Летопись Океана. Старый город

Вздох был ответом.

– Расскажите, капитан Уайт Фокс! Время пришло… Не так ли, Адилье? – впервые за все время разговора раздался голос Доуэла.

– А почему бы вам самим не рассказать, умники? Это же вам рыжеволосая поручила … – возмутился капитан белого фрегата.

– Старый лис, ты не был замешан во все это и всегда предпочитал наблюдать… – отбил Адилье.

– Довольно болтовни. Мистер Фокс, прошу, – вновь повелительно прозвучал голос Доуэла.

И седой капитан белоснежного фрегата, покорно вздохнув, начал свой рассказ.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Шканцы – помост или палуба парусного судна на один уровень выше шкафута, в корму от него, где находились вахтенные офицеры и устанавливались компасы. Шканцы считались почетным местом на корабле: там зачитывались перед строем манифесты, приказы, приговоры. На шканцах запрещалось садиться и курить всем, кроме капитана корабля и флагмана.

Траверз – направление, перпендикулярное курсу судна.

Фрегат – трёхмачтовый, двухпалубный парусный корабль с мощным артиллерийским вооружением (до 60 пушек) и большой скоростью, предназначенный для дальней разведки и крейсерства.

Выбленки (нидерл.) – отрезки тонкого троса, ввязанные поперек вант и выполняющие роль ступеней при подъеме по вантам на мачты и стеньги.

Лечь в дрейф – установить паруса таким образом, что судно практически не движется.

Планшир (англ.) – горизонтальный деревянный брус в верхней части фальшборта.

ГЛАВА 6

Теперь уже почти не осталось тех, кто воочию видел один из грозных и величественных призраков океана – «Lux in tenebris». Его имя было притчей во языцех, его боялись и ненавидели, на него охотились. Несомненно, все это было справедливо и в отношении человека, владевшего этим кораблем и проведшего на его палубе если и не всю свою жизнь, то, несомненно, лучшую ее часть. Его звали Абель Кестрел, но для своей команды он был просто – Кошка, беспощадный и удачливый пиратский капитан, славившийся своим умением до костей рассекать плоть одним ударом линька. Говорили, что ему не нужна шпага, чтобы убить человека, он мог сделать это плетью… Собрав под свой флаг десятки лихих молодцов, под стать себе, он вершил суд вне суда и закон вне закона на всем архипелаге.

За его спиной всегда стоял верный друг – Морис Фанг – человек, ставший сиротой и каторжником в 12 лет и поклявшийся отомстить властям за это, укоренив пиратство и сделав его непобедимой силой. Ему это удалось не без помощи не только Абеля, но и ещё одного героя этой истории – третьего главаря братства – Шарля Доуэла…

Трое друзей, поклявшихся хранить верность избранному пути… Кто знает, как бы сложилась их судьба, если бы однажды ночью одному из них, бывшему, по слухам, колдуном и чернокнижником, не приснился роковой сон…

«Ведьма! Ведьма!» – звонко кричали дети, бросая камни и горсти песка в спину красивой рыжеволосой девочке, убегавшей от них со слезами на глазах. Босоногая ватага преследовала ее, галдя и вопя. «И мать твоя была ведьмой! Проклятье ей! Проклятье и тебе!» – вдруг крикнул из толпы мальчик постарше. Рыжеволосая резко остановилась и, обернувшись, затравленно посмотрела на толпу. Словно в каком-то трансе вытянув руку, она указала на обидчика и размеренно, без единой эмоции, произнесла: «Гореть тебе в аду! Ты сгоришь и родители твои! И дом твой и род твой! Все сгорите… все!» Толпа детей замерла в испуге, а рыжеволосая, опомнившись, стремглав бросилась прочь. Она бежала все быстрее и быстрее – прочь из городка, туда, где она всегда чувствовала себя в безопасности – в джунгли, к берегу моря, на песчаный пляж в одинокой бухте, где никого никогда не бывало. Лишь старик – смотритель маяка – иногда удил здесь рыбу, да пару раз в сезон заходила одинокая контрабандистская шхуна. Туда, к берегу, где далеко в море вдавался скалистый утес, на котором гордо высился маяк, построенный незадолго до рождения рыжеволосой. Она бежала до тех пор, пока силы не оставили ее и она не упала ничком в траву. Горькие слезы катились по ее щекам. «Мама, мамочка, – шептала, хлюпая носом, девчонка, – где же ты теперь? Зачем ты ушла так рано?» Вдруг кто – то легонько коснулся ее плеча, ласково потрепал волосы и нежно сказал:

– Не плачь, рыжеволосая…

– Кто здесь? – испуганно вскинула голову девушка.

– Не плачь, – снова прошелестел ветер за ее плечом, – ты – сильная и тебе уготована великая судьба! Наступит день, и ты будешь решать, кому умереть, а кому жить…

– Кто ты?

– Ветер … – донеслось издали.

«Я схожу с ума, – грустно подумала девочка, – но так оно и лучше».

Поднявшись на ноги и утерев слезы, она побрела дальше к маяку…

Проснувшись поутру, пират не стал долго мучиться над разгадкой непонятного ему сна, а просто выбросил его из головы, но история тем не закончилась. Сны о рыжеволосой продолжали приходить к нему каждую ночь…

– Что вы скажите, мистер Визед? Я – сумасшедшая, да?

– … думаю, что нет…

– Тогда что же это? Почему все в округе называют меня ведьмой? Почему и за что проклинают мою мать? Кто я такая, в конце концов?

Старик улыбнулся в усы:

– Кто ты такая?! На этот вопрос можешь ответить только ты сама! Но… не сейчас. Сперва тебе придется многому научиться и избрать Путь… Твоя мать была совсем не такой, как все. Боги наградили ее особым даром – слышать голоса ветров, океана, врачевать больных одним только наложением рук, помогать роженицам разрешиться от бремени. Она была доброй и хорошей женщиной, приехавшей в Новый Свет искать счастья, но нашедшей здесь лишь боль и слезы. Когда судьба свела нас, у нее уже была дочка – Азалия. Ты была еще совсем крошкой, но у тебя уже был заметен Дар… Ты, как и твоя мать, принадлежишь к проклинаемому всюду племени цыган, хотя твой настоящий отец и был ирландцем. У тебя его волосы и цвет кожи, но глаза… глаза цвета океанской воды… мамины. Мне жаль, что твоя мать столь рано покинула наш бренный мир, но… хвала Богам, у тебя есть отчим, который заботится о тебе…

– Я ненавижу его! – прервала старика Азалия. – Он заставляет меня тяжело трудиться в доме, но не дает мне ни еды вдоволь, ни денег на новое платье. И специально посылает меня в город в базарный день, чтобы дать другим радость посмеяться надо мной.

Рыжеволосая заплакала, а старик ласково погладил ее по волосам.

– Тебе скоро 16, и ты сможешь жить, как тебе хочется, сможешь уйти от своего отчима.

– Куда же я пойду?

– Весь мир перед тобой! Тебе нужно лишь выбрать Путь… А теперь тебе пора домой. Солнце скоро сядет, а я нынче жду гостей ….

– Я всё поняла, мистер Визед… Прощайте.

– Прощай, моя милая. И хорошенько подумай над моими словами. Обещаешь?

– Да.

– Хорошо… Теперь беги.

Когда белое поношенное платье рыжеволосой перестало мелькать в густой тропической листве, старик задумчиво потер подбородок и снова, ни к кому не обращаясь, повторил:

– И хорошенько подумай над моими словами…

Спустя несколько ночей, сны прекратились, а спустя пару – тройку лет Доуэл и вовсе позабыл о них. Вплоть до той самой ночи, когда они вновь стали его постоянными гостями. В них рыжеволосая изменилась, повзрослела, но это, несомненно, была она…

В тот день, когда Азалии исполнилось 16, она собрала свои нехитрые пожитки и навсегда покинула отчий дом. Куда исчезла рыжеволосая, так никто и не узнал. Одни говорили, что видели ее в джунглях, собиравшей редкие травы; другие, что она убежала к контрабандистам и там, в маленьком буканьерском поселке на другом конце острова, вышла замуж; третьи – что ее похитили и продали в рабство пираты… Слухов было много, правду же никто не знал. Никто, кроме старика – смотрителя маяка, втайне от всех занимавшегося алхимическими опытами в подвальных катакомбах и обучавшего этому искусству Азалию. Время за работой летит быстро, а когда она интересная и любимая – ещё быстрее. Как минуло 5 лет, рыжеволосая и не заметила. Упорные труды и усердие не пропали даром. Из неуклюжей рыжеволосой девочки-подростка Азалия превратилась в стройную и привлекательную девушку с золотыми кудрями. Теперь – в 21год – она могла считать себя Ведьмой. Познав секреты древнего мастерства, девушка обрела Веру и уверенность в своих силах.

Сны, приходившие к нему в юности, снова стали еженощными спутниками Шарля. Неожиданно для самого себя, он осознал, что героиня этих снов очаровала его настолько, что Доуэл решил отыскать ее во что бы то ни стало. В ту же ночь ему приснился последний сон о рыжеволосой, сон, в котором он узнал, где ее искать…

– Ты много времени проводишь на берегу, вдруг кто-то из местных тебя увидит?! – как-то за ужином сказал старик-смотритель.

– И что с того? – безразличным тоном спросила Азалия. – Теперь мне не страшны крики глупой толпы!

– Помни о том, что именно «крики глупой толпы» отправили твою мать на костер инквизиции. Тебе следует быть осторожнее, если не хочешь повторить ее судьбу.

– Я не боюсь костра! К тому же я скоро уеду отсюда – климат Барбадоса мне вреден… Ветер поет мне о черном нефе под бордовыми, точно кровь, парусами… И о черноволосом капитане. Его имя – Шарль. Он, как и я… другой…

– И все же будь, пожалуйста, осторожнее. Не очень-то верю сказкам.

– Это не сказки! Ты просто глух!

– Может быть…

Предсказание Азалии сбылось… Черный неф под кроваво-багровыми парусами вошел в бухту у маяка. Такая крупная «рыба» была здесь впервые за много – много лет, но та ночь была особой. Три пиратских десанта, с трех кораблей вычистили остров, стерев с лица земли и городок, и поселок. «Паруса наших кораблей выгорели на солнце и нам нужна свежая кровь, чтобы вновь покрасить их!» – шутил черноволосый капитан флагмана. Ночь осветилась заревом пожаров, а восход окрасился кровью, ее

В ответ Доуэл рывком поднялся на ноги и, вплотную подойдя к Кити, взял девушку за подбородок. – Послушай меня, детка! Наэль, конечно, поступил глупо, и эта ошибка может слишком дорого ему обойтись, – свистящим шёпотом по-испански произнёс штурман, глядя ей в глаза.

было пролито столько, что хватило не только на покраску парусов нефов, но и неба до самого горизонта. Богатой добычей были набиты трюмы «Феэсфл» и «Энер» – черных лебедей и самого флагмана – «Вандерера».

Старик – смотритель со страху не спал всю ночь, с минуты на минуту ожидая гостей. Они явились на рассвете, громко и требовательно постучав в дверь его домика, прилепившегося к стене маяка, как гнездо ласточки к утесу.

– Хозяин! – зычно крикнул капитан, едва переступив порог дома.

Старик почел за лучшее не скрываться от незваных гостей. Он вышел к ним в ночном колпаке, рубахе и со свечой в руке.

– Что ты можешь предложить в обмен на свою никчемную жизнь? – грубо спросил его пират.

– Только искусство врачевателя, – смиренно ответил старик – смотритель.

– У меня на борту уже есть … – Шарль (а это был именно он) ошарашено замолчал, увидев за спиной смотрителя в дверном проеме девушку. У нее были золотые волосы и пронзительный взгляд глаз цвета океанской воды. Отстранив старика рукой, пират стремительно приблизился к незнакомке и, глядя ей в глаза, полушепотом спросил: «Ты – Азалия Кондор, дочь цыганки?!» Она кивнула в ответ. Он замер на месте.

– Я видел тебя во снах… Азалия. Ты поедешь со мной! – сказал он, изучающе глядя на рыжеволосую. И добавил, обращаясь к старпому: – Мистер Костон, обыщите дом!

– Зачем, Шарль? У нас ничего нет! – испуганно вмешалась девушка, но пират будто бы не слышал. Бесцеремонно взяв ее за руку, потянул за собой к выходу; когда она начала сопротивляться, закинул на плечо и понес, крепко держа за ноги и не обращая внимания на удары девичьих кулачков по спине.

***

Азалия лежала ничком на койке в капитанской каюте «Вандерера», третий день, отказываясь от пищи и воды; никого не слыша и не видя; беспрестанно оплакивая свое прошлое – разграбление родного городка и смерть своего учителя. «Какой же дурой я была, когда ожидала прихода этих демоном с нетерпением! – мысленно ругала себя Азалия. – Они способны приносить лишь смерть и слезы! Будь они прокляты! И я вместе с ними!»

Вдруг голоса за тонкой перегородкой, отделяющей койку от остальной каюты капитана, привлекли внимание рыжеволосой. Там спорили двое мужчин. Голос одного из них она узнала сразу же: Шарль Доуэл – ее личный демон, ее черноглазое проклятие. Второй был ей незнаком, но сразу же привлек ее внимание силой, звучащей в нем.

– Мне надоело спорить с тобой, Абель. Довольствуйся моим ответом и не требуй никаких объяснений!

– А я не верю тебе, Шарль Доуэл, и буду требовать объяснений до тех пор, пока ты не предоставишь их! Или пока Морис не поручится за тебя! А до того момента, Король Братства, коим я являюсь, волен поступать так, как ему заблагорассудится.

– Почему?.. Почему ты не веришь мне?!

– Потому что людям не дано слышать голоса Богов…

– Но я слышу! Боги или демоны… говорят со мной. И я не один такой. Ты помнишь, я рассказывал тебе о своих снах?

– О рыжеволосой?.. Шарль, прости, но…

– Я нашел ее! Она здесь!

Девушка услышала шаги пирата и вскоре почувствовала тяжелую мужскую ладонь на собственном плече. Рыжеволосая резко подняла голову и в упор посмотрела на бандита.

– Я ничего ему не скажу! Ничего, слышишь?! Ты – бандит и убийца, которому нет прощения! Разве ты не слышишь, как Океан и Ветер – древние Боги этой земли – проклинают тебя, Шарль Доуэл?! Неужели, грохот пушек и крики жертв так оглушили тебя?!. Я однажды уже взяла на себя грех, проклянув мальчишку, бросавшего в меня камни и называвшего ведьмой… Я ничего ему не скажу… ничего!

– Ты сказала достаточно! – криво улыбнулся Доуэл. И он покинул закуток, служивший спальней.

Ошеломленная его ответом, Азалия, закрыв лицо ладонями, снова повалилась на постель. Дальнейшего разговора пиратов она не слышала.

В следующий раз из забытья ее снова вывел голос Шарля. Войдя за перегородку, он тронул ее за плечо со словами: «Встань и иди умойся. Нам пора. А если ты не пойдешь сама, я снова понесу тебя на плече, но на этот раз свое платье ты оставишь здесь!»

Рыжеволосая испуганно посмотрела на пирата, но подчинилась. Пока она умывалась и расчесывала свои длинные золотые волосы, он ждал ее у дверей. Когда она закончила свой туалет, он еще раз окинул ее стан оценивающим взглядом и, вдруг резко изменившись в лице, произнес: «Прости меня… за… все». И опустил взгляд. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, девушка приблизилась к нему, ласково положила руки ему на плечи и спросила тихо: «Почему?»

– Я – бандит и убийца, но… судьба наказала меня тяжким бременем, нести которое я не в силах. Ты угадала, говоря, что грохот пушек и крики жертв оглушают меня. В бою я ничего не слышу… ничего из того, что дано слышать лишь нам с тобой… Поэтому… я не хотел убивать его. Правда. Мне нужна была лишь ты. Я много раз видел тебя в своих снах, еще в юности и потом, на протяжении многих лет моей жизни… Я знаю о тебе все… и верил, что ты поможешь мне… не слышать всего этого, потому что это выше моих сил.

Рыжеволосая не успела ответить, дверь в каюту внезапно распахнулась, пропуская молодого человека. Азалия сразу же узнала его по голосу – это был Абель.

– Доуэл, я … – слова замерли у него на губах при виде Азалии.

– Мы уже идем, – сухо ответил Шарль на вопросительный взгляд друга.

– Простите, капитан. Это я виновата, что мы… так долго, – вдруг произнесла Азалия, смело глядя в глаза Абелю.

– Ничего страшного, – улыбнулся тот, протягивая девушке руку с предложением проводить ее. Она улыбнулась в ответ, опираясь на руку Короля и покидая капитанскую каюту нефа.

В тот душный вечер друзья собрались на квартердеке «Вандерера», удобно расположившись в креслах с высокими спинками и наслаждаясь хорошим табаком, испанской сангрией высшего качества и неспешным ходом корабля. Именно тогда Азалия познакомилась не только с третьим главарем Братства – Морисом Фангом, но и ещё с одним загадочным капитаном – близким другом Короля, Уайтом Фоксом. Будучи альбиносом от рождения, он вполне оправдывал свое имя, во-первых, а во-вторых, он оправдывал его своей молчаливостью. В тот вечер капитаны развлекались распространенной в то время игрой в качито. И хотя ставки были не шуточными, пираты веселились вовсю. Одному Шарлю в тот вечер не везло. Он проиграл немало денег и, вконец войдя в азарт, решил играть до последнего в надежде «сорвать банк». Его поддержали Морис Фанг, любивший игру больше собственной жизни, и Уайт Фокс, тоже надеявшийся отыграть свое.

– Остановись, друг, – посоветовал ему Абель.

– Что, боишься, что я отыграюсь?!

– Нет… что проиграешь последнее.

– Так тебе же лучше, Кестрел. Удача сегодня на стороне Короля…

– Моя Удача всегда при мне. Я не боюсь ни игры, ни битвы, ни затишья.

– К делу! Что ты поставишь?

– Все, против девушки, что стоит за твоим стулом! – Если эти слова пирата заставили Азалию побледнеть, как полотно, то ответ Шарля: «Идет!» – буквально поверг ее в шок. Чтобы не упасть в обморок, она ухватилась за спинку стула Доуэла и через его плечо взглянула на Абеля, сидевшего напротив Шарля. Взгляд его темно-синих глаз был направлен на нее. Он пристально смотрел прямо ей в душу. Азалия вдруг поняла, что он буквально читает ее мысли, но ей нечего было скрывать. Он улыбнулся и привычным движением бросил кости на стол.

Спустя несколько минут Шарль Доуэл, мертвенно – бледный, поднялся со своего стула и, безразличным голосом пожелав гостям доброй ночи, спустился к себе в каюту. Он задержался у начала лестницы всего на мгновение, бросив на Азалию, провожающую его взглядом, ответный взгляд, полный горечи и сожаления. Это мимолетное движение не укрылось от внимания Абеля, но он сделал вид, что ничего не заметил…

Ночью Азалии не спалось. Решившись, она осторожно выскользнула из капитанской каюты «Lux in tenebris» – корвета, на который она переехала вслед за Абелем. Выйдя на шканцы, остановилась у планширя, с наслаждением вдыхая ночной воздух полной грудью и любуясь звездами в небесной выси.

«Надоело прятаться и плакатьИ любить усталые глаза.В флибустьерском дальнем мореБригантина поднимает паруса! —

Вдруг зазвучал чистый и сильный голос, тихо певший в ночи. Певец, сидевший на ступеньках лесенки, ведущей на квартердек, не заметив в темноте ночи свою невольную слушательницу, пел для собственного удовольствия или развлечения. Шло время голландской песьей вахты, чего не сделаешь, чтобы не заснуть…

И над морем над широкимВдруг взовьется чёрный стяг,И корабль в море рвётсяСквозь туманы, бури, мрак!Звон пиастров золотых мы слышим,Ром нам головы кружит,В руки к нам плывут богатства и красотки,И наживы лёгкой запах чуем мы!Вот корабль вдалеке мы видим,Поднимаем дружественный флагИ, салютую, подходим ближеИ без боя их берём на абордаж!

Внимательно вслушиваясь в голос, Азалия с удивлением узнала певца – им оказался капитан корвета – Абель Кестрел. Только много лет спустя рыжеволосая осознала всю ценность той ночи, когда она услышала, как поет Король… Абель редко пел, чаще он любил слушать.

Завязался бой на палубах и в трюме —Выстрелы слышны вокруг —Нам, пиратам, это так привычно,И свист сабель наш ласкает слух!Вся добыча нам теперь досталась,Трупы непокорных на корме лежат,А команда пир на палубе устроит,И песни флибустьеров над волнами полетят!Пьем за яростных, за непохожих,За презревших грошевой уют.Вьётся на ветру лоскут наш чёрный,Люди фарта песенку поют!»

Когда отзвучали последние слова песни, начало светать. Заметив, что он не одинок на палубе, пират, несколько смутившись, подошел к девушке и негромко приветствовал ее

– Доброе утро. Надеюсь, не помешал?

– Здравствуйте, капитан… Мне было приятно вас слушать. Вы прекрасно поете, – она покраснела и добавила: – и вы не такой, как другие…

Кестрел улыбнулся.

– Наоборот… Я самый обычный. Вы, верно, спутали меня с капитаном Доуэлом. Вот он, действительно, необычен. Хотя это и не удивительно, нас часто путают. По странной шутке судьбы мы разительно похожи…

На берег были доставлены двое пассажиров – редкое исключение для военного судна. Ими оказались двое скромных монахов.

– Вовсе нет! Вас невозможно спутать! Ваши глаза смотрят в самую глубину души. А глаза Шарля пусты, как глазницы мертвеца. Вашего взгляда я боюсь, боюсь утонуть в нем, как в море… Вы – другой, не такой, как мистер Доуэл… И мне… страшно признаться, но…

Абель осторожно коснулся кончиками пальцев ее нежных губ. Их взгляды встретились, и в глазах друг друга они прочли все то, что обычно люди облекают в слова, произнести которые бывает очень и очень непросто.

Следующим утром корабли взяли курс, указанный Шарлем Доуэлом. Король, не один год бывший ярым противником оседлости, внезапно согласился с доводами друга о постройке собственного города-базы и безоговорочно доверился ему во всех связанных с постройкой городка вопросах.

***

Команда Шарля Доуэла трудилась не покладая рук. Вчерашние пираты умело брались за рубанок и молоток, становясь отменными плотниками и каменщиками. И все то время, что строился город-база, Азалия Кондор – рыжеволосая дочь цыганки – была рядом с Шарлем. От нее Доуэл многое узнал и многому научился, обретая уверенность в своих силах и развивая собственный дар. Рыжеволосая оставалась для Доуэла верным другом и помощницей, хотя он надеялся на большее, но не смел просить об этом.

– Как вы познакомились? – как-то вечером спросила Азалия Шарля, когда они отдыхали после напряженного трудового дня, сидя на ступенях лестницы, ведущей на квартердек «Вандерера».

– Мы с Абелем выросли вместе, – улыбнувшись, ответил Шарль, – а с Морисом… это долгая история… И очень кровавая, но… если хочешь, я расскажу ее тебе. По секрету.

– Очень хочу, – улыбнулась Азалия.

– Мой отец был корабельным врачом и редко бывал дома, – начал свое повествование Шарль. – Поэтому после смерти матери я оказался в приюте. В Бристоле. Мне было всего 5 лет, и я мало что помню о своих родителях. – Шарль задумчиво повертел на пальце перстень с крупным изумрудом. – Когда мне исполнилось 10, я был уже первым забиякой и грозой всех мальчишек. Мадам Кингли – хозяйка приюта – не любила меня за то, что я немало досаждал ей своими проказами, но она знала о моей мечте покорить океан и, хотя часто называла меня ненормальным, все же… не противилась моей просьбе и поспособствовала моему устройству в качестве юнги на одно судно, идущее в Новый Свет. Так я оказался на Барбадосе. В качестве раба, тогда так со многими поступали. Капитан продал меня местному плантатору в качестве слуги.

– И ты смирился? – с негодованием в голосе спросила Азалия.

– 16 сломанных ребер, 3 перелома руки и многочисленные шрамы едва ли тому доказательство! – вдруг прозвучал голос Мориса, все это время молчаливо курившего трубку, сидя рядом с Доэулом и Азалией. – Этот мальчишка никогда не изменял себе!

Шарль только горько улыбнулся.

– Когда мы разграбили ту плантацию, я не мог поверить, что англичане способны превзойти испанских святош в жестокости и изощренности, однако, как оказалось, способны, – продолжил между тем капитан Фанг. – Мне было тогда почти 30, и я уже был капитаном. Люди редко идут за такими юнцами, но я был сыном священника и умел убеждать людей.

– Ваш отец был священником? – удивилась Азалия.

– А мать – портовой шлюхой на Тортуге, – грубо рассмеялся Морис. – Неудивительно, что я с малолетства подался в море и стал пиратом, а потом попал в лапы закона и много месяцев гнул спину на приисках, пока не удалось бежать. Тогда-то я и поклялся отомстить властям… за все, что они со мной сделали и что у меня отняли.