сын проявил свой дар; Океан говорил с ним, показывая будущее, и он видел его

– Вот, капитан, это просили передать, – с этими словами доктор положил на стол запечатанный пакет.

Немного успокоившись, Азалия ответила сыну:

– Наверное, это был призрак… «Летучий Голландец»…

– Ура! Я умею видеть призраков! Я – необыкновенный! – весело и радостно засмеялся мальчуган.

– Только пообещай мне, что никому об этом не расскажешь.

– Почему?

– Обычные люди не любят таких, как ты… необыкновенных. Понимаешь?

– Да… Даже папе нельзя говорить?

– Папе? – Азалия нахмурилась всего на мгновение. – Папе можно…

Когда ребенок вприпрыжку убежал прочь – внутрь корабля, – Азалия подняла взгляд на Манкальма.

– Мистер Фицерберт, вы думаете…

– Только о ЕГО корабле мог предупреждать Океан, – задумчиво произнес старпом.

В ту ночь ревел и грохотал шторм. Под злобными порывами западного ветра жалобно скрипели и стонали мачты кораблей в порту пиратского гнезда.

Азалия не спала. Почти всю ночь она провела на палубе корвета под ледяными струями дождя. И никто не мог уговорить ее спуститься в каюту или хотя бы надеть матросский дождевик. В одном тонком платье, босая и простоволосая, дочь цыганки стояла, прислонившись спиной к грот-мачте. Многие пираты навсегда запомнили ее именно такой и даже много лет спустя, при малейшем упоминании ее имени или чего-либо, связанного с ним, невольно воскрешали в памяти этот образ неизбежности и готовности встретить свою судьбу.

Осторожные шаги и приглушенные голоса за тонкой перегородкой, разделяющей капитанскую каюту «Lux in tenebris», разбудили едва заснувшую Азалию. Она прислушалась к разговору, силясь сквозь полусон уловить смысл. Двое мужчин что-то обсуждали… Что-то касательно ее и Нэйта, как она называла сына на ирландский манер. Так, толком не разобрав слов, она снова уснула.

Под грозным взором угонных пушек корвет «Lux in tenebris» уходил прочь, в объятия шторма, не пожелавшего закончиться с наступлением утра и превратившего день в ночь… В его кильватере порт пиратского гнезда покидал белоснежный фрегат. Один из близких друзей и соратников Абеля – Уайт Фокс сопровождал своего капитана. Имея связи в Старом Свете, капитан Фокс надеялся помочь своему другу и его семье скрыться, чтобы спустя некоторое время, вернуться домой. Немногие соратники Кестрела и Фанга под началом Мориса оставались в пиратском гнезде, надеясь хитростью заманить Шарля и его людей в ловушку…

***

««Вандерер“и черные лебеди на траверзе!» – зычно прогремел голос вахтенного, разбудивший капитана Фанга, спавшего той душной ночью в гамаке, подвешенном на корме. Морис поспешно поднялся и, торопливо одернув рубашку, спустился на шканцы. Старпом и боцман уже ожидали его приказов. «Я желал бы видеть рулевого в своей каюте!» – отрывисто бросил капитан, скрывшись в своей каморке. Никто не знал, зачем понадобился капитану Бальтазар и о чем они говорили в ту ночь. Спустя две четверти часа Фанг снова появился на шканцах, коротко бросив старпому: «С якоря сняться! Капитан Доуэл нужен мне живым!». Морис прекрасно понимал, что, направляясь навстречу «Вандереру», он направляется навстречу смерти. Знала об этом и команда его брига «Рескьюер». Что мог сделать одинокий бриг против трех нефов? Только одно – обеспечить личную встречу бывших друзей, а ныне врагов… Но все же матросы, как и их капитан, надеялись на чудо.

Морис лично стоял у штурвала, когда «Рескьюер», под полными парусами покидал пиратский порт. Бриг прямиком направился к вражескому флагману, рассчитывая на абордаж. Разгадав его намерения, черные лебеди тоже поспешили выступить вперед, защищая своего главаря.

– Зарядить фальконет! – напряженно скомандовал Морис. – Цельтесь в крюйт-камеру. Если нам повезет, мы пустим лебедей ко дну!

Стоявший рядом старпом привычно продублировал приказ капитана зычным голосом, а потом тихо, с сожалением и тоской в голосе, добавил:

– Если бы мне сказали, что однажды я буду драться против черных лебедей Доуэла, я лучше бы стал священником, чем пиратом…

– Я бы тоже, но… никто не застрахован от любви, – так же тихо ответил Морис.

В этот момент раздался залп с борта одного из нефов… Точный прицел и слаженность работы вражеских канониров были потрясающими. Ни одно из каленых ядер не пропало даром.

«Пожар в трюме!» – прозвучал сигнал тревоги.

– К черту! Стреляйте! Наша цель – капитан

«Вандерера»! – крикнул в ответ Морис.

Фальконет отрывисто «тявкнул» раз, затем ещё и ещё… Один за другим шесть выстрелов прозвучало с борта брига прежде, чем он принял на себя очередной вражеский залп.

– Капитан, – тронул Мориса за плечо старпом, – взгляните…

Тот обернулся и с удивлением отметил, что лай фальконета не был напрасным – один из черных лебедей стремительно погружался в объятия океанской пучины. И снова отрывисто залаяли орудия «Рескьюера».

– Бьет ниже ватерлинии, но… даже если нам повезет еще раз, мы все равно погибнем… – тихо прошептал старпом, тем самым обращая внимание Фанга на маневры «Вандерера», заходившего бригу в корму.

– Отправьте к Морскому Дьяволу и второго лебедя, об остальном не стоит беспокоиться, – хладнокровно ответил Морис.

– Будет исполнено, мой капитан…

Бриг сделал маневр, предоставляя канонирам шанс более удачной наводки, но тем самым подставляясь под еще более сокрушительный удар артиллерии «Вандерера», чем тот не замедлил воспользоваться. Одно за другим безжалостные ядра уничтожали такелаж и рангоут брига; словно косой выкашивали команду. Одно из них пролетело совсем близко от Мориса, снес голову старпому, забрызгав капитана чужой кровью и обдав горячим дыханием смерти… Другое вдребезги разбило лафет фальконета, покорежило само орудие, а от одного из лучших пиратских канониров оставило кровавое месиво из обрывков кишок, клочьев мышц и обломков костей…

Резко накренившись и жалобно заскрипев, обрывая снасти, на гакаборт тяжело легла переломленная грот-мачта…

– Капитан, пожар в трюме не поддается контролю… – вновь услышал Морис окрик боцмана.

– Я вижу, – с поразившим даже его самого спокойствием ответил Фанг.

В самом деле, из открытых люков валил угрожающе-черный дым…

– Приготовиться к абордажу! – крикнул Морис, не дрогнувшей рукой направляя бушприт своего брига на «Вандерер», успев краем глаза заметить, что смерть одного из лучших пиратских канониров и гибель фальконета не были напрасными – второй черный лебедь, задрав бушприт в небо, уходил кормой вниз. «Вандерер» смело встретил врага ответными абордажными кошками – оба капитана прекрасно понимали всю бессмысленность артиллерийской дуэли. Корабли свалили в один миг, и оголтелая толпа пиратов ринулась на борт «Вандерера». Предатели встретили их спокойно, что было совсем неудивительно, учитывая численное превосходство команды Шарля. После недолгой, но кровопролитной схватки оставшихся в живых выстроили на шкафуте. Сам капитан Доуэл, выступив вперед, обратился к своим еще вчерашним соратникам, а ныне врагам:

– Кто из вас согласен перейти в мою команду?

Ответом ему была тишина.

– Что же, – ухмыльнулся Доуэл, – переходим к следующему вопросу. Кто из вас укажет мне место нахождения вора и бандита – Абеля Кестрела и его

семьи, с тем я поделю награду за голову этого пирата.

И снова молчание. Шарль начал терять терпение:

– Изменим условия сделки! Тому я сохраню жизнь и свободу! А иначе всех вас ждут столь мучительные пытки, сколь только способен выдумать изощренный мозг отцов испанской веры!

Матросы молчали, опустив головы. Окинув строй взглядом, Шарль задержал его на капитане Фанге. Подойдя к нему вплотную, спросил:

– А ты, друг, ничего не хочешь сказать мне?

– Только одно, – спокойно и с достоинством ответил Морис, – я знаю, где скрывается Абель, и приведу тебя к нему, в обмен на свободу моих людей!

– Как благородно! – фыркнул Доуэл. – Я согласен. Где он?

– Помнишь, ты рассказывал мне и Абелю о своих снах, в которых ты видел рыжеволосую? Мы не верили тебе, а потом ты узнал, где ее искать, и отправился туда?

– Так значит, бывший красномундирник и его семья скрываются на Барбадосе? А «Lux in tenebris», чей трюм забит казной братства, стоит на рейде бок о бок с «Белой Авророй»? И на сей раз мои сны не обманывают меня?

– Если в них ты ещё видишь и охрану, которой Король окружил себя, то нет…

– Охрану? Я вижу лишь хижину в джунглях…

– С ним немало головорезов, мимо которых тебе не пройти, если только ты…

– Что?

– Перстень. Его охрана набрана из новичков, потому что былой команде Абель уже не доверяет, поэтому Король отдал мне перстень, залог того, что меня пропустят к нему, когда мне это потребуется, – с этими словами Морис протянул капитану «Вандерера» перстень с крупным рубином. – Носи его, и охрана пропустит тебя к Кестрелу, когда пожелаешь.

– Благодарю, друг, и… прощай, – произнес Доуэл с дьявольской улыбкой, подавая тем самым сигнал своему старпому – мистеру Костону, – стоявшему за спиной Мориса. Тонким солнечным лучом сверкнуло меж пальцев Диего лезвие стилета и погрузилось между лопаток пленника по самую рукоять. Глухо застонав от боли, капитан Фанг хладнокровно и презрительно взглянул на Доуэла. Заметив, что тот уже надел перстень на безымянный палец левой руки, Морис произнес, сплевывая кровь: «Abyssus abyssum invocate» и замертво рухнул на палубу, к ногам капитана Доуэла. Но ни капитан, ни команда нефа уже не обращали ни на него, ни на других пленных внимания. Раздался грохот взрыва, и пришвартованный к борту «Вандерера» бриг разом вспыхнул, словно смоляной факел, – огонь наконец-то добрался до крюйт-камеры и поджег остатки пороха и бомб. Пожар мгновенно перекинулся на рангоут и такелаж нефа, но некому было противостоять ему…

Вместе с тем серебристое сияние охватило Доуэла и его подручных. Оно ещё не успело угаснуть, а черный неф под бордовыми, точно кровь, парусами, ушел под воду, увлекая за собой всех бывших на его борту и обгоревшие обломки взорвавшегося брига…

Лишь один человек, бывший рулевой «Рескьюера», Бальтазар Адилье сумел выжить в ту ночь…

***

Прибой лениво накатывал на песчаный пляж неподалеку от жемчужных приисков Рио-дель-Хач. Двое мальчишек играли у самой кромки воды. Чуть поодаль от них стоял рослый бородач бандитского вида. На боку у него висела шпага в ножнах, а на плече охотничий карабин и пояс с патронами. Пару других клинков он держал в левой руке, затянутой в кожаную перчатку берсерка. Его длинные волосы, собранные в хвост, были повязаны красным шелковым шарфом, что выдавало его принадлежность к офицерам.

– Мистер Фицерберт! – окликнул бандита человек, стремительно выступивший из тени леса и теперь шедший к воде, почти по щиколотку проваливаясь в золотистый песок. Пират обернулся на зов, и его губы искривила приветственная улыбка.

– Фанг! Кондор! – окликнул он в свою очередь играющих в салки ребят. – У нас гости! – Размеренной походкой моряка двинулся навстречу вновь прибывшему.

– Я же просил не называть меня так, – возмущенно проворчал младший из мальчиков.

– Тебе придется привыкнуть, Нэйт, – грустно улыбнулся старший товарищ, – и потом, это родовое имя твоей матери и в нем нет ничего постыдного.

– Доброго утра! Какие новости вы привезли, капитан Фокс? – отвечая на дружеское рукопожатие, между тем спросил старпом Абеля.

– Ближайшей ночью «Lux in tenebris» снимется с якоря в кильватере «Белой Авроры», взяв курс на восток…

– Хорошо.

– Мы уходим? – напряженно спросил капитана Фокса старший из подошедших мальчиков.

– Да.

– Есть какие-то вести о моем отце?

– Никто не видел ни капитана Фанга, ни «Рескьюер» вот уже много месяцев… С той самой ночи, как… Вы, Георг, похоже были последним, кто видел вашего отца и успел проститься с ним. А вот о «Вандерере» ходят странные слухи. Столь странные, что верить им нелегко.

Мистер Доуэл стоял у штурвала. После того, как он поднялся на борт, никто не слышал от него ни единого лишнего слова, только необходимые команды. И никто не получил никаких разъяснений…

– Если это так, значит, мой отец исполнил обещание, данное Азалии Кондор. Это главное, – с горькой улыбкой и затаенной болью сказал юноша.

– Довольно пустых разговоров. Абель знает? – прервал их беседу Манкальм.

– Еще нет.

– Тогда не станем терять время.

– Вы правы, Манкальм. Идемте.

Мужчины быстрым шагом углубились в джунгли.

Мальчишки последовали за ними.

В ту ночь в домике Аскольда – хорошего знакомого капитана Уайта Фокса, – где последние несколько месяцев скрывался Абель с семьей, не гасили огня. Ожидали полуночи, чтобы отправиться на корабль и с утренним приливом выйти в море.

Абель нервно прогуливался по открытой террасе дома, словно предчувствуя что-то недоброе.

– Капитан, – окликнул его Георг, вышедший из дома на воздух. – Капитан, я только хотел просить вас…

– Что угодно, мой друг.

– Позвольте мне остаться здесь, на Карибах.

– Все еще надеетесь встретиться с отцом?

– Отомстить за него!

– Шарлю Доуэлу теперь уже бесполезно мстить… И тебе, Георг, это известно столь же хорошо, как и мне, – прозвучал женский голос за спиной юноши. Юный Фанг резко обернулся.

– Значит, нет никакой надежды, моя госпожа?!

Она только грустно улыбнулась:

– Морис Фанг обрел покой. Как и вся команда «Рескьюера»…

– Не вся! – вдруг прозвучало из темноты. И в круг света от горевшего у входа в дом факела вступил человек в изодранной матросской куртке.

– Бальтазар… – прошептал Кестрел, первым узнав рулевого с флагманского брига. – Как ты?

– Это долгая история. Если мы переживем эту ночь, то я расскажу ее вам, капитан. А теперь нужно спешить. «Вандерер» скоро будет здесь и пусть нам помогут Боги, ибо сам Дьявол преследует нас!

С утренним приливом «Lux in tenebris» и «Белая Аврора» вышли в море. По приказу Абеля, Азалия с сыном и Георг находились на борту фрегата, сам же главарь Братства, несмотря на уговоры друзей, остался на борту своего корабля. Еще на берегу, обнимая жену и сына, он сказал: «Если мне суждено пережить эту ночь, то я переживу ее. Если же нет, то встречу смерть, смело глядя ей в лицо, потому что вы двое будете в безопасности!». Бальтазар Адилье и Манкальм Фицерберт последовали за своим капитаном на борт корвета.

Едва берега Мэйна скрылись в серебристой дымке утреннего тумана, как над палубой «Lux in tenebris» полетел тревожный звон колокола. Впередсмотрящий заметил на траверзе черный неф под багровыми, точно кровь, парусами. За его кормой зловеще вырисовывались очертания ещё двух таких же гигантов – легендарных «черных лебедей» Доуэла.